Для тебя

Глава 9

Я ушел из дома рано, оставив Эдика досыпать — везет же тем, кому посреди недели ко второй паре, а у меня тренировки с утра и до самого вечера.

За день я успел соскучиться и надеялся, что Эдик тоже ждет меня. В каком-то смысле так и случилось — едва я вошел в комнату, мимо уха просвистела кружка, которая ударилась о стену и разбилась на мелкие кусочки.

— И тебе тоже добрый вечер! — сказал я. — Обязательно с тяжких телесных начинать? Какая муха тебя укусила?

— И когда ты, сука, собирался мне сказать? — прошипел Эдик.

— Ты что-то вспомнил? — обрадовался я. Если так, то пусть чем угодно в меня кидает, я на радостях все прощу!

Вместо ответа в меня полетела толстая тетрадь, которую я, уже готовый к любым неожиданностям, поймал на лету.

Я заглянул под обложку. Ровные ряды формул, пометки красной ручкой. Судя по всему, какой-то раздел математики, который Эдик одолевал в прошлом году с репетитором.

— Что такое, тебя настолько травмируют интегральные исчисления? И при чем тут я и твоя любимая кружка?

— С обратной стороны посмотри, — сквозь зубы пробормотал Эдик. И уселся на кровать, завернувшись в плед и глядя на меня исподлобья.

Я перевернул тетрадь и обнаружил записи, явно не относящиеся к математике — орнаменты из заштрихованных кругов и квадратов, которые Эдик часто рисовал на бумаге, когда задумывался, несколько вариантов его подписи, какие-то наброски — дерево над рекой, летящая птица. А в промежутках - неровные строчки, залезающие на поля: одна-две фразы, без заглавных букв и знаков препинания.

— Не знал, что ты вел дневник, — сказал я.

Если это так, то записи Эдика смогут здорово помочь в восстановлении памяти. Это же совсем не то, что слушать чужие рассказы о каких-то событиях…

— Это не чертов злоебучий дневник! — рявкнул Эдик. — Я просто записывал свои мысли, как мне посоветовал чертов психолог в злоебучей больнице! Говорил, это поможет контролировать негативные эмоции! Хуй там, только хуже стало. Короче, я забил. Но кое-что успел записать. Ты читай, не стесняйся. Для тебя-то тут ничего нового не будет.

Я стал читать, с трудом разбирая и без того мелкий почерк Эдика — он словно нарочно писал так, чтобы было сложнее прочесть.

отец нанял мне помощника

совсем молодой парень

его зовут Андрей

у него удивительные руки

сильные и ласковые

он меня бесит

он не врет мне

он честный

он настоящий

как бы я хотел (дальше зачеркнуто — так, что бумага порвана в нескольких местах)

я сказал ему

и поцеловал

я все испортил

теперь он меня ненавидит

или нет потому что жалеет и это еще хуже

я испортил все

лучше бы я не выжил в той аварии

После этой фразы больше записей не было, из переплета тетради торчали корешки неровно выдранных листов.

— И ты позволил мне нести эту хуйню про дружбу, — с отвращением сказал Эдик, — хотя отлично знал, что я не дружить с тобой хотел. Очень трудно было не засмеяться мне в лицо? Кстати, что значит «все испортил» — я тебе признался и ты меня послал? Отвечай! И не смей врать!

— Ну что-то типа того, — нехотя сказал я.

— Вот и молодец, сказал что думал! А теперь-то что? Я к тебе обниматься лезу, с хуя ли ты терпишь? Жалеешь, да? Мало того, что калека, так еще и с поехавшей крышей. Такого даже пнуть жалко, как хромую шелудивую собачонку? Сука, лучше бы ты меня ударил, когда я к тебе полез, чем это вот все… Но ты же так не можешь, несчастненькие — твоя специальность, ты ж у нас святой… А если бы я не нашел эту злоебучую тетрадь, ты, может, и переспал бы со мной из жалости? В качестве акта благотворительности, а?

— Может, дашь мне хоть слово вставить, или я так и буду слушать этот бред? — поинтересовался я.

— Бред, серьёзно? — вскинулся Эдик. — Ты же сам только что мне сказал… Ладно. Молчу. Говори, что у тебя. Но если ты попробуешь мне соврать…

— Больше никакой лжи, — пообещал я. — Да, я знал о твоих чувствах. Когда ты признался, был в шоке, но никогда над тобой не смеялся и не унижал жалостью. И я все еще рядом с тобой — догадываешься почему?

— Я уже изложил тебе свою версию. Неужели все мимо?

— Абсолютно. Я с тобой потому, что сам этого хочу. Потому что мы вместе. Да, именно в этом смысле. Не как друзья.

— Подожди, — Эдик нахмурился, потом поднял на меня недоверчивый взгляд и осторожно спросил: — Ты что, любил меня?

— Почему «любил»? — удивился я. — Для меня ничего не изменилось, я-то память не терял.

— Так значит, ты и есть мой парень? И почему ты молчал, дурака кусок? Из-за отца? Думал, он выгонит тебя?

— Что? Нет, конечно. Твой отец все знает и не против. Один раз он попытался от меня избавиться, но передумал, потому что ты был готов уйти со мной. Он благоразумно не предложил тебе выбирать, он или я.

— То есть вы сговорились, ну отлично. Чья была гениальная идея?

— Моя, — признался я. — Я подумал, что у тебя и так слишком много стресса из-за того, что ты не помнишь свое прошлое, и тебе заново придется привыкать к своим проблемам со здоровьем. А тут еще совершенно незнакомый парень заявляет, что вы вместе живете…

— Что за бред! Ладно отец, у него в личной жизни вечный пиздец, начиная с моей мамы. Но ты — неужели думал, что одному мне будет лучше? Или если я решу, что мой парень меня бросил, потому что не дорожит нашими отношениями, и ему нахуй не сдались все мои проблемы с головой — в придачу к ногам. Почему было правду не рассказать? Блин, ты же обещал никогда мне не врать!

— Я не врал. Я просто не говорил всей правды.

— Это то же самое. Я спросил тебя про моего парня. Ты должен был не вилять, а сразу сказать — не тупи, это я. И, если что, ты на меня можешь положиться. Ты, сука, не один.

— Я уже понял, что ошибся. Но тогда мне казалось, что я поступаю правильно.

— Хотел как лучше, а получилась хуйня, как всегда у тебя… Блядь, я тебя ненавижу. Жаль, что кружка была только одна, я бы в тебя целый сервиз запулил, на двенадцать персон, с чайником и сахарницей.

— Что мне сделать, чтобы ты меня простил? — спросил я.

— Сейчас — ничего. Просто уйди. Я хочу побыть один.

Эдик еще туже завернулся в плед, улегся на кровать и отвернулся лицом к стене, ясно давая понять, что разговор окончен.

Что мне оставалось — я ушел, как побитый пес. А что делать, если Эдик кругом прав. Он считает себя обманутым, преданным, и это так и есть. Нет никакой полуправды на свете, это та же ложь, завернутая в красивую обёртку. Я уже давно это понял, но не знал, что делать, и поэтому запутывался еще больше.

Сидя у себя в комнате, я услышал, как к дому подъехала машина, и сообразил, что надо было позвонить и предупредить ЕП, что наш заговор раскрыт. Я поспешил на перехват, но сегодня явно был не мой день, потому что ЕП не отправился, как обычно, на свою половину, а пошел прямо в комнату к Эдику. И очень скоро оттуда начали доноситься звуки разговора на повышенных тонах.

У Эдика и ЕП только два стиля общения. Они либо орут друг на друга во всю мощь своих темпераментов, либо одновременно вспоминают про больное сердце у одного и впечатлительную нервную натуру у другого, и общаются так, словно собеседник — старинная ваза из тонкого хрусталя, да еще и с трещинкой… Сегодня общение явно строилось по первому варианту.

Вмешиваться в таких случаях не стоило, это я знал по собственному опыту, иначе огребешь от обоих, но сидеть в своей комнате и бездействовать я тоже не мог, потому ходил туда-сюда по коридору, как тигр в клетке.

Развернувшись в очередной раз, я едва не налетел на идущего мне навстречу Федора.

— Заварили вы кашу, Андрей, — сказал тот, безошибочно вычислив виновника происходящего.

Потом прислушался к доносящимся из комнаты Эдика звукам.

— Думаю, еще с четверть часика поорут, — задумчиво сказал он, — потом устанут и подуспокоятся, тут я им чаю подам, с вареньем, как Эдуард Евгеньевич любит. Посидят, попыхтят друг на друга, да и помирятся. А вы, Андрей, идите к себе, отдохните, сил наберитесь. Они до завтра отойдут немного, может статься, и на вас с двух сторон накинутся.

Если Федор затевает чайную церемонию, у него под ногами лучше не путаться, да и в словах его была доля разумного, так что я вернулся в свою комнату. Улегся на кровать, открыл планшет и начал составлять расписание занятий на следующий месяц. Но, как ни старался, не мог сосредоточиться и все время возвращался мыслями к Эдику.

Я нашел для нас с ним очень удачное время для тренировок — в день, когда он рано заканчивает в универе, а у меня только утренние группы. Можно было бы съездить в парк, пока не испортилась погода, покататься по дорожкам, усыпанным осенними листьями. Только вот захочет ли он продолжить со мной заниматься. Между тренером и учеником должно быть доверие, а может ли он мне теперь доверять?..

Эдик прав, что злится на меня. В наших отношениях он всегда ценил честность и искренность, на всех стадиях — и пока мы были медбратом и пациентом, и когда он был в меня влюблен, а я еще не осознавал, что к нему чувствую.

Одно знаю — я сделаю все, чтобы он меня простил. Потому что он — самое важное, что есть у меня в жизни, и я не хочу его потерять. И не потеряю — я что-нибудь придумаю, мы и не из таких переделок выбирались.

На этой оптимистической мысли меня наконец отпустило, и я неожиданно для себя задремал, сунув под подушку ненужный планшет.