Глава 39. АЛИНА

Прошла ровно неделя с момента возвращения Леона в мою жизнь. На следующий день, после моего кошмарного сна, он вызвался сам поговорить с моим психологом. Я не знаю о чем так долго шел диалог за закрытой дверью, но после этого он бескомпромиссно заговорил о переезде. Эмоции которые я испытывала объяснить было трудно. С одной стороны я привыкла к Праге. Привязалась к Алешу, который больше не появлялся на моём пороге. Но с другой, одиночество и тоску которую я испытала здесь, нельзя было стереть из памяти. Я понимала что от себя не убежать. Но у Леона, видимо, на этот счёт были другие мысли.

— Прилетели?

С трудом разлепляю веки когда самолёт совершает мягкую посадку. Я так и уснула на его плече. Необходимость постоянно ощущать этого мужчину рядом, переросла в какую-то маниакальную зависимость. Леон целует меня в макушку и от этой мимолётной нежности сжимается сердце.

Мы ждём свой багаж под крышей международного аэропорта Вены. На выходе нас встречают с именной табличкой и мы используем трансфер. Пока машина везёт нас к гостинице, прилипаю к окну и рассматриваю панораму. Вена — один из центров мировой культуры и музыки. Невероятно романтичный город, которому удалось сохранить историческое наследие.

— Почему Австрия? — наконец задаю вопрос.

Моя ладошка покоится в руке Леона и он лениво поглаживает мои костяшки.

— Не нравится? — избегает прямого ответа.

— Нравится конечно. Просто не понятен выбор, — пожимаю плечами.

— Скоро поймёшь.

— Может хватит интриг?Мне хочется знать все и сразу, без всяких загадок и недомолвок, — начинаю заводиться. — Если ты решишь оставить меня и здесь, мне нужно хоть немного времени чтобы к этому подготовиться.

— Не дождешься. Больше тебе такое счастье не привалит.

Мгновение и я оказываюсь на его коленях. Леон полностью игнорирует водителя, кажется его даже не беспокоит присутствие лишнего человека.

— Не шипи, — пресекает мои попытки, — пока я изобрел только один способ тебя успокоить, не вынуждай меня к нему прибегнуть.

— Если ты думаешь, что сексом можно закрыть рот, ты ошибаешься, — произношу и вздрагиваю.

Леон проводит большим пальцем по моим губам, очерчивает порочный круг.

— Уверена?

В миг заливаюсь краской, когда понимаю на что он намекает.

— Просто невозможный, — качаю головой. — Ничего святого.

— Ты — святыня.

Искусно подавляет бунт. Притягивает за затылок и впивается в губы. Простое движение, а все мысли из головы разом выбивает. Сгораю от его напора. Податливым воском плыву по сильным рукам. Становится плевать и на водителя и на живописные окрестности вокруг. Он центр моей вселенной, все остальное пыль.

— Мы здесь на два дня, нужно многое успеть посмотреть, — произносит, когда отрывается от моих губ.

— Снова какие-то дела? Проблемы?

— Никаких проблем, Ягодка.

— Тогда почему так мало?

— Считай это перевалочным пунктом, — продолжает невозмутимо.

— Ладно, я тоже буду недоговаривать.

Слезаю с коленей Леона и мнимые обиды быстро тают. Я здесь впервые, но непонятное ощущение будто оказалась дома слегка смущает.

— Похожа на Питер, только не облезлая, — произносит вслух то, к чему бы ещё немного и пришла сама. — Унылые фасады, дворы-колодцы, шавуха. Все имеется.

— Думаешь, это заменит мне дом? — не удается скрыть тоску в голосе.

Прикладываю пальцы к стеклу, прохладная поверхность остужает пальцы.

— Потерпи два дня. Потом порешаем.

Обиженно фыркаю, но ничего не могу с собой поделать.

Сдаюсь его упрямству и двигаюсь ближе. Прикрываю глаза, когда оказываюсь в кольце его рук.

— Надеюсь, тебе здесь не нужно убить какого-нибудь именитого художника.

— Усатый сам себе башню снес в сорок пятом.

— Антон, — стону осуждающе и протяжно.

— Так что не переживай, к остальным равнодушен. Пусть калякают.

Мы гуляем по окрестностям Вены целый день. Погода радует приятным климатом. Посещаем Хофбург, огромный роскошный дворец, изучаем экспонаты которые расположились в его залах. Пропитываемся национальной историей на внушительных размеров дворцовой площади. Собор Святого Стефана впечатляет своими масштабами, завораживает неповторимой архитектурой. Радиогид рассказывает о самой известной легенде принадлежащей этому месту. Когда собор только возводился, мастеру был необходим помощник, и в подмастерья вызвался юный Нанс. Парень настолько старательно взялся за дело, что в городе принялись судачить о том, что ученик превзошел своего учителя. Подобный расклад огорчил мастера но последней каплей стало то, что его родная дочь начала уделять внимание Нансу. Когда юноша пришел просить ее руки, мастер поставил условие: достроить северную башню в короткий срок. Рамки были настолько ограничены, что ни одному живому человеку это было не под силу. Тогда на помощь к Нансу пришел Дьявол, он гарантировал завершить строительство до отведённого времени. Взамен потребовал не вызывать к Богу и не произносить имен святых пока башня не будет возведена. Работа действительно начала продвигаться очень быстро, воодушевленный скорой женитьбой Нанс окликнул возлюбленную, когда она проходила мимо собора. Дочь мастера носила имя созвучное с именем пресвятой девы Марии. Дьявол забрал душу Нанса, а северная башня так и осталась недостроенной.

— Грустно, — говорю и непроизвольно всхлипываю.

Вокруг обилия сокровищ искусстим становлюсь излишне сентиментальной.

— Бред, — невозмутимо заявляет Леон.

— Не веришь в правдивость?

— Стоило пристрелить старого шизофреника и дело пошло бы без всяких сделок.

— То есть, застрелить отца любимой женщины для тебя в порядке вещей? — хмурюсь.

— Он бы не принес ей счастья, — философствует.

— Пожалуй, в этом вопросе она бы могла разобраться и сама. Нельзя таким образом решить все проблемы.

Пытаюсь вырваться вперёд, но одним легким движением Леон возвращает меня обратно. Спиной чувствую жар его груди. Святое место, понимаю мозгом, но тело живёт совершенно другой жизнью после его прикосновений.

— Бабам нужно меньше свободы давать, — шепчет на ухо, заставляет кожу покрыться мурашками, — мужик на то и мужик, чтоб решения принимать.

— Ты просто варвар, — шепчу в ответ.

Разрываю наш тесный контакт от греха подальше.

Все это так непривычно. Быть с ним рядом. Ни от кого не прятаться. Гулять по живописным местам как обычные туристы. Я боюсь загадывать сколько это может продлиться. Не представляю насколько нас хватит. Счастье настолько хрупкое, что в любой момент может разбиться.

Знаю одно: Леон бы своего не упустил. Любому бы Дьяволу перегрыз глотку, только вот считает ли он что я достойна таких подвигов?

К вечеру мы попадаем на Кольцевой бульвар — парадный проспект Вены. Длиной в четыре километра он опоясывает центр австрийской столицы. Пытаюсь запечатлеть все увиденное, неустанно делаю снимки на которые попадает и Леон, но усталость берет свое. Усаживаюсь на скамейку и вытягиваю ноги. Ступни просто гудят от пройденных километров.

— Я больше не могу, — признаюсь честно когда Леон садиться рядом.

Как обычно игнорирует прохожих и снимает с меня туфли.

— Не думал, что ты такая слабачка, — говорит, а сам массирует пальчики, поднимается к лодыжкам.

Хочется сказать в ответ колкость, но он как всегда обезоруживает.

— Знаешь, что зачастую мужиков прёт? Ну мордаха например, сиськи, задница. А меня на ногах твоих заклинило. Я в свое время даже подумал что кукушка съехала. Ну не нормально это типо, извращение какое-то.

— Очень романтично, — фыркаю, — а потом что?

— А потом ты босая по моему дому рассекала, соблазняла.

— Ничего я не соблазняла, — отмахиваюсь. — Тапки ты мне не предлагал. Приличной одежды тоже.

— Ну зачем красоту прятать?

— И сказал что никогда бы в мою сторону не посмотрел даже, — достаю из задворок затаенную обиду.

— Мне хотелось в это верить, — пожимает плечами. — Оказывается, наебать себя достаточно сложно. А по поводу одежды, сегодня это нужно исправить.

— Нет, — не сдерживаю стон. — Я планирую остаться ночевать на этой скамейке.

Даже представить не могу, что я способна осуществить хоть один шаг.

— Надо, Ягодка. — как всегда бескомпромиссно. — Вставай, или поедешь в магазин на плече, кверху задницей.

К счастью, долго идти не приходится. Совсем скоро мы отказываемся у огромного торгового дома «Штефль». Первый этаж встречает нас набором люксового багажа и аксессуаров. Отделка универмага выглядит дорого и современно, даже начинаю смущаться своего уставшего и потрепанного вида. Мы направляемся прямиком к отделу роскошного нижнего белья, который граничит с отделом вечерних платьев. Подборка настолько обширная, что способна удовлетворить любой вкус.

— Платье не здесь, — разворачивает меня Леон. — Несколькими этажами выше посмотрим.

Мягко подталкивает внутрь. Отдает в руки услужливого консультанта, а сам растягивается на мягком пуфе.

В примерочной мне предлагают множество вариантов. Честно, не могу выбрать какой-то один даже после примерки. Белье настолько красивое и уникальное, что по-детски не хочется с ним расставаться. Решаю действовать так же глупо и воспроизвожу в голове считалочку. Видимо вожусь слишком долго, потому что Леон разрушает своим появлением все метания и приобретает сразу семь комплектов.

— Это целое состояние, — бормочу, когда мы выходим в просторный холл.

— Тряпки, которые на тебе разорву, — опять перечит.

— Сделаешь это и я никогда тебя не прощу.

Иду к стеклянному лифту и стараюсь выглядеть максимально угрожающе.

— Сам себе противоречишь. Зачем платить такие деньги, за то что считаешь тряпкой?

— Потому что тебе нравится, — выбирает нужный этаж и мы поднимаемся вверх.

— Подожди.

Встаю напротив и касаюсь его груди. Заглядываю в самую бездну его темных зрачков.

— С чего бы тебе быть таким хорошим?

— Я рад что подобная мелочь способна изменить твое мнение обо мне. Но увы, это самообман, Ягодка.

— Значит тебе не хочется, чтобы я думала о тебе хорошо?

Сыплю вопросами пользуясь случаем. Нагло ощупываю рамки дозволенного. Когда-то для меня это было недоступной роскошью. Обычная возможность требовать ответы.

— Приехали, — мастерски увиливает. Вынуждает выйти из лифта.

Мы оказываемся на пятом этаже огромного здания. С первых минут понимаю, что он значительно отличается от остальных.

— Здесь должна найти что-то. Написано, что в этих тряпках по дорожкам вышагивают.

— Подиумные модели? — спрашиваю пораженно.

Kenzo, Alexander McQueen, Diesel. Я далека от трендов и модных веяний. Но вполне могу допустить, что эти коллекции фигурировали в Миланских либо Парижских неделях моды. Леон отвечает на звонок и отходит в сторону. Оставляет меня одну. Прохожу вдоль ровно выставленных манекенов, достаточно равнодушно смотрю на предметы роскоши. Никогда не понимала женщин способных выложить кругленькую сумму за предмет гардероба. До этого момента.

Очередное платье отнимает все мое внимание. Чёрное, длинное. С кружевными рукавами и невесомым шлейфом. И без таблички понимаю, что это «Прада». Величайший бренд, у которого нет перевеса ни в сторону консерватизма, ни в сторону кричащей сексуальности Голливуда. В воспоминаниях моментально всплывает голос мамы. Даже целая картинка с ее образом.

« — Пока девушка Gucci пьет текилу в ночном клубе, девушка Prada читает Пруста в кафе. »

Она всегда хотела привить мне изысканный вкус. Возможно у нее это получилось, если я остановила свой выбор именно на этой модели? Цена меня уже не интересует. Если Леон хочет тратить деньги, пусть не отказывает себе в удовольствии.

Консультант замечает мой интерес, и своевременно предлагает пройти в примерочную. Интересуется нужна ли мне помощь. Мой английский недостаточно хорош, но как минимум понимаю суть, в отличии от абсолютно незнакомого немецкого. До сих пор не понимаю, почему из всех городов мира мы оказались в Вене.

Облачаюсь в платье когда остаюсь наедине с собой. Долго смотрю в зеркало, всматриваюсь в черты так, будто вижу себя впервые. Я очень на нее похожа. Я ее часть, и какие бы вещи она не совершала, это неизменно. Моя мать меня любила. Делала для меня все на что была способна. Когда Королев подтвердил версию следствия о том что ее уход стал причиной самоубийства, в душе поселилась боль и горькая обида. Сейчас, пусть в неподходящее время и в неподходящем месте, я ее прощала.

Я осталась совсем одна в этом огромном и жестоком мире, но в итоге приобрела настолько много, что вселенная не вмещала моих чувств когда он появлялся рядом. Даже сейчас. Сквозь толстую ткань плотной шторы я чувствовала его неуёмный жар. Жерло вулкана с бурлящей по венам раскалённой лавой. И я готова была окунаться в этот огненный омут. Сгорать и ждать когда его руки соберут пепел, а губы вдохнут жизнь. Снова и снова. Умирать и возвращаться к жизни, потому что он по-другому не умеет.

— Нравится? — спрашиваю, когда Леон нетерпеливо отодвигает штору.

Испытываю ни с чем не сравнимое удовольствие, стоит ему начать пожирать меня глазами. Тонкая ткань обтягивает кожу, струится кружевами, подчёркивает каждый изгиб.

— Ты же понимаешь, что там мы будем не одни, — цедит сквозь зубы, явно сдерживает напряжение.

— Что тебя смущает? Все довольно прилично, — пожимаю плечами а после вздрагиваю, когда он берет меня за бедра и вжимает в себя.

— Да? Тогда почему мне прямо здесь и сейчас хочется тебя …

Последнее слово растворяется в звуке моего собственного стона. Больше не могу бороться с голодом, который он однажды во мне разбудил. В ответ прижимаюсь крепче. Моя крепость. Нерушимая стена.

Прикрываю веки, когда он очерчивает пальцами невидимые рисунки на моем теле.

— Ты не оставил мне выбора, Леон киллер. Разве девушка Дьявола носит другие платья?

На следующий день мы оказываемся у здания Венской филармонии. Огромное, монументальное здание напоминает греческий храм. Чувствую себя особенно крошечной на его фоне.

— Не знала что ты такой ценитель, — отмечаю упущение, когда сдаём вещи в гардероб. — Мы ради этого в Вене? Мировая столица культуры и музыки.

— Не совсем.

Леон мягко берет меня под локоть и задаёт нужное направление.

— Говорят, здесь особенное звучание. Акустическая физика. Все прошарили, добились идеального отражения звука.

— Интересно, — говорю без тени лукавства.

Я далека от классической музыки, знаю и слушала не больше остальных. Но интерьер настолько завораживает, что хотя бы ради этого здесь стоит побывать.

Мы занимаем свои места в ложе. «Золотой зал» оказывается поистине золотым. Три яруса балконов, покрытый позолотой барельеф, статуи, арабески, всё это подчёркивает величественность концертного зала.

Беру Леона за руку, потому что голова начинает кружиться от великолепия. Да и от его вида коленки подкашиваются. Темный костюм, галстук, хрустящий воротник белоснежной рубашки. Я все ещё продолжаю сомневаться в реальности происходящего, а первые аккорды добавляют ощущение иллюзии. Никогда бы не могла представить, что звучание симфонического оркестра может быть таким волнующим. Словно самая настоящая магия распыляется в воздухе. Кристаллизируется воздух и покалывает кожу. Впадаю в некую эйфорию. Есть только звук и ощущение крепко зажатой ладони в его горячих пальцах. Наверное, если бы сюда ворвались наши враги, я бы даже не заметила. В один миг все стало ничтожным на фоне виртуозного мастерства. Жизнь скоротечна, а искусство и любовь убить нельзя.

— Понравилось?

Прохожу в себя задолго после того, как стихают последние звуки.

Леон проводит пальцем по моей руке, вызывает новую волну мурашек.

— Что-то цепануло или херня?

— Ты серьезно? — не могу скрыть возмущение.

То что произошло только что, пусть и в моем воображении, было сродни таинственному ритуалу. Священной мессе, окончательно и бесповоротно соединившей наши души воедино. Ругательства слетающие из его уст, звучат по-особенному оскорбительно.

— Мне понравилось все. Я не разделяла произведения, не разбираюсь. А тебе?

— Необычно, — встает и помогает мне подняться. — Привык ходить один. Ловлю релакс, все дела. Но сегодня, когда заиграл Брамс, желание содрать с тебя это чёртово платье стало невыносимым.

— Обязательно все опошлять? — строю обиженный вид.

А сама допускаю, что в его словах есть доля правды. Музыка действительно разволновала все внутри. Добавила лоска обычным человеческим порокам.

— Если тебе нравится музыка, ты мог бы играть сам. Если отлично справляешься с винтовкой, то мог бы овладеть скрипкой или саксофоном.

— Овладеть я совсем не против, — кривит губы в улыбке. — Примешь экзамен?

— Антон, ты же не такой, — стараюсь взывать к остаткам разума, когда мы занимаем места в такси, а воздуха становиться невыносимо мало.

Он открывается мне медленно, но даже этих крох достаточно для того чтобы я была способна отметить его незаурядные интересы и блестящий ум. И я собираю эти знания в особенную шкатулку глубоко под сердцем, пока мой зверь голоден и не хочет говорить.

Он набрасывается на меня в холле отеля. Наощупь открывает номер картой и проталкивает внутрь. Вчера я безумно устала, приняла душ и уснула едва голова коснулась подушки. Судя по всему, пришло время вернуть все с процентами. На мгновение мне становится страшно от дикого огня, который пылает в его глазах. Первобытный. Пещерный. Но между нами так сильно искрит, что страх уходит на второй план. Тоже вспыхиваю. Отвечаю на поцелуи. Лихорадочно избавляю его от одежды. Пока дрожащими пальцами справляюсь с рядом пуговиц, он все же разрывает платье. Всегда добивается желаемого. Неминуемо приходит к успеху. Бросает на кровать, наваливается сверху. Все те же процедуры проводит с дорогущим бельем. Раньше мне хотелось ответов, слов. Красивых фраз. Больше ничего не требуется. Какая разница что он скажет, если мне без него пусто? Он обещал, что больше никогда меня не оставит. И я верю, потому что невозможно скрыться от безумия, что пленило нас двоих. Когда-то я была его заложницей, теперь мы оба в этом амплуа.

Кричу, когда Леон наполняет меня собой. Выгибаюсь, подставляю тело его рукам, умелым пальцам. Он изучил меня вдоль и поперек. Затянул струны, перестроил на свой лад.

— Вот самая охуенная музыка, — говорит и задевает что-то внутри.

Доказывает, что отныне так и будет.

— Ты так и не ответил, почему Вена? — спрашиваю когда мы лежим обнаженные и изнемождённые.

Не хочу ничего загадывать и думать наперед. Какая из нас может получиться пара? Где мы будем работать? Чем заниматься? Захочет ли Леон когда-нибудь детей? В какой стране у нас будет собственное жилище?

Впервые хочу просто жить. Наслаждаться в полной мере тем, что у меня так старательно пытались отнять.

— Из-за филармонии?

— Нет. Завтра отсюда отправляется наш лайнер.

— Лайнер? — глупо переспрашиваю и приподнимаюсь на локте.

— Ну, такие большие, а шарика не видели.

— Не поняла, ты хочешь сказать что…

Обхватываю лицо Леона руками, пытаюсь понять по его мимике, что он шутит.

— К черту землю, Ягодка.

— Нет, скажи. Мы серьезно? То есть, Господи!

Он улыбается, и чертит воздухе круг. Подтверждает все мои догадки. А после накрывается подушкой, чтобы заглушить мой крик.

И действительно: к черту землю. Только океан, небо и его руки. Будущее и никакого прошлого. Колумб хотел открыть новый континент, а мы отправимся на поиски новой жизни.

— Я люблю тебя, — говорю, а слезы обжигают щеки.

Леон избавляется от своей защиты и притягивает к себе. Убирает грубой подушечкой солёную воду.

— Убью, если перестанешь, — произносит совершенно серьезно.

— Ты хотел сказать, что и ты тоже? — всхлипываю.

Упрямо поджимает губы, вероятно считает что подобные заявления затронут непоколебимый авторитет. Я не обижаюсь, нет. Поступки всегда значили больше слов.

— Тогда я тоже тебя убью, — говорю наперекор.

— Ты уже убила. Башню намертво прострелила.

— Я не пыталась, — пожимаю плечом и удобно устраиваюсь не его коленях.

— Нет, Ягодка. Ты была для этого создана.

Загрузка...