Цапля для коршуна

Глава 28. Свет и любовь

Лена знала, что Дион вернется поздно.

Третий день он улетал на службу фугатом, из ведомства спешил на экстренное заседание королевского совета, следом на очередное совещание по безопасности, затем шел проведать Айделя. До дома добирался к полуночи, коротко заглядывал к "жене" — поделиться новостями — и отправлялся спать.

Новости были невеселые, но любопытные.

Сразу после покушения на площади схватили пару киллеров. Небесное создание из Иэнны ткнуло пальчиком — и два бугая повисли в воздухе, беспомощно суча ножками, а подоспевшие гвардейцы и королевские ликторы повязали готовую добычу.

У добычи изъяли "самопалы" — магический аналог огнестрельного оружия, вроде тех трубок, которые Лена видела у слуг Диона. "Самопальщики" получили приказ добить короля и княжну, если после взрыва те, по случайности, выживут.

Но прежде всего террористы рассчитывали на две бомбы из экриктикума, вмонтированные в парадные пики гвардейцев. Бравый молодец — справа, бравый молодец — слева. Рвануло в тот момент, когда Лаэрт проходил между ними, а Алиалла была в десяти шагах. Едва ли гвардейцы знали, что держат в руках. Но спросить их уже нельзя — бедняг разнесло на кусочки.

Быть бы и Лаэрту покойником, если бы не истинная сила и предусмотрительность прежнего короля.

С возрастом мнительный Бодуэн стал бояться убийц. Присмотрел толкового мага и предложил избавить его от энтоля в обмен на необычную услугу. Отказаться тот, естественно, не мог. Через печать верности Бодуэн накачал избранника истинной силой. Печать выросла и пустила корешки, проникшие во все части тела, накрепко связав одаренного с его господином. Так Айдель Шело стал магическим щитом короля и в случае нападения должен был принять на себя удар, предназначенный Бодуэну.

Но связь работала в оба конца. Старик Бодуэн умер своей смертью и едва не утащил главного мага за собой. К счастью, взошедший на трон Лаэрт решил, что страховка от покушений ему тоже не повредит. Он напитал Айделя собственной силой, тем самым перенастроив на себя. И Айдель не подкачал.

Когда грянул взрыв, солнечный купол иэннской княжны спас всех, кроме несчастных гвардейцев и ее венценосного жениха, который оказался практически в эпицентре. Покушение удалось.

Но тут — трах-тибидох! — смертельные раны Лаэрта затянулись на глазах оцепеневшей толпы. В то же самое время сановники на вип-местах у помоста с ужасом наблюдали, как ни с того ни с сего начал истекать кровью Шело, верный пес короля, застывший вместе с ними, как букашка в янтаре.

Впрочем, Айдель не был бы главмагом, если бы не подготовился к такому повороту. Его защита сработала на пять. Поэтому он не отправился на небеса и сейчас лежал в королевских покоях, зависнув между жизнью и смертью, то есть в состоянии, которое в родном Ленином мире назвали бы комой.

Даже истинная сила, щедро отданная Лаэртом, не помогла.

Сам король, между тем, рвал, метал, лютовал и творил произвол. Знатнейших рэйдов за шкирку вынимали из теплых постелей по одному подозрению, с высших офицеров гвардии срывали эполеты, лэйнов и простолюдинов каждый день бросали в тюрьму десятками. Много ли реальных виновников попало в широкий невод королевских репрессий, было пока неясно. Один из членов королевского совета взорвал себя при задержании, еще одного взяли живым и объявили организатором заговора.

Лену опять посадили на карантин.

На этот раз она не спорила. Вдруг заговорщикам все еще неймется поймать в силок "последнюю цаплю Гадарии"?

За окном гас закат. Лена следила за игрой небесных красок, меланхолично листала конспект и думала о том, что ей, похоже, понадобится новый учитель. А еще — что Лаэрт плохо кончит, но перед этим, как Сусанин, заведет свое королевство в гибельные топи.

Интересно, какой процент населения недоволен королем на самом деле? Низы общества монарха чтили и побаивались — насколько можно судить по одной отдельно взятой больнице для бедных. Лена побывала там в компании Вийлы и Дотти, которые два раза в неделю задаром пользовали безденежных пациентов. Лене хотелось понаблюдать за магическим лечением, а заодно оценить настроения простых жителей Мельи.

Жители приятно удивили: Вийлу уважительно величали "матушкой", молоденькую Дотти — "дочкой" или "сестрицей". К магам были настроены благодушно, поскольку зла от них не видели. Один болтливый дедок слегка не от мира сего и вовсе считал, что при империи реки были молочными, берега кисельными, а дома пряничными.

Кого народ не жаловал, так это надзирающих: шныряют, вынюхивают, у старьевщика Пьека дочку забрали, у посудомойки Кетти — сына. О других истинных, скажем о служителях храмов, плохо не отзывались. Вообще никак не отзывались — просто настороженно замолкали.

А Лаэрт в глазах этих людей вроде как и истинным не был. При одном его имени лица больных озарялись благоговением.

Лену это расстроило. Хотя чего требовать от мусорщиков, прачек и бродяг, если даже Дион, человек думающий, образованный, от чистого сердца служил чудовищу!

Сад погрузился в сумерки. Сквозь прорехи облаков на бледно-лиловом небе глядела луна, как красавица с лучистым взором — сквозь прорези карнавальной маски.

В дверь постучали, и вошел Дион.

— Добрый вечер, Елена.

Таинственная улыбка в уголках губ, рука за спиной.

— А я как раз думала о тебе, — брякнула Лена, поднимаясь со стула. — Наверное, почувствовала, что ты идешь.

Смущаться и прятать глаза не стала. Брякнула и брякнула — что теперь краснеть?

— Я тоже думал о тебе.

Из-за спины явилась свежесрезанная чайная роза в капельках вечерней росы.

Сердце горячо бухнуло о ребра.

Дион еще ни разу не дарил ей цветов.

Нет, в покоях всегда стояли букеты, и их регулярно меняли. Наверняка прислуга получила указания. Но чтобы вот так, из рук в руки…

Что-то было в его голосе, во взгляде, прикованном к ее лицу…

С грохотом сорвало шлюз. Между Леной и Дионом открылся невидимый вакуумный туннель, обоих засасывало в свистящий поток — они стояли на месте и в то же время летели навстречу друг другу, как два скоростных поезда, которые сейчас расшибутся в лепешку…

— Что-то случилось? — пробормотала Лена, стряхивая наваждение. Хотелось теребить юбку, стискивать пальцы, поправлять воротничок. — Ты сегодня рано.

Не удержалась, отвела с виска прядь волос.

— Айделю лучше? Он очнулся?

Ой, дура! Даже если Шело встал на ноги и пошел плясать вприсядку, это не повод нести "жене" розу.

— К сожалению, нет. Но я подумал…

Лена приняла цветок, вдохнула сладкий аромат. Влажные сочные лепестки в тонких прожилках, похожих на папиллярные узоры человеческой кожи, просили заботы и нежности.

— Куда ты?

Дион поймал Лену за руку, когда она, озираясь, крутанулась вокруг своей оси.

— Надо поставить в воду.

— Да, я помню, ты привыкла все делать сама, — Дион улыбнулся. — Давай помогу.

— Да, я помню, ты привыкла все делать сама, — Дион улыбнулся. — Давай помогу.

В посудном шкафу с серебряной насечкой на дверцах отыскали вазу, высокую и узкую. Вдвоем вошли в ванную комнату. Лене сразу стало жарко. Словно это что-то неприличное — находиться вместе с Дионом в помещении, где она бывала голой. Словно они не воду для цветка набирали.

Каждый раз, когда их пальцы соприкасались, по телу пробегал разряд. "Я убью его, — думала Лена. — Если он сейчас уйдет, я догоню его и убью". Она не могла вспомнить, когда ее так пронимало в присутствии мужчины. Просто от того, что он рядом.

Ваза заняла место на столе, а они сели на диван.

— Я помню, что обещал тебе, — Дион глядел уже знакомым магнетическим взглядом, и Лена падала в глубину его зрачка, как в черную дыру. — Но там, на площади, я кое-что понял…

Подушечками пальцев он провел по ее щеке. Помедлил, явно давая возможность отстраниться. Затем его рука спустилась ниже и легла ей на шею под затылком.

Лена закрыла глаза, впитывая ощущения.

Жар его ладоней. Первое прикосновение губ. Поцелуй — легкий, едва осязаемый… нежный… настойчивый… чувственный, глубокий… горячий, безумный…

Ее повело, как на ступенях храма. Тогда истинные обработали их обоих, и это было даже кстати, она все равно собиралась целоваться так, чтобы площадная толпа билась в экстазе.

Сейчас не было ни толпы, ни хитрых служителей, но голова кружилась, как от вина. По жилам бежал ток, напряжение зашкаливало, сжигая предохранители, грудь разрывалась от нехватки воздуха.

Дион первым разорвал поцелуй, и они уставились друг на друга шальными взглядами, пытаясь отдышаться.

Лена дотронулась до его подбородка. Идеально выбрит. Весь свежий, пахнущий чем-то приятным, хвойно-травяным, с пряными нотками… И галстука нет.

— Давно ты вернулся?

— Полтора часа назад, — его губы дрогнули в полуулыбке. — Совет сегодня отменили.

Он потянулся к ее волосам — и выудил длинную шпильку, украшенную зеленоватой жемчужиной, за ней вторую. Расстегнул заколку за ухом. Лена почувствовала, что прическа начинает разваливаться.

— Я не Леннея, — сказала она.

— Я знаю.

— У меня прямые черные волосы. Короткие. До сих пор, — Лена чиркнула ладонью чуть ниже мочки уха — таким движением грозятся перерезать горло. — И глаза карие.

— Хорошо, — очередная шпилька воткнулась в спинку дивана.

— У меня широкие плечи, и ростом я с тебя.

— Неправда, я выше. Примерно на ладонь. Мою, разумеется.

Последняя шпилька — и Ленины волосы водопадом рассыпались по спине и плечам.

— Ты не можешь этого знать!

— Но знаю, — его взгляд смеялся.

В следующий миг он подался вперед, прижался лбом к ее лбу, зарылся пальцами в волосы.

— Дион… — прошептала Лена, чувствуя, что окончательно теряет голову.

— Что? — горячее дыхание — прямо ей в рот. — Хочешь прогнать меня?

— А ты хочешь уйти?

Еще один сумасшедший поцелуй, жаркий, но короткий.

В следующий момент Лена взлетела в воздух, цепляясь за шею и плечи Диона. Он толкнул спиной двери в спальню, боком пронес ее внутрь и опустил на скользкий прохладный атлас.

Лисси еще не разобрала постель. А двери остались растворенными. Надо бы сказать…

Но губы Диона уже скользили по Лениной шее, пальцы расстегивали пуговицы на платье, крючки плотного, глухого, как скафандр, белья и, пробираясь подо все преграды, щекотали разгоряченную кожу.

Потом преград не стало.

Лене очень хотелось рассмотреть Диона без одежды, но еще больше хотелось гладить и целовать. И самой гореть от его поцелуев. Они будто соревновались — кто вперед, кто больше, и проиграть было так же приятно, как и победить.

— Подожди! — Лена накрыла пальцами его губы. — Дверь.

Конечно, Лисси не увидит и не услышит ничего, что не должно происходить между мужем и женой, а если разнесет по замку, так это только на пользу… Но лучше без подробностей.

Дион проследил за ее взглядом и начал неохотно подниматься. Сразу стало холодно и одиноко.

— Не ходи, — шепнула Лена. — Я сама…

Она сосредоточилась, намечая точки на бронзовой ручке, на дверном полотне и петлях. Казалось, сейчас, когда мысли, горячее мартена в печи, путались и плавились, сотворить что-то магическое было просто невозможно — с ее-то жалким опытом! Но получилось легко и сразу.

Хлопнули створки, лязгнул замок.

Лена потянула Диона на себя и бережно коснулась губами иссеченной шрамами щеки. Он был третьим мужчиной, с которым у нее зашло так далеко — за всю жизнь лишь третьим, и ощутив его ладони между бедер, она испытала всплеск волнения, почти страха: как это будет, первый раз — с ним… А затем раскрылась навстречу, не желая медлить и осторожничать.

Сто пятьдесят оттенков неба в алмазах! Леннэя все-таки была девицей…

Ну и Льгош с ней!

В ответ из глубины сознания ударил фонтан света, теплый, живой, как парное молоко. Все наполнилось легкостью и блаженством, словно она не лежала, вдавленная в постель горячим мужским телом, а парила на облаке…

В море света, затопившем спальню, Дион казался стеклянным. Все, из чего состоит человеческое тело, детально очерчивалось световыми контурами, все пульсировало яркими чистыми цветами. Словно это не плоть и кровь, а некая энергетическая схема, прекрасная в своей прозрачности и гармонии.

В совершенной красоте был только один изъян — черный сгусток, от которого тянулись в глубину мозга гибкие щупальца, врастая в живые светящиеся ткани… Эту гадость Дотти называла скорпионом в клетке?

Что-то там виделось еще, но сейчас Лене было не до анатомического анализа. Она улетала на варп девять в туманность Андромеды. Сердце грозило остановиться, она почти теряла сознание — и очнулась, только когда Дион судорожно прижал ее к себе, не давая вздохнуть.

Долго не отпускал. Наконец, будто через силу, ослабил объятья, и они лежали, прильнув друг другу, не желая ни говорить, ни двигаться. Свет ленивым прибоем лизал их пылающие тела, а на запястьях сплетенных рук вместо фальшивых брачных узоров драгоценно мерцали настоящие.

Потом они вместе отправились в ванную, испачканное покрывало полетело на пол. Свет угасал, но его все еще было вдоволь. Стоило плеснуть чуточку, и на белом стеганом атласе не осталось ни пятнышка.

Когда снова легли в постель, сил у Лены хватило только на то, чтобы свернуться калачиком в объятьях Диона, положить голову ему на грудь и закрыть глаза.

В уме ленивыми водоворотами крутились мысли. О том, что хорошо бы остановить время, и пусть завтра с его проблемами не наступит никогда. О паразите, который нарушал стройность энергетических потоков в теле Диона, о черных щупальцах, осыпанных подозрительной медной пыльцой, и об отпечатках призрачных ожогов на кончиках его пальцев.

Наверное, она могла что-то сделать… Ведь могла же? С этой мыслью Лена уснула.

Пробуждение было внезапным и болезненным — как будто изнутри резанули клинком. Сознание еще не прояснилось, и Лена уловила лишь отзвук далекого крика, звучащего будто из другой реальности.

Сквозь веки сочилось солнце. Открывать глаза не хотелось. И Дион еще спал — его грудь ровно вздымалась, рука, обнимающая ее, была тяжелой и расслабленной.

Лена с удовольствием заснула бы опять, но по коже мурашками пробежала тревога. В тишине не слышалось никаких посторонних звуков, но Лена безошибочно поняла, что кроме них с Дионом в спальне есть кто-то третий.

В этот момент ясный женский голос произнес:

— Хватит спать, лежебоки! Утро на дворе.