Чудовищная правда

ГЛАВА 44

ТАЛИЯ

То, что рассказал мне Хейс, заставило заполнить недостающие фрагменты. Наверху находится ферма по разведению монстров — вот почему они отлавливали и экспериментировали над ними. Ясно, что это не только для того, чтобы создать больше таких же, но и для того, чтобы создать других.

Новый вид.

Дело не только в этом. Они хотят изменить нас, людей, и тогда уже никто не будет в безопасности. Я припрятываю как можно больше исследований, зная, что скоро нам нужно будет выбираться отсюда. Пройдет совсем немного времени, и они причинят вред Катону, чтобы заставить меня что-то сделать, и я могу только представить, через что проходят Ария и Акуджи. Нам нужно вернуться за стену, где у них нет власти.

Мы должны уничтожить исследования раз и навсегда, но это их не остановит. Нет, нам нужно их уничтожить. Однако для этого нужно разобраться в истоках. Я не понимаю принципов этих исследований и начинаю расстраиваться, понимая, что мне нужно раскрыть их секреты, чтобы защитить свой народ.

Мой народ…

Так вот кто они теперь?

Да, я решила, что они мой народ.

— Пойдем, научный сотрудник. Пора на обследование, — рявкает охранник некоторое время спустя.

— Обследование? — спрашиваю, но он игнорирует меня, и у меня возникает идея. — Ладно, одну минуту. — Я хватаю как можно больше вещей, запихиваю их в сумку и взваливаю ее на плечо.

— Что в сумке? — спрашивает один.

— Это для того, чтобы провести некоторые тесты на Катоне, монстре, с которым я живу в одной камере. Хейс хочет, чтобы я поняла этот процесс, поэтому они мне нужны, — объясняю я. Он, кажется, сомневается, поэтому я подслащаю ему пилюлю. — Ты правда хочешь побеспокоить босса, чтобы он подтвердил мои слова? А что еще мне с этим делать? — Я жестом показываю вокруг нас. — Не похоже, что здесь есть куда идти.

— Отлично, — бормочет он, и вместе с другим охранником ведет меня обратно через лаборатории в совершенно другую. Эта больше похожа на кабинет врача, со столом и шкафами вдоль задней стены, и, когда я осматриваюсь, в душе зарождается плохое предчувствие. — Что происходит? спрашиваю я, кладя сумку под металлическую кровать, чтобы о ней забыли.

— Залезай, — требует охранник.

Проглотив протест на случай, если они отыграются на Катоне, делаю то, что мне говорят, и, жду и гадаю, что они собираются со мной делать. Я нужна им живой, но ясно, что им нужны только мой ум и матка. А все остальное? Ну, это не имеет значения.

Я жду и жду, и наконец в кабинет вбегает человек в лабораторном халате. Он даже не смотрит на меня, пока идет к столику и подтаскивает его поближе. Я хмурюсь, пока док берет кровь, а затем осматривает меня. Когда он раздвигает мои ноги и проводит влагалищный осмотр без перчаток, мне хочется врезать ему по лицу.

Вместо этого слезы наполняют мои глаза.

Я хочу смахнуть их, пока они стекают по моим щекам, как горячие дорожки смущения. А ему все равно. Он обращается со мной как с животным, сканируя меня и проводя тест за тестом, а охранник наблюдает за этим, только усиливая мое смущение и страх.

— Разденьте ее, — приказывает мужчина, и охранник ухмыляется еще шире.

— С удовольствием.

— Подождите, нет! — протестую я, вскакивая на ноги.

Доктор хмурится.

— Я должен осмотреть тебя полностью, так что либо он тебя разденет, либо ты разденешься сама. В противном случае мы вырубим тебя и разденем.

Меня чуть не стошнило от одной мысли, что они могут сделать все, что угодно. Страх пронзает меня с такой силой, что руки трясутся, а ноги превращаются в желе. Охранник надвигается на меня, рвет одежду, а я кричу и отталкиваю его, вырываясь.

— Живо! — приказывает доктор. — У меня нет времени.

— Пожалуйста. — Я ненавижу испуганный шепот, который слетает с моих губ, когда охранник загораживает обзор доктору и ухмыляется, облизывая губы.

— Мне нравится слушать твои мольбы. Может быть, на обратном пути я отведу тебя в свою камеру, — шепчет он. — Но сначала давай посмотрим, почему этот монстр так безумно хотел попасть в твою киску.

Меня почти тошнит, страх настолько силен, что я дрожу как лист. Я была так сильна, так уверена, но люди — мерзкие существа. Монстр никогда не изнасилует. Женщин ценят, любят и считают равными, а здесь мне напоминают, что я ничто в этом мире.

Мои ученые степени, ум и значимость здесь ничего не значат.

Я все еще просто сучка, и это все, что они видят.

— Нет. — Мой голос слаб, и я ненавижу это. Ненавижу, что мне приходится бороться за то, чтобы мое тело принадлежало мне. Ненавижу, что мужчины считают, будто могут отнять у меня этот выбор только потому, что я женщина. Они ведут себя так, будто это их право — пользоваться моим телом, а мое согласие ничего не значит. Им все равно, что они разрушают жизни, все, что их волнует, — это сиюминутное удовольствие и чувство контроля.

Даже если она ненавидит это.

Даже если она кричит.

Даже если она скажет «нет».

Я уже собираюсь умолять доктора помочь, когда оживает рация охранника.

— Всем охранникам занять свои посты! — кричат из рации.

Он рычит и отворачивается от меня.

— Принято, — отвечает он.

Он фыркает и отворачивается от меня.

— Принято, — отвечает он.

Ученый хмурится.

— Отведите ее обратно в камеру. — Прежде чем я успеваю схватить сумку, меня вытаскивают оттуда, и я потею от того, что мне пришлось оставить ее. Однако они сосредоточены на чем-то другом, поэтому им все равно.

Я начинаю паниковать, гадая, не собирается ли он сделать то, чем угрожал, но когда он бросает меня обратно в камеру к Катону и захлопывает дверь, я понимаю, что им есть с чем разбираться. Я благодарю свою счастливую звезду и того, кто вызвал такой переполох.

Когда я поворачиваюсь к Катону, который, спотыкаясь, поднимается на ноги, я разражаюсь рыданиями. Он притягивает меня к себе и спешит к углу. Проводит по мне руками, в его глазах плещутся страх и беспокойство.

— Талли, Талли, скажи мне, что случилось. Они тебя обидели? — Его глаза полыхают красным, но я не могу говорить. Все, что могу, — это плакать.

Никогда еще не была так близка к тому, чтобы ко мне прикоснулись без моего согласия, и на мгновение страх овладевает мной, лишая меня всего, что делает меня собой, когда понимаю, как легко они могут это сделать.

— Талли, пожалуйста, поговори со мной, — умоляет Катон. — Расскажи мне, что случилось. Позволь мне все исправить, детка. Пожалуйста. — Отчаяние и боль в его голосе заставляют меня сдержать рыдания и встретить его испуганный взгляд.

— Я… — прохрипела, прежде чем сглотнуть. — Я в порядке, они не причинили мне вреда. Но они были близки к этому, — признаю я, губы дрожат. — Ближе, чем когда-либо прежде. Он собирался… — Я качаю головой, не в силах произнести это вслух, и на мгновение Катон смотрит на меня, не понимая, что я пытаюсь ему сказать, а потом его осеняет. Я чувствую, как в нем закипает ярость, но он держит себя в руках, прижимая меня к себе, поглаживая по спине и лицу.

— Больше никогда, — обещает он. — Мне жаль, что меня не было рядом, Талли. Я рад, что с тобой все в порядке. — В его голосе слышится рык, но это только успокаивает меня. — Я убью их всех за то, что они хотя бы посмотрели на тебя. Когда мы выйдем, укажи, кого именно, хорошо?

Я киваю и придвигаюсь ближе.

— Ты можешь… Ты можешь просто обнять меня ненадолго? — мягко спрашиваю я.

— Всегда. Я буду обнимать тебя всегда, — бормочет Катон, качая меня в своих объятиях, позволяя мне выплакаться и восстановиться, но я не могу избавиться от страха, потому что знаю, что будет следующий раз и мне может не так повезти.

В этот момент раздается сигнал тревоги, и я кричу. Я не хотела кричать, но это еще больше выводит Катона из себя, и он перемещает меня за спину, где я обнимаю себя, не в силах остановить слезы.

За тревогами следуют громкие голоса, выстрелы и крики.

Я хочу спросить, что происходит, хочу быть храброй и сказать ему, что это наш шанс выбраться, но ничего из этого не делаю, чувствуя себя в безопасности только здесь, с ним.

Наступает тишина, а затем дверь распахивается. Катон встает и движется, прежде чем я успеваю среагировать. Он с рычанием бросается на нападавших, но тут же отшатывается назад.

— Это мы, — отвечает рычащий голос, и на мгновение я вижу только охранника, который идет, чтобы закончить начатое, прежде чем до меня доносится милый, смущенный голос.

— Спасение. — Ария? Нет, не может быть. — Эй, Талия, это я.

Я моргаю, глядя ей в глаза. Так и есть. Это Ария. Но как?

Почему?

Как?

— Ария? — глупо спрашиваю я, словно мой разум разыгрывает меня.

— Да, пойдем, пора выбираться отсюда. Мы возвращаемся домой. — Я чувствую облегчение Катона, когда он спешит ко мне и берет меня на руки мягко, как будто я ребенок. Я и сама чувствую себя такой же — испуганной и прячущейся, пока нас пытаются освободить.

Такой слабой.

Я зарываюсь в него лицом, не желая видеть жалость в глазах Арии за то, какая я слабая и бесполезная. Катон прижимается ко мне, но в данный момент он — все, что кажется мне безопасным. Я крепко прижимаюсь к нему, даже когда он несет меня. Я чувствую, что мы движемся, и через некоторое время поднимаю голову и вижу, что мы находимся рядом с лабораториями, где… где это чуть не случилось.

Где я оставила исследования.

Это меня веселит.

Я не обращаю внимания на крики ученого, на сигнализацию, на все… Мы собираемся выбраться отсюда, и нам нужно взять их с собой, но в этот момент гаснет свет, погружая нас в темноту, и только красная мигающая сигнализация. Я трясусь от страха, а Катон прижимает меня к себе.

Акуджи движется с легкостью, уничтожая тех, кто идет за нами, и я выскальзываю из объятий Катона, чувствуя себя сильнее. Он следует за мной, когда я вхожу в лабораторию и смотрю на стол, где меня едва не изнасиловали, и гнев, какого я никогда не испытывал, наполняет меня, вырываясь наружу, как дымка монстра. С криком, повергающим меня в шок, я хватаю ближайший предмет и бросаю его. Это оказывается стул, и он попадает в компьютер, разбивая его вдребезги. На мгновение замираю, тяжело дыша, глядя на разбитый компьютер, и что-то похожее на удовлетворение наполняет меня.

Я делаю это снова, и не успеваю оглянуться, как проношусь по комнате, круша и ломая все, что только можно, чтобы избавить комнату от контроля, который она имеет надо мной.

Я знаю, что все они наблюдают за мной, и когда я заканчиваю, уверенно встречаю взгляд Арии.

— Чтобы они больше никогда не смогли этого сделать, — заявляю я, и она лишь понимающе кивает, затем снова поворачивается к Акуджи. Я успеваю схватить свою сумку, в которой находятся все основные исследования. Катон без вопросов перекидывает ее через плечо и смотрит на меня, чтобы убедиться, что я в порядке. Я лишь киваю в ответ, но тут голос Арии заставляет меня обернуться.

— Его мама в камере.

Я прослеживаю ее взгляд до маленького ребенка-монстра у нее под боком, и мое сердце замирает, но потом вспоминаю, что они делают наверху, в питомнике.

— Привет, — бормочет Ария, приседая рядом с ним. — Эй, это мои друзья Талия, еще один хороший человек, это Катон, а это Акуджи. Мы вернем тебя домой, хорошо?

— Хорошо. — Его крошечный шепот наполнен доверием и любовью. Нам нужно вывести его и остальных отсюда, пока они не заперли нас обратно. Я смотрю, как Ария берет пистолет и встает. Я должна помочь, но я прислоняюсь к боку Катона, внезапно обессилев.

— Ты можешь нести их обоих? — спрашивает Ария у Катона. — Мне нужно быть в состоянии сражаться, а я не могу нести его…

Катон смотрит на меня, потом на ребенка и кивает. Я знаю, что он хочет сражаться с ними, но мысль о том, что я могу потерять его, заставляет меня крепче прижаться к нему.

— Эй, доверься моему другу, хорошо? — Она подводит ребенка к Катону и смотрит мальчику в глаза. — Мы пойдем за твоей мамой, но мне нужно, чтобы ты вел себя тихо и спокойно, хорошо? — Я смотрю на маленького мальчика с благоговением. Он такой драгоценный и невинный. Мы должны спасти его. Мы должны спасти их всех.

Смерть не остановит этих ублюдков, поэтому, хотя у меня болит сердце при мысли о тех, кого мы оставили позади, я знаю, что мы должны двигаться дальше.

— Конечно, — говорит мальчик, когда Катон поднимает его и меня. Я крепко держусь, доверяя его решению, и мягко улыбаюсь мальчику, чтобы успокоить его. Ария смотрит на нас, а затем присоединяется к Акуджи в коридоре, когда мы слышим приближающиеся звук ботинок.

Я должна верить в то, что они нас защитят, и я верю.

Никто не сражается так, как Ария и Акуджи, и он убьет любого, кто придет за его парой.

Я наблюдаю, как они выходят в коридоры, чтобы расчистить путь. Звуки боя доносятся до нас, когда Катон осматривает коридор, прикрывая нас обоих. Однако я не могу выкинуть из головы мысль о том, что на этаже есть дети. Что, если там есть еще живые дети?

Я видел только смерть и одного монстра в камере, но это не значит, что их там больше нет. В конце концов, они намекнули на это. У нас нет времени искать их по всему зданию. Нас всех убьют, а я, несмотря на свою вину, не настолько эгоистична, чтобы пойти на это.

Но я могу что-то сделать.

Что угодно.

Пока они убивают идущих за нами охранников, я спешу к терминалу, не обращая внимания на Катона. Я не могу вернуться и помочь им, охрана была слишком жесткой, но я могу сделать все, что в моих силах, для всех, кто остался в живых там, наверху.

Используя компьютер, я получаю доступ к системе безопасности и открываю ячейки, освобождая монстров. Эти идиоты держат все на одной программе. Когда я перехожу на сторону Катона, я спокойна за свой поступок — я освободила их от ублюдков, которые это сделали.

Не знаю, были ли заполнены другие клетки, но теперь я могу уйти отсюда без чувства вины. Теперь они впервые свободны и могут отомстить.

— Идемте. — Катон хватает нас и выводит наружу, чтобы посмотреть, что происходит. Коридор за дверью — это масса движущихся и мертвых тел. Акуджи прорывается сквозь них, а Ария стреляет. Оба двигаются как танцоры, их действия уверенны и сильны. Акуджи торжествующе ревет, а Ария оглядывается на нас ухмыляясь, прежде чем исчезнуть из виду.

Я сдерживаю крик, ожидая с затаенным дыханием, но вскоре вижу, как она встает на ноги и летит на охранника, который ее ударил.

— Я собирался предложить помощь, — говорит Катон, глядя на меня. — Но не думаю, что ей это нужно.

Несмотря на ситуацию, я не могу не смеяться, понимая, что он прав — Ария дерется как монстр и ничуть не хуже его. Ей не нужна наша помощь, мы бы только мешали. Вместо этого мы защищаем ребенка и исследования.

Мы наблюдаем, как они надирают задницы, уничтожая целую армию охранников, пока не нажимают красную кнопку, и клетки, которые я не помню, чтобы видела, распахиваются, выпуская новых монстров.

— Пора домой, — зовет Ария, ее голос доносится до нас. — Возможно, вам придется сражаться. Ты с нами?

— До конца! — кричит женщина, и на ее голос ребенок в руках Катона начинает извиваться, а затем выскальзывает на свободу и пускается бежать.

— Мамочка!

— Малыш! — кричит Катон, но уже слишком поздно. Я просто смотрю вместе со всеми, как он бросается на женщину. Мое сердце тает, когда она плачет, радостно раскачивая его, пока они оба болтают и хихикают.

Как мы можем чувствовать себя виноватыми? Может, мы и не смогли спасти всех, но это того стоит.

— Мамочка, мамочка, человек спас меня, — говорит он ей, отстраняясь.

— Спасибо. Спасибо тебе, — повторяет она, ее глаза наполняются слезами, когда она падает на колени перед Арией. — Я обязана тебе жизнью, спасибо.

— Ты мне ничего не должна, — предлагает Ария и протягивает руку женщине, выглядящей как крутая спасительница монстров. — А теперь давайте отведем вас обоих домой, хорошо?

Женщина некоторое время смотрит на Арию, прежде чем принять ее руку, а Ария смотрит на своего спутника.

— Готов?

— Пойдем домой, моя пара, — отвечает он.

— Он так и сказал, Талли, — пробормотал Катон, прижимая меня к себе. — Домой, чтобы я мог напомнить тебе, что больше никогда не отпущу тебя.

— Звучит идеально, — шепчу я, прижимаясь к щеке Катона, и целую его.

Дом.

Дом — это место, где находится Катон.