Песок был повсюду. Он скрипел под босыми ступнями, забивался в волосы, в рот, в глаза. Сухой ветер пустыни рвал на куски остатки влаги в теле, обжигал кожу, словно невидимая плеть. Солнце клонилось к закату, но даже его уход не приносил прохлады – только тьму и страх. Унылая, бессмысленная серо-желтая пустота до горизонта. Как море, только мертвое. Каждое его дыхание – тяжелое, жгучее – словно пыталось выжечь легкие изнутри. Пустыня не просто была здесь – она была везде, в каждой поре кожи, в каждой капле пота, в каждом ударе сердца.
Здание борделя выросло из песка, как мрачная язва: низкое, вытянутое, из обожженной глины, с резными дверями, где каждая узорная щель будто подглядывала за тобой. Это был мираж из кошмаров – обветренный временем, грехами властителей и отчаянием невольников. Мираж не рассыпался, наоборот, чем ближе, тем более он был реален и уродлив. Стены в трещинах, створки, покрытые патиной, были испещрены символами, словно они могли шептать заклятия.
Внутри – сухой, тяжелый воздух. Густой, как клей. Красные и золотые ткани, некогда роскошные, теперь висели изорванными, выцветшими полотнищами. Масляные лампы на стенах давали грязный, колышущийся свет. Пахло так, что подступала тошнота: смесь прелого сандала, мужского пота, прокисшего вина и чего-то металлического… слишком узнаваемого – запаха крови.
Мне было запрещено поднимать глаза, да и узкая прорезь никаба не давала широкого обзора. Но я все равно пыталась время от времени разглядеть в этой безразличной к человеческой драме пустоте хоть какое-то подобие опознавательного знака. Когда мы покидали деревню, мне-таки удалось уловить на горизонте смутный образ пирамиды на отдалении. Интуиция и элементарные знания не подвели- мы были недалеко от Файюма, в одной из безликих деревень. А теперь продвинулись глубже к пустыне, но то, что по ходу движения я видела на расстоянии водную гладь, говорило, что просто дали немного на Запад. Единственным водоемом здесь могло быть озеро Карун. Значит, мы все еще в зоне, где человеческая цивилизация не так далека… Потому что если мы еще ночь будем ехать по пустыне, то надежда выбраться из этой песчаной пасти живой самостоятельно будет равна нулю…
Меня толкнули сзади, заставляя идти быстрее. Маленькая комнатка. Куча мук и человеческой боли. Боли и безразличия. Потому что места для надежды уже не осталось.
Женщины двигались медленно, как выдохшиеся куклы, в полупрозрачных платьях, глаза их были пусты, как черные колодцы. Кто-то из них сидел по периметру, на низких подушках, пытаясь прикрыть срам. Они не смотрели в глаза – только вниз, в пол, как будто там, среди трещин глиняного пола, была единственная безопасная точка во всей комнате, словно боялись встречаться взглядами с теми, кто сюда приходил. И я понимала, почему. Опасность. Там, от приходящих, их ждала только опасность, бесчестие и боль.
Меня с силой толкнули на пол, так и не развязав руки.
– Сидеть и ждать!– закричал араб и протянул небрежно к губам воду. Я жадно припала к бурдюку, не думая о неприятном привкусе воды. Пила, пила… Потому что уверенности, что в ближайшие часы меня снова напоят, не было никакой…
Дальше время застыло, словно бы в песочных часах кто-то закупорил узкое горлышко. Я слышала вой, причитания, молитвы на разных языках. Все они сливались в единую какофонию ужаса. Но удивительное дело- никто из присутствующих не пытался вступить в диалог. Каждая словно бы обращалась к себе самой и к высшим силам. Надежды не было. Был только страх, а перед его лицом человек всегда один…
Наступила ночь. Периметр постройки озарили факелы. Я почувствовала запах бензина- и потом вскрикнула, когда снаружи что-то запылало. Мимолетная надежда, что случился форс-мажор и на хаосе, панике и неразберихе мы сможем сбежать, улетучилась. Нет. Это старинный способ обезопасить себя от ночных незваных гадов в пустыне. Ты чертишь по периметру круг, поджигаешь- и те не осмеливаются его преодолеть. И теперь опасными будут только гады, которые были внутри. В человеческом обличии. Гораздо более страшные, чем самые ядовитые насекомые и хищники…
Я не сразу почувствовала на себе взгляд со стороны. Вгляделась в мрак- и едва не вскрикнула. Страшная женщина. Покрытая мраком. Ее лицо было изуродовано старостью и тяжелой жизнью. Беззубый рот то и дело открывался, как зияющая дыра. Она словно бы затягивала, как в воронку, всасывала, поглощала. Меня передернуло. Зачем она смотрит? Зачем ее держат? Кто ее купит? Или она тут как смотритель?
Женщина сделала странное движение бедрами- и буквально в три движения оказалась возле меня, как гусеница. А я в ужасе поняла, что у нее нет нижних конечностей, что она как обрубок. Передвигалась она за счет рук и движения бедер.
– Боишься, красавица?– произнесла она на удивительно чистом, литературном арабском- фусхе. Удивительно- для своего жуткого вида и возраста ее голос звучал совсем не старо. Как у молодой, энергичной женщины.
– Пытаюсь понять, как отсюда бежать… В отличие от всех этих побежденных,– вскинула подбородок. Терять мне было нечего. Даже если она засланный шпион мразей, которые меня захватили, я все равно не собираюсь быть покорной. Полная нелепость. Я найду способ вырваться. Найду! Как-никак я дочь Немезова! Гены пальцем не раздавишь!
Она усмехнулась и посмотрела в пустоту. В ее бездонных глазах играло отражение пламени.
– Когда-то я тоже надеялась сбежать… И они сделали со мной все, чтобы я не смогла…– горько усмехнулась она.
По моему телу пробежала липкая, кусающая дрожь. Господи. Это то, о чем говорил полоумный старик… Они и правда калечили девушек, чтобы не дать им возможности перемещаться…
– Жаль, что мне никто не сказал, что даже если бы я стала антилопой или гепардом- быстрой, как ветер, я бы не смогла это сделать… Это место проклято временем. Оно затеряно в песках… Отсюда нет выхода… Оно затягивает всех, кто тут оказывается, наивная…
– Мне жаль, что с Вами случилось, но… давайте не будем сходить с ума… Не бывает таких мест. Ответственно Вам заявляю как ученый… Вся эта эзотерика- скорее загадка и флер, самовнушение. У всех вещей ей закономерное обоснование…
Она смотрела с интересом. Улыбалась своими погасшими глазами.
А я боялась до чертиков. Один ее вид говорил о том, что ничего это не самовнушение. Она сама- живое воплощение кошмара проклятия…
– А ты многое знаешь, девочка…Да? В тебе столько энергии… Она буквально фонит, пульсирует… Это место наполнилось, когда ты появилась… Закономерное, говоришь? Ученая? А что ты скажешь про Крокодилополь? Слыхала о таком? Огромное озеро посреди Ливийской пустыни, названное именем одного из фараонов, которое украшали две огромные пирамиды. А у их подножья был лабиринт… Сотни тысяч метров… Тысячи комнат… Крокодилы- живые воплощения бога Себека (прим. древнеегипетский бог с головой крокодила)… Об этом писал Геродот… Всё это поглотили пески времени. Всё ли?
Я пораженно смотрела на нее… Внутри всё сжималось. Я снова обвела глазами обшарпанные стены из глины. Сердце неистово забилось…
– Вы хотите сказать, что это… остатки Крокодилополя? Он ведь больше не существует… Как и те пирамиды… Как и озеро…
Женщина лишь усмехнулась…
– Когда-то я тоже пришла сюда в поисках истины… Мне хотелось славы, а было только тщеславие. И посмотри, что из этого вышло… Не будь, как я. Будь умнее… Пески умеют хранить тайны. И нам не дано понять, сколько же их на самом деле тут запрятано…Не воюй с пустыней, не сопротивляйся ей – и ее пески тебя не поглотят. Только подумай… Ничто не уходит бесследно. Все оставляет свой след и дух. Карун- это остатки того самого озера, а эти развалины?– она хмыкнула. Потом тут же изменилась в лице. Снова почернела, прямо на глазах, словно бы из нее снова ушла жизнь…
Я бросила быстрый взгляд в сторону входа и замерла.
Фейруз появилась, как ядовитая змея. Высокая, узкая, как клинок, с лицом, которое в полумраке казалось каменной маской. Сейчас она выглядела иначе. Моложе что ли. И уж точно увереннее. Совсем не так, как та престарелая тетка, готовящая мне завтрак. Удивительно, как она преобразилась без абайи и хиджаба. Черные волосы убраны в тугой пучок, губы – алая полоска. На ней платье цвета свежей крови. Тугое, как кожа змеиной чешуи. Точно… Гадина в храме гадов…
Подошла ко мне, безошибочно найдя во мраке, резко схватила за подбородок, заставляя посмотреть ей в глаза.
– Нашелся на тебя покупатель, маленькая, – ее голос был, как холодная вода, выплеснутая в лицо. Она ударила меня по щеке. Звонко, от чего внутри все сжалось. Вторая пощечина – с другой стороны, будто ставила печати собственности. Будто заранее усмиряла.
– И ты будешь покорной, слышишь?! Или я сделаю так, что ты будешь молить меня о смерти.
Я сглотнула, чувствуя, как горло пересохло до боли.
Попыталась отшатнуться от нее, вывернуться, но она резко дернула на себя, заставляя встать. За спиной гюрзы появилось двое амбалов.
– Глаза вниз. Не смей смотреть. Он этого не любит.
Фейруз злобно улыбнулась и толкнула меня к дверям, обитым потемневшей кожей.
Тяжелые створки распахнулись.
Меня выволокли во двор. Песок был вязким, словно бы взбитым. Я путалась в подоле абайи, ноги заплетались. А может это страх так меня сковал. Страх и отчаяние.
Я упала- и никто не спешил поднять.
Глаза ослепила вспышка от фар автомобиля.
Посмотрела наверх. Обмерла.
У авто стоял Он.
Черное полотно скрывало его лицо, только глаза – темные, как выжженная земля, режущие, как клинки обсидиана, сверкали из-под складок ткани. Взгляд был таким тяжелым, что казалось, он поставит тебя на колени одним лишь усилием воли. Шаги – медленные, хищные. Весь в черном, высокий, широкоплечий, с осанкой хищника, который знает, что жертва уже в его когтях. На руках – перчатки.
Сердце гулко билось в ушах. Пальцы дрожали. Я трепетала, чувствуя, как все тело сжимается от страха.
Он остановился в паре шагов, не спеша. Просто смотрел. И этот взгляд был хуже любого прикосновения – холодный, прожигающий, как будто он видел меня насквозь, вплоть до мыслей.
– Не советую тебе перечить новому хозяину. Поверь, он все равно тебя убьет. Может быть, будет менее больно… Лучше бы ты осталась простой шлюхой в этом проклятом месте, чем досталось ему…
Сердце ухнуло куда-то вниз.
Он сделал едва заметный жест, и Фейруз растворилась, оставив меня одну перед этой черной нависающей фигурой.
Подошел близко. Рука, сильная, как железо, подняла мой подбородок.
– Таали (егип.– идем), – сказал он. Голос был глухим, низким, обволакивающим, и все же в нем было что-то, от чего волосы на руках встали дыбом.
Я шла за ним к авто, то и дело спотыкаясь. Хотела было наивно открыть пассажирскую дверь, но чьи-то резкие, сильные руки меня одернули, подняли от пола, как пушинку. Следующее мгновение- я в багажнике. В кромешной тьме. Мужчина за рулем не церемонится. Меня подбрасывает, тело горит от ударов на бездорожье, дышать нечем. Настолько, что горло то и дело сжимает спазмом… Я на дне… На самом дне… Это только начало новой ночи в этом проклятом месте, а она уже такая темная, что не выбраться…