Мы идем в номер. Подъем на лифте тянется мучительно долго. Я стою лицом к медной двери, в которой ловлю его силуэт, искаженное отражением лицо, но алчный взгляд неизменный…
Он гипнотизирует меня. Предвкушает. Затаился, как хищник…
Коробка в моих руках горит…
Она как ящик Пандоры. Я знаю, что открою- и пути назад не будет…
Наш номер – маленькая вселенная, где французский шик сплетается с арабской пышностью. Шелковые покрывала цвета спелого граната, тяжелые портьеры, пропускающие лишь намек на солнечный свет.
Даниил берет меня за руку и ведет к балкону. С него город кажется далеким и суетливым, а ты словно бы застыл во времени и ощущениях. Прохлада кондиционера ласкает кожу и будоражит одновременно… Пульс учащается…
– Посмотри вдаль, Александра,– ведет ребром руки по моей шее,– как огни мостов дрожат в воде, и кажется, будто где-то там, за поворотом реки, все еще правят фараоны. Или наступают одержимые завоеватели… Каир непонятен непосвященному. И только избранный видит, как здесь стирается грань между прошлым и настоящим. Тут можно потеряться – и найти себя заново, правда же?
Я вздрагиваю, когда он умело подцепляет застежку на платье и оно падает к ногам. Прохлада воздуха опаляет соски и делает их твердыми, как горошины.
Я дышу тяжело, почти надрывно.
Вздрагиваю, когда в ложбинку между грудями ныряет тяжелый холодный камень.
Рука машинально его обхватывает. В груди нарастает трепет и обволакивающая беспомощность. Она на удивление не пугает, а даже завораживает.
Касается шелка на дне коробки- и он начинает танцевать, подобно змеям. Завораживает, зачаровывает, парализует.
Мгновение- шелк обвивается вокруг моего тела.
Одна тонкая лента обхватывает горло, вторая- убегает вдоль живота и… он ловко продевает ее между моих ног.
Шелк впивается в лобок и раздвигает складки влагалища.
Он цепляет клитор, натягивает ткань, она впивается и ласкает, ласкает…
Мучительно сладко, мучительно остро…
Я хватаюсь руками за холодный мраморный подоконник, как за последнюю возможность спасения.
– Сладко?– шепчет он и впивается в шею,– остро, Александра?
Я мычу нечто нечленораздельное.
Даниил не трогает меня руками. Он сейчас дергает за ленты, словно бы я и правда кукла- марионетка.
Передо мной – ночной Каир, мерцающий огнями вдоль Нила, а за спиной Черный. Его пальцы скользят по моей коже, оставляя за собой мурашки, пока черный шелк обвивает мое тело, как вторые его руки. Туго, но так, чтобы я чувствовала каждую нить – вокруг груди, по изгибу талии, между ног…
– Ты так красиво дрожишь, – его голос низкий, как шепот пустынного ветра.
Лента там, в самом чувствительном месте, движется вместе с его ладонью – нежно, но настойчиво. Я прикусываю губу, но стоны все равно вырываются наружу. Окно прохладное, но мое тело пылает.
– Даниил… – мое дыхание сбивается.
Он знает. Всегда знает. Его пальцы ускоряются, шелк трется, и я уже не могу думать ни о чем, кроме нарастающего огня внизу живота.
– Кончай, – хрипло шепчет он.
И я тону в волнах, сжимая ленты в кулаках сама, пока Нил внизу продолжает течь – медленно, как мое опустошенное, дрожащее тело.
Он терпеливо ждет. Ловит каждый миг в этом глубоком моменте. Не дает и мне забыть…
– Только удовольствие, Александра, пока ты хорошая, покорная девочка, огонь которой можно красиво запрятать в лампадку… Начнешь проявлять характер там, где мне это н нужно…– и…
Он вжимает меня в стекло и стягивает ленты на шее, заставляя захрипеть. Больно. Перед глазами мурашки.
Тело все еще пульсирует от удовольствия.
Я жадно хватаю ртом воздух.
Пытаюсь уцепиться ногтями за гладкость стекла- тщетно.
Я совершенно, абсолютно, безвозвратно беспомощна сейчас…
На контрасте он целует мою шею. Страстно, остро, жадно…
И у меня слезы на глазах, что даже эта боль, этот страх- вкусные…
Мне хочется их…
– Это только начало, Александра…– шепчет он,– это начало…