Четырнадцать дней для Вероники (СИ)

День седьмой. Вероника

Сегодня утром я ошарашила пришедшего в тюрьму на суточное дежурство стражника просьбой принести мне зеркало. Да-да, такая вот глупая, чисто женская прихоть, но право слово, как гласит древняя мудрость, пока мы живы, ничто человеческое нам не чуждо.

— Чего принести? — крепыш, едва втиснувшийся в форму стражника, посмотрел на меня как на полоумную и на всякий случай покрепче схватился за изголовье меча.

— Зеркало, — терпеливо повторила я и, проведя рукой по спутавшимся кудрям, добавила. — И ещё гребень, пожалуйста.

Стражник окинул меня липким сальным взглядом, усмехнулся похотливо:

— А тебе не кой? На костре одинаково хорошо горят и лохматые, и причёсанные, уж можешь мне поверить, я давно стражником служу, многого навидался. Али ты для полюбовника стараешься?

Стражник шмякнул мне мясистую, покрытую короткими волосками руку на грудь, сжал жадно.

— Так попроси ласковее, я любой твой каприз исполню.

Я холодно посмотрела на страстно сопящего мужика и ровным, скучающим тоном произнесла, не делая ни малейшей попытки вырваться:

— Надеюсь, вас не пугает тяготеющее надо мной проклятие.

Стражник замер, словно вынюхивающий добычу зверь:

— Какое проклятие?

— Любой мужчина, посмевший прикоснуться ко мне с вожделением, развеется прахом через пять, самое большее семь дней.

Мужик отпрыгнул в сторону с такой скоростью, что ему и вампиры с оборотнями позавидовали бы.

— Врёшь!

Я мило улыбнулась:

— Хотите проверить?

Стражник сообразил, что здоровому, вооружённому мужику показывать свою трусость слабой, запертой в камере девчонке как-то нехорошо, и насупился, грудь грозно выпятил, даже замахнулся на меня, прошипев зло:

— Не охота руки о тебя марать, ведьма проклятая.

Что ж, как говорится, была бы честь предложена. Жаль только, что зеркальце и гребень мне не дадут, опять придётся руками красоту наводить. Хорошо хоть перепуганный страж не учинил у меня обыск и не забрал старательно переписанные записи травницы, которые я благоразумно прятала под узкой койкой. Кстати, о записях, пожалуй стоит выписать на отдельный листок тех, кого упоминает травница. Отлично, вот этим и займусь!

Я терпеливо корпела над записями, не только записывая имена жителей Лихозвонья, встречающихся в записках травницы, но ещё и давая каждому краткую характеристику и поясняя, при каких обстоятельствах о них упоминалось. Тех, кто не пережил чёрный мор, я записывала на другой листок. Сначала хотела вообще их не упоминать, но затем подумала, что проклявшая город может прикинуться мёртвой, ведь это идеальное прикрытие, и стала записывать вообще всех. Вот взять, например, того же кузнеца. Травница частенько упоминает о нём, подозревая, что он приворожил свою красавицу-супругу. В принципе, я с размышлениями травницы согласна, мне всегда чувствовалось что-то противоестественное в её слепой привязанности к мужу, но не буду сейчас отклоняться от главного вопроса. Так вот, сам кузнец магией совершенно точно не владел, жена его тоже вряд ли сама себе приворот приготовила, надо быть полнейшей идиоткой, чтобы на такое пойти, а она не дура, это факт. Значит, в Лихозвонье есть кто-то, кто согласился приготовить приворот, пошёл на риск, ведь подобные опыты в любовной магии категорически запрещены и караются серьёзным штрафом, а то и лишением дара. Почему я уверена, что приворот варили в самом Лихозвонье, а не кузнец привёз его откуда-нибудь ещё? Я задумчиво намотала локон на палец, покусала перо и даже побарабанила пальчиками по столу, но проверенные способы результата не дали. Внятного объяснения у меня не было, я просто знала, что это так. И сделано это было отнюдь не во имя любви и света, а с каким-то корыстным интересом, дальним прицелом, как сказал бы Тоби. Тоби… Я улыбнулась, чувствуя себя не разумной чародейкой, а влюблённой девчонкой, не способной думать ни о ком, кроме объекта своих нежных чувств. Надеюсь, он придёт ко мне сегодня, мне есть что с ним обсудить.

Словно в ответ на мой призыв, замок задребезжал, а затем и дверь в камеру ревматически заскрипела. Я встрепенулась, быстро бросила на стол свой плащ, скрывая записи, и выпрямилась, кусая губы, чтобы не сиять блаженной улыбкой, словно байдарский маяк, самый яркий во всех королевствах. Представьте же себе моё огорчение, когда вместо Тобиаса я увидела его друга! Нет, Эрик, спору нет, весьма обаятельный, да и собеседник приятный, но я-то ждала совсем другого!

— Вижу, мне не рады, — молодой дракон без труда прочитал всю глубину моего разочарования на моём невольно вытянувшемся личике и повернулся к двери. — Что ж, в таком случае не буду вас отвлекать.

— Стой!

Да, я прекрасно понимала, что Эрик никуда уходить и не собирался, но поддалась на провокацию, как наивная цветочница на сладкие речи богатого господина, жаждущего затащить её на сеновал.

— Стою, — молодой дракон широко улыбнулся, послушно замирая. — Что юная госпожа желает мне приказать?

— Чтобы ты, мой верный слуга, прекратил ломать комедию и объяснил причину своего визита.

Я поддержала шуточный тон Эрика и даже, как и подобает строгой госпоже, упёрла руки в бока и даже ножкой притопнула. А что, мы, чародейки, любим шутки ничуть не меньше драконов, просто поводов для веселья у нас не в пример меньше.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Не вели казнить, — молодой дракон порывисто бухнулся передо мной на колени, отчего в его мешке что-то приглушённо звякнуло. — Прибыл я к тебе, многомудрая чародейка, не во имя праздного любопытства или для злой прихоти, а только исполняя приказ моего бесстрашного господина.

Вот мы и добрались до самого интересного и важного для меня.

— А что же твой господин сам ко мне не зашёл? Али общество ему моё наскучило, али компанией моей брезгует?

— Благостно ему твоё общество, несравненна и желанна компания, токмо дела служебные покоя не дают.

За дверью камеры что-то приглушённо бухнуло, видимо, старательно подслушивающий стражник на ногах не удержался. А так ему и надо, будет знать, как на чужих беседах уши греть! Эрик же продолжал заливаться соловьём, живописуя все потраченные Тобиасом на поиск источника чёрного колдовства силы.

— И сейчас он всех жительниц Лихозвонья проверяет, а их, можешь мне поверить, немало, потому и к тебе зайти нет у него ни малейшей возможности.

Эрик выдохнул, вытащил из мешка внушительных размеров флягу, сунул мне в руки, а сам ловко достал ещё одну, уже поменьше, отвинтил крышку и жадно припал к горлышку, смачивая изрядно пересохшее горло. Я осторожно (забудь-трава научила меня осмотрительности) отвинтила крышку у своей фляги, принюхалась и с удовольствием отпила вкусного брусничного морса. М-м-м, красота!

— Кстати, я перевела записи травницы, сейчас составляю списки тех, о ком она упоминала. Галочками помечаю, сколько раз тот или другой человек встречался в её записях, ну, ещё кое-какие сведения об этих людях добавляю.

— Ну-ка, ну-ка, — Эрик заинтересованно зашуршал листами. — Ника, ты умничка, смогла такие каракули разобрать!

Мне даже обидно стало за покойную травницу, пусть она и не изучала никогда каллиграфию и врождённого, присущего драконам и вампирам, дара писать красиво у неё не было, зато в своей сфере она была лучшей из лучших.

— Это не каракули. И вообще, травница для себя писала, а не для того, чтобы любопытные драконы в её записи нос совали.

Эрик молитвенно стиснул руки у груди, но тут же заметил кое-что интересное и абсолютно серьёзным тоном спросил:

— А вот эта Марта Грей — она кто?

— По официальной версии, корзинщица, — я прикрыла глаза, вспоминая сухонькую, остроглазую и остроносую женщину, которую общая хрупкость и скорость движений делала похожей на подростка.

— А по неофициальной?

Я только пожала плечами. С Мартой у меня отношения не задались как-то сразу, уж не знаю почему, но мы при первой встрече испытали друг к другу стойкую неприязнь. Мне Марта казалась похожей на кровожадного хорька, только и ждущего момента, чтобы вцепиться в горло, а она меня наверное считала надменной ведьмой, самовлюблённой гордячкой, ведь я предпочитала или отмалчиваться при встречах с ней, или отвечала максимально коротко. Марта обладала прямо-таки фанатической жаждой сплетен, шныряла по всему городу, вынюхивая, высматривая, выглядывая и додумывая. Впрочем, к её чести стоит отметить, что слухов по городу она не пускала, по крайней мере, не была за этим неблаговидным делом замечена. А ещё Марта яростно алкала познать неведомое, открыть в себе какой-то таинственный дар, потому и третировала всех, наделённых магией, ежедневными визитами. Вот и в записях травницы частенько упоминается имя Марты Грей, та приходила то за отварами, то за травами и корнями, то за советом. Была ли у Марты хоть искра магии? Точно ответить на этот вопрос я не могла, общались мы с ней мало, при встрече друг с другом замыкаясь, а то и отворачиваясь. Могла ли Марта по какой-либо причине проклясть весь город? Пожалуй, да. И не по злобе лютой, а просто из-за неудачного эксперимента, предугадать результаты которого амбициозная дама просто не смогла.

— Я записи-то заберу?

Судя по тому, что Эрик тормошил меня за плечо, а взгляд его был встревожен, вопрос он задавал уже не в первый раз. Я отделила два листочка, а остальное придвинула к себе с виноватой улыбкой:

— Я ещё не закончила. Возьми вот это, а за остальным завтра приходи.

Дракон цапнул меня за руку, звучно чмокнул в ладошку и проворно покинул камеру, не забыв перед уходом вручить мне десяток сдобных лепёшек с горкой копчёного на травах мяса. Интересно, это у чешуйчатых родовая память — откармливать томящихся в пещере девиц? Негромко посмеиваясь, я быстро подкрепилась и опять с головой ушла в свои записи. Информация — вот всё, чем я могла сейчас помочь Тобиасу и себе, но это ведь, согласитесь, не так и мало, верно?