Четырнадцать дней для Вероники (СИ)

День четырнадцатый. Невозможное чудо

Жители Лихозвонья уже давно смирились с мыслью, что тихая покойная жизнь навсегда покинула их городок, да и была ли она когда-либо? Нужна ли? Ведь в вихре событий не успеваешь ни загрустить, ни затосковать, а то, что порой от обилия впечатлений голова порой идёт кругом, так это тоже недурно, зато будет, что в старости вспомнить. Правда, если доживёшь до этой самой старости, а то, как чёрный мор показал, тут тоже могут быть варианты. Не успели жители Лихозвонья возгордиться тем, что городок их растёт быстрее, чем у умелой хозяйки хлебы, как на них посыпались, будто из прохудившегося мешка, всевозможные события да напасти, только успевай уклоняться, чтобы тебя самого и твою семью не задело, да головой вертеть, дабы не упустить ничего.

— Ты смотри-ка, — разглагольствовал в трактире Юджин, в такт своим словам помахивая большой кружкой пива, — кто бы мог подумать-то, а?

— Ну, чего ещё приключилось? — буркнул большеголовый охотник Гаспар, про которого злые кумушки говорили, что у него каждое слово наперечёт, больше ста не каждый год произносит.

Юджин даже на месте подпрыгнул, довольный тем, что нашёл желающего его послушать (а значит и угостить пивом с доброй закуской).

— Слыхал, кто мор-то чёрный на город наш напустил?

Охотник фыркнул, космами мотнул:

— Вероника, все знают.

— А вот и нет!

Юджин торопливо допил пиво, со стуком поставил глиняную кружку на стол, подбоченился горделиво, по сторонам даже не орлом, драконом высокородным посматривая, усмехаясь снисходительно. Уловка сработала, посетители трактира, до этого весьма убедительно делавшие вид, что беседа их не касается, стали отрываться от еды и пива, загудели сначала тихо, а потом всё громче и громче:

— Ну, не томи, чего замолчал-то?!

— Да голова от пива на голодное брюхо закружилась, — протянул Юджин, для пущей убедительности похлопывая себя по животу.

Трактирщик намёк понял правильно, плюнул на пол, рыкнул приглушённо (виданное ли дело, задарма кормить!), но всё же со стуком поставил перед Юджином миску жареной с овощами рыбы. Выпивоха демонстративно принюхался, попытался было заикнуться, что хотел бы отведать мяска, да пожирнее, но увидев, как трактирщик намеревается забрать угощение, вцепился в миску двумя руками.

— Ладно, ладно, рыбка тоже хороша. Ты, Клаус, как никто его приготовить умеешь!

— Рассказывай давай, — рыкнул трактирщик, отмахиваясь от лести, словно от мухи надоедливой. — Не даром же я тебя, дармоеда, кормлю.

Посетители трактира подтянулись поближе, навострили ушки, выжидательно глядя на Юджина. Охотник пиво допил, кружку отставил, деловито ладонью рот вытер и ухнул негромко, но внушительно, поскольку слов на ветер бросать не привык:

— Будешь брехать — прибью.

Юджин гулко сглотнул, опасливо отодвинулся подальше, не забыв, впрочем, прихватить и еду, по сторонам огляделся, откашлялся, грудь впалую выпятил:

— Мор-то на город напустила не Вероника.

Народ недовольно загудел:

— Это ты уже говорил!

— Слышали!

— Ты имя назови!

— Да врёт он всё, нашли, кого слушать!

— А вот и не врёт, чародейка такое худое дело нипочём бы не совершила!

— А ты-то откуда знаешь, исповедь у неё что ли принимал?!

— Нешто те, кто магией отмечен, на исповедь ходят?! Им вроде не положено?

— Так имя-то какое?!

— Эй, мужики, кто поближе сидит, дайте этому брехуну по шее!

— Которому?

— Я щас дам, которому! Куда грабли тянешь, а ну, убери свои щупальца, пока я их тебе вокруг пояса тройным морским не затянул!

— Да ты и в море-то никогда не был!

— Это я не был?! А ну, отошли все, пока пеплом не хуже проклятия не развеял!

— Братцы! Да что же это, опомнитесь!

— Имя-то этот выпивоха назвал?

Юджин смотрел на медленно закипающую вокруг него свару с видом полководца, наблюдающего за ходом сражения и только и ждущего момента, чтобы внести притаившиеся в засаде полки. А вот трактирщик молчать не стал, терпеть убытки из-за лихих кулаков да пустых голов он не собирался, потому со всей силы шваркнул застиранным полотенцем по стону и рявкнул так, что его даже на улице было слышно:

— А ну, тихо, пока всех вон не вышвырнул!

Мужики испуганно притихли, самые робкие юркнули обратно под столы и лавки, куда схоронились в ожидании побоища.

— Ну, говори, кто там чёрный мор на нас напустил?! Только не ври, а то я тебе твой язык поганый с корнем выдеру и никто мне за это ничего не сделает, хоть бы даже и сам господин инквизитор.

Юджин понял, что его стремление к эффектности опять сыграло против него, поспешно проглотил остатки рыбы с овощами, запил стянутым у кого-то пивом и сыто выдохнул с блаженной улыбкой:

— Кристина Дюбуа.

Посетители трактира озадаченно примолкли, запереглядывались, трактирщик усиленно зачесал затылок, но привычное действие успеха не принесло, память категорически отказывалась сотрудничать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— А кто это? — сипло выдохнул кто-то из мужчин.

Юджин опять почувствовал себя центром вселенной, неиссякаемым источником мудрости, улыбнулся снисходительно:

— Повитуха это наша.

— Да иди ты, — отмахнулся трактирщик. — Повитуха же одна из первых померла.

— Не, она после чёрного мора сгинула, — ввернул трясущийся не то от похмелья, не то от старости старик со слезящимися блёклыми глазами.

— Да как же она сгинула, когда она на днях Мэгги мою пользовала? — усомнился до бровей заросший рыжей бородой мужик. — Не помогла, правда, ни шиша, пришлось к слуге господина инквизитора жёнку везти.

Юджин почувствовал, что его минута славы безнадёжно уходит, вскочил на лавку, вскрикнул прерывающимся от волнения и напряжения голосом:

— Она это, она! Сегодня в полдень её судить и казнить будут!

— Так в полдень же Веронику жечь собирались?

— Собирались Веронику, а сожгут Кристину, — охотник хрипло вздохнул, головой яростно мотнул. — Как по мне, так всех баб спалить надо, от них одни склоки да болтовня пустая. А вообще, надо не языками чесать, а в полдень прийти на площадь да всё самим и увидеть. Чай, на месте-то быстрее разберёмся.

Опешившие от непривычного многословия признанного молчуна посетители трактира зачарованно кивнули и поспешили разойтись. К готовящемуся зрелищу требовалось запастись ещё и хлебом, а лучше — пивом, чтобы торжество справедливости оказалось абсолютным.