ТАЛИЯ
Я не слушала почти ничего из того, что они говорили, но когда я вернулась в свою камеру, все стало понятно, потому что Катон в дымке весь покрытый кровью пытается уничтожить камеру несмотря на ток проходящий через его ошейник.
— Катон? — неуверенно спрашиваю я.
Он замирает, и резко поворачивается ко мне. Мое сердце колотится от волнения. Он слегка откидывает голову, вдыхая воздух, и его рев пробирает меня до костей. Я не сопротивляюсь, когда он хватает меня и прижимает к стене, защищая, затем он утыкается носом мне в шею.
Это не моя пара, это его звериная сущность.
— Ш-ш-ш, все в порядке, — заверяю я, поглаживая его по спине и плечам, пока он обнюхивает мою грудь и спускается ниже. Он нюхает между ног, заставляя меня взвизгнуть, но, поднявшись, немного успокаивается.
Он смотрит на меня красными глазами.
— От тебя пахнет другим, — рычит Катон грозным рыком.
— Они бросили меня в камеру с самцом и приказали ему размножаться, а когда мы отказались, они убили его, — шепчу я, прижимаясь к его лицу, не обращая внимания на кровь. — Что с тобой случилось? Ты в порядке? — спрашиваю, глядя в его красные глаза.
— Тебя не было, — вырывается у него. — Я же говорил. — Его слова звучат грубо, с трудом. — Моя, — рычит он, крепко прижимая меня к себе.
— Твоя, — обещаю я, застонав, когда он лижет мою шею и трется об меня, словно оставляя свой запах. Катон прижимает ногу между моих бедер, к моей киске, заставляя меня откинуть голову со стоном.
— Катон, — бормочу я, но он не обращает на меня внимания, облизывая мою кожу и потираясь об меня. Уткнувшись снова носом в мою шею, он рычит, явно недовольный.
Я не успеваю среагировать, как он хватает меня за шею, наклоняет голову в сторону и вонзает клыки в мою шею. Я вскрикиваю, а он мурлычет, упираясь в мою киску, и боль сменяется удовольствием. Я закрываю глаза, пока он продолжает мурлыкать, а затем вытаскивает клыки из моей шеи, заставляя меня хныкать. Он зализывает ранку, прижимается лбом к моему, задевая клитор с каждым движением колена, пока я не кончаю.
Катон впивается в мои губы, глотая мои звуки удовольствия, и позволяет мне тереться о его твердое бедро, переживая оргазм, пока я не откидываюсь к стене.
— Какого черта? — требую я, с трудом переводя дыхание.
— От тебя не пахло мной. — Его слова звучат более связно, а красный цвет исчезает из глаз. — Мне нужно было заявить на тебя права, иначе я бы никогда не успокоился. Это либо брачный укус, либо я бы трахнул тебя прямо здесь, в крови наших врагов.
У меня округляются глаза. Это должно вызвать у меня чувство отвращения, верно? Вместо этого я стону, слишком возбужденная этой идеей.
Он вдыхает и закрывает глаза, прежде чем открыть их и посмотреть на меня все еще мелькают красные огоньки.
— Я чувствую запах твоего возбуждения, пара, — предупреждает он.
— Да, извини, но в свою защиту скажу, что ты только что заставил меня скакать на твоем бедре, пока я не кончила, а потом пригрозил трахнуть меня. Это все равно что угрожать мне хорошим времяпрепровождением. — Я пожимаю плечами, и на его губах появляется любящая улыбка, пока он наблюдает за мной.
— Талли, моя Талли, как мне так повезло? — мурлычет он, облизывая мои губы, словно не в силах удержаться. Он крепче сжимает руку на горле, и это должно быть угрожающе, но кажется успокаивающим и надежным настолько, что я могу отпустить руку и поверить, что он поймает меня.
— Не забывай об этом. — Я ухмыляюсь, и он снова смеется, прижимаясь ко мне.
— Черт, Талли, я думал, что снова потерял тебя. — Катон вздрагивает, и я обнимаю его, сцепив ноги за его спиной. — Мы выберемся отсюда, и когда это сделаем, я больше никогда не отпущу тебя.
— Обещаешь? — Я улыбаюсь, но улыбка исчезает, когда Катон поднимает голову, его глаза снова пылают красным.
— Обещаю, — рычит он, жадно глядя на меня. — Если я не отойду от тебя, у нас будут проблемы.
— Я не хочу, чтобы ты уходил. — Я крепче сжимаю ноги. — Я хочу, чтобы ты был здесь. К черту их, к черту их мнение. Я могла потерять тебя сегодня. Мне не нужно наше гнездышко, мне нужен только ты. — Я прижимаюсь к нему всем телом, заставляя его стонать. Накрыв его рот своим, я ухмыляюсь. — Так трахни меня и объяви своей парой.
— Талия, — предупреждает он, от полного имени меня бросает в дрожь. Его хвост виляет за спиной, а клыки обнажены. Он выглядит таким сильным и красивым, что мне становится больно из-за него. Я знаю, что он чувствует это, так как его глаза вспыхивают, когда он вдыхает.
— Перестань думать об этом. — Наклонившись, я прикусываю его губу. — Трахни меня, Катон. Заяви на меня права, спарься со мной.
Меня впечатывает спиной в стену, он срывает брюки и рубашку и бросает их за спину. Катон блуждает взглядом по моему телу, словно никогда не видел раньше, хотя лизал, пробовал на вкус, но никогда не занимался со мной сексом, и, черт побери, я уже мокрая для него.
— Я не могу быть мягким, Талия, не тогда, когда я претендую на тебя, — предупреждает он.
— Кто сказал, что мне нужна мягкость? — Схватив его за рога, притягиваю к себе, крепко целую и подталкиваю к действию, а затем отстраняюсь. — Трахни меня.
Я охаю, когда он спускает меня, переворачивает и раздвигает мне ноги. Он прижимается грудью к моей спине, а хвостом скользит по ноге к моей киске. Щелкает по клитору, пока я не начинаю стонать, а потом останавливается, покусывая мою шею.
— Они не должны тебя видеть, — рычит скорее зверь, чем мужчина, и прежде чем я успеваю ответить, он вводит в меня свой хвост.
Даже мокрая, даже после того, как я только что кончила, я стону, сжимаясь вокруг его длины. Покачиваю бедрами, пока он трахает меня хвостом, а потом вытаскивает его так же внезапно, как и ввел в меня.
Вцепившись когтями в мои бедра, он дергает меня за задницу, скользя руками вверх по моей спине, по рукам и вниз, где его пальцы переплетаются с моими, несмотря на предупреждение. От этого нежного прикосновения у меня на глаза почти наворачиваются слезы, потому что я знаю, что он делает.
Он напоминает мне, что он со мной, и удерживает в этом моменте с ним, даже когда грубо обращается с моим телом. Прижимает членом к моей киске, проводя по ее складочкам и ударяя по клитору, пока покрывает себя моими сливками.
— Ты будешь кричать от желания, моя пара, — вырывается у него. — Ты примешь меня, и все узнают, что ты моя, пока я буду изливать в тебя семя и помечать запахом.
О, черт. Его грязные словечки до невозможности возбуждают меня, и я вскрикиваю, когда Катон врезается в меня членом. Он такой длинный, твердый и широкий, что я почти задыхаюсь, не в силах дышать, но Катон не дает мне опомниться. Вместо этого он вырывается и снова входит в меня.
Пошлые слова, срывающиеся с его губ, заставляют меня хныкать и отталкиваться, чтобы он вошел глубже.
— Такая хорошая девочка, Талли. — Его голос — рычание, которое вибрирует по моему телу. — Посмотри, какая ты красивая, когда берешь меня. Лучше, чем я мог себе представить, словно тугой, влажный жар окутывает мой член, сводя меня с ума. Ты так хороша, моя пара, слишком хороша. Я не могу остановиться.
Иногда легко забыть, что Катон — девственник, он берет меня жестко и быстро, в отличие от моих первых неуверенных попыток, знает, что делать. Он царапает клыками мою нежную кожу, когтями впивается в стену, чтобы не порезать меня, а хвостом обхватывает мой живот, помогая мне оттолкнуться, чтобы принять его.
— Катон! — кричу я. Удовольствие проникает в меня, когда он отклоняет мои бедра, чтобы попасть в ту точку внутри меня, от которой у меня заслезились глаза. Мой клитор пульсирует от его хвоста, пока он вбивается в меня.
Пока он это делает, я замечаю запах, восхитительный запах, от которого я стону.
— Что это за запах? — задыхаясь, спрашиваю я.
— Мой брачный аромат, — урчит он. — Наполняю тебя, покрываю, чтобы ты всегда пахла мной, и никто другой не мог к тебе прикоснуться. Ты. Моя! — рычит Катон, снова вонзая клыки в мою шею, удерживая меня на месте, пока грубо и жестко берет меня.
Боль смешивается с удовольствием, и не успеваю я опомниться, как снова кончаю, кричу, как он и хотел. Зарычав, Катон отстраняется, и я слышу, как он наваливается на меня. Через минуту он покрывает спермой мою спину, задницу и киску, окутывая меня своим восхитительным ароматом, а затем снова оказывается во мне.
Он вынимает клыки из шеи, а ранки зализывает языком.
— Я еще не закончил с тобой, моя пара, — рычит мне в ухо.
Катон отрывается от меня, поднимает и впечатывает спиной в стену, насаживая меня на свой член. Одной рукой он упирается в стену, а другой — в шею, откидывая мою голову назад, и от этого давления я глубоко вдыхаю. Я скачу на нем изо всех сил, пока он берет меня. Его пылающие глаза не отрываются от меня, с клыков капает моя кровь, и он рычит.
— Моя, моя, моя, — напевает он.
— Твоя, — обещаю я, но мой голос затихает, когда он снова сжимает мое горло. Набрасывается на мои соски, облизывая, покусывая и втягивая кровь, оставляя следы укусов на груди, когда Катон с силой впивается в меня.
— Моя навсегда, — рычит он, вонзая клыки прямо над моим сердцем. Резкая боль сменяется наслаждением, когда он сжимает клитор.
Я даже не могу кричать, когда он трахает меня, доводя до оргазма, а потом до другого, его запах делает меня такой же дикой, как и он сам. Я царапаю его ногтями, что только подстегивает Катона, и он трахает меня так сильно, что это почти больно, и кажется, что я не перестаю кончать, пока он не откидывает голову и не рычит.
Катон вонзается в меня раз, два и замирает.
Его разрядка заполняет меня, и наслаждение все еще охватывает, не ослабевая, пока он не перестает касаться клитора, и тогда я падаю, как марионетка с перерезанными ниточками. Катон ловит меня и скользит пальцами по его стекающей сперме и вставляет ее обратно в мою киску.
— Люблю тебя, Талли. Люблю тебя так сильно.
— Я тоже тебя люблю, — отвечаю я, открывая глаза, чтобы встретиться с его глазами, и он нежно целует меня, даже когда пальцами не позволяет вылиться из меня его освобождению.