Четырнадцать дней для Вероники (СИ)

День третий. Вероника

Только попав в подземную камеру тюрьмы понимаешь, что тишина тоже имеет оттенки, мельчайшие, незаметные в обычной жизни нюансы. Вот тихо шлёпает о камень сорвавшаяся вниз капелька, вот едва заметно скрипит попавший под ногу камешек, вот вдалеке забухали тяжёлые сапоги стражника. О, эти шаги, я научилась слышать их и узнавать даже сквозь сон! Два раза в день к этому приглушённому буханью присоединяется чуть слышное дребезжание ключей, верный признак того, что меня собираются кормить. А вчера к топоту стражника добавился стремительный, едва уловимый шаг вышедшего на охоту хищника, профессиональная поступь инквизитора. Я тогда даже и не предполагала, что этим инквизитором окажется Тобиас. Ах, Тоби… Я негромко вздохнула, но тут же нахмурилась, яростно передёрнула плечами, отчего сковывающие меня цепи оглушительно зазвенели. Права всё-таки была матушка Тобиаса, я редкостная дура! Моя жизнь висит на волоске, а я предаюсь давно уже никому не нужным мечтам да грёзам! А впрочем, что мне ещё тут делать прикажете, не наряд же подвенечный розоватым жемчугом вышивать! Я устало прислонилась к стене, привычно прислушалась. Как странно, в коридоре бухали, постепенно приближаясь к моей камере, шаги стражника, я рядом с ним звучала ещё одна поступь, какая-то странная, не похожая на шаги обычного человека. Ещё один инквизитор? Нет, сии господа предпочитают работать в одиночку и друг у друга на пути не вставать. Может, Тобиас отказался от дела? Тоже вряд ли, он не из тех, кто бросает начатое, не доведя его до блестящего финала. Палач? Снова нет, пытать ведьму после приезда инквизитора и до конца следствия запрещено законом, который жители Лихозвонья чтут с похвальным усердием. Может, стражник сынишку с собой привёл? Так у него никого не осталось, да и не станет страж родичами рисковать, к ведьме их водить.

Шаги стихли, в замке зацарапался ключ, а затем ревматически заскрипела дверь. Я закрыла глаза, чтобы свет факела не ударил по глазам, и навострила ушки, невольно сжимаясь в комок. Кого это боги ко мне привели, добро или худо несёт мне нежданный визитёр? Откуда он вообще обо мне узнал?

— Эй, ты, — мне в бок с силой ткнулся сапог стражника, — гость к тебе пожаловал, да ещё какой, самого господина инквизитора слуга! Смотри, гадина, не вздумай его даже пальцем тронуть, а то пожалеешь, что во время пыток не сдохла!

Интересно, каким же это образом я могу навредить слуге, если меня крепко сковали сразу после ухода Тобиаса? Если только плюнуть, так от подобного безобразия мне же хуже и будет. Пытать-то меня, конечно, запрещено, но повалить на живот и исполосовать кнутом очень даже можно. Или лишить и так-то скудной еды, а то и воды. В первые дни моего заключения тюремщик весьма охотно продемонстрировал мне все свои возможности, да и сейчас не упускает случая ударить или оскорбить.

— Полагаю, не стоит так грубо общаться с дамой, — с лёгким, едва уловимым порыкиванием заметил бархатистый голос, особенно характерный для юношей, уже покинувших пору детства, но ещё не вступивших в зрелость.

Я осторожно приоткрыла глаза, из-под ресниц осмотрелась. Прямо напротив меня сидел худосочный парнишка, вроде бы ничем из себя непримечательный и простоватый, но ведьмино чутьё упрямо шептало мне, что это не так. И к мальчику надо присмотреться внимательнее и быть с ним очень и очень осторожной. Я выпрямилась, постаралась сесть поудобнее и одарила посетителя вежливой улыбкой, начисто игнорируя сопящего сбоку стражника:

— Чем обязана визитом, сударь?

Паренёк сверкнул белозубой улыбкой, отвесил мне изящный поклон и тоном записного ловеласа заворковал:

— Госпожа Вероника, весть о ваших страданиях дошла до моих ушей, и я не медля ни минуты, ринулся к вам, дабы облегчить вашу скорбную участь.

Ух, как сладко, уверена любительницы душещипательных историй непременно прослезились бы и не задумываясь отдали бы отважному рыцарю свои сердца и прочие части тела. Только я к сим барышням и в лучшие годы жизни не относилась, мда-с.

— Вы гробовщик? — сухо поинтересовалась я, не спеша растекаться сахарным сиропом. — Мерки пришли снимать?

Ответ последовал незамедлительно:

— Сударыня, вас ожидает сожжение на костре, насколько мне известно, после подобной процедуры услуги гробовщика вам не потребуются.

Юноша властным жестом выдворил стражника из камеры, дождался, когда затихнут его шаги за дверью и негромко продолжил:

— Тем более, что Тобиас готов костьми лечь, чтобы доказать вашу невиновность.

Вот как? Я невольно улыбнулась, но тут же сердце острой болью пронзили старые страхи и опасения.

— Не думаю, что у него это получится.

— Вы не верите Тобиасу? Или всё-таки причастны к произошедшему?

Я молчала, с такой силой прикусив губу, что даже во рту появился металлический привкус крови. Да и что я могла сказать этому мальчику? Рассказать правду, чтобы он пересказал всё Тобиасу? Так лучше и надёжнее действовать напрямую, без посредников, только вот у меня духу не хватит выложить всё, как есть. В прямом смысле слова язык не повернётся. Моей руки коснулась тёплая ладонь, над ухом раздался полный участия и тепла голос, медовым сиропом дурманящий разум, подчиняющий чужой воле:

— Послушайте, я понимаю, что мои слова могут прозвучать банально, но я искренне хочу вам помочь. Доверьтесь мне, откройтесь, клянусь, я сохраню вашу тайну.

Хм, интересно, а Тобиас знает, что у парнишки сильно развита магия обольщения? Скорее всего, в курсе, ведь обмануть инквизитора очень сложно, тем более такого ответственного и проницательного, как Тоби. Я тряхнула головой, прогоняя дурман, и деловито поинтересовалась:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Вы вампир или дракон? Магией обольщения владеют и те и другие, да и истории о том, что вампиры не выносят солнечного света не более, чем досужие сплетни.

Паренёк так искренне оскорбился, что будь я менее цинична, даже поверила бы и бросилась молить о прощении:

— Сударыня, я искренен с вами!

— Охотно верю. А магию использовали просто так, по привычке, да?

— Теперь я понимаю, почему некоторые мужчины оскорбляя жён называют их ведьмами, — проворчал мальчуган, обиженно супя брови, словно избалованный карапуз, которому отказали в очередной конфетке.

Я пожала плечами:

— Да, я ведьма. И никогда этого не скрывала.

— Вы посвятили свою жизнь магии и потому избегаете мужчин?

У меня от удивления даже глаза округлились. Нет, конечно, я слышала о таких сподвижницах-чародейках, но даже в самых страшных кошмарах никогда не причисляла себя к ним.

— С чего вы это взяли?

Паренёк пожал плечами, глядя на меня с нарочитой беспечностью.

— Вы не замужем и не стремитесь обзавестись семьёй, вообще избегаете общества мужчин, даже от Тобиаса пять лет назад сбежали.

Интересно, чем же так покорил этот нагловатый мальчуган Тоби, что тот разоткровенничался с ним? Хотя, какая мне, по большому счёту, разница? То, что уже случилось, это всё равно не изменит. А если перестать молчать и рассказать, пусть не всё, но хотя бы часть? Я вскинула голову, дерзко сверкнула глазами:

— А если я избегаю мужчин потому, что не хочу причинять им вред? Если Тобиаса я оставила не из-за прихоти, а чтобы спасти его?

Паренёк нахмурился, глазами захлопал, пролепетал растерянно, явно выбитый из колеи моим заявлением:

— От кого спасти?

Я глубоко вздохнула, сглотнула не без труда:

— Я проклята. Любой мужчина, воспылавший ко мне страстью и посмевший коснуться, обратится в пепел в течение семи дней. Проклятие закреплено кровью, а потому необратимо.

Парнишка звонко присвистнул, проворно отшатываясь подальше:

— Как же это вас так угораздило-то?

Я только молча пожала плечами.

— Значит, вы покинули Тобиаса, спасая ему жизнь?

Я коротко кивнула, крепко стиснув зубы, чтобы щиплющие глаза слёзы не пролились и не побежали позорными ручейками по щекам. Какой резон плакать и сетовать на судьбу, если мужчина, который… которого… если мне суждено оставаться одной до конца моих дней?! Тем более, что дней-то этих осталось всего ничего.

— А почему вы ему ничего не сказали?

— Зачем? — слёзы всё-таки покатились по щекам, прокладывая дорожки в грязи. — Это всё равно ничего не изменит.

Паренёк смущённо почесал в затылке:

— Ну… Тобиас бы знал, что вы его любите…

— И что?! — я и сама не заметила, как заговорила всё громче и громче, постепенно срываясь на крик. — Люблю, ненавижу, какая по сути разница, если я его даже обнять не могу?! Да что там, пока он меня любил, я его даже за руку взять не могла. Ведь тогда он был бы обречён! Как тот кузнец, что напал на меня! Его так проклятием приложило, что он кубарем по земле покатился, а потом пеплом рассыпался и четырёх дней не прошло! Вы хотите, чтобы то же самое произошло и с Тобиасом?!!

Я замолчала, с трудом выравнивая дыхание и облизывая пересохшие губы. Паренёк же, хоть и напуганный вспышкой гнева, молчать долго не мог чисто физически:

— А снять проклятие вы не пробовали?

Вот и пришёл момент ещё одной безнадёжной истины. Что ж, сказав главное, глупо отмалчиваться в мелочах.

— Пробовала. Мы с госпожой травницей много способов перепробовали, вполне возможно из-за наших экспериментов проклятие по всему городу и распространилось. Я не проклинала Лихозвонье, но косвенно всё-таки повинна в произошедшем.

— Кто же это вас так приложил-то?

А вот на этот вопрос, мальчик, я не отвечу тебе даже под самыми страшными пытками. И не потому, что не знаю ответа.

— Уходи, — я отвернулась к стенке, всем своим видом демонстрируя, что разговор закончен, — мне нечего больше сказать.

Паренёк поднялся, небрежно отряхнул колени:

— Может, передать что-нибудь Тобиасу?

Я упрямо молчала, стиснув зубы. Прошлое не вернуть, как бы сильно этого не хотелось, так какой смысл пытаться призывать давно ушедшие тени?