Чудовищная правда

ГЛАВА 19

ТАЛИЯ

Когда я просыпаюсь, свернувшись калачиком, Катон спит. Я растерянно моргаю, не понимая, как я здесь оказалась и почему обвилась вокруг него, как коала, но ему, похоже, все равно. Одной рукой Катон обхватывает мою задницу прижимая меня к себе, а другой запуталась в моих волосах.

Черт.

Я пытаюсь соскользнуть с него, и Катон открывает глаза, ища угрозу. Когда понимает, что я проснулась и двигаюсь, он расслабляется и отпускает меня.

— Доброе утро, — бормочет с зевотой. Катон такой сонный и милый, что я отвожу взгляд, игнорируя пылающие щеки. Должно быть, я забралась на него во сне.

Мой бывший всегда говорил, что я любительница обниматься.

— Доброе утро, — отвечаю я и ломаю голову в поисках чего-нибудь, чего угодно, что можно сказать. Пока длится молчание, Катон вскидывает бровь, и я паникую, пока, наконец, не говорю: — Ты слышал что-нибудь об Арии?

На его лице застывает выражение, когда Катон скатывается с кровати и встает.

— Пока нет, — отвечает он, но голос у него какой-то странный.

Сидя, я подтягиваю колени к груди и наблюдаю за ним.

— Хорошо, — тихо шепчу я, но он застывает. Это из-за объятий? Нет, если бы это было так, он бы проснулся от чувства неловкости.

Он лжет мне?

Нет, Катон не стал бы. Я отпускаю ситуацию и ухожу в ванную. Приняв душ и сходив в туалет, застаю его за работой, и присоединяюсь к нему. Обычно Катон болтает и вертится вокруг меня, но сегодня Катон едва смотрит на меня, и мне не хватает его взгляда и прикосновения. Я быстро привыкла к работе бок о бок с ним и предпочитаю ее работе в одиночестве.

Следуя его примеру, я молча собираю материалы для исследования. Ученые хотели это исследование не просто так, нам нужно выяснить, почему.

Спустя какое-то время раздается стук в дверь, и как только Катон открывает ее — возвращается с подносами еды. Мы снова едим в тишине, пока я, наконец, не выдерживаю.

— Ладно, что случилось?

— Ничего, — бормочет Катон, но не смотрит мне в глаза.

— Катон, ты даже не смотришь на меня. Это из-за… из-за того, что я спала на тебе? Я могу спать в другой комнате, если тебе это неприятно.

Катон поднимает голову.

— Нет, — рычит монстр, заставляя меня вздрогнуть, после чего он смягчается и вздыхает. — Прости, я просто беспокоился о своих людях. Я не должен был срывать злость на тебе. И ты будешь спать со мной в моем гнезде, где ты в безопасности. — Он ласково улыбается. — Закончишь есть, и мы немного повеселимся. Нам обоим это нужно.

— Повеселимся? — повторяю я.

— Повеселимся, — ухмыляется Катон. — Ты ведь знаешь, что это такое, правда, Талли? — дразнит он, поддевая меня хвостом.

Со смехом я отбиваю хвост, испытывая большее облегчение, чем желание признать, что мы снова в норме, но в его глазах все еще мелькает тень. Я не спрашиваю, потому что если бы Катон хотел рассказать, он бы рассказал. Наверняка это из-за его друга. Вчера Катон был явно расстроен. Когда он будет готов, то расскажет. Надеюсь, он не позволит этому поглотить себя. Может, развлечение не помешает.

Как только мы поели, я надела туфли, и Катон повел меня вниз. Я машу знакомым ребятам, прежде чем Катон вытаскивает меня на улицу, пока дети не добрались до меня.

— Сегодня ты моя. — Он ухмыляется, глядя на меня. — Так что поторопись, пока тебя не поймали дети, — дразнит он и тянет меня за собой, а я смеюсь.

— Куда мы идем? — спрашиваю я, когда Катон ведет меня через площадь. В центре стоит статуя, которую хочу рассмотреть получше, но у меня нет времени, так как Катон тянет меня за собой.

— Конечно, чтобы показать тебе мои любимые места. — Он улыбается мне в ответ, его глаза мерцают, когда Катон тянет меня к огромному зданию на другой стороне площади, с некогда белокаменными ступенями и колоннами. На крыше здания написано «Музей Старого Света», и волнение захлестывает меня.

— Музей? Правда? — Я буквально хлопаю в ладоши, спеша к нему.

Здание простирается до самого горизонта, и очевидно, что когда-то оно было красивым и наполненным жизнью. Некоторые окна разбиты или вовсе отсутствуют, а сквозь другие пробиваются маленькие огоньки, словно внутри живут чудовища, но когда вхожу в мраморное фойе, усыпанное листьями, все эти разрушения не имеют значения.

Потрясающее зрелище.

— Вау, — шепчу я, кружась на месте, разглядывая высокие куполообразные потолки с росписью, явно ручной работы, и то, что раньше было залом для приемов.

Когда я опускаю голову, то вижу, что Катон смотрит на меня с приоткрытым ртом и нечитаемым взглядом. Мы просто смотрим друг на друга, голод, написанный на его чертах, вызывает жар по моему телу, пока он вдруг не отводит взгляд.

— Оно прекрасно, — говорю ему, и Катон снова смотрит на меня, целенаправленно проводя глазами по моему телу и снова поднимаясь, чтобы встретиться с моими.

— Это точно.

Не в силах сдержать румянец, я снова отворачиваюсь, чтобы осмотреться и увидеть как можно больше. Катон следует за мной по пятам, но в дружеском молчании, чтобы я могла все увидеть. От того, что он рядом, наблюдает и защищает меня, мое сердце бьется в два раза чаще, и Катон несомненно, слышит. Когда мы переходим в огромное открытое пространство, где полно картин и прозрачный потолок, через который видны звезды, я сажусь на скамейку и осматриваюсь.

Катон издает звук, и я смотрю на него.

— Что? — спрашиваю его с улыбкой на губах.

— Это мое любимое место, — бормочет Катон, садясь рядом со мной, и прижимается бедром к моему бедру. Его хвост, который, как мне кажется, он даже не замечает, обвивается вокруг моей лодыжки и притягивает меня ближе. — В прошлый раз, когда я находился здесь, у меня возникло чувство… Я понимаю, что это не очень по-научному с моей стороны, но мы — по сути создания с животными инстинктами, и как бы я ни старался не быть таким, я все равно им являюсь.

— Чувство? — Я спрашиваю, глядя на него и понимая, что Катон так же загадочен и прекрасен, как и окружающее нас искусство.

— Что все вот-вот изменится, — шепчет Катон, опуская глаза к моим губам, а затем встает и протягивает мне руку. — Пойдем, я покажу тебе кое-что еще.

Я беру Катона за руку, его огромная ладонь согревает мою, когда он мягко поднимает меня на ноги и ведет из музея. Катон замедляет длинные шаги, подстраиваясь под мои, и старается, укрыть меня телом от посторонних глаз и потенциальных угроз. Он окидывает взглядом окрестности, но когда я сжимаю его руку, то смотрит вниз, и на его лице появляется улыбка.

— Ты в костюме ночи, — произносит он невзначай, и я вопросительно наклоняю голову. Словно поняв этот жест, он продолжает. — В лучах лунного света, твои светлые волосы кажутся золотыми, глаза светятся звездами, а бледная кожа сияет так ярко, что ты можешь жить вместе с небесными богами.

Я останавливаюсь и смотрю на него, но Катон ничего не замечает, просто тащит меня за собой, словно не он только что сказал мне самые прекрасные слова из всех, что когда-либо говорил мне человек или монстр.

— Катон, — зову я, останавливая его. — Ты не можешь сказать такое и идти дальше как ни в чем не бывало!

— Почему нет? — спрашивает он, нахмурив брови в замешательстве.

— Потому что… Потому что… — Я хмыкаю, заставляя его ухмыляться, когда тыкаю пальцем ему в лицо. — Перестань быть таким милым и добрым! — Я проношусь мимо него, слыша его смех за спиной. Мгновение спустя Катон снова берет меня за руку и ведет в другом направлении, к библиотеке. Мы заходим внутрь, и он радостно машет своим людям. Они приветливо машут ему в ответ. Некоторые с любопытством смотрят на меня, а некоторые откровенно игнорируют.

Рим не за один день строился, и это лучше, чем съесть меня.

Хотя я бы не возражала, если бы это сделал Катон…

Нет, плохие мыслишки!

Катон ведет меня через стеллажи. Обшарпанные деревянные конструкции явно вычищены и приведены в порядок, и когда мы выходим на середину, я замираю. Здесь очень здорово, правда. В центре расставлены столы, за которыми сидят монстры и читают при свечах. Я не могу не чувствовать себя здесь как дома. Вокруг нас по кругу стоят книжные шкафы, простирающиеся до самого горизонта, а сзади — огромная железная лестница, ведущая на верхний уровень, где еще больше книжных стеллажей. На некоторых из них есть свободные места, другие книги погнуты, помяты или даже уничтожены, но видно, что они потратили много времени на уборку и ремонт этого места. Стены в трещинах, но чистые, некоторые окна разбиты, но заклеены, а в фонарях висят свечи, освещая пространство теплым, приветливым светом.

Пол вымыт, и хотя на нем кое-где видны следы от когтей, он по-прежнему прекрасен.

— Здесь так уютно, — бормочу я, когда Катон позволяет мне осмотреться, а затем, не говоря ни слова, проводит экскурсию по зданию. Катон показывает мне книги, все еще закрытые в шкафах, и те, которые они не смогли починить, аккуратно сложенные в задней комнате. Там сидит монстр, который перебирает книги, пытаясь спасти их, что меня одновременно удивляет и восхищает.

Затем Катон ведет меня наверх, щелкая когтями по металлическим перилам, и, оказавшись на площадке, он отпускает мою руку.

— Броди на здоровье, — наставляет Катон.

Я так и делаю, проходя между стеллажами и проводя пальцами по корешкам. Достаю несколько книг, пролистываю их, ухмыляясь тому, как за ними ухаживали. На них даже наклеены пометки о том, что их можно взять на время. Мое сердце успокаивается, и чем дольше я брожу, тем больше меня наполняет покой. Находясь здесь, я словно оказываюсь дома и на мгновение представляю себе библиотеку, в которой провела детство, свернувшись калачиком в углу, чтобы скоротать день. В конце концов, я решаю найти Катона, и для этого мне приходится обыскать все проходы.

Когда я снова встретила его, он расслабленно уселся, согнув ноги у противоположного шкафа с книгами. Его голова была наклонена в сторону, а в огромной ладони держал тонкий роман, кажущийся крошечным. Какое-то время я просто наблюдаю, как Катон жадным взглядом бегает по странице, как аккуратно переворачивает страницы когтями, а губами бесшумно шепчет слова, как будто ему хочется произнести их вслух.

Я опираюсь плечом на стоящий рядом шкаф и случайно задеваю книгу. Звук тихий, но он поднимает голову. Заметив меня, Катон откидывается назад, и на его губах появляется приветливая улыбка, а я краснею от того, что застала его за этим занятием.

— Что ты читаешь? — спрашиваю в оправдание того, что я за ним подглядывала.

В огромном монстре со шрамом, читающем книгу, есть что-то невероятно привлекательное.

Он протягивает руку, и я беру ее, ожидая, что он усадит меня рядом с собой, но вместо этого он опускает меня между своих раздвинутых ног так, что я оказываюсь спиной к нему. Он кладет голову мне на плечо и обхватывает одной рукой книгу, а другой играет с моими волосами, обвивая хвостом мои лодыжки. Движение было таким естественным и быстрым, что я просто сижу и моргаю.

Мы обнимались прошлой ночью, но я спала. Теперь, когда я не сплю, все кажется очень интимным. Его дыхание проносится над моим ухом, и я чувствую биение сердца Катона, твердость его мышц и движение его губ, пока Катон продолжает читать. Я откидываюсь назад и читаю вместе с ним, сосредоточившись на словах, а не на ощущении этого очень большого, мускулистого мужчины, прижимающегося ко мне каждым сантиметром. Постепенно нервозность проходит, и я погружаюсь в историю.

Я вздыхаю, когда героиня убегает от любви всей своей жизни из-за недопонимания, и Катон крепче прижимает меня к себе. Повернув голову, я прячусь в его объятиях.

— Ой, мой самый нелюбимый момент в книге, — бормочу я. — Знаю, что обычно все заканчивается счастливым концом, но эта часть между тем, чтобы отпустить все и бороться за счастье? Меня пугает, что у них не хватит сил бороться за него.

— Мне тоже нравится, — пробормотал Катон. — Но такие моменты также являются моими любимыми. — Я поднимаю на него глаза, и Катон улыбается. — Тот момент, когда они понимают, как сильно любят друг друга, и чем они готовы рискнуть, чтобы сохранить этого человека. Да, это страшно, перемены всегда страшны, а боль? Конечно, больно, но это лучший вариант, не так ли? Когда они, наконец, получат свой счастливый конец, они будут заслуживать его гораздо больше.

— Наверное, я никогда не думала об этом в таком ключе, — шепчу я, когда Катон нежно убирает прядь волос мне за ухо. — Обычно я закрываю книгу и ухожу ненадолго.

— Тогда позволь почитать ее тебе, — бормочет Катон, и я закрываю глаза, когда его голос омывает меня, пока Катон читает главу за главой, вплоть до того, как пара снова оказывается вместе. Все это время его низкий, мурлыкающий голос переносит меня в историю. Мягкие поглаживания Катона по моему боку, бедру и руке приводят меня в чувство, а когда он начинает читать сцену секса, я становлюсь ярко-красной и ерзаю, одновременно нервничая и возбуждаясь. Я слышу, как Катон вдыхает, и издает рык, когда притягивает меня ближе, позволяя мне почувствовать очень твердый и длинный член, доказывающий, что Катон тоже остался неравнодушным. Но Катон не прекращает читать, и я не прошу об этом.

Мы остаемся запертыми в пузыре, пока он читает мне эротику, и желание растет между нами, пока я почти не задыхаюсь, а его голос не становится хриплым.

— Скользя по ее шелковистым бедрам, провожу языком по своду ее стопы, а затем медленно целую ноги, которые уже несколько месяцев представляю себе переплетенными с моими. Остановившись, пробую на вкус каждый сантиметр ее прекрасной кожи, чтобы запомнить этот момент навсегда. Застонав подо мной, она выгибается, стремясь к моему рту, и когда он рукой запутывается в моих волосах и тянет меня вверх, я с готовностью иду навстречу. Я погружаюсь в поцелуй, а она обхватывает меня и крепко прижимает к себе. Ее влажный жар принимает меня, когда я устраиваюсь между ее ног…

— Черт возьми, — шепчу я, тщетно пытаясь игнорировать пульсацию между ног и напряженные соски.

— Ты в порядке, Талли? — пробормотал мне на ухо Катон. Вот гад. Он сделал это специально, а если нет, то он самый сексуально неосведомленный мужчина, которого я когда-либо встречала. Я ненавижу тот факт, что не могу устоять перед его притягательностью, когда вздыхаю и наклоняюсь к Катону, слегка задевая бедром. Ворча, он обхватывает мое левое бедро и держит меня неподвижно, когтями покалывая мою кожу. — Не делай этого, — урчит он.

— Что не делать? — невинно спрашиваю я.

— Не надо так тереться об меня. Я спал с тобой, обернувшейся вокруг меня, Талия. Каждый дюйм твоей сладкой, мягкой человеческой кожи был прижат к моей, и вот ты снова здесь, трешься об меня, как кошка в течке. Твое тело умоляет меня уступить желанию и попробовать тебя на вкус, как я хочу.

— Я… Мы… — Я запинаюсь на полуслове, а он тихонько хихикает, облизывая раковину моего уха.

— Я чувствую твое возбуждение, Талли, так что веди себя хорошо, маленький человечек. Мне очень трудно, — он затягивает слово, заставляя меня сглотнуть, — читать в таком состоянии.

— Я знаю, и чувствую это, — язвлю я, не в силах сдержаться.

— Не говори об этом, просто игнорируй, — бормочет Катон, устраиваясь поудобнее, чтобы снова погрузиться в книгу. Когда он, наконец, заканчивает читать, мы оба сексуально расстроены, но при этом улыбаемся от уха до уха от счастливого конца.

— Ты был прав — оно того стоило, — пробормотала я, поворачиваясь в объятиях Катона, чтобы увидеть его лицо, но выражение лица Катона заставило меня замереть. — Что? — спрашиваю я. Его лицо такое серьезное. — Катон?

— Уходи прямо сейчас, Талия, — прорычал он. Я расширяю глаза, а сердце замирает от желания, когда я вижу чистое намерение, пылающее в его глазах. — Прямо сейчас, если только ты не хочешь, чтобы я тебя поцеловал.

— Что? — шепчу я.

— Я хотел этого с того момента, как встретил тебя. Я боролся с этим, не хотел тебя пугать, но я не могу… не могу не поцеловать тебя, когда ты так смотришь на меня. Так что уходи сейчас, Талия.

— Талли, — отвечаю я, облизывая губы. Его глаза следят за этим движением, и Катон упирается когтистыми руками в пол, словно пытаясь удержаться от того, чтобы наброситься на меня. — Зови меня Талли. Не останавливайся. — Не знаю, почему это кажется важным, но это так.

— Талли. — Катон тянет это слово, щелкая по губам длинным языком, пока наблюдает за мной. — Уходи.

— А если я не хочу? — я впервые проявляю смелость перед лицом такой нужды. Никто никогда не хотел меня так, словно испытывает физическую боль из-за того, что так сильно во мне нуждается. Только он, только Катон, и он прав — мне нужно, чтобы он меня поцеловал. Мне нужно, чтобы он сделал этот шаг, потому что я никогда не решусь, но я хочу этого.

Этот монстр медленно прокладывал себе путь в мое сердце и душу своими защитными объятиями и мягкими словами. Он танцевал со мной под фонарями, читал мне в библиотеке, защищал меня от своего народа и в то же время работал со мной бок о бок. Нетрудно признать, что Катон мне небезразличен, и мне интересно, что он предлагает.

— Последнее предупреждение, Талли, — рычит монстр, его глаза вспыхивают красным и светятся все ярче, чем дольше я перед ним задерживаюсь.

— Я никуда не уйду. — Я вызывающе вскидываю подбородок. — И что ты сделаешь?

Катон двигается так быстро, что я даже не успеваю отпрянуть. В один момент я стою перед ним на коленях, а в другой — лежу на спине на полу, а он склонился надо мной, протискиваясь между моих ног. Я задыхаюсь, когда он поворачивает бедра и дает мне почувствовать его твердую длину.

— Тебе следовало бежать, маленький человечек.

— Приложи все усилия. — Я ухмыляюсь, зная, что должна бояться, но я не боюсь.

Не с ним.

— Не говори, что я не предупреждал тебя, человечишка, — рычит Катон, его голос свиреп. Это не мой мягкотелый Катон. Нет, это монстр, и он готов забрать то, что ему нужно, а это, как оказалось, я.

Он двигается так же быстро, как и раньше, и приникает губами к моим. Я ожидала сладости, мягкости и неуверенности, но нет. Он впивается в мои губы, зацепив клыками мою нижнюю губу, и проводит своим длинным языком по моему рту, переплетая его с моим. Поцелуй такой жесткий и быстрый, что мне приходится бороться, чтобы не отстать. Острые клыки впиваются в мою губу, и когда Катон отстраняется, я выгибаюсь и облизываю губы, наблюдая за ним.

— Ты такая сладкая на вкус, Талли, — урчит Катон, легко удерживая себя надо мной одной рукой, а другой запутывая когти в моих волосах и откидывая мою голову назад, а затем снова прижимаясь губами к моим. Он теряется во мне так же, как я теряюсь в нем. Застонав, я обхватываю его ногами, поглощенная поцелуем.

Он сметает все мои сомнения, и мое тело загорается так же, как и его глаза. Желание проникает в меня, и я прижимаюсь к Катону, стону ему в рот.

Катон собирается испепелить меня в пламени, а мне, похоже, все равно.

Я провожу ногтями по груди и плечам Катона, заставляя его придвинуться ближе и прикусить мою губу, пока мы оба не почувствуем вкус крови. Внезапно он останавливается и отшатывается, врезаясь в книжный шкаф. Катон тяжело дышит, его губы покраснели от нашего поцелуя и испачканы моей кровью; он поднимается и трогает их, когда я приподнимаюсь, чтобы посмотреть на него.

— У тебя кровь, — рычит Катон, качая головой, когда его глаза начинают затуманиваться. — Черт, Талли! — Он бросается на меня, открывает рот и проверяет мои губы, поэтому я хлопаю его по рукам.

— Катон, — говорю я, повторяя его имя, но он игнорирует меня. Я вижу, как гнев и ненависть к себе проступают на его лице, поэтому крепко сжимаю его щеки, чтобы он посмотрел на меня. — Мне понравилось. — Я наклоняюсь и снова целую его, ощущая вкус своей крови на его губах. — Ты не причинил мне вреда, я сама виновата. Перестань паниковать и доверься мне, я знаю свои пределы.

Катон слизывает кровь с губ, и его глаза на мгновение вспыхивают, но он ищет мой взгляд.

— Ты уверена, что с тобой все в порядке?

— Я лучше, чем в порядке, — обещаю я, нежно целуя его. — Как насчет того, чтобы вернуться?

Кивнув, он поднимается на ноги и берет меня за руку, но все время, пока мы выходим из библиотеки, Катон бросает на меня внимательные, почти испуганные взгляды, и между нами возникает дистанция, которой раньше не было.

Я ненавижу это.