Музыка долбит так, что череп трещит. Не музыка, нет. Откровенное убожество. Орудие пыток. Искаженные компьютерной обработкой ноты в сочетании с визгливыми голосами, никогда не станут искусством. Незатейливо, простенько, выковано под запросы дегенератов. Только пришел, а уже настроение портится. Думская. Настоящее «барное гетто» культурной столицы. Драки, кражи, наркотики, дешёвая любовь. Богатый ассортимент для непривередливой публики. У множества клубов собственная система охраны. Где-то необходимо пройти фейс-контроль, где-то отвалить прилично бабла, а куда-то тебя и вовсе не пустят если ты лично не знаком с хмурыми амбалами у входа. Но есть места, владельцам которых абсолютно плевать на содержимое твоих карманов. Примечательной особенностью баров на Думской, являются неожиданные скачки напряжения, которые в самый неподходящий момент вырубают камеры, на случай если полиции необходимы подробности по тому или иному делу. Года идут, но здесь не меняется ничерта. Разве что время от времени выкидывается какая-нибудь новомодная дичь, для того чтобы срубить денег с воздуха. Пробегаю взглядом по позициям меню, натыкаюсь на пресловутое «Шарик — 200 р.» Раньше это было деликатесом, теперь клубы взяли в оборот сомнительное развлекалово. Закись азота наркотиком не считается. Кого-то не по-детски штырит, кто-то ловит амнезию. Я выдувал пару-тройку — нихуя. На нервы действует красная неоновая вывеска с названием клуба «Фидель». Охранник на входе показательно проигнорировал меня. Здесь витает особая аура, своего рода культура. Если ты слаб или не уверен в себе, если не способен дать отпор карманникам или разбить рожу пьяному в хлам быдлу, не стоит даже соваться в этот район. Охрана не поможет, никому нет дела до того что происходит вне стен бара. Патрулирующий ОМОН тоже не станет лезть, пока не начнется откровенный пиздец. Подзываю бармена жестом, заказываю три «Боярских». Спустя мгновение три шота с ядовито-красной жидкостью выстраиваются в ряд. Опрокидываю один за другим. Во рту печет, грудную клетку обдает огнем. Хочу напиться. Нет. Нажраться. Накидаться до кровавых чертей и выебать в параше студентку, которая приехала покорять этот город. Они всегда выгодно отличаются на фоне разношёрстный шлюх, основные конкурентки. Хер спутаешь. Это после в их жизни все обязательно пойдёт под откос, когда амбиции развеются прахом под траурным небом. Есть конечно единицы, коим удается обойтись одним удачным хреном, на который они запрыгивают и больше не слезают, но это уже лирика.
Впервые за долгие годы даю себе возможность расслабиться. Ослабить дичайший контроль. Нервы давно на пределе, необходима разрядка. Сегодняшняя встреча с Королем стала последней каплей. Конечно я понимал что ублюдок изъявит желание со мной встретиться, после смерти своего педиковатого дружка. Ждал откровенных предъяв, допускал что Пианистка проболтается. Но Король напротив был излишне приветлив. Своего добился, заставил заморочиться. Погрязнуть в мыслях. Накидать вариантов чего добивается. Король даже в шахматах, сам по себе ничто. Его упорно охраняют другие фигуры. Охотно подставляются под удар, бьются до последнего, а у Короля фигур дохрена и больше.
— Блядь, десять лет прошло, а нихрена не поменялось, — на мое плечо опускается тяжёлая рука.
После «Кровавого Боярского» неожиданно хочется врубить философа. Возразить что поменялось дохера и больше. Исчезла лёгкость, иссяк азарт.
— Интересно, дядя Миша придет?
— Наверное, если не помер, — говорю вместо приветствия.
Ещё одна седовласая легенда «Фиделя». Упорный старик, с фетишем на молоденьких.
— У меня подарок для тебя. Заказчик доволен.
— Ещё один ключ? — пытаюсь угадать.
— Не-а, ключ тот же.
Гром подзывает бармена, обходится жестами так как же и я.
На мгновение даже уношусь не в такое уж и далёкое прошлое. Десять лет назад. За плечами военные действия и абсолютная прострация. Тот же старый «Фидель», тот же Гром, только на моем фоне выглядит как сопливая малолетка. Дерьмовое пиво. Упомянутый дядя Миша. Бухло которое реально вырубает мозги и пустота. Никакого будущего. Никаких целей и планов. Отвращение к самому себе разъедает нутро. Плодит дикую агрессию. Выходим на улицу, Егора кто-то толкает. Намеренно или случайно, — не суть. Завязывается пьяный базар, начинается драка. Нас двое, их шесть. Двери в бар благоразумно закрываются, охранник исчезает с крыльца. Начинается откровенный махач. Ликую изнутри. С кулаками выливаю ненависть. Чужая кровь попадает на лицо, разжигает ещё больше. Правых или виноватых нет. Причин и следствия тоже. В какой-то момент их становится больше. Меня опрокидывают на спину, в кадык врезается цепочка. Хватаю ртом воздух. Черные пятна застилают обзор. Никогда не был особо силен в рукопашном бою, на героя боевиков не походил. Нельзя быть виртуозом во всем и сразу. Все это не ради победы, но и сдохнуть бесславно не входило в планы.
— Погоди, погоди... да отпусти его, блядь! — слышу откуда-то сверху.
Захват ослабевает. Встаю на четвереньки. Кислород рвет лёгкие. Надсадно кашляю, сплевываю окрашенные кровью слюни.
Вокруг тихо. Подозрительно. Будто драку кто-то поставил на паузу. Не слышу воплей или ударов. Оборачиваюсь чтобы оценить обстановку. Отмечаю побитые рожи, но никто не шевелится, стоят и тупо пялятся перед собой.
— Антоша, Фантом, ты что ли?
Поднимаю голову вверх. Бровь над левым глазом рассечена, приходится обходится одним правым.
Рыжие ботинки, рыжее пальто. Хуйня какая-то, а не одежда. Смотрю выше, вглядываюсь в лицо. Черты до ужаса знакомые, но что-то важное ускользает.
— Точно Фантом, — довольно скалится, — не узнаешь что ли?
Поднимаюсь на ноги, на автомате отряхиваю одежду. Осознание башку молнией простреливает.
— Король? — говорю, а сам в сказанное не верю.
Был у меня друг в юности, как это всегда в ту пору бывает. На крови братались, в верности клялись. Мамка у него интеллигентная была, все хотела сыночка в военно-морское училище пристроить. Капитаном уплывающего судна его видела. А сынок уплывал, только на волнах другого рода. Я морали не читал, не считал что право имею. Каждый дрочет как хочет, у всех своя жизнь. Я тогда армейкой бредил. Никакого спиртного, никаких сигарет, о наркотиках и речи не было. Влюбился как идиот последний. Думал вернусь — женюсь. А Королев ее прямо на моих проводах выебал. Ещё долго картина эта перед глазами стояла. Думать ни о чем не мог. Всех баб под одну гребёнку, в каждой шлюху видел. Друзья драки не допустили. Оттащили вовремя, а я следующим утром в армию укатил. Не до дембеля дни считал, а когда смогу вернуться и спросить за все. Но по возвращению ждал облом. Знакомые историю поведали, о том как Королев в челночники заделался. Точку на рынке арендовал, за шмотками в Турцию мотался. Попал на облаву. Всех порезали. Деньги и шмотки отобрали и прикопали. Мамка его такую новость не перенесла и вздернулась. Помню, даже взгрустнул тогда. Обиды все отпустил. Это я потом уже узнал, что Король из передряги выбрался. В Турции задержался, поставки себе намутил, обзавелся связями и барыжить принялся совсем не шмотками по возвращению. Это уже потом, я выебал его жену по незнанке, потому что карма та еще тварь. А тогда стоял и тупо лупал уцелевшим глазом.
— Ты же сдох, — единственное что удалось выдать.
— Реально думаешь, что такие как я сдыхают?
Риторический вопрос, который по сей день оставался реальностью. Именно Король спустя неделю после нашей встречи предложил мне первую возможность заработать, а дальше пошло поехало.
— Ну давай за встречу? — голос Егора вернул меня в реальность.
Молча чокаюсь, опрокидываю внутрь себя спиртное.
— Ты бы завязывал, Антоха, — говорит тихо. — Неужели они все тебе не снятся? По-любому снятся.
— Что за сентиментальное дерьмо? — хмурюсь.
На корню обрубаю подобные разговоры. Терпеть не могу когда в душу лезут. Да и есть ли душа эта? Лучше бы не было. Люди ещё те выродки, и я ничем не лучше любого другого. Циничный и чёрствый, как корка хлеба. Плевать мне на все эти лощеные рожи, ни грамма вины не испытываю. Снятся другие. Те, с кем жратву в плену делили, те, кого с ранениями на плечах своих тащил. Те, кого закапывали под чужим раскаленным небом с крестом из сухих веток.
А эти нет.
Замечаю как Гром меняется в лице. Смотрит куда-то за мое плечо, а после капюшон натягивает.
— Призрак увидел? — криво улыбаюсь.
— Пора мне походу, — возвращает улыбку.
Оборачиваюсь и чуть не взвываю от раздражения.
— Ты не обессудь, но я и так нормально засветился. Король не тупой. Два плюс два сложит, если узнает о наших встречах. Мне ещё пожить хочется. Зря что ли больничкам год подарил?
— Вали, — полностью поддерживаю.
Пусть и сожалею что скорее всего собеседника придется сменить, но тут ничего не попишешь.
Пианистка стоит на пороге «Фиделя», явно кого-то высматривает.
Существуют бабы высшего качества. Она одна из них. В ней сочетается все. И внешность и одежда, и умение себя держать. Не вписывается в окружающее ее общество. Но существует нечто такое, чего не описать словами. То, что противоречит. Холодная, колючая. Взгляд выдает, не олений, не бабский.
Гром исчезает, а она замечает меня. Движется уверенно в мою сторону. Уже начинаю жалеть о том злополучном дне. О ебучих скрипочках.
— Привет.
Расплывается в улыбке, присаживается рядом. Ничего не говорит, но рядом с ней моментально оказывается выпивка.
— Не боишься в таких местах бывать? — интересуюсь.
— А чего мне бояться, Фантом? — опрокидывает шот, слизывает соль. — В этом городе каждая собака знает что с ней случится если меня тронуть посмеют.
Качаю головой. Беззвучно смеюсь. Не врет же. Это я, наверняка, единственный придурок который не видел полной картины. Не понимал кто стоит на против меня в грёбанной филармонии.
— Этот город его подарок мне. Он обещал что положит его к моим ногам.
— Романтично, — источаю иронию.
— Было когда-то, — снова заливает в себя спиртное.
— Много пьешь, — замечаю очевидное.
— Сам выбрал это место, — пожимает плечами, заказывает еще.
— Тебя не ждал.
— Значит придется изменить планы.
— Следишь что ли?
— Просто у меня к тебе дело. Хочу сделать заказ.
Говорит серьезно, а мне в лицо хочется рассмеяться. У этой бабы явная беда с головой, а меня угораздило вляпаться.
— Маникюр плохой сделали, или в примерочной нахамили? Или мужа хочешь убить? — рассыпаюсь в издёвках.
— Короля нельзя убить, он уже давно умер.
Пропускает колкости, в миг становится серьезной. Будто сама в произнесенный бред верит.
— Знаешь, как мы познакомились?
— Думаешь, меня интересуют истории про любовь?
— Думаю, в последнее время да, — горько усмехается.
Явно на что-то намекает. Возомнила, что может знать обо мне больше чем я сам. Выдерживает драматическую паузу. Подкуривает сигарету. Начинает повествовать. Не перебиваю, пусть вещает. Сказка на ночь, больше ничего интересного явно сегодня не светит.
— Я тогда как раз обучение закончила. Началось распределение. Оркестры. Гастроли. Эстрадная жизнь. Только не у меня, у моих сокурсников. Мне прямо сказали: «вы, Лялечка, очень хорошая и упорная девочка. Но таланта у вас недостаточно. Можем вам место выбить в школе. Малышей учить будете». Знаешь, какого услышать подобное человеку, который музыкой бредит? Который пальцы до крови о клавиши стирает?
Глотает алкоголь. Морщится. Замечаю как хмелеет. Темные глаза словно мутнеют, теряют чёткость.
— Полгода жуткой депрессии. Жить не хотелось. С кровати почти не вставала. А однажды утром проснулась и впервые услышала как птицы за окном поют. Солнце увидела. Жалеть себя устала. Стала поднимать старые связи, искать таких же неудачников как и я. Уже через несколько недель я играла и пела в одном из лучших ресторанов города. Нас приглашали два раза в неделю. Нашу внезапно образовавшуюся музыкальную группу, которая состояла из недостаточно талантливых личностей для оркестровой ямы. Сливки общества, которые приходили туда пожрать и обсудить дела насущные, были весьма отвратительными представителями человечества. Но мне было плевать кто является слушателями. Главное, я занималась тем, чем хотела. Пропускала мимо ушей сальные шуточки, игнорировала откровенные попытки меня снять. Для всех я была обычной ресторанной певичкой. Дешёвой шлюхой. Возможностью поразвлечься. Тогда в моей жизни и появился Королёв.
С силой тушит окурок о стеклянную пепельницу. Уродует фильтр окрашенный алой помадой. А после снова пьет, словно пытается вытравить произнесенное имя.
— Когда он подкатил первый раз, особо не удосужился проявить изобретательность. Проделал все по сценарию и был искренне удивлен, когда получил отказ. Он приходил в этот ресторан каждые выходные. Иногда люди менялись. Я стала замечать, что после откровенных ссор, которые не смущали окружающих, некоторые личности не появлялись вовсе. Он так тогда на меня посмотрел, что я мысленно с жизнью попрощалась. Смирилась с тем, что подписала себе смертный приговор. Но по-другому не могла. Прогибаться не привыкла. Лучше смерть, кровь такая. Я видела как с ним общается персонал. Как рассаживают столики перед его внезапным появлением. Понимала, что этот человек опасен. Ощущала его власть, но взгляд не отводила.
«Все равно моя будешь», — как приговор прозвучало. После были подарки, цветы, настойчивые предложения подвезти. Однажды меня пригласили на внеплановое выступление, и оказавшись внутри я узнала что ресторан закрыт для посетителей. Был только он. Начинали зарождаться чувства, как у любой глупой девчонки. Все сложнее стало отказываться от подарков. За мной так никто и никогда не ухаживал, понимаешь?
Словно оправдывается. Будто я прошу об этом. Если честно, не понимаю нахрена это слушаю, но продолжаю.
— Последней точкой стал конь. Чистокровный арабский скакун. Своенравный. Упертый. Совсем не похожий на измученных лошадей Дворцовой площади. Король восседал сверху, такой же нерушимый как и это животное. Люди на выходе, мягко сказать, были в шоке, но он видел только меня. Тогда я могла в этом поклясться. Ночь на пролет мы скакали по городу. Вместе встретили рассвет. Он предложил мне выйти за него замуж, когда солнце окрашивало Неву.
— Меня сейчас стошнит, — не удерживаюсь от едкой реплики.
— За меня некому было заступиться. Я всегда была предоставлена себе. А потом появился он и решил все мои проблемы, воздал всем по заслугам. Заставил ответить кровью. Улыбается. Явно находится не здесь. Купается в приторно-сладкой романтике. А я жду подвох. Понимаю, что у таких как Король не бывает все гладко.
— Кровь. Он был так удивлен когда обнаружил ее на своей постели. Думал на мне пробу негде ставить. Цену себе набиваю, а вышло вот так. Тогда он и пообещал положить к моим ногам весь город, подарить его мне. По-своему, но обещание исполнил. А после была свадьба. Огромная. Роскошная. Медовый месяц. Я ослепла. Ничего не замечала. Точнее, не хотела замечать. Думала, всегда так и будет. Король оберегал меня. В свои дела не посвящал. В этом плане держал на расстоянии. Приходы ловил, когда мы были порознь. Я такая тупая была, что даже наркомана в нем не видела. Он очень хотел ребенка, но у нас ничего не получалось. Врачи рекомендовали отдых и покой. Утверждали что мы оба здоровы. Но я и так ни чем кроме отдыха не занималась. Злилась. Кляла судьбу. Не понимала, что она меня защищает. Не хотела верить, что если все так сладко, обязательно настанет горечь. Я до сих пор помню ночь девятого января. Он вернулся домой сам не свой. Поспешно начал собирать мои вещи, что-то говорить о том, что отправляет меня в горы. Отдохнуть, подышать свежим воздухом. Обещал скоро приехать. Но я не могла не почувствовать тревогу. Предчувствие чего-то ужасающего сдавливало сердце. В городе начался передел. Об этом я узнала позже. Королю стало тесно делить бизнес со своим партнёром, тот в свою очередь не стал это глотать. Верхушки разделились на два лагеря. Началась самая настоящая резня. Но тогда, спустя два часа, я взмывала в небо на самолёте и искренне верила, что отправляюсь в обычный отпуск.
Я провела два месяца на Алтае. Прекрасное место. Русская Швейцария. Высокие горы, прозрачные озёра, бурлящие гейзеры. Настоящее место силы. Именно там я поняла что беременна. Третий месяц. Три месяца я носила под сердцем ребенка и ничего не подозревала. Грешила на сбои в цикле из-за смены климата, боялась принять и сглазить этим счастье. Но когда живот начал расти, сдалась и пошла к врачу. Король не приезжал, но регулярно звонил. Врал, что у него много работы, что совсем скоро мы увидимся. Я не хотела говорить эту новость по телефону. Хотела видеть его глаза в этот момент. Сделать сюрприз. Я взяла билет в Питер тайно. Вернулась в родной город глубокой ночью. Добралась на такси, но отпустила машину раньше. Беззвучно преодолела двор. Тихо проникла в дом. Первое что ударило в нос, был запах. Отвратительный, выворачивающий наизнанку. Запах металла и боли. Страха, отчаяния и паники. А после я услышала крики. Мужские. Женские. Все они сплетались в какой-то адский хор. Дьявольскую симфонию.
К нам подходит официант. Молча обновляет содержимое. Пианистка пьёт. Следую ее примеру. Чувствую, что первая часть гребанного «Тиианика» окончена, и теперь меня ждёт более интересные сюжет.
— Король стоял спиной к выходу. А я так и не смогла переступить порог. Вся наша гостиная была залита кровью. Весь он был залит кровью. Перед ним на крестовине висела женщина. Полностью обнаженная. Ее огромный живот не оставлял никаких сомнений. Она была беременна, как и я. Напротив сидел мужчина. Он был связан. Кляп во рту заглушал его нечеловеческие крики. Король резал женщину. Как скот. Виртуозно орудовал ножом и заставлял мужчину наблюдать за этим. Он вогнал его в живот по самую рукоятку.
Дрожит но держится, не допускает ни единой слезы. А я вспоминаю громкую историю, которая в свое время потрясла весь город. Чета Валиевых. Успешный бизнесмен и его молодая беременная красавица жена. Их тела нашли выброшенными в лесу. Супруга скончалась от травм несовместимых с жизнью, а сам Валиев, не смотря на многочисленные ранения, умер от сердечного приступа. Тогда я думал, что подобное заключение, ничто иное как романтизация кровавого события. Теперь мне так не казалось.
— Мне повезло улететь обратно тем же утром. Он так и не узнал о том что я увидела. С тех пор я молилась об одном: лишь бы он не приехал. Я находила в себе силы говорить с ним по телефону. Я слушала его ложь и молилась. Молилась. Молилась. Несколько раз он порывался все бросить и приехать. Я останавливала и убеждала его, что будет лучше если он закончит все свои дела. Он соглашался. Черт возьми, он всегда со мной соглашался. Псих. Урод. Убийца. Он никогда не снимал свою маску. Он так искусно играл.
Второго сентября я родила девочку. Милану.
Слезы таки выступают. Разъедают пелену, блестят как роса на темном выжженном поле.
— А через две недели Король вернул меня в Питер.
Тихо охуеваю. Лишаюсь дара речи. Не могу сопоставить факты. Пересказанные события не вяжутся. Пианистка понимает чем вызвано недоумение на моем лице.
— Я оставила ребенка. Заплатила очень много денег. Знаю только, что после оформления документов она должна была улететь в Америку с новой семьей. Подальше от меня. Подальше от него. Добровольно лишила себя возможности узнать в дальнейшем любую информацию. Потому что прекрасно помнила, каким способом он сможет выпытать информацию, если вдруг ему станет известно. Я сделала всё, чтобы это чудовище никогда до неё не добралось. Я заплатила очень высокую цену.
Молчу. Хрен знает что вообще говорить в таких ситуациях.
— Он меня не отпустил бы. Это был единственный выход. Из под земли бы достал. Воздал бы за все. А после я прошла добровольную стерилизацию. И себя и его наказала одним махом. Все не стало как прежде. Понимаешь, после такого не может быть как прежде!
Хватает меня за руку. Ищет отклик. Надеется на поддержку. Не нахожу ничего лучше, кроме как накрыть ладонью ее дрожащие пальцы.
— Каждая новая ночь с ним, походила на пытку. Вначале он злился, пытался найти причину, а после устал. Так в его жизни появились шлюхи. Точнее они всегда были, только теперь он начал их использовать. Они стонали и охотно сосали его член. Их не тянуло блевать, в отличии от ставшей внезапно фригидной жёнушки. Он возвращался домой благоухая дешёвыми духами и нюхал дурь прямо в нашей постели. А после с безумным видом говорил что никогда меня не отпустит. Никогда.
— Хочешь заказать Короля? — задаю очевидный, как мне кажется вопрос, теперь без иронии.
— Нет, Фантом. Я пришла заказать себя.
Прожигает взглядом. Не даёт усомниться в истинности своих намерений.
— Я бы и сама это сделала. Но боюсь что после подобного, и после смерти не встречусь со своей дочерью.
Усмехаюсь. Душевная исповедь логически закончилась женской истерикой. Нельзя бабам пить. Несовместим алкоголь с их сущностью. Излишне начинают драматизировать, вызывают жалость. Кто-то клюет на эту удочку, заглатывает крючок.
— Может Королем обойдёмся? — одной фразой пресекаю этот трагизм. — Нет нужды разыгрывать страдалицу, приносить себя в жертву.
— А ты возьмёшься? — выгибает бровь.
Хватаю барный стул прямо между ее ног. Рывком двигаю к себе. Между нашими губами всего несколько сантиметров. Ловко расстегиваю пуговицы пальто, ныряю пальцами под плотную ткань. Сжимаю грудь, спускаюсь к талии. Обвожу тонкую фигуру двумя руками. Ни единого участка не пропускаю. На смену участившемуся дыханию и румянцу, на лице Пианистки отображается удивление. А после из приоткрытых губ срывается раздосадованный смешок.
— У меня нет с собой диктофона.
— Должен был убедиться в этом.
Момент неловкий, но подозрительность никогда не была моей худшей чертой.
— Ты и так что-то задумал, это ведь ты в тот вечер расправился с его представителем. Не зря твоя машина стояла у клуба. В опасную игру играешь, Антон.
Поддевает пальцем ворот моей футболки, ведёт пальцем вдоль выреза. Прислушиваюсь к своим ощущениям и понимаю что полный голяк. Никакого отклика. Словно все рецепторы сдохли.
— Я все равно скоро умру. Полгода, год. Ну может полтора, если очень сильно постараться. Если отвалить немерено бабла... Может лучше я отвалю их тебе? Я хочу, чтобы все было красиво. Сколько возьмёшь за жену Королёва?
— Ты не в себе, — начинаю злиться. — Несешь херню, с чего бы тебе умирать?
— Спроси об этом у своей Алины.
Одергивает пальцы, в миг меняется в лице. Отражает непонятную мне эмоцию смешанную с презрением.
— Я найду тебя через неделю. Откажешься, найду другого. Не обольщайся. В этом городе полно головорезов, ты не единственный.
Встаёт со стула, берет сумочку и не оборачиваясь направляется к двери. Оставляет меня с ещё большим количеством вопросов.
Во рту чувствую горечь. Цокаю языком и понимаю, что это не от галимого пойла, нет.
Король. И его тайный клубок, оплетающий стены Питера. Как метастазы оставил на каждой улице сети, не давая ни единого шанса на спасение.
Пианистка. Грязная цыганка, которой подфартило. Вместо того, чтобы попрошайничать на «Апрашке» с мертвым ребенком, она вытащила билет в красивую жизнь.
Ягодка. Наконец нахожу тот самый корень зла. То, от чего еда не вкусная, а бухло не приносит должного кайфа.
Мы с ней должны разойтись навсегда, или сработать в тандеме и все равно разойтись навсегда. Третьего варианта нет. Точнее он есть, но я стараюсь не думать об этом. Если я убью ее, то это избавит меня. Очистит от грехов которые приходят на ум, когда она рядом.
Достаю из кармана телефон, забиваю ее номер.
Швыряю деньги и выхожу из клуба. Звучат длинные, дотошные гудки. Я бы предпочел им тишину.
— Алло, — слышу ее голос, и не знаю хочу ли отвечать.
— Ты где? — все-таки спрашиваю.
— Дома...
— Выходи в парк. К памятнику. Через час. Не опаздывай.
Даю указания, а она молчит. Не дожидаюсь ответа и сбрасываю.
Поднимаю глаза к небу, смотрю на серые тучи. Непроглядное, затянутое плотным полотном. Бог отгородился от нас стеной. Он проклял этот город на вечный мрак.
Доезжаю до назначенного места раньше времени. Становлюсь так, чтобы меня не было видно, но открываю себе отличный обзор. Ровно через двадцать минут вижу темный силуэт. Ягодка подходит к памятнику и переминается с ноги на ноги. Безлюдный парк пугает ее. Но внезапно она замирает. Стоит так пару секунд, а после разворачивается в мою сторону. Уверен, она не видит меня, но направляется прямо ко мне.
— Откуда ты узнала? — усмехаюсь, когда она подходит.
— Ты же киллер. Искал место, с которого будет видно меня и совсем не видно тебя.
— Пять за смекалку.
Похоже я недооценивал девчонку.
Говорит «убийца» и ни один мускул на лице не вздрагивает.
— Рассказывай.
— Мы будем говорить здесь? — оглядывается по сторонам и сильнее кутается в пальто.
Да, погодка так себе, но тем лучше. Будет меньше времени для лишнего трепа. Только факты. Только по делу.
Киваю в ответ и она вздыхает. Неужели надеялась на более уютную беседу? Или на то, что я позову ее в ресторан?
— Я говорила со следователем. Встречалась с Королевым...
Пытаюсь ее перебить, но она жестом приказывает молчать. Странно, но я повинуюсь.
— Но это не самое главное. Сегодня был звонок. Думаю, что совсем скоро мне будет известно имя заказчика. Женщина, четвертый соучредитель. Кажется, она в курсе.
А вот это и правда становится интересным. Если так просто я выйду на заказчика, то вполне могу узнать какую роль в этом спектакле занимает Король. А это кажется, стало моей главной целью.
— Думаю, на эту встречу стоит сходить мне. Со мной она будет более разговорчива.
— Леон, — цепляется пальцами за рукав кожаной куртки, — лучше это сделаю я.
— Да перестань, — вспыхиваю, — она все равно не жилец, как и...
— Как и я? — заканчивает фразу.
— Я не это хотел сказать.
— Неважно. Я пойду на эту встречу, — упрямится.
— А если тот кто охотится за тобой, будет тоже рядом? — из меня вырывается самое большое мое опасение.
Черт, я знаю что должен держать это внутри, но беспокойство побеждает. Как вулкан, который с самого рождения спал и внезапно проснулся.
— Мы же хотим узнать правду?
Ее «мы» режет по ушам.
— Блядь, — ругаюсь, потому что у меня нет других слов.
Достаю из внутреннего кармана куртки ствол и протягиваю его Ягодке.
— Если увидишь кого-то подозрительного, не жди — стреляй. Если тебе будет угрожать опасность — стреляй. Если...
— Я поняла, — обрывает меня. Пар мягким облаком вылетает из ее рта вместе со словами.
Берет пистолет и наши пальцы соприкасаются. Как идиот держу ствол и не отпускаю его. Единственное правильное решение — спустить пулю прямо ей в сердце. Здесь и сейчас. Тогда и мысли идиотские посещать больше не будут. Тело перестанет реагировать как тогда, в далеком прошлом, где я был молод и мне казалось, что весь мир у моих ног.
Она нежно гладит мои пальцы, а я стою как под дурью. Разум туманится, перед глазами плывет. Ягодка смотрит и не отводит взгляд. Вызовом или с просьба?
Не выдерживаю и хватаю девчонку за горло. Не думаю о последствиях.
Одним рывком прижимаю к холодному граниту памятника. Проникаю в ее рот, плюю сам на свои законы и жадно ищу язык. Наверное, мне даже все равно ответит она или нет. Сейчас все равно. Потому что давно оставили ее шею и руками спустился ниже. Под свитером тепло, ладони моментально нагреваются. Обхватываю ее грудь и слышу глубокий стон. Одобряющий. Блядь, она не против. Не против, чтобы я взял и трахнул ее прямо на улице. От этой мысли башню совсем уносит. Как чокнутый веду себя и это начинает злить. Убираю руки, отстраняюсь и пытаюсь успокоиться. Ни к чему хорошему это не приведет. Я не тот, кто может любить и дарить ласку. А она не та, кому нужен одноразовый перепихон с убийцей.
— Иди домой, — командую, а у самого подушечки пальцев болят от того что все прекратилось.
Она тяжело дышит, все еще спиной подпирает памятник.
— Мы не поедем к тебе?
— Я сказал иди домой, Алина, — повышаю голос, пытаюсь скрыть ебаную дрожь.
— Спокойной ночи, Леон.
Повинуется и уходит. Не смотрю в ее сторону, боюсь передумать. Боюсь пойти следом. Влезть в окно. Взломать замок. Оказаться рядом. И хоть на один раз попытаться стать тем, кем я никогда не стану.