Черный Лотос. Воскрешенный любовью

Глава 24

– Кто ты, Даниил?– я смотрела на его профиль, который на фоне серо-белой пыли пустынного моря казался словно бы выбитым чеканкой на старинной монете. Красивый… Породистый… Загадочный.... – У тебя идеальный арабский, ты тут свой…

Он отвлекается от дороги на меня, усмехается.

– Сейчас решила об этом поговорить. Не терпится, девочка? Сабр, Александра. Разве не так здесь говорят?

– Я не египтянка, я нетерпелива и… я действительно шокирована, Даниил… Подумать не могла. Служба? Но как это сочетается с твоим… нынешним делом?

– Теперь ты понимаешь, что у тебя не было шансов не стать моей? – усмехается он, опять уходя от темы.

Я улыбаюсь ему. Не хочу воевать. Устала. Пока. Нужна передышка. Проходит еще четверть часа игривых флиртов, за которым стоит ноль субстантива- и мы заезжаем на плато. Пирамиды Саккары совершенно особенные. Возможно, именно поэтому их издавна облюбовали всякие эзотерики. Здесь толпы людей в странных одеяниях, которых ходят, трогают древние сакральные сооружения, прикасаются к ним телами, даже какой-то обряд проводили внутри и платили взятку, чтобы там переночевать…

Такого я никогда не понимала. Одно дело- наука. Другое- вот такие вот выверты- извращенства с попыткой натянуть старое на настоящее.

– А ты? Не хочешь для начала разговор про твои вчерашние приключения, начиная с отеля?– вдруг рикошетит.

Нет, не хочу. Я пока не знаю, что ему говорить…

Этот скарабей…

Он не дает мне покоя.

Что знает Черный? Как он вышел на мой след в песках?

Мы шли по выжженной солнцем равнине, и перед нами, словно ступенчатый силуэт на фоне бездонного неба, поднималась пирамида Джосера. Камни хранили тысячелетия, но воздух вокруг был живой – наполненный сухим жаром и ароматом песка. Да, никогда не думала до работы в археологии, что песок тоже может пахнуть.

– Каждый раз, когда вижу ее, спрашиваю себя, почему она такая не идеальная, – тихо сказал Даниил, задержав взгляд на изломанных гранях. – После Гизы (прим.– великие пирамиды Гизы) ждешь чего-то симметричного.

Я улыбнулась:

– В этом и ее прелесть. Джосер – первая попытка. До этого строили мастабы, простые прямоугольные гробницы, как в Месопотамии. Архитектор фараона Имхотеп придумал сложить их одну на другую, так и вышла ступенчатая пирамида. В каком-то смысле это черновик всей египетской архитектуры.

Он посмотрел на меня с тем вниманием, от которого внутри будто вспыхивали искры.

– Черновик… как будто сама история училась писать.

Мы обошли каменные блоки, прошли мимо развалин колоннад, где тени ложились в прохладные узоры. Я коснулась ладонью известняка. Он был теплым, как будто хранил дыхание солнца.

– Здесь столько следов людей, – прошептала я. – Рабочих, жрецов, самого Джосера… Меня всегда это так сильно будоражило… И всех тех, кто приходил потом, чтобы понять, как строить вечность… Вроде нас…

– А мы строим вечность?– его пытливый взгляд следил за моими реакциями. Он изучал. Но не для того, чтобы запоймать. Черному было со мной интересно. Это подкупало.

Даниил кивнул, и мы свернули к узкой тропе, ведущей в сторону песчаных холмов. Внизу начинался Серапеум- одно из самых загадочных мест египетской цивилизации. Базальтовое кладбище священных быков…

Спуск был похож на погружение в иное время. Прохлада постепенно окутывала тело, свет снаружи становился далеким и зыбким. Каменные своды давили тишиной.

– Здесь хоронили священных быков Аписа- божества с головой быка, – сказала я, чувствуя, как голос отзывается в глубине туннеля. – Каждый саркофаг весит десятки тонн. Они отполированы до совершенства, между тридцати тонной крышкой и самим гробом щель лишь в несколько миллиметров. Такую даже сейчас с лазером не создать. Мы до сих пор ломаем головы, пытаясь понять, с чем имеем дело. Это тайная утерянная наука? Вне планетная цивилизация? Представь, сколько сил нужно было, чтобы спустить их сюда.

Мы остановились у одного из огромных гранитных ящиков. Тьма внутри казалась плотнее самого камня.

– Зачем… все это ради животных? – спросил он.

Я посмотрела на него, задержав взгляд чуть дольше, чем стоило.

– Для египтян Апис был воплощением бога Птаха. Это не просто бык – это живой бог. Они находили особых телят- тех, у которых была своеобразная метка на теле- бельмо на глазу, треугольник в районе сердца или родимое пятно на языке. Он становился реинкарнацией Бога при жизни… Когда он умирал, мир переживал утрату. А новая священная жизнь должна была снова войти в тело другого быка.

Даниил провел пальцами по шероховатой поверхности гранита.

– Вечность… в теле животного. Как-то по-человечески звучит, знаешь?

Я кивнула. В глубине галерей шаги отдавались гулко, словно мы были всего лишь эхом тех, кто давно ушёл.

–Ты в курсе, что впоследствии именно это место стало отправной точкой для создания нового божества? Когда в Египет пришел Александр Македонский и посадил на трон последних из фараонов- Птолемеев, нужно было создать нечто общее для греков и египтян. Взяли пантеон и смешали- так появился Серапис- бог, который связывал Зевса и Осириса, Аписа и Аида. Жизнь смерть. Начало и конец. Восток и Запад. Два мира. Одно начало…

Я говорила и шла вперед, увлекаемая своей речью. Идея горела во мне пламенем. Когда я впадала в это состояние, часто теряла себя.

Обернулась. В горле неприятно сдавило. Ни одной души. Здесь не было Даниила. Словно бы я случайно ступила не на ту досочку и провалилась во временной портал.

Лишь стройные ряды пустых гигантских мраморных гробов быков из черного базальта, словно бы зрительный обман, словно бы иллюзия- мрачная и пугающая. Рядом послышались голоса и шаги.

Я выдохнула с облегчением. Нервы ни к черту… После всех этих моих приключений- тем более.

Я решительно пошла вперед, завернула направо, откуда была слышна человеческая речь, застыла… Снова ни души. Странно. Ведь я точно слышала речь… Не настолько же все плохо, что у меня уже галлюцинации?!

Еще пара шагов, нервная дрожь пробегает по всему телу.

– Даниил?– собственный голос звучит безжизненным и пожухшим.

Шорох справа, едва уловимое движение в темноте.

Я вдруг вижу черную женскую тень, укутанную в абайю и хиджаб- совсем худую, почти эфемерную и низкую.

Она идет вперед, словно бы уплывает, а я пытаюсь успеть за ней.

Хоть одна живая душа…

– Подождите,– обращаюсь на арабском, но меня словно бы не слышат.

Лишь шаг ускоряется.

– Подождите же!

Почти догоняю, протягиваю руку в несознательном порыве, хватаю за платок, дергаю.

Она оборачивается.

Лучше бы не оборачивалась.

Меня охватывает тихий ужас.

Это та женщина. Из борделя. То же пустое лицо с глазами и ртом в форме рытвин-ям, та же скрюченная в гармошку кожа… Только у нее теперь есть ноги… Или нет? Или это дух?

Она смотрит на меня- смотрит въедливо, зло. Щурится.

– Беги от него!– кричит она вдруг. Так громко, что эхо его крика отражается от стен и давит на перепонки,– Беги! Он твоя погибель! Я ведь предупреждала! Ты уже не спасешь его, глупая! Не спасешь! Он утянет тебя в пески забвения за собой! Черный Лотос не умеет цвести днем!

–Нет… Не говорите так… Нет…

Она начинает смеяться. Смеяться, а потом словно бы больше становится…

–Или ты так веришь в свои силы, девчонка?! Или ты реально настолько сильная себе кажешься?!

Я кричу от дикого природного страха! Как в детстве, когда приснился кошмар после просмотра ужастика. Ноги подкашиваются! Пячусь назад, спотыкаюсь о какой-то старый мраморный булыжник, падаю, закрываю глаза и уши… Кричу опять! Очередной кошмар! Не может быть! Эта чертовщина очень скоро закончится. Закончится ведь?

Меня трясет.

Под бедрами твердыня земли. Господи, или я падаю куда-то в бездну… Перед глазами иллюзорные волны- базальт, идеальная геометрия, образы быков-аписом. Мне кажется, что я слышу их мычание. Дикое, утробное…

Трясет, когда меня хватают крепкие руки и обнимают. Трясет, когда я слышу нежное «Саша, Сашенька» на ухо. Трясет, когда он поднимает на руки и выносит на свет, который теперь слепит глаза…

– Все будет хорошо…– шепчет он мне,– ты поерялась, я не мог тебя найти! Ты просто перенервничала… Просто так бывает в этом месте…

Я плачу. Жмусь к нему и плачу.

Обнимаю. Не хочу, чтобы он отпускал.

Не хочу больше видеть эти странные видения…

Мы садимся в машину, он шепчет что-то мягкое и убаюкивающее.

– Все хорошо, Саша. Мы едем в Каир, в отель. В цивилизацию. Я зря тебя сюда потащил. Ты совсем расклеилась.

– Не надо в Каир! – хватаю его за рукав и тяну, заставляя взглянуть мне в глаза,– не надо! Я хочу улететь в Москву, Даниил! Сейчас же! Пожалуйста! Отсюда! Из Египта!

Напряжен, хмурится.

Целует мой лоб. Наверное, жар проверяет.

Я закрываю глаза.

Она снова и снова передо мной. Эта странная женщина. Проклятие на ее лице. Да, это именно оно, почему-то сейчас я это понимаю. Проклятие… Так выглядит душа человека, который был от всей души проклят. И почему я это знаю наверняка? Почему думаю об этом?

В голове слишком много мыслей и они похожи на рой пчел, который жужжит и создает жуткую какофонию. Мне больно, физически больно… и еще я сильно устала.

– Поспи… Я договорился, Саша. Борт подготовят к нашему приезду в аэропорт прямо отсюда. Мы улетаем в Москву…

Я приоткрываю глаза. Пустынный пейзаж сменился. Теперь это хаотичная запыленная застройка бедных районов пригорода Каира. Красные кирпичные здания без формы и крыш с торчащими сверху кабелями и арматурой- вот такой хитрый ход, чтобы жить в доме годами и не платить налог, так как он не достроенный. Въезжаем на эстакаду- теперь это не просто хаос, это боль и тяжесть. Смотрящие друг на друга на расстоянии метра маленькие оконца соседних запыленных многоэтажек, хранящие все нелицеприятные тайны жизни бедных, всю их постыдную изнанку, которую не спрячешь даже за высокими заслонками-панелями вдоль магистралей, чтобы богатые на этих улицах могли спокойно перемещаться, не портя свое зрение, не марая его.

Здесь любят шутить, в этом бедном Каире. Есть Иджипт- для богатых, и Маср- для нищих. Вот так и живут бок о бок два мира. А между ними затаились пирамиды…

Ловлю себя на мысли, что я прилетела сюда – и даже маме не набрала… Как в одночасье изменилась моя жизнь, куда она приведет, что ждет меня рядом с этим мужчиной?

Вопросов пока было больше, чем ответов.

Глаза снова автоматически слиплись.

– Саша…– поцелуй в макушку, нежное поглаживание,– мы у борта. Давай ты поднимешься в салон и пойдешь снова спать. В хвосте самолета оборудована полноценная спальня.

Он помогает подняться по трапу, ведет сразу в хвостовой отсек, где оказывается большая просторная комната. У меня нет сил даже членораздельно поздороваться с бортпроводниками и пилотом…

Когда тело касается мягких простыней и он отодвигается, чтобы уйти, я хватаю за руку…

– Останься…– шепчу пересушенными губами.

– Отдыхай, Саша,– говорит он, словно бы колеблясь, словно бы пытаясь сказать самому себе, что не стоит…

– Останься, пожалуйста…– почти молю…

Поворачиваюсь на спину, расстегиваю рубашку. Медленно, дрожащими руками.

Смотрю в его глаза.

–Вчера ты не довел до конца то, что начал…

– Ты уставшая, Саша…– голос низкий и хриплый. Мурашками по моей воспаленной коже.

– Мне холодно, Даниил. В этом чертовом Каире, с сорокаградусной жарой, мне холодно. Нужны твои объятия… Пожалуйста…

Он сомневается еще пару мгновений, а потом стонет и припадает ко мне жадно.

Падает в мои объятия и в омут. Пока самолет набирает скорость мы, наплевав на все нормы предосторожности, катаемся по гладкой поверхности свежезаправленой постели и целуемся.