Для тебя

Глава 6

Квартиру я сдал на полгода, из которых прошло чуть больше месяца. Оставалось надеяться, что мне хоть что-нибудь заплатят, прежде чем выгонят с позором за то, что я поднял руку на хозяйского сына — пьяного, несчастного мальчишку на грани нервного срыва. Я не сомневался, что он заслужил пощечину за своё хамское поведение, и не мог понять, почему же так паршиво на душе?..

Пока меня не уволили, я решил наведаться на кухню — неизвестно, как все дальше обернется, может, сегодня я буду ночевать не в уютной комнатке на втором этаже, которую я мысленно называл своей, а где-нибудь на вокзале.

Поел я без всякого аппетита — кажется, впервые с тех пор, как я появился в этом доме. Несмотря на неприветливое выражение лица, Катерина готовила восхитительно.

Я машинально сжевал все, что у меня было на тарелке, поглощенный своими мрачными мыслями. Федор задержал меня у выхода:

— Андрей, зайдите к Эдуарду Евгеньевичу.

Поскольку он не добавил: а потом собирайте свои вещи и проваливайте, я ответил так, как будто все еще намерен здесь работать.

— Я всегда прихожу к нему в это время, так что нет необходимости мне напоминать.

Даже если это последний мой день в этом доме, я не собирался позволять ему диктовать, что мне делать. Хватит с меня босса, остальные мне тут не начальники.

— Я знаю, — спокойно ответил Федор, — но Эдуард Евгеньевич попросил меня, чтобы я вам напомнил.

— В следующий раз не трудитесь, — ответил я, очень сильно сомневаясь, что он будет, этот следующий раз.

— Извините, но я всего лишь выполняю распоряжения хозяев.

Да, мне с ним не тягаться, с его-то опытом… Я не выдержал и подпустил шпильку:

— Например, когда принесли Эдику коньяк? Лучше бы вы не были столь исполнительны.

— Так не забудьте зайти к Эдуарду Евгеньевичу, — невозмутимо произнес Федор.

Все-таки оставил последнее слово за собой. Непробиваемый мужик.

Остановившись перед дверью в комнату Эдика, я сделал глубокий вдох, прежде чем войти.

В комнате был погашен свет, горел только торшер у стены. Я обратил внимание на то, что компьютер уже выключен — должно быть, Эдик и вправду решил вовремя лечь спать, чтобы быть в форме к завтрашней тренировке.

Я надеялся застать его в постели, но он все еще сидел в кресле, хотя и успел переодеться в пижаму — похоже, он попросил о помощи Федора, и это почему-то неприятно задело меня. Внешне он казался спокойным, но по своей любимой привычке накручивал волосы на палец, как всегда, когда нервничал или злился.

— Сам пришел? — нарушил молчание Эдик.

— Федор мне передал твою просьбу, но я бы и так зашел, как обычно.

— Сердишься?

— А ты?

— Один-один, — рассмеялся Эдик, — извини за сегодняшнее, ладно? Мне иногда бывает… трудно.

— Я понимаю.

— Тебе этого не понять, но все равно спасибо… Так что, мир? — Эдик снова как-то странно хихикнул. — Знаешь, я еще немного пьян, кофе не слишком помогает. В мозгах по-прежнему туман, только сердце быстрее колотится.

Я подошел к нему и взял за запястье — пульс действительно слегка частил. Ладонь Эдика вдруг коснулась моей щеки.

— Знаешь, иначе бы я, наверное, не решился, — едва слышно сказал он, и я невольно наклонился ближе к нему, думая, что он хочет мне что-то сказать.

В его дыхании я почувствовал запах кофе и коньяка, когда он вдруг придвинулся совсем близко и на секунду прижался своими губами к моим.

Я оттолкнул его и резко выпрямился, вытирая рот тыльной стороной ладони.

— Какого черта ты делаешь? Совсем охуел?!

У Эдика часто срывались с языка грубые словечки, а я впервые позволил себе такое в этом доме, но сейчас мне было не до правил приличия.

— Теперь ты будешь орать на меня? — негромко спросил Эдик.

— Не смей так делать, никогда больше, понял? Мне это противно! Я — нормальный!

— Я знаю. Извини.

Глупо было выходить из себя из-за такого пустяка. Всего лишь легкое прикосновение, которое я едва успел почувствовать. Но это было… как удар в спину. Он обманул мое доверие, и это делало его поступок вдвойне отвратительным. Впрочем, судя по выражению лица Эдика, ему было еще хуже, чем мне. Его колотило как в лихорадке, но он все равно не отрывал взгляд от моего лица. Я очень хорошо знал, что означают подобные взгляды, но до этого на меня так смотрели только девушки…

Нет, не может быть, только не это! Я приказал себе не паниковать и заговорил преувеличенно оживленным голосом:

— Ладно, забудем. Это всего лишь неудачная шутка, верно? Давай помогу тебе лечь в постель — ты будешь читать перед сном, или мне сразу погасить свет? Завтра у нас трудный день, столько всего нужно успеть — ты помнишь, мы собирались…

— Андрей, пожалуйста, уходи. Завтра мы оба сделаем вид, что ничего не случилось. Наверное, у меня получится. Но сейчас я хочу побыть один.

Я промямлил что-то в ответ и вышел, стараясь не смотреть на него, но он все равно стоял у меня перед глазами: несчастный, растерянный, с красными пятнами на щеках, с умоляющим влюбленным взглядом. Во что же ты втравил меня, глупый мальчишка…

***

Похоже, моё позорное увольнение откладывалось на неопределенный срок, но от этого мне было ничуть не легче, потому что вместо одной проблемы у меня теперь было две. Первая: как дальше общаться с Эдиком, если я на свой страх и риск останусь тут работать. И вторая: то, что случилось, посерьезнее наших с Эдиком мелких секретов вроде нарушения режима.

Рано или поздно правда выплывет наружу, особенно если Эдик хоть раз посмотрит на меня так, как сегодня, при посторонних. Если Евгений Петрович узнает, что его единственный сын и наследник предпочитает мужчин, то …

— Евгений Петрович просит вас зайти к себе, — услышал я над ухом голос Федора и испуганно вздрогнул.

Похоже, что на обдумывание ситуации у меня не осталось времени. Оставалось надеяться, что босс просто уволит меня, как это принято в цивилизованном обществе. Со слов Эдика я знал, что Евгений Петрович сколотил свой первый миллион в лихие девяностые, и если он вдруг захочет вспомнить молодость, то мне точно не поздоровится.

Судя по выражению лица Евгения Петровича, он явно не собирался сообщать мне о прибавке к зарплате или хвалить нас с Эдиком за достигнутые успехи в учебе и спорте.

Конечно, он был уже в курсе произошедшего — в этом доме ничего не скроешь, и единственным моим шансом на спасение была полная откровенность. Мне нужно было поторопиться с признанием, пока он не дал понять, что ему все и так известно.

Я не сомневался, что он во всем обвинит меня, а не своего обожаемого сына. С него станется выставить меня негодяем, злоупотребившим доверием семьи, приютившей его у себя в доме, и совратившим своего пациента, уязвимого и страдающего от одиночества…

Я спохватился, что уже довольно долго сижу в кресле, погруженный в свои мысли, и поднял голову. Евгений Петрович пристально глядел на меня. Под его взглядом мне немедленно захотелось уволиться без объяснения причин и без выходного пособия. Желательно, в ближайшие тридцать секунд.

— Я могу облегчить тебе задачу, Андрюша, — ласково сказал он, и я почувствовал, как у меня по спине медленно стекает струйка холодного пота.

— Ты не знаешь, как рассказать мне, что мой сын гей, и ты ему нравишься. Возможно, ты даже сомневаешься, стоит ли мне это говорить, так?

Я попытался взять себя в руки и кивнул.

— На будущее имей в виду, что не стоит скрывать что-либо от меня — я все равно узнаю, но не прощу нечестности и двойной игры. Это понятно?

Я снова кивнул. Пусть лучше он считает меня тупым идиотом, чем я ляпну что-нибудь лишнее.

— Все, что ты собирался, или не собирался сказать, мне известно. Про Эдика я знал еще до аварии, что же касается тебя…

Тут меня прорвало:

— Вы же не думаете, Евгений Петрович, что я как-то замешан в этом? Поймите, парень столько времени сидит в четырех стенах, ему одиноко, и возраст такой… располагает к романтическим чувствам! Если вы думаете, что я как-то поощрял… Ни в коем случае! Я нормальный, мне девушки нравятся!

— Прекрати психовать, Андрей.

Я перевел дух и заткнулся.

— Меня не интересуют все эти сантименты, а что касается ориентации — это твое личное дело. Мне важно, что мой сын захотел бороться за свое выздоровление, и именно благодаря тебе. Теперь наша главная задача — сделать так, чтобы он не утратил это желание, и неважно, как ты того добьешься. Если ты сумеешь помочь ему, получишь достаточно денег, чтобы закончить учебу и не хвататься за первую попавшуюся работу, а выбрать то, что тебе действительно интересно и принесет хорошие деньги. Конечно, если тебя чем-то не устраивает сложившаяся ситуация, ты можешь уйти, я не стану тебя удерживать и даже заплачу, сколько положено. Но если из-за этого моему сыну станет хуже, я тебя уничтожу.

Я откинулся на спинку кресла и попытался привести в порядок свои мысли, разбегавшиеся, как испуганные кролики.

«Каким образом я должен буду помочь его сыну? Он же не думает, что я буду поощрять увлечение Эдика и позволю ему… хоть что-то? Это совершенно невозможно! Я не гей, и даже не бисексуал. Более того, мне глубоко противна мысль об интимных отношениях с человеком своего пола. При одной мысли о том, чтобы поцеловать другого парня меня начинает мутить от отвращения, не говоря уже о чем-то более серьезном.

С другой стороны, я могу просто поддерживать Эдика, чисто по-дружески. Он почти два года жил среди женщин и пожилых слуг, потому увлекся первым же мужчиной подходящего возраста. Нужно организовать жизнь Эдика так, чтобы он чаще выезжал из дома, общался с другими людьми, нашел себе новых друзей, и тогда у него будет шанс встретить кого-то, кто лучше подходит для подобных отношений. Не станет же он насильно тащить меня в постель, в самом деле!»

— Итак, что ты решил, Андрей?

— Я останусь. Не из-за денег, и не потому, что испугался ваших угроз. Я действительно хочу ему помочь.

Я не солгал, но и не сказал всей правды. Мне не хотелось бросать Эдика в трудный момент — я же будущий врач, да и чисто по-человечески я ему сочувствовал. А еще — я хорошо помнил, что мне очень нужны деньги. И да, я испугался. А кто бы не испугался на моем месте?