– Здравствуй, Гамиля,– произносит и проходит в крохотную комнатку.
На фоне его роста она стала казаться еще более крохотной,– выспалась?
– Что за идиотизм, Фаиз?– вмиг вскипела я. Это спокойствие и равнодушие, словно бы мы сейчас в кафе, на берегу Нила, праздно болтали, обескураживало…
– Не идиотизм, Алекса…– произнес он гораздо более вспыльчиво, чем обычно, – сядь и послушай, если не настроена на светскую беседу.
– Уж изволь объясниться. Мягко говоря, не самое лучшее место для светских бесед… не находишь?
– Не самая лучшая позиция для нападения, не находишь?– передразнил меня.
– Фаиз… – голос ожидаемо дрогнул,– объяснись, пожалуйста… Что я здесь делаю? Что ты мне вколол? Куда увез? Что вообще происходит?!
Он нахмурился. Внимательно посмотрел на меня. Сел за стол, по хозяйски расставив ноги. Критически окинул глазами почти не тронутый мною завтрак.
– Опять ничего не поела… Скоро кожа да кости останутся… Я всегда говорю тебе, что нужно есть хорошо, Александра. Когда ты лазишь по этим своим каменюкам…
– Я прошу тебя…– села напротив, прервав его напускную заботу и попытку сделать вид, что все нормально, попыталась посмотреть в его глаза, воззвать к логике…– просто, черт возьми, скажи мне… Что это за скарабей за такой чертов, что вокруг него такой ажиотаж…
Он выдохнул…
– Послушай, Алекса.. Через час тут будет мой отец и еще двое человек.
Очень важных людей. Я бы даже сказал, опасных… Они знают, кто ты…
Знают, чем занимаешься, какими знаниями обладаешь. Это большой минус.
Но есть большой плюс…
– И в чем же этот плюс? И что вообще значит твоя арифметика, Фаиз?
Плюс и минус для чего?
Он выдохнул, словно бы решаясь сказать то, что хочет сказать…
– Тебе грозит большая опасность, Гамиля… Когда эти чертовы люди появились в вашем доме и начали рыскать в поисках артефакта, ситуация вышла из-под контроля… теперь наша задача вернуть ее обратно, как расплескавшийся из берегов Нил. Вернуть в то русло, которое бы могло обезопасить тебя. Единственный способ- получить защиту нашего рода. Рода авляд Али.
– Как я получу защиту бедуинского рода?
Он пронзил меня взглядом. Черным, соколиным. Таким, от которого нервно закололи все конечности.
– Ты станешь моей, Гамиля. Моей женщиной… Это единственный способ остаться в живых…
В ушах стало звенеть, как от звуковой волны. Нерв на лицо заколол- всякий раз было такое, когда я сильно нервничала. Последствия прострела на ветру во время очередной экспедиции.
Я захлебывалась в эмоциях, скакала от одной мысли к другой, словно бы по кочкам в болоте…
Что он, мать его, такое говорит?! Что ему нужно от меня? Когда закончится этот кошмар?!
Сначала отцовские бандитские дела, потом Черный, теперь…
Господи, пусть этот дурной сон кончится…
Почему я вдруг разом стала чей-то пешкой, лишилась свободы, выбора, своей жизни?! Что всем этим мужчинам вокруг от меня надо?!
Внезапно мы оба резко повернули голову к запыленному окну, услышав нарастающий шум моторов внедорожников. Кто-то на большой скорости направлялся прямо к этой лачуге, утонувшей в неухоженной пальмовой роще на окраине оазиса. Сердце неистово забилось…
На минуту вдруг возникло призрачное желание увидеть сейчас свирепое лицо Черного, который бы распахнул дверь, приставил, словно бы в бандитском фильме, пистолет к виску идиота Фаиза, и вытащил меня из лап этих странных людей, непонятно что от меня ждущих, но…
Это был не Черный.
– Будь благоразумной, Гамиля,– произнес вкрадчиво Фаиз, бросив на меня последний взгляд,– веди себя уважительно и тихо, а не как обычно…
Мы услышали грубую арабскую речь. Мгновение, моторы заглохли – дверь без стука отворилась, чуть не вылетев из петель. На пороге показались трое бедуинов почтенного возраста. Они сразу прикололи нас обоих взглядами, намекая, что лучше не проявлять характер. Прошли внутрь.
Фаиз заискивающе кинулся к вошедшим, пожав им руки и коснувшись носом носов – тоже старинная бедуинская традиция приветствия.
– Баннута русия (егип. -русская девочка),– протянул мужчина, к которому Фаиз обратился «Я абуи», что означало «отец мой»,– ахлян ва сахлян (егип.– добро пожаловать).
Я встала и почтительно поклонилась, ответив тихо на арабском.
Удостоверилась, что моя голова полностью прикрыта хиджабом- и только лицо оставалось открытым. И без того непозволительная дерзость в этом мире, за что я успела получить укоризненный краткий взгляд Фаиза, ибо двое других арабов успели пройтись по мне мужским, граничащим с похотью и животным интересом взглядом.
Отец Фаиза подошел ближе, улыбаясь и рассматривая меня.
– Гамиля… Мой сын много рассказывал о тебе… Он давно потерял покой от отчаянной русской, любящей египетскую историю больше, чем большинство египтян… Роешься в песке? Никто не говорил тебе, что это опасно? Пустыня хранит слишком много тайн, русская девочка… Никто не знает, каких джиннов ты разбудишь в следующий раз, когда туда полезешь…
На этот раз я планировала лезть не в песок, а под воду… Его наставления были неактуальны. Забавно звучит, вот только мне все равно не смешно…
Зато все присутствующие усмехнулись.
Мы все знали, почему.
Бедуины не связывали свою историю с философией и историей Древнего Египта. Их жизнь, их стихия и ценность- бескрайняя пустыня, не имеющая границ. Невидимая грань всегда существовала между теми, кого греки исстари называли «айгиптос»– египтяне- потомки великих фараонов, и гордыми арабами, пришедшими на рассвете первого тысячелетия нашей эры на кораблях пустыни- верблюдах в эти края с Аравийского полуострова, из самого центра ислама.
Зато контрабанда интересовала всех. Бедуины были в ней первоклассными специалистами, умея своими окольными маршрутами, минуя границы между государствами, провозить и проносить все и вся. Вот в чем пересекался наш с ними интерес. Вот что в свое время свело меня и Фаиза…
Он открывал и показывал наивной русской, помешанной на истории, те тайны и схроны в песках, которые не открыл бы ни один музейный запасник…
– Поговорим?– кивнул он двоим вошедшим, чтоб подошли ближе. Перешел зачем-то на английский, хотя и знал, что я прекрасно понимаю арабский. Возможно, это было нужно, чтобы мне показать степень важности и серьезности этого разговора. Простые контрабандисты из числа бедуинов не говорили бы на английском.
А может вот такое пренебрежение- может я была попросту недостойна говорить на их материнском языке… Так иногда арабы тоже выстраивали барьеры…
Эти люди были далеко не просты. А судя по тому, что успел сказать мне Фаиз, еще и крайне опасны…
Мы снова сели за тот самый стол, на котором я всего четверть часа назад пыталась позавтракать.
Абу Ильяс, а так звали отца Фаиза, патриарха племени западной пустыни, простирающейся до Ливии, презрительно отодвинул тарелки, одна из которых упала вниз с приглушенным треском о песчаный пол. Он словно бы даже внимания на это не обратил.
Кивнул мне, чтобы тоже села.
Мы образовали некое подобие круга.
Только Фаиз стоял в стороне, заложив руки на груди, в максимально напряженной позе.
Абу Ильяс вытащил из кармана того самого пресловутого скарабея и положил передо мной.
– Знаешь, что это такое? – испытующе посмотрел на меня.
– Я египтолог. Вопрос очень легкий,– витиевато ответила я,– довольно распространенный объект, как правило, хранящийся в многочисленных захоронениях. Скарабей- символ солнца и возрождения… безделица в масштабах того, что хранят древние земли Египта. Такой всегда клали на тело усопшего в районе груди. Он отвечал за то, чтобы сердце не подвело в час суда, когда боги решали, достойную ли жизнь человек прожил- или нет…
Абу Ильяс хмыкнул…
– Как ты понимаешь, Гамиля, именно этот скарабей далеко не самый простой. Как думаешь, почему?
Я пожала плечами…
– Могу предположить, что он из гробницы кого-то из великих фараонов и тем очень ценен… Без специальных приборов я не могу определить, к какому царству он относится- такие вещи всегда делали по одной схеме, без моды и веяний времени. Только экспертиза поможет определить…
Абу Ильяс улыбнулся и слегка склонил голову, изучая меня.
– Не скромничай, Александра. Сын говорил, ты одна из самых выдающихся специалистов своего времени. Вдохновленная, горящая, страстная… расскажи мне больше о сердечном скарабее. Я ведь просто бедуин… Я презираю эту культуру странных и непонятных пирамид, не имеющих никакого отношения к слову Ислама…
Он лукавил, конечно. Но не мне сейчас было выводить его на чистую воду.
– На суде в Дуате, царстве мертвых, сердце взвешивали против пера Маат, богини Истины. Если оно было чистым, легче пера, душа попадала к Осирису. То есть в наше представление о рае. Скарабей, которого клали на место сердца при мумификации, должен был заменить сердце или же убедить его молчать, чтобы не погубить душу. Зеленый цвет амулета отсылал к Осирису- богу возрождения, чья кожа часто изображалась именно такого оттенка- зелено-лазурной. В текстах «Книги мертвых», например, в папирусе Ани, содержатся иллюстрации скарабея на весах перед Осирисом. Оттуда нашей науке известно про такой обряд. Древние египтяне верили, что именно скарабей- существо, пришедшее к нам от солнца. Он катал навозный шар подобно тому, как солнечный день проходил цикл и уходил с закатом за горизонт. Но после темной ночи снова наступал день- снова возрождение. Так и душа возрождалась… Скарабей был ключевым элементом египетской погребальной магии. Солнечное возрождение и суд Осириса. Свет и тьма. Правда и ложь. Добро и зло… Это гарант того, что сердце не предаст душу и откроет путь к вечной жизни… и перерождению… Но…– замялась я,– я все-таки не понимаю, к чему мы ведем…
Абу Ильяс смотрел на меня и улыбался. Взгляды других арабов не были столь нейтрально-расслабленными. Они слушали меня и хмурились…
– Сейчас я скажу тебе одну вещь, девочка моя… Не из праздного любопытства. Я хочу, чтобы ты подумала и сказала мне свое предположение. Как египтолог… Ровно две недели назад из Римского музея был украден анкх или, как его называют в народе, египетский крест. Эта реликвия до последнего привлекала мало внимания. На фоне других экспонатов, которые десятилетиями выставляются в музейном фонде по Египту, он был совсем незначительным. И тем не менее, кража была совершена гениально. Для ее организации устроителями были затрачены колоссальные деньги, они пошли на огромные риски… Но ничего, повторюсь, ничего более украдено не было… Странно, не находишь? Сначала маленький анкх… теперь вот этот скарабей… Есть предположения?
Я молчала.
Предположений у меня не было.
А вот озабоченностей- хоть отбавляй.
– Послушайте,– прочистила горло,– контрабандисты, сумасшедшие с огромными средствами, увлекающиеся древнеегипетской философией, просто воры всегда были, есть и будут… Тысячи египетских артефактов ежегодно перемещаются в обход закона и морали… Меня интересует другое, сейид Абу Ильяс… Почему я тут? На каком основании? Почему меня похитили среди ночи? Я бы хотела вернуться в Каир. Меня не интересует ни сердечный скарабей, ни анкх. Я бы просто хотела, чтобы ваш сын помог мне с рекогносцировкой берега… А Меня использовали вслепую. Я могла сильно пострадать… Изначально договоренностью была передача документов и карт, но отнюдь не артефакта… Если бы я летела регулярным рейсом, меня бы поймали…
–Но мы ведь знали, что ты полетишь не регулярным рейсом…-усмехнулся Абу Ильяс…– этот мужчина, бандит из Москвы… Едва ли он допустил бы, чтобы женщину, которую он хочет видеть своей, поймали бы и осматривали, как проститутку.
Мужчины усмехнулись
По моей коже разбегался неприятный холодок.
Они знали обо мне намного больше, чем я догадывалась.
Что это за игра? Куда я вляпалась?
Фаиз сильно втянул воздух ноздрями, стоило его отцу упомянуть про Чернова, чем привлек коллективное внимание.
Он ревновал.
Это понимал и Абу Ильяс, бросивший на сына неопределенный взгляд.
– На этом всё, отец? Я могу забрать Александру? Она будет молчать… мы договорились… Мы уедем и…
– Таввиль баляк, я шаб (егип.– попридержи коней, парень),– сложил три пальца отец и потряс перед собой- типичный арабский жест показывающий, что спешка делу не поможет,– о судьбе русской мы еще подумаем… Пусть пока останется в деревне с Фейруз…
Фаиз заскрипел зубами.
– Ты обещал ее мне, отец… Алекса моя… Такой была договоренность с самого начала!
Двое мужчин из одного рода посмотрели друг на друга с нескрываемым напряжением.
Абу Ильяс подскочил, словно бы не был почтенным стариком. Это же сделали двое других.
А я словно бы вжалась в кресло. Страшно…
– В тебе кричит похоть, сын!– презрительно плюнул себе под ноги Абу Ильяс,– тахдис иблис (егип.– искушение Бесом). Ыб алейк (егип.– стыд тебе!)
Русская останется здесь! Ее судьба будет решена потом! Она опасна! Женщина, отравленная знанием, не может быть желанна мужчиной!
– Но она желанна! Ты знаешь это! С первого дня! Было бы иначе, я бы не стал этим заниматься!
Я в шоке следила за перепалкой. Какой дурой я была, доверившись Фаизу с самого начала! Не бывает дружбы между мужчиной и женщиной!
– Ты женишься на следующей неделе! Семья Авлад Сулейман (прим. еще одно племя Ливийской пустыни) не потерпит такого оскорбления!
– Одно другому не мешает!– продолжал гнуть свою линию Фаиз, а я слушала сокрушенно и шокированно. Меня для этих мужчин словно бы не существовало. Он делили меня, как вещь. Делили не просто для утех. Один хотел развлекаться со мной при живой жене, а другой… намекал на то, что меня нужно устранить…
Фаиз подошел слишком близко к отцу. На расстояние, не почтительное для разговора старшего с младшим, согласно местным традицим. Это обескураживало. Можно было представить, какая ярость клокотала в молодом бедуине. Ярость желания обладания…
– Что нужно для того, чтобы ты отдал ее мне? Чтобы вы оставили ее в покое?
– Согласишься отрезать ей язык?– усмехнулся Абу Ильяс.
Двое других арабов цинично засмеялись.
– Я сомневаюсь в этом, умри (егип.-мой драгоценный),– поверь мне, женщина для утех без языка сильно утратит в цене в твоей постели… Найди другую. Разве мало русских шармут (егип.– проституток) вокруг? Достаточно поехать на один из курортов Красного моря или в окрестности атомной стройки на Сахеле (прим. – север страны, прибрежный район Средиземноморья)…
Отчаяние затопляло меня.
Гнев сменился на настоящий страх. Природный…
Черт дернул меня играть параллельную игру…
Если бы я только не проявила глупость и не вышла из номера к Фаизу…
Да я бы вообще не брала эту чертову флешку! А дело, оказывается, вовсе и не в ней… Вот же я дура! Я ведь перепроверяла. Эти документы не имели никакого грифа секретности. Просто изыскания. Просто амбиция воодушевленного археолога, которую Фаиз бы помог мне реализовать чуть быстрее, чем официально…
Мужчины встали и проследовали к выходу.
Абу Ильяс бросил на меня свой фирменный нечитаемый взгляд.
– Отдыхай, баннута…– произнес повелительно и был таков.
Последним из хибары выходил Фаиз.
– Я приду за тобой,– сказал он сипло и был таков.
Только когда ветхая дверца хлопнула и я снова осталась один на один с собой в этом Аллахом забытом месте, на глазах проступили слезы.... Мамочка, куда я попала? Мне нужно срочно отсюда бежать…