Вечером Лена и Дион снова расположились на диване. На этот раз Лена лежала головой у Диона на коленях, неприлично закинув ногу на ногу. Все равно никто не видел. К тому же, на ней был новый серо-синий брючный костюм, заказанный в "розовом" магазине.
Брюки по-прежнему давали удобство и уверенность в себе, но Лена обнаружила, что больше ничего не имеет против чулок, нижних юбок с проволочными кольцами и прочей дамской дребедени, которую раньше на дух не переносила. И ей нравилось думать, что этот маленький нюанс отличает ее от настоящей Лены Кавериной, живущей свою настоящую жизнь в единственно возможном из миров.
Дион рассказал, как Лаэрт отвел его в свой кабинет, чтобы продемонстрировать ожерелье из белого золота, кроваво-огненных рубинов и алмазов — искристых, как слеза, в которой заключено солнце. А затем спросил, уместно ли преподнести такой подарок божественной Алиалле. Все-таки Дион был в Иэнне, видел княжну в привычной обстановке и мог судить о ее пристрастиях. А главное, имел свежий опыт по завоеванию строптивой невесты.
— Знал бы он, как я тебя завоевывал, — неловко усмехнулся Дион.
— Это ты о милом браслетике под цвет глаз? — уколола Лена. — Или о том, как решил, что я привлекательна, ты чертовски привлекателен, а жизнь слишком коротка, чтобы тратить время на выполнение никому не нужных обещаний?
Цитату Дион, естественно, не узнал, зато намек понял, ненадолго прервав разговор к обоюдному удовольствию. Только крик в Лениной голове звучал все громче — и ослабел, лишь когда они перестали целоваться.
Она старалась не слушать. Не слышать. Теперь они сидели, прильнув друг к другу, и Лена сосредоточилась на уютных объятьях Диона, на его рассказе и эмоциях. Злость на короля. Беспокойство за нее, Лену…
Покончив с обсуждением способов покорения женских сердец, Лаэрт провернул финт: затащил Диона на совещание, втянул в дискуссию, а сам быстренько смылся. Чтобы наедине расспросить Лену о княжне и об Айделе.
— Я сказала, что кажется, у ее высочества скоро будут хорошие новости, — поделилась Лена. — Пусть Алиалла выкручивается, как хочет.
О том, как Лаэрт испытующе глядел ей в глаза, будто хотел в чем-то уличить, она рассказывать не стала. Взгляд к делу не пришьешь. А Диону лишнее волнение. Он и так сорвался с заседания почти сразу за королем, а когда ему сказали, что Лена только что уехала в Скир, раздобыл транспорт и кинулся вдогонку — убедиться, что с ней точно все в порядке.
Лене не нравилось, как выглядела левая щека "мужа". Еще днем кожа была гладкой, а сейчас под пальцами ощущались подозрительные шероховатости. Щекотные колючки вечерней щетины не в счет.
Дион накрыл Ленину руку своей.
— Что-то не так?
Расстраивать его не хотелось. Если он сам пока не заметил…
В глубине души Лена не верила в постельное исцеление. Во влияние стресса на энергетический баланс организма, пожалуй, могла поверить. В то, что выброс гормонов запустил нужные реакции. Пресловутые эфироны пришли в движение и сложились в лечебный узор. Но почему этот узор нельзя просто нарисовать, как любой другой?
— Ты третий день не снимаешь повязку, — нашлась Лена.
— Снимаю, когда хожу умываться.
— На пять минут? Ты хоть понимаешь, что это вредно?
— Правда? — Дион сделал вид, что задумался. — Думаешь, повязка мне мешает?
— Еще как мешает, — уверенно подтвердила Лена.
— Возможно… Надо проверить, — его глаз заблестел смешливыми искорками. Руки, обнимавшие Лену за пояс, пришли в движение. — Нет, не мешает. А если вот так… — горячие губы прихватили мочку уха. — Надо же. Тоже не мешает…
Лена блаженно зажмурилась.
— Думаешь меня подкупить? Размечтался! Не снимешь, будешь сегодня спать у себя.
— Не буду, — мурлыкнул Дион ей в ухо.
— Значит, я уйду в твою спальню и запрусь на ключ.
В конце концов повязка была снята, и они оказались в постели. На запавшем веке вполне здорового вида было заметно небольшое покраснение, но Лена надеялась, что к утру оно исчезнет. Еще ей очень хотелось, чтобы м-энергия снова разлилась половодьем, вымыв из души все тревоги, сомнения, горечь и чувство потерянности, а главное, заглушив несмолкающий крик в голове.
Но белая птица, утомленная и довольная, сладко спала на дне сияющего моря, спрятав голову под крыло.
Ночью обошлось без гиперреактивных взлетов к центру галактики, и это было лучше, чем в прошлый раз, потому что они любили друг друга по-человечески, без навязанной магией экзальтации, просто горячо и нежно. В изнеможении прижимая голову Диона к своему плечу, Лена чувствовала себя почти счастливой. Почти… Потому что третья лишняя никуда не делась, а далекий надрывный крик перешел в истерические рыдания.
Чуть погодя Лена прищурилась и снова увидела Диона стеклянным и огненным. Паразит в его голове походил на корабли "теней" из "Вавилона-5". Ячеистый спрут, облитый мазутом, дышал и ворочался, черные щупальца сокращались, вытягивая из Диона жизнь. Лене даже послышался визг, с которым экранные монстры прорезали космическое пространство.
Когда она рассказала, что видит, Дион заметил:
— Целительницы говорили то же самое.
— А они говорили, — спросила Лена, — что эти щупальца связаны с какими-то… не знаю, как назвать… усиками, что ли? Рыжеватыми такими. У тебя в груди холодное кострище, только зола в нем не черная и не седая, а медная. Из нее, как из взрыхленной почвы, тянутся тонкие побеги и очень хитро срастаются со щупальцами паразита.
Дион внимательно слушал.
— Тут вообще странно, — рассказывала она. — Пожарище старое. Его ветром размело, дождем размыло, и травка насквозь проросла, но потом эту травку стал кто-то выдергивать, а золу снова в кучу сгребать. И эти усики. Такое чувство, что там раньше целые лианы были, но потом высохли и превратились в труху. Труха осела на деревьях, то есть на живых тканях, и по ней можно понять, где они тянулись. Теперь по проторенной дорожке вьются молодые отростки. Я, кажется, могу их спалить, но боюсь сделать хуже. Они врастают тебе в сердце, в легкие, в сосуды. А их подозрительная связь с паразитом… Знаешь, что я думаю?
— Что? — эхом спросил Дион, глядя на Лену, будто под гипнозом.
— Все дело в королевской печати. Это такой базовый код, — Лена прикусила губу, подыскивая понятную для Диона аналогию. — Ну, или такая емкая формула, в которой заложены основы магических узоров на все случаи жизни. То есть на все случаи, когда маг может проявить непослушание. Неприкосновенность короля — это на поверхности. А глубже… Я бы хотела взглянуть свежим взглядом на мага с энтолем. Почти уверена, что энтоль тоже окажется связан с печатью. Да, он неплохо работает и сам по себе, в этом я убедилась, но энтоль и печать дополняют друг друга, как два замка на одной двери. А с "немыми" приказами, думаю, связь вообще прямая. Ты взломал один замок, то есть подчинил энтоль, но приказ все равно сработал. Внутри тебя сидит заклинание-убийца, и именно печать не дает ему разрушиться. Самое плохое, что ее нельзя просто взять и снести к льгошевой бабушке. В Иэнне попробовали, и с приступами стало только хуже. Кстати, руки у тебя остывают, потому что на них след "Огненного копья". Смертельный узор сложился в твоих ладонях, и приступ начинается именно с них…
Лена запнулась. Она сама не до конца понимала то, что пыталась объяснить. Если все ее догадки вообще не были одним большим заблуждением.
Лена запнулась. Она сама не до конца понимала то, что пыталась объяснить. Если все ее догадки вообще не были одним большим заблуждением.
— И еще мне кажется, сквозь эту черную гадость что-то светится.
Фосфорные блики на нефтяной шкуре паразита больше напоминали отблески на воде, чем внутреннее свечение, но ей пришла безумная мысль, что это сияет, просясь на свободу, дар Диона. Мысль была до жути хороша, и Лена почти поверила, что это правда.
— Ты ведь чувствуешь чужую силу, а этого не может быть, если в тебе самом не осталось магии.
— Какая же ты все-таки фантазерка, — он грустно улыбнулся. Потом приподнялся, взял с ночного столика перстень с коршуном, покрутил в пальцах, хотел надеть, но передумал и положил обратно. — Знаешь, когда я ношу его, порой меня посещает обманчивое чувство, будто дар все еще со мной, просто чем-то скрыт. Почти как в детстве, когда во мне должна была вот-вот пробудиться магия. Я ощущал ее, как свет солнца сквозь опущенные веки, как пение птиц за окном… Но это иллюзия. Изощренная издевка.
— Или намек.
"Ты можешь дать ему подсказку", — сказала Алиалла.
Лена внутренне застыла.
Неужели все эти прозрения и умозаключения вложены ей в голову чужой волей?
Верить не хотелось. Лена лихорадочно искала внутри себя зацепку, которая могла натолкнуть на нужные выводы. И… нашла.
Недавно она перечитывала знакомый учебник.
— Дар — это соединение силы разума и силы природы, — прикрыв глаза, медленно процитировала Лена. — Дар безграничен, и лишь сознание человека ставит ему преграды. Чем меньше преград внутри нас, тем больше наши возможности. Тот, кто разрушит последнюю преграду, станет всесильным.
Она посмотрела на Диона.
— Тебе не надо рушить все преграды. Только одну.
Вместо ответа он притянул ее к себе и поцеловал. Едва ли от восторга перед внезапно открывшимся блистательными перспективами. Просто не хотел спорить, не хотел, чтобы Лена прочла безысходность в его взгляде.
Мужчины-коршуны горды…
Утром на Диона было любо-дорого посмотреть. Кожа гладкая и здоровая, краснота с века сошла. И руки третий день оставались теплыми. Вид такой цветущий, что повязка на глазу казалась фикцией.
Сначала Лена порадовалась, решив, что эффект от целительского дара накапливается, как от таблеток. Потом вспомнила, о чем говорила Дотти: от секса с целительницей у мужчин повышается тонус. А еще — появляется зависимость. Сама она никаких отрицательных ощущений не испытывала. И почему-то была уверена, что не испытает. Возможно, дело в том, что на ней не было энтоля и Дион не приказывал: "Исцели меня!" Но что будет с ним дальше?
Паниковать рано. Наверняка вопрос изучен и есть способы избежать неприятных последствий. Может, в случае полной взаимности их и не бывает… Но мысль, что Дион может подсесть на нее, как на наркотик, показалась до крайности отталкивающей. Тем более, Лена чувствовала, что скоро начнет ему отказывать. Придется. Если она не придумает, как полюбовно расстаться с Леннеей.
Первую попытку Лена предприняла уже через пару часов.
Дион улетел на службу, пообещав заскочить во дворец — справиться о здоровье Айделя и намекнуть княжне, что сказав А, неплохо бы сказать и Б. А Лена попросила Линта Герда устроить еще один сеанс связи со своей… гм, соседкой по чердаку?
Хорошо, что успела сесть. Потому что вид дочери Аспера Дювора оглушил не хуже удара по голове.
Девушка полулежала у края рамы, привалившись плечом и затылком к несуществующей стене. Если позавчера она выглядела смертельно больной, то сейчас, казалось, побывала в пыточном застенке. Всклокоченные волосы, спекшиеся губы, синяки на исхудалом лице, распухшие пальцы с черными ногтями — словно по ним били молотком.
Лена понимала, что внешнее в данном случае отражает внутреннее. Но это не успокаивало. Наоборот, приводило в ужас.
Почувствовав чужое присутствие, Леннея подняла голову — и сразу же отвернулась, даже глаза закрыла. Но ее короткий взгляд прожег Лене душу. Так смотрит на палача измученная жертва, не ждущая милосердия.
— Слушай, — ком в горле мешал говорить. — Я не желаю тебе зла. Мы обязательно что-нибудь придумаем. Сейчас предлагаю временное решение… — Лена задержала дыхание и, не давая себя шанса передумать, выдала: — Будем владеть телом по очереди. Сегодня ты, завтра я. Да, выход так себе. Но все-таки…
Она знала: Диону это не понравится. Его отцу уже не нравится — вон как вскинулся. Но отвечать перед своей совестью ей одной.
Леннея с трудом разлепила влажные ресницы. Теперь в ее глазах была тяжелая ненависть.
— Ничего и никогда я не буду с тобой делить. Ты меня растоптала. Уйди из моей головы. Или умри.
Вот и поговорили.
После этого Лена целый час гуляла по саду, пытаясь заполнить мозг картинами солнечного дня — теплые блики в листве, цветущие глоксинии, искристые струи фонтанов, разноцветные бабочки. Помогло лишь отчасти. Да еще Линт все время крутился рядом, зудя в ухо:
— Вы ведь понимаете, что спасти ее невозможно. Не мучьте себя.
— А что бы вы делали на моем месте? — огрызнулась Лена. — Если бы у вас в голове без конца плакал, скажем… да хотя бы Берт, камердинер вашего сына?
— Я бы заставил его замолчать. Навсегда. И это было бы актом милосердия.
— То есть вы знаете, как убить вторую личность? Тогда наверняка подскажете, каким образом я могла бы передавать Леннее контроль над телом. На случай, если она все-таки согласится.
Вообще-то об этом стоило подумать до того, как Лена сделала своему альтер эго заманчивое предложение. Но не суть.
— Не подскажу, — отрезал призрак.
— Так может, мне выполнить ее просьбу — умереть самой?
— Вы не сделаете этого, — усмехнулся Линт, паря среди ветвей глицинии едва различимой тенью.
— Почему?
— Вы любите жизнь, Елена. Вы боретесь, а не сдаетесь.
— А с вашей госпожой можно бороться? Откуда я знаю, что в конце своей хитроумной операции она не планирует меня убить? Может, поэтому и не торопится раскрыть карты? Исцеление Айделя — это ведь было не просто так, да? В чем смысл? Демонстрация, тест, проверка? Может быть, урок?..
— Всего понемногу, — ушел от ответа Линт.
Неопределенность сводила с ума, и в тот же вечер Лена попросила Диона:
— Завтра завези меня во дворец. Найду Алиаллу и не отстану, пока она не скажет, чего добивается.
Боялась, что "муж" станет ее отговаривать. Но он мрачно кивнул:
— Пойдем к ней вместе. Одну я тебя не отпущу.
— Тебе же на службу надо.
— Успеется.
Лена даже не думала, что испытает такое облегчение. Она считала, что готова встретиться лицом к лицу и с Аллиалой, и с Лаэртом, если понадобится. Но… как же приятно сознавать, что Дион будет рядом!
За ужином произошел тревожный инцидент. На столе, накрытом крахмальной скатертью, горели свечи, обычные, не магические. Подрагивали язычки пламени, приятный аромат воска смешивался с запахами пищи. Лена впервые в жизни ела лангуста — жареного на открытом огне, в маринаде из оливкового масла, лимонного сока, меда и аджики.
— Ну и как? — полюбопытствовал Дион.
Она хотела ответить и… кажется, отключилась. На секунду выпала из реальности. А когда вернулась… Рука дрожала от напряжения, сжимая вилку так, что побелели костяшки пальцев. Вилка пронзала спинку лангуста, хвост его лежал на краю тарелки, а все остальное — на скатерти, залитой маринадом. По Лениным щекам и подбородку стекало что-то липкое, в ушах гас крик: "Ненавижу-у-у!"
Лена подняла потрясенный взгляд на Диона, хотела объяснить, что случилось, но он и так понял. Быстро встал, обойдя стол, салфеткой вытер Лене лицо и крепко обнял. Она зажмурилась, чувствуя удушливую беспомощность. Леннея все-таки пыталась отстоять себя, и только древние боги знают, чего ей это стоило.
У Лены задрожал подбородок, и она расплакалась — за них обеих.