День четырнадцатый. Вероника

Одна моя подруга, жалуясь на своего избранника любила повторять, что, если бы она любила бы его меньше, давно бы придушила, чтобы он ей нервы не мотал. Помню, я всегда смеялась над ней не понимая, как можно любить и мечтать придушить одного и того же человека. Сегодня, когда Тобиас поведал мне о своей невероятной, можно даже сказать, безумной идее, я подругу поняла, но спорить с любимым не стала. И мама, и бабушка учили меня уважать мнение тех, кого любишь. Правда, когда Тобиаса поглотил непроницаемый столб серого, как самое небытие, тумана, источающего ледянящий душу холод, моя решимость пошатнулась. Я дёрнулась было вперёд, но стоявший неподалёку Эрик цепко ухватил меня за локоть.

— Не отвлекай. Тобиас знает, что делает.

Я послушно замерла, кусая губы от всё усиливающегося напряжения. Мне казалось, что прошли уже часы (на самом деле едва ли минуло несколько минут), когда держащиеся отдельной группой драконы трансформировались, расправили крылья, вытянули шеи в сторону тумана и медленно выдохнули в него короткие, насыщенно-оранжевые языки пламени. Туман удовлетворённо всколыхнулся, заметно потеплел и стал раскачиваться всё быстрее и быстрее, постепенно превращаясь в воронку.

— Магии мало, — обеспокоенно прошептал Эрик у меня над ухом, — может не вытянуть.

Молодой дракон тоже трансформировался, вызвав вскрики удивления, досады, а то и страха от своих многочисленных обожательниц, вытянул шею и послал в разрастающуюся воронку язык малинового пламени. Я простёрла руки перед собой, призывая родовую магию и тоже направила её в воронку. Я уже давно твёрдо знала, что никакая магия не заменит мне моего упрямого, отважного, благородного, самого лучшего инквизитора на свете.

Напитанная магией воронка стремительно расширилась, превратилась в нечто, отдалённо напоминающее ворота, из которых, недоверчиво оглядываясь по сторонам, щурясь на яркий солнечный свет, неловко шевеля забывшими о тяжести бренной плоти ногами выходили мужчины и женщины, дети и подростки. Столпившиеся на площади горожане ахнули, кто-то пронзительно вскрикнул, кто-то зарыдал, кто-то истерически засмеялся.

— Сынок, — лепетала сгорбленная, поседевшая раньше времени цветочница Роза, трясущимися от волнения руками прижимая к груди сгинувшего во время чёрного мора и чудом вернувшегося сына. — Сыночек… Сыночка…

— Мама, мамочка, — лепетал рослый темноглазый и темноволосый парень, стоя на коленях и тыкаясь заплаканным лицом матери в грудь, — ты видишь? Я жив! Я снова жив!

— Папа, папа! — оглушительно кричали горохом высыпавшие из ворот трое мальчуганов, со всех ног бросаясь к Элеасу и повисая на нём, словно заморские зверьки обезьянки на пальме. — Папка, ну, ты чего молчишь-то?! Папка, это мы, мы снова с тобой! Пап, а ты лошадку мою починил? У неё колёсико отпало и закатилось куда-то, я найти не мог. Пап, а ты где так испачкался, у тебя волосы от муки побелели?

Градоправитель подхватил сыновей, притиснул их к себе, но его глаза были неотрывно устремлены на красивую женщину, с улыбкой простирающую к нему руку, осторожно направляющейся к нему и заботливо оберегающей большой живот от толчков в бурлящей, словно кипяток на огне, толпе.

— Эви… — хрипло, через силу выдохнул градоправитель и вдруг затрясся от глухих лающих рыданий. По щекам потекли жгучие солёные слёзы, очищая душу от боли, отчаяния и пустоты.

Сыновья притихли, виновато и смущённо посматривая на отца и друг на друга, самый младший мальчуган, озадаченно засунул палец в рот и захлопал влажными ресницами, решая: поддержать папочку рёвом или лучше дёрнуть за косичку рыжеволосую девчонку, вертевшуюся рядом и посмевшую хихикнуть. Плакать не хотелось, да и тонкая, перевязанная простой тесёмкой косица оказалась слишком заманчивой, а потому мальчуган решил, что сырость всё же разводить не стоит и потянулся к косе. Рыжая девчонка опять хихикнула, головой мотнула, на шажочек в сторону отступая, ещё и язык показала. Братья, заботливо наблюдавшие за младшеньким, не стерпели подобного безобразия, дружно засопели и насупились, тщетно пытаясь скопировать укоризненный взгляд отца, который (они это точно знали) способен был пробудить раскаяние даже в самой нечувствительной душе.

— Мальчики, — укоризненно протянула Эви и замолчала, кусая губы и унимая ставшее горячим и прерывистым дыхание.

Нежная женская ручка была холодной от волнения и трепетала, словно пойманная в сети рыба, когда пальчики коснулись горячей, влажной от слёз щеки мужа.

— Элеас, — хрипло выдохнула Эви и с приглушённым всхлипом упала мужу на грудь.

Сыновья дружно скорчили мордочки (не пристало мужчинам предаваться таким телячьим нежностям) и убежали к своим друзьям, громко вопя, а то и подпрыгивая, точно молодые козлики, от переполнявшей их радости.

Я смотрела на это буйство жизни и тщетно пыталась найти в толпе самого дорогого для меня человека: моего Тобиаса. Его не было ни рядом с драконами, которые хоть и старались сохранять невозмутимое спокойствие, но излишне блестящие глаза и волны проходящие по чешуе всё же выдавали волнение, ни подле воссоединившейся семьи градоправителя, ни в стороне стихийно разворачивающихся песен с танцами в честь невероятного чуда, которого все ждали, но в которое никто не верил. Тобиаса вообще нигде не было. Осознав это, я испуганно ахнула, бросилась к постепенно исчезающим призрачным воротам и тут меня крепко обхватили, поднимая в воздух, сильные руки, которые я узнала бы и в полной темноте из целого сонма других рук.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Тоби!

Я повернулась к любимому и замерла, прислушиваясь к странной, непривычной магии, которая исходила от моего любимого.

— Да я это, я, — рассмеялся Тоби крепко прижимая меня к себе и целуя в висок. — Просто я отдал туману свой дар инквизитора, а тот взамен, уж не знаю, с чего вдруг расщедрившись, наделил меня целительскими способностями.

"У меня тоже чувства есть", — недовольно прошелестел холодный ветерок подле меня, взъерошив волосы и чуть приподняв край юбки.

Я от всего сердца поблагодарила этот странный туман, саму природу которого пытались постичь многие маги, да так и не смогли. Да и какая разница, что это, главное, что в Лихозвонье вернулись те, кого искренне любили и по ком отчаянно тосковали, а Тобиасу не придётся оправдываться перед советом инквизиторов за связь с чародейкой.

Что ещё рассказать? Нашу с Тобиасом свадьбу отпраздновали в Лихозвонье через три дня после невероятного чуда, приглашён был весь город и гуляния длились целую неделю. В конце недели драконы, получив наше обещание непременно погостить у них, вернулись в родной клан, прихватив с собой и Эрика с Береникой. Молодой дракон из кожи вон лез всё это время стараясь, чтобы девушка разглядела в нём не только дракона, но и мужчину, но пока все его уловки цели не достигли. Надеюсь всё же когда-нибудь это произойдёт, Эрик очень хороший друг, он достоин любви, а Береника заслуживает заботливого супруга, способного защитить любознательную чародейку от всевозможных напастей, в которые она неизбежно будет попадать из-за любопытного и непоседливого характера.

Сначала Тобиас хотел увезти меня поближе к своему другу и его семье, но Элеас попросил нас остаться в Лихозвонье, особенно напирая на то, что городу жизненно необходимы и чародейка, и целитель. Тоби не хотел соглашаться, боялся, что с этим городом у меня связано слишком много плохих воспоминаний, но я легко развеяла его сомнения. Да, мне пришлось посидеть в тюрьме, мне грозил костёр, зато именно здесь мы с Тобиасом снова встретились и обрели счастье. А это, согласитесь, самое важное.

КОНЕЦ

Загрузка...