Чудовищная правда

ГЛАВА 21

ТАЛИЯ

На следующее утро я наблюдаю за Катоном. Сегодня он изменился, стал более сдержанным и холодным по отношению ко мне. Он по-прежнему приносит еду, следит, чтобы я пила, и отвечает на мои вопросы, но между нами какая-то дистанция, от которой у меня щемит на сердце. Потирая грудь, я снова перевожу взгляд на него, размышляя, не напугала ли я вчера Катона своими слезами и признаниями. Но он не похож на человека, который сторонится сложных вещей, так почему же он отстраняется от меня?

Я скучаю по его взгляду и рукам.

Я скучаю по нему, и он здесь.

— Ты что-нибудь слышал об Арии? — спрашиваю я, и Катон напрягается и качает головой. Я хмурюсь от его реакции и снова сосредотачиваюсь на исследовании. Прикусив губу, я вспоминаю, как он целовал меня вчера, как будто не мог насытиться, и как он обнимал прошлой ночью, защищая от моих снов. Он также утешал меня из-за неуверенности и, кажется, не беспокоился о моем самобичевании.

Я должна иметь детей. Я женщина — это биологическое.

Или это то, что нам вдалбливают с раннего возраста.

Наша ценность измеряется только нашей маткой.

К сожалению, мне понадобилось много времени, чтобы осознать, что я все еще женщина — глупо, я знаю, — но именно так я себя и чувствовала. Невозможность иметь детей заставляла меня чувствовать, что я не желанная и не нужная, что я не полноценная, но Катон знал и понимал суть проблемы. Катон успокоил мои страхи.

Как он мог так крепко обнимать меня и обещать, что я полноценна, и не смотреть мне в глаза? Если честно, это больно, и я чувствую, как погружаюсь в работу, боясь, что сказала или сделала что-то, не осознавая этого. Может быть, ему начинает не нравиться, что я рядом, как это в конце концов делают все остальные.

— Совсем ничего? — спрашиваю я, пытаясь завязать разговор.

— Нет, — хмыкает Катон, и я сужаю глаза. Что-то не дает мне покоя. Он не смотрит на меня и явно чувствует себя неловко…

Он лжет мне?

Я чувствовала, что он лжет, и теперь в этом уверена.

— Мой бывший врал мне, — начинаю рассказывать, не глядя на него. Я чувствую, как Катон поворачивает ко мне голову, и продолжаю. Я никому не рассказывала об этом раньше, но должна заставить его понять. Катон молчит, пока говорю, глядя на исследование. — Я любила его, или думала, что любила. Думаю, я была больше влюблена в идею о нем и о нас, и в то, что я больше не одна. Я делилась с ним всем: своими надеждами, мечтами, страхами… и своими исследованиями. — Я делаю небольшую паузу, чтобы дать ему осмыслить сказанное. — Я работала над ними в свободное время, чтобы никто больше не знал. Это была моя страсть, моя надежда. Я собиралась представить исследование на следующем открытом конкурсе, чтобы сделать себе имя и иметь возможность исследовать то, что хочу, но я была дурой. Я не заметила его жадности, пока не стало слишком поздно. Он был неплохим ученым, но ему не хватало драйва, чтобы создавать собственные исследования или замечать проблемы вокруг нас. Он не мог видеть дальше приказов. Он украл мои исследования и выдал их за свои собственные. И по сей день он работает над этим, его финансируют и хвалят. — Покачав головой, я скривила губы в отвращении. — Когда я столкнулась с ним, он солгал мне в лицо, а потом продолжил врать. Он подлил масла в огонь, выставив меня сумасшедшей, и это сработало, потому что я — женщина, а он — мужчина. Ему все сошло с рук, и теперь мне очень трудно кому-либо доверять. — Я намеренно встречаюсь взглядом с Катоном, чтобы он увидел мой гнев и разочарование из-за того, что он мне лжет. — Поэтому, когда кто-то врет мне, я никогда не прощаю его, — говорю ему, глядя в глаза и видя, как чувство вины пожирает его зрачки. — Ты лжешь мне! Где она?

— Талли, — начинает Катон, подняв ладони вверх. — Позволь объяснить.

— Нет, мне нужна правда! Я доверяла тебе! — кричу я, и слезы наполняют глаза, когда понимаю, что была права. Я доверяла ему, единственному человеку, который появился у меня после моего бывшего мудака. Я доверяла ему, а он, как и все остальные, лгал мне. Все эти нежные, сладкие моменты теперь испорчены, когда я столкнулась с его виной.

— Тал… — Дверь распахивается, и мы оба поворачиваемся, видя его брата.

Он полностью игнорирует меня, его взгляд устремлен на его друга и лидера.

— Это срочно!

Катон в считанные секунды оказывается на ногах и выбегает за дверь. Я спешу за ним, задыхаясь от бега по лестнице, но не успеваю. Он замирает внизу, с ужасом наблюдая, как один из его людей кричит, когда его выносят через дверь. Кровь покрывает почти все его тело, рога сломаны, но явных ран нет, так как он слишком сильно корчится, чтобы что-то разглядеть.

— Что случилось? — кричит Катон, преображаясь. Он стал свирепым, защитным и контролирующим. Все замирают в ожидании.

— Нападение людей на границе, — кричит один из самцов. — Они пытались пробраться внутрь. Мы их остановили, но Фрека подстрелили.

— Туда, живо. Нам нужны лечебные припасы, — командует он. — Ты, принеси воды и передай патрулям. — Он отдает приказы, а я с пересохшим ртом наблюдаю, как они бросаются выполнять его приказы, и когда эти пылающие глаза обращаются ко мне, я почти дрожу от страха. — Вернись наверх, Талия, сейчас же.

Катон отворачивается, ожидая, что я последую его приказу, но к черту все. Кто-то пострадал, и я могу помочь. Отбросив на время гнев и беспокойство, я спешу за ним. Монстр уже лежит на столе, а комната заполнена припасами. Завязав волосы назад, я пробираюсь сквозь их массу и вижу, что Катон осматривает его, но не уверен.

— Где лекарь? — требует он.

— Его никто не может найти, — обеспокоенно отвечает кто-то другой.

— Позволь мне помочь, — требую я, и Катон вопросительно смотрит на меня, нахмурив брови.

— Наши тела похожи, а для развлечения я получила медицинское образование. — Протягиваю руку и беру Катона за руку. — Я могу помочь.

Он смотрит мне в глаза, затем наклоняет голову. Не обращая внимания на перешептывания вокруг, я снимаю лабораторный халат и поворачиваюсь, чтобы вымыть руки.

— Сначала нужно вымыть его, чтобы найти рану. Мне нужны полотенца, вода и антисептик, — требую я. — Катон, ты мне поможешь.

Тщательно вымыв руки, я возвращаюсь к монстру. Все необходимые средства уже там, и мы вместе быстро очищаем его, ища пулевые раны. Я обнаруживаю ее в нижней части его живота и ощупываю рану.

— Помоги мне повернуть его немного влево. — Катон помогает, а я осматриваю пациента. — Насквозь. Пули прошла на вылет, это хорошо. Кровотечение есть, но не думаю, что пуля задела что-то важное, — говорю, пока уверенно работаю, стараясь помочь мужчине. Я чувствую на себе пристальные взгляды, но в кои-то веки не нервничаю.

Я уверена в себе, и когда мы промываем, зашиваем и перевязываем раны, я рассказываю им обо всем. Все это время монстры стоят и смотрят. Когда я закончила, вымыла, а затем проверила его рога. Недавно он потерял сознание, но когда я притронулась к рогам, монстр очнулся. Он хватает меня за руку, и я замираю и смотрю на него сверху вниз. Глаза у него красные. Зная, что Катон готов вмешаться, я поднимаю руку, останавливая его.

Все, что он видит, — это враг, поэтому я говорю мягко.

— Все в порядке. Это Талия. Я всего лишь помогаю тебе. Ты в безопасности, с тобой все будет хорошо. — Я повторяю это до тех пор, пока он не отпускает мою руку, и его глаза снова становятся черными.

— Прости, — прохрипел монстр.

— Не стоит, — говорю, осматривая раны. — С тобой все будет в порядке, — обещаю я. — Ты выживешь. Некоторое время тебе нужно будет отдохнуть, не развлекаться с монстрами, но в остальном все будет хорошо. — Я успокаивающе похлопываю его по руке.

— Правда? — испуганно спрашивает он.

— Да. — Я киваю, очищая мелкие порезы, и, убедившись, что с монстром все в порядке, смотрю ему в лицо и улыбаюсь. — С тобой все будет хорошо, — еще раз заверяю его, зная, что ему, вероятно, необходимо это услышать. Сжимаю руку монстра и встречаюсь с его страдальческими, но облегченными глазами. — Я обещаю. Тебе нужно обезболивающее? — Монстр колеблется, в его глазах читается смущение, и я наклоняюсь, чтобы только он мог меня услышать. — В этом нет ничего постыдного, но если ты не хочешь, чтобы другие видели, я могу сделать это тайком.

Он смягчается и кивает, и я быстро прячу шприц, прежде чем вколоть его в руку. Вскоре он уже спит. Хорошо. Ему нужен отдых. Отступив назад, я вздыхаю, опустив плечи от усталости, когда адреналин покинул меня. Окровавленные руки безвольно свисают по бокам, а когда я поднимаю взгляд, то вижу глаза Катона. Они горят ярко-красным и устремлены на меня.

Сглотнув, я отворачиваюсь и встречаюсь с растерянным взглядом брата Катона. Не говоря ни слова, он уходит, но не раньше, чем я вижу, как он кивает в знак уважения.

— Пойдем, тебе нужно привести себя в порядок, — бормочет Катон, беря мою руку, его собственная тоже вся в крови.

— Но… — начинаю я, оглядываясь на своего пациента.

— Кто-то останется с ним и позовет, если ты понадобишься. Я обещаю. — Когда я соглашаюсь, Катон уводит меня, велев своим людям присмотреть за ним. Мы поднимаемся наверх рука об руку, и вся моя злость на то, что он мне солгал, уходит после того, что я только что увидела и сделала.

Правда о людях.

Мы причиняем боль и убиваем этих невинных людей, которые просто пытаются выжить. Я рада, что смогла помочь, но это не уменьшает моей злости на то, что это вообще произошло. Я молчу, погрузившись в свои мысли, и Катон тоже. Наверное, он беспокоится о своих людях.

Когда мы возвращаемся наверх, Катон ведет меня в ванную, нежно целуя мою руку.

— Разденься и прими душ. Я вернусь через минуту. Я только проверю пограничные сводки и попрошу принести еды.

Я смотрю, как он уходит, а затем снимаю с себя одежду. На ней кровь, поэтому аккуратно складываю одежду и оставляю на полу в ванной. Вытащив заколку для волос, я бросаю ее в кучу и включаю душ, наблюдая, как брызги бьются о фарфоровое основание, пока по комнате не заклубится пар. Я захожу внутрь и закрываю занавеску. Откинув голову назад, стою под струей воды, а затем поворачиваюсь и прижимаю руки к стене. Я смотрю, как вода с кроваво-красным оттенком кружится вокруг моих ног, прежде чем смыться.

Я слышу, как Катон входит в ванную, и не могу заставить себя не обращать внимания, даже когда занавеска в душе отрывается. Обычно я бы спряталась и замерла от ужаса, но я так… истощена. Стою и не смотрю на Катона, даже когда чувствую его блуждающий взгляд на своем теле, обжигающий кожу лучше, чем душ.

— Нам нужно поговорить, — говорю ему.

— Да, но сначала позволь мне помочь тебе вымыться и поблагодарить.

— Поблагодарить? — спрашиваю я, поднимая голову и видя, что Катон внимательно наблюдает за мной.

— За то, что спасла одного из моих, когда тебе не нужно было этого делать. Сегодня ты показала нам всем, на что способны люди. Да, Талия, я планирую поблагодарить тебя за то, что ты была такой чертовски удивительной и не выместила злобу на моем народе. За то, что спасла его.

Катон провожает меня взглядом, заходя вместе со мной в душ. Я удивленно поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него. Ухмыляясь, Катон наклоняется и нежно целует меня. Я закрываю глаза, погружаясь в мягкий, сладкий поцелуй, но так же быстро, как он начался, он заканчивается, и я в шоке моргаю, когда Катон опускается передо мной на колени.

— Катон, — шепчу я.

— Ш-ш-ш, Талли, успокойся. Позволь мне поблагодарить тебя, мой маленький человечек, — бормочет Катон с грубой ноткой в голосе, устремив взгляд на моё тело и облизывая клыки. — Ты так прекрасна, что мне больно. Ты даже не представляешь, как ты меня меняешь, превращая в дикое и неуправляемое существо, когда я стремлюсь к постоянному порядку. Ты заставляешь меня чувствовать себя живым, Талли, и так же, непреодолимый голод.

Что может ответить на это женщина? Не так уж много, поскольку Катон нежно раздвигает мои бедра и смотрит на мою киску так долго, что я начинаю стесняться. Я пытаюсь сомкнуть бедра, но он держит мои бедра широко раздвинутыми для него, облизывая губы, пока его ярко-красные глаза снова сталкиваются с моими.

— Интересно, ты такая же восхитительная на вкус, как и на запах, — мурлычет он.

Черт возьми.

Не дожидаясь ответа, Катон проводит языком по моим влажным складочкам и хмыкает, впиваясь когтями в мои бедра, чтобы я оставалась неподвижной.

— Чертовски вкусная, — урчит он, а затем набрасывается на мою прелесть своим ртом.

Без всякой мысли и причины, без изящества, и я чуть не вздрогнула. Боже, почему я думала, что секс с монстром будет чем-то отличаться от секса с человеком? Все, о чем они заботятся, — это их собственное удовольствие, а не то, нравится ли мне…

Черт!

Он впивается зубами в клитор, и я едва не вскрикиваю от неожиданного удовольствия. Бросив взгляд на меня, он злобно рычит:

— Я вижу, — а затем атакует мой клитор.

Катон лижет, сосет и исследует, наблюдая, что заставляет меня стонать, и что заставляет меня вцепиться в его волосы и вжаться в его лицо. Катон использует это как план атаки. Его аналитический ум хранит информацию и использует ее, чтобы сделать мои колени слабыми, а крики — громче.

Как только он обхватывает губами мой клитор, я разрываюсь на части с неловким громким криком, прижимая голову Катона к своей киске, дергаясь и стоная. Когда я кончаю, то со стыдом отпускаю его волосы, но он продолжает нежно облизывать меня.

— Катон, — хнычу я.

— Снова. Мне нужно попробовать каждую каплю твоего крема. Хочу услышать твои крики и почувствовать твои ногти на коже головы, — рычит он, притягивая меня ближе.

Смущение на мгновение вспыхивает во мне, а затем переходит в пылающее удовольствие, когда Катон ласкает клитор. Это уже слишком.

Катон не отступает, рычит, чтобы я кончила. Он проталкивает в меня свой язык, наполняя меня и заставляя трахать его. Ноги едва не подкашиваются, но Катон удерживает меня на месте, пока пирует. Я с криком откидываю голову, тянусь к соскам, чувствуя, как он наблюдает за мной, пока когтистой рукой не отбрасывает мою. Он сильнее сжимает соски, и от боли я вскрикиваю, впиваясь в его рот.

— Я так близко. О, черт, не останавливайся! — Я кричу, прижимаясь киской к лицу Катона, когда достигаю очередной разрядки.

Он когтем царапает мой сосок, а языком вонзается в меня, и я снова кончаю на язык Катона, пока он мурлычет и ласкает меня. Катон слизывает все до последней капли, как и обещал, после чего откидывается на стенку. На его самодовольном, удовлетворенном лице появляется ухмылка, и в этот момент мои ноги подкашиваются. Катон ловит меня и притягивает к себе, нежно целует, позволяя мне почувствовать вкус собственного освобождения.

— Ты так совершенна, — мурлычет Катон, прижимая к себе. — А на вкус ты еще лучше, чем я себе представлял. Я мог бы прожить питаясь твоими сливками, Талли.

Черт возьми. Может, секс с монстрами все-таки отличается? Ухмыляясь над моим, без сомнения, ошарашенным выражением лица, Катон поднимает меня и ставит на ноги. Мой взгляд падает на его огромный, пульсирующий член.

Он перехватывает мои руки, и целует их, когда я уже хотела взять его твердый член.

— Это касалось тебя, Талли, а не меня. Поверь, я получил достаточно удовольствия, наблюдая, как ты кончаешь для меня. — Я вздрагиваю от голода в его голосе, но потом киваю, и он осторожно поворачивает меня.

Я колеблюсь, но он берет мыло и начинает медленно намыливать каждый сантиметр моего тела. Смывает все следы сегодняшнего дня, и каждое мягкое поглаживание его рук заставляет меня расслабиться еще больше. Когда Катон моет мне волосы, я чуть не плачу от того, как бережно и трепетно он это делает.

После душа Катон вытирает меня насухо, несет в постель и укладывает рядом с собой, отчего мне ужасно трудно на него злиться. Если бы Катон был человеком, я бы обвинила его, что он делает это, чтобы смягчить мой гнев, но знаю, что это не так. Катон сделал это, потому что хотел, я ему небезразлична, и самое страшное, что он мне тоже небезразличен.

— Талия, я никогда не хотел обманывать тебя, но боялся потерять тебя. — Он не смотрит на меня, когда я сажусь. — Это звучит безумно и я знаю, но если бы рассказал тебе все, ты бы ушла со своей подругой, оставив меня одного и заставив размышлять, как бы изменилась моя жизнь, если бы ты осталась. Я без ума от тебя, Талия. Ранее я не верил в судьбу или рок, скептически наблюдал за ходом событий, но все изменилось с твоим появлением. С тобой все обрело смысл. Логически я понимал, что мы враги, но все равно не мог остановить себя. Ты сводишь меня с ума в самом лучшем смысле этого слова. Ты заставляешь меня верить в нечто, выходящее за рамки того, что мы можем доказать и увидеть. Ты заставляешь меня верить в любовь, в счастье и будущее. Ты превращаешь сомневающегося в верующего.

Я просто смотрю, не зная, что сказать, но он не возражает.

Катон нежно целует меня.

— Просто позволь мне обнять тебя еще раз, и тогда я расскажу тебе все. Я отпущу тебя, Талия, как ты и хотела.

Но действительно ли это то, чего я хочу?