Четырнадцать дней для Вероники (СИ)

День шестой. Тобиас

Целых пять лет я был уверен, что моё сердце сгорело, превратившись в горстку пепла, и никогда больше не сможет ощутить блаженное томление нежных чувств. Боги, как же я заблуждался! Одной случайной встречи с Вероникой оказалось достаточно, чтобы прошлое воскресло, а давно забытые чувства пробудились. И сейчас я как безусый юнец цеплялся за малейший повод, чтобы встретиться с моей меднокудрой чародейкой. Я усмехнулся, вспомнив, как матушка неустанно повторяла, что настоящему мужчине и истинному инквизитору не пристало быть настолько романтичным и ранимым, он должен всего лишь позволять себя любить и только. Эх, матушка, матушка, ты так и не смогла меня понять, да и не пыталась особенно, хотя, несомненно, искренне любила. Я вздохнул, в очередной раз ощущая саднящую боль от того, что не успел проститься с матушкой, да что там, я даже на похороны её не успел, слуги, изрядно перепуганные тем, что лихорадка забрала маму через три дня после начала болезни, поспешили предать тело очищающему огню.

— А Веронику я ему не отдам, — я сжал кулаки и сверкнул глазами. — Веронику огонь не получит, я не позволю её сжечь!

Путь до тюрьмы я преодолел так стремительно, что мне и оборотни с вампирами наверняка позавидовали бы, а драконы удивлённо переглянулись бы и принялись проверять мою ауру на наличие магии детей неба. Всё-таки точно подметила старинная пословица: путь к тем, кого любишь, равен одному глубокому вздоху. В этот раз меня встретил совсем ещё юнец, на котором доспехи стражника смотрелись трогательно-нелепо, словно отцовская одежда на худеньких плечах крохи сына.

— Драсьте, — пискнул мальчуган, но тут же вспомнил, что он при исполнении, выпятил костлявую, воистину цыплячью грудку и ломающимся тенорком крикнул. — Стой! Кто, куда?!

— Зачем забыл добавить.

Мальчуган смешался и смутился так, как умеют краснеть лишь безусые юнцы, до пунцовых щёк, капелек пота на кончике подрагивающего носика и подозрительно влажного блеска глаз. Наставники неустанно твердили мне, что инквизитор, особенно в пору дознания, лишён чувствительности и снисходительности, но, пожалуй, мне пора признать, что матушкину мечту я всё-таки не исполнил. Не вышел из меня идеальный инквизитор, а самое главное, что становиться таковым я уже и не собираюсь, у меня появились в жизни другие интересы. Я ободряюще хлопнул мальчугана по плечу:

— Прости, не хотел обидеть. Я инквизитор, зовут меня Тобиас, пришёл к арестованной чародейке.

Глаза парнишки распахнулись так, что ещё немного, и я без всяких усилий смог бы шагнуть в них, словно в зеркальную залу.

— Вы… инквизитор?

Я согласно кивнул, нетерпеливо переступив с ноги на ногу. Спору нет, общаться с подрастающим поколением, конечно, мило, но уж больно долго и утомительно! А времени у меня мало и с каждыми новым днём становится всё меньше.

— Так я пройду?

Мальчуган кивнул, послушно отпрянул в сторону, но когда я уже направился по коридору, в спину мне прилетел трепещущий, точно флажок на ветру, голос:

— Постойте, я провожу!

Вот что ты станешь с этим юнцом делать! И отказываться нельзя, ибо не положено по тюрьмам даже инквизитору в одиночку разгуливать. А вдруг я чужой облик принял, чтобы Веронике помочь бежать (неплохая, кстати, идея, можно рассмотреть как самый крайний вариант). Мальчишка, топая и громко пыхтя, догнал меня, нос рукавом вытер и пошёл рядом, так старательно изображая грозного стража, что от усердия даже в ногах путался, два раза вообще чуть на пол не загремел. Пришлось во имя сохранности тюремного гарнизона и сбора способных оказаться ценными сведений отвлекать паренька беседой. К моему искреннему огорчению мальчуган ничего внятного и полезного сказать не смог, лишь поделился со мной слухами, страшными и сильно устаревшими. Что ж, учитывая, что главный источник информации для этого бравого стража его матушка, к ней можно не заходить. А может, она и есть преступница? Я быстро проверил отпечаток ауры паренька. Нет, никаких страшных преступлений его родители не совершали, иначе это неизбежно отразилось бы на мальчишке.

— А вы не боитесь к ведьме-то идти? — прошептал парнишка, остановившись перед камерой и неловко отцепляя от пояса связку ключей.

Я отрицательно покачал головой, нетерпеливо глядя на то, как юный страж возится с замком. Ну же, давай уже!

— Прошу, — мальчик, наконец, распахнул дверь, но тут же всполошился и опять воинственно выпятил грудь. — Я с вами пойду!

Этого мне ещё не хватало! Я окинул мальчишку профессиональным ледяным взглядом инквизитора и процедил:

— Зачем?

Малец смешался, но не отступил, губы надул:

— Для порядка. А вдруг ведьма вас приворожит или вообще заколдует.

Я обалдеваю с этих юнцов желторотых! Они что, вообще ничего, кроме старых сказок, не читали?! Да если бы ведьма, попавшая в тюрьму, могла использовать магию, чего бы ради она оставалась торчать за решёткой?! Во имя экзотики и острых ощущений что ли?! И вообще, заявить инквизитору, что его может приворожить или заколдовать ведьма, да ещё и арестованная, то есть заведомо лишённая сил… С тем же успехом можно назвать дракона червё м с крыльями, а оборотня — собакой лишаистой. Видимо, всё, что вертелось у меня на языке, отчётливо проступило и на лице, потому что мальчуган смешался, потупился и покорно отступил в сторону. Я шагнул в камеру и, каюсь, не утерпел, изо всех сил бухнул дверью.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты чего буянишь? — Вероника, до этого любовавшаяся кусочком неба через зарешёченное окошечко, спрыгнула на пол и подошла ко мне, чуть склонив голову к плечу и застенчиво улыбаясь.

При виде родной и желанной чародейки мой гнев молниеносно улетучился. Я сгрёб пискнувшую от неожиданности девушку в объятия, жадно поцеловал сначала в макушку, потом в кончик носа, а потом хотел припасть и к губам, но Вероника мягко положила свои пальчики мне на уста.

— Что случилось, Тобиас? Кто тебя рассердил?

В нежном голоске отчётливо звучала тревога, между ровно очерченных бровей пролегла морщинка беспокойства. Я насмешливо фыркнул, вспомнив юного стража:

— А, не обращай внимания. Стражник у тебя сегодня совсем мальчишка, сказал, что ты меня можешь заколдовать.

— Это в тюрьме-то? — серебристо рассмеялась Вероника и от нежных переливов её смеха у меня в груди словно целое озеро сладкого сиропа растеклось.

— Говорю же, совсем пацана поставили, — я прижался лбом ко лбу Вероники.

Чародейка расслабленно вздохнула, но тут же напряглась, попыталась отстраниться. А вот фигушки, нипочём не отпущу! Я затянул Веронику к себе на колени, прижал крепче, всем своим видом давая понять, что ни за что её больше не отпущу. Хватит, мы и так целых пять лет потеряли, мыслями дурными да тоской себя изводили.

— Подожди, Тобиас, — Вероника вздохнула, погладила меня по щеке, — мне тебе сказать кое-что нужно. Важное.

— Даже если у тебя муж и десять детей, я всё равно от тебя не отступлюсь.

Вероника приподняла голову, пытливо заглянула мне в глаза:

— А если чёрный мор разразился по моей вине? Если из-за того, что я пыталась избавиться от проклятия, в Лихозвонье смерть пришла?

Наставники утверждали, что косвенная вина — это всё равно вина и наказание за неё суровое, пусть и не смертная казнь, но пожизненное заточение и лишение всех магических сил. Только я для себя уже давно всё решил. И впервые за долгое время мне было наплевать не только на мнение наставников, но даже и на саму справедливость.

— Что бы ни случилось, я тебя не брошу. Ты моя. А я твой.

Вероника вздохнула, глазами решительно сверкнула:

— Тогда слушай.

Признаться, первой моей мыслью, когда я только узнал о том, что Вероника проклята, было предположение, что это дело рук моей матушки. Догадка мелькнула и пропала, ведь это форменное безумие — подозревать дочь, жену или мать инквизитора в том, что она прибегла к чёрной магии! Только вот, как это чаще всего и бывает, первая догадка оказалась самой верной. Нет, совсем не зря я рассорился с матушкой после исчезновения Вероники, не зря кричал, что это она меня невесты лишила. Я крепко обхватил норовящую рассыпаться от свалившихся на неё откровений голову и приглушённо застонал. Теперь понятно, почему мама сгорела от лихорадки так быстро, и даже самые опытные целители не смогли ей помочь. Чёрная магия страшна не только тем, что действует практически на всех, она ещё и забирает того, кто ей пользуется, и помочь этому несчастному не может уже никто.

— Прости, — Вероника виновато вздохнула, потянулась было ко мне, но дотронуться не решилась, — я не хотела тебя расстраивать. Просто подумала, что хватит с нас тайн и недомолвок. Прости меня.

Я крепко прижал к себе чародейку, зарылся лицом в ворох кудрей, вдохнул такой знакомый и любимый, напоённый зноем аромат ромашкового поля.

— Ты права, хватит с нас тайн. И обвинять тебе себя не в чем, хотя… — я специально замолчал, кусая щёку изнутри, чтобы скрыть так и норовящую расплыться на лице улыбку, — могла бы и раньше всё рассказать.

Вероника вздохнула, рисуя пальчиком узоры у меня на груди:

— Не могла. Сначала я очень сильно боялась причинить тебе вред, потому и сбежала.

Я поймал шаловливую ладошку, нежно поцеловал каждый пальчик.

— А потом, когда мы уже тут встретились?

Губы Вероники дрогнули, глаза наполнились слезами:

— Я думала, ты мне не поверишь, даже слушать не захочешь…

Голосок моей ненаглядной чародейки задрожал и перешёл на хриплый шёпот, две слезинки сорвались с ресниц и наперегонки побежали по щёчкам:

— Думала, ты меня больше не любишь…

У меня защемило в груди от такого чистого признания, срывавшего все защитные покровы и маски, обнажавшего беззащитную душу моей единственной и неповторимой.

— Маленькая моя, — жарко выдохнул я, крепко прижимая к себе Веронику, осыпая поцелуями её волосы, лицо и спускаясь ниже, — родная, да как же можно ТЕБЯ не любить?! Ты же снилась мне все эти годы!

Если бы не юный страж, всё громче топчущийся за дверью и уже пару раз разражавшийся нарочито туберкулёзным кашлем с устрашающими предсмертными хрипами, одними поцелуями мы бы точно не ограничились. А так пришлось собрать в кулак остатки воли и вспомнить о том, что я к Веронике не только за прояснением сердечных тайн зашёл. Поскольку страсть яростно бунтовала и требовала активного удовлетворения, а выдержка, которой я по праву гордился, трещала по швам и так и норовила рассыпаться прахом, я быстро сунул Веронике стопку бумаг из домика травницы и попросил их прочитать, ибо у человека непосвящённого данные каракули вызывали только желание яростно ругаться и биться головой о стену. Чародейка рассмеялась и пообещала всё самым внимательным образом изучить и мне пересказать. Я быстро поцеловал Веронику в щёку и едва ли не за шиворот вытащил себя из камеры в коридор, где меня ждал изрядно обеспокоенный страж. При виде меня мальчик облегчённо выдохнул, но тут же испуганно замер, прошелестел чуть слышно:

— Она на вас бросилась, да?

Я окинул себя быстрым взглядом и с трудом удержался от того, чтобы не хлопнуть звучно ладонью по лбу. Нет, это же надо было догадаться выскочить из камеры мало того, что взъерошенным и тяжело дышащим, так ещё и в распахнутой рубахе! Хорошо хоть штаны были на месте и в полном порядке, а то у паренька вопросов было бы ещё больше! И хвала свету, что сегодня стражем оказалось такое вот наивное чудышко, более опытный мужик, глядя на меня, быстро бы отнёс Веронику к категории легкодоступных дам и не преминул бы этим воспользоваться. Я быстро и деловито застегнул рубаху, благодаря небеса за то, что инквизитор своим высоким статусом избавлен от необходимости отвечать на неудобные вопросы, и строго вопросил:

— Где у вас в городе хранятся списки жителей?

— А? — паренёк тупо глянул на меня, головой помотал, словно сказанные слова так в его разум и не попали.

Дракон голодный, ну нельзя же быть таким впечатлительным! Я глубоко вздохнул и чеканя каждое слово повторил:

— Где. У вас. В городе. Хранятся. Списки. Жителей?

— В архиве городском, — мальчишка облегчённо шмыгнул носом и зачастил, довольный, что смог оказаться полезным инквизитору. — У меня там батюшка работал, да его чёрный мор забрал. Раньше-то списки у духовника хранились, да потом город стал расти быстро, людей много приезжать стало, вот духовник и сказал, что, если списки по-прежнему у него останутся, для молящихся места не останется. И тогда градоправитель, прежний, который в чёрный мор всей семьёй помер, специальный дом для списков выделил. Он приметный такой, крыша у него мудрёная такая, переливчатая. Матушка сказывала, это от пожара защита, вот!

Поблагодарив стража, я уверенным шагом направился в городской архив. Травница успела дать мне, пусть и весьма приблизительное, описание проклявшей город ведьмы, и теперь я намерен был поискать её в списках горожан. Или хотя бы просто прикинуть, сколько женщин подходит под это описание, узнать их адреса и начать детальную проверку каждой подозреваемой. Тем более что у профессионального инквизитора такие проверки много времени не займут.