До захода солнца

11 Предательство

Глаза Люсьена скользнули по вздымающемуся танцполу, и он увидел ее.

Хотя он нечасто присутствовал на этом Особом Пире, но видел ее и раньше. Каждый раз она соблазняла его длинными темно-русыми волосами, голубыми глазами, соблазнительным телом, манящим ароматом.

Сегодня вечером она соблазняла его еще больше, потому что на ней было черное платье, почти такое же, как у Лии прошлой ночью. Не такого качества, но достаточно близкого.

Все в ней было не такого же качества, но достаточно близко.

Он знал, что она привлекла его внимание, потому что напоминала ему Лию. По этой причине он никогда не выбирал ее. Он предвосхищал настоящую вещь, а не часто используемую подделку.

Но сегодня вечером она ему подойдет.

Ее глаза встретились с ним, она обольстительно улыбнулась, открыто и нетерпеливо приглашая к действию. Было ясно, что она хотела его, и он смог бы делать с ней все, что хотел, и этот Пир, как он и хотел, не имел ограничений.

Он отвернулся, позволяя отвращению проявиться на лице.

Нетерпение и желание, столь явно читающееся в ее глазах, не то, чего он хотел. Сила духа, индивидуальность, страсть, неповиновение, страх, вызов — вот чего он хотел.

Спустя столетия он наконец-то получил все это, очень многое из этого. Просто находил это до крайности невыносимым.

И мучительным, что его расстраивало.

Люсьен часто посещал Пиры, даже если ему особенно нравился вкус его наложницы, само собой разумеется, ему особенно нравился вкус Лии. Он был вампиром со здоровым аппетитом, и Пиры позволяли ему разнообразить его аппетит.

Однако за последние несколько столетий он устал от Пиров.

Все смертные, присутствовавшие на Пирах, были зарегистрированы в Совете. Им ничего не угрожало, проверенные, без болезней, готовые на все, хорошо воспитаны, происходили из зажиточных семей, и их время было ограничено биологическими часами. Им предоставлялось право два года посещать Пиры, любые Пиры, которые они хотели, столько, сколько могли посетить, прежде чем уйти на пенсию.

Падшие наложницы — это совсем другая история. Они приходили на Пиры, и из уважения к наследию их фамилии им неохотно разрешали присутствовать, но им не нужно было регистрироваться в Совете. Однако Совет выслеживал их, и через несколько лет падшим наложницам не разрешалось посещать Пиры.

Были времена, когда вампир встречал на Пиру вкус, который нравился исключительно ему, и он не хотел им делиться. Если такое происходило, он мог обратиться с петицией в Совет. Если Совет сочтет смертного подходящим, к семье смертного обратятся с просьбой «о приеме его на работу». Если семья согласится, то смертная может стать наложницей вампира. Но также новая линия семьи наложницы навсегда останется в его жизни.

Смертные никогда не отказывались. Каждая смертная или смертный здесь надеялись, что он понравится какому-нибудь вампиру или вампирше, еще в этой жизни, обеспечив себе дальнейшее существование и будущее своей семье.

Редко случалось, чтобы вампир подавал такую петицию, но Совет всегда поощрял ее. Большой выбор семей смертных на Отборах означал более счастливых вампиров.

Наложницы это ненавидели, когда добавлялись в Отбор новые фамилии, больший выбор наложниц означал для них уменьшение возможности выбора их собственной линии.

Оглядывая давку тел в комнате, Люсьен не мог представить, как можно просить здесь за смертного. Хотя он наслаждался Пиром на разных уровнях, особенно находясь со своими братьями в месте, где они могли быть теми, кем были, не прячась, без секретов, ему не нравились смертные, которые всячески хотели привлечь их внимание. Они были, по всем практическим соображениям, шлюхами без денег, переходящие из рук в руки. Естественно, он питался от них, но никогда не выбирал в наложницы на Пиру. Сама мысль о заключении Соглашения с такой смертной была Люсьену отвратительна.

Стефани как-то сказала ему, что у него было пугающе высокомерное отношение к этим смертным и выбору их другими вампирами, но ему было наплевать.

Чтобы отвлечься от женщины на танцполе и своих мыслей, он начал потягивать мартини и заметил, что стакан быстро опустел. Он повернулся на своем месте лицом к бару, привлек внимание бармена и кивнул. Бармен принял его заказ и начал готовить еще один мартини, оставив напитки, которые готовил, незаконченными на стойке, для других.

Люсьен посмотрел на трех женщин. Смертные. Все смотрели на него. Все улыбались ему. Все улыбались той же улыбкой, что и блондинка.

Он с отвращением окинул их взглядом, их улыбки дрогнули, одна побледнела и отвернулась. Люсьен сделал то же самое.

Его мысли мгновенно обратились к Лии.

Было трудно выбросить ее из головы, но за последние десять часов ему это удалось, в основном благодаря работе.

Было много вампиров, которые сколотили состояния и счастливо проживали свою вечность, управляя состоянием и живя на проценты.

Люсьен не был таким вампиром.

В отличие от всего остального в его жизни, его бизнес никогда не переставал быть для него вызовом. Всегда находилась новая гора, которую он хотел покорить. Новые изобретения, новые технологии, новые стратегии и все больше и больше денег можно заработать. Если бы не это, он бы давным-давно сошел с ума.

Бармен подал ему мартини. Люсьен заплатил за него, отвернулся невидящим взглядом к комнате, позволив своим мыслям переместиться к Лие.

Его ярость значительно остыла после их противостояния. Хотя мысль, что она назвала его «отвратительным», все еще заставляла его скрежетать зубами.

Однако Люсьену пришлось признать, она не знала, что вампиры мужского и женского пола сильно отличаются от ее вида. Женщины были такими же сильными и умелыми, как и мужчины, даже более того. Например, Стефани была известна как свирепый и хитрый боец.

Кроме того, он должен был признать, что у Лии не было возможности узнать, как ведут себя партнеры-вампиры. Об этом даже она не узнала бы на уроках «Изучения вампиров», если бы ее не исключили.

Она не знала, что из-за одинаковой силы и образа жизни вампиры в их сообществе, особенно супруги, не решали споры, беседуя по душам или обращаясь за консультацией к психологу.

Они бросали вызов, а затем сражались физически, без всяких правил и запретов.

Это имело преимущество в отношениях вампиров, кто был самым сильным, быстрым, сообразительным и умным.

В случае с партнерами это имело дополнительное преимущество, что чаще всего физические дуэли приводили в заключении к чему-то гораздо более приятному.

Он также должен был признать, что Лия не знала его историю с Катриной. Ее частые и ошибочные приступы ревности. Телефонные звонки, иногда по дюжине в день. «Проверить как ты», говорила она. «Проверить», именно это она и имела в виду. Ее постоянная подозрительность, она часто рылась в его вещах, подслушивала телефонные разговоры.

А потом были времена, какими бы редкими они ни были, но на взгляд Люсьена, они случались слишком часто, когда она появлялась на Пире, на котором присутствовал Люсьен. Она приходила дважды. Затем ему пришлось отучить ее от этой привычки, что он и сделал, одним разбитым носом не обошлось. Он сломал ей бедро и пять ребер, все зажило в течение часа, понятно, что эта стычка в заключении не привела к чему-то более приятному. Это произошло после того, когда она вошла в его личную комнату, встала рядом, когда он действительно кормился. Предполагая тогда, что она с ним разделит эту смертную. Что такое кормление сблизит их.

Катрина знала, что он не любил делиться.

В течение этих двух раз она также пыталась вмешаться в его личную жизнь, чего он не терпел даже на Пиру. Он не шутил, когда сказал Лии, что «танцевал» наедине. Он не только не делился смертной, которой питался, он не делился ничем. Поэтому он всегда снимал отдельную комнату, оставляя групповое кормление другим. Ему не нравилась мысль, что другие смертные или вампиры, если уж на то пошло, будут получать удовольствие, наблюдая, как он ест.

А они бы получали удовольствие, поскольку он находился в центре внимания. Он всегда был таким.

Не то чтобы он думал, что это сугубо личное дело. Ему тоже нравилось наблюдать, как кормятся другие. Он также сказал правду, когда заявил Лии, что считает процесс кормление прекрасным.

Просто такова была его натура.

Несмотря на то, что смертная принадлежала ему только на одно кормление, и только ему, и, как бы ни определялось это слово, он не собирался ни с кем разделять свой процесс.

И, наконец, Лия не знала, чем он рисковал ради нее. Обладать ею во всех отношениях означало, что он бросал вызов своей культуре, образу жизни своего и ее народа и подвергал риску свою собственную жизнь.

Даже при том, что он должен был признать все эти вещи, простой факт заключался в том, что она не спрашивала.

Ни разу.

Она сразу же сделала выводы, подумав о нем самое худшее, оценивая его по поведению своего собственного народа, не задумываясь, что у них может быть существенная разница.

Мало того, он спас ее от нападения Катрины, которое было бы для нее смертельным.

Он также очень откровенно продемонстрировал свое предпочтение Лией перед собственной парой. Она опять же не знала, что это было совершенно неслыханно в мире вампиров, но у любой женщины с его опытом была бы совершенно иная реакция, чем у Лии.

Не говоря уже о том, что при всем этом, в дополнение к его одежде в ее гардеробной, его телу в ее постели, довольно роскошной крышей над ее головой и роскошному гардеробу, который он ей предоставил, он совершенно ясно дал понять, что у нее есть его постоянная защита, его безраздельное внимание и его щедрость.

Ничто из этого, учитывая ее реакцию, казалось, не проникло в ее упрямые чертовые мозги.

Люсьен решил, что Лие давно пора усвоить эти важные уроки.

— Я не ожидал увидеть тебя здесь, — произнес Космо, появляясь рядом с ним, улыбаясь Люсьену и отрывая его от мыслей.

— Я мог бы сказать то же самое, — ответил Люсьен. — Обычно это не твоя сцена.

Космо пробормотал:

— Водка со льдом, — бармену и снова обратил свое внимание на Люсьена. — Но и не твоя.

Затем он огляделся по сторонам, спросив:

— Где Лия? В туалете?

— Дома, — ответил Люсьен, и голова Космо повернулась к нему.

— Дома? — переспросил он.

— Дома, — твердо заявил Люсьен. — У нее некоторые трудности с адаптацией к своей новой жизни. Я даю ей время разобраться в себе.

Космо запрокинул голову и расхохотался. Люсьен наблюдал за своим другом, думая, что первая чертова вещь была совсем несмешной. Смех Космо перешел в хихиканье, когда он заплатил за свой напиток и сделал глоток.

— Ты теряешь хватку, мой друг, — заметил Космо, его глаза тоже осматривали толпу невидящим взглядом, а внимание было приковано к разговору. — Прошла целая неделя. В прежние времена, в течение недели ты укладывал их на лопатки.

— Возможно, учитывая, что прошли столетия, я устал от практики.

— Возможно? — Космо все еще широко улыбался. — Или, возможно, ты встретил достойного соперника.

— Она сдастся, — тихо произнес Люсьен, вкладывая смысл в последнее слово и делая глоток своего напитка.

Она сдастся.

Когда он услышал ее плач, а позже обнаружил разорванное нижнее белье, подумал, что она сдалась, хотя и ненадолго.

Подтверждение, что в тот день она изменила свою игру, не только придало ему сил, но и принесло облегчение.

Странно, но чувство облегчения было настолько сильным, что вызывало у него смутную тревогу. Как будто он не хотел, чтобы она сдалась. Как будто он не хотел, чтобы она смирилась. Будто не хотел, чтобы она подчинилась ему, немедленно выполняя все его приказы, но все это было для ее же блага или для ее удовольствия, хотя она этого не понимала. Будто он не хотел показывать ей, что ее жизнь, вверенная ему, расцветет так, как она и представить себе не могла.

А хотел, чтобы все оставалось так, как есть — постоянные битвы, состязания воли и ее пререкания с причудливой мягкостью и огромным юмором.

Что было так абсурдно.

— Хорошо, как ты думаешь, сколько времени это займет? — спросил Космо. — Может нам со Стефани стоит заключить пари. Было бы забавно.

Люсьен молча прислонился спиной к стойке бара.

Космо не смутился.

— С Мэгги тебе потребовалось три недели. Как думаешь, Лия побьет рекорд Мэгги?

— С такой скоростью, с какой она идет, — протянул Люсьен, — скорее наступит следующее столетие, прежде чем ты со Стефани выиграете свое пари.

Космо снова расхохотался, но мысли Люсьена обратились к их разговору, в нем было нечто тревожное.

Космо упомянул Мэгги, и впервые за сотни лет при упоминании ее имени, нож не вонзился ему в живот.

Он просмотрел свои воспоминания, все за более восьмисот лет, они оставались яркими и четкими.

Вспомнил, как приручал Мэгги. Это был самый сладкий момент его жизни, как до, так и после. Ее покорность, доверие к нему, как дар, она вручила свою жизнь ему в руки на сохранность. Он вознаградил ее, и она тут же расцвела. Он все еще чувствовал ее под собой, ее ноги раздвигались сами собой, она приветствовала его в себе, вкус ее крови у него во рту, ее запах наполнял его ноздри.

Он также мог видеть ее улыбку, слышать ее смех, пробовать на вкус ее кожу и чувствовать тепло ее тела, прижимавшееся к нему во сне.

Каждая секунда с Мэгги была выжжена в его мозгу, он ничего не забыл, и ничего не стало менее сладким.

Просто исчезла знакомая боль воспоминания, соединившаяся с воспоминанием о ее потере.

— Люсьен? — Позвал Космо, и Люсьен сосредоточился на своем друге. — Мэгги, — пробормотал Космо, его лицо выглядело озабочено, он продолжил мягко: — Извини, я уже дважды…

— Не беспокойся об этом, — оборвал его Люсьен, не собираясь делиться своим открытием с другом.

Космо кивнул, делая еще один глоток, не сводя глаз с толпы, фактически не видя ее, как научился делать с практикой на протяжении многих лет.

— Я слышал, Катрина устроила проблемы, — заметил Космо, и Люсьен вздохнул.

— Я подал заявление о разделе, — поделился Люсьен.

— Знаю. Все знают. Почти уверен, что ее телефон прилип к уху, она чертовски сейчас занята.

Это не удивляло Люсьена. А раздражало, но не удивляло.

— Сегодня она попыталась напасть на Лию, — сообщил Люсьен. Он услышал резкий вдох Космо и почувствовал, как тот перевел взгляд на него.

— Пожалуйста, скажи, что ты шутишь, — прошептал Космо.

— Не шучу.

Космо продолжал пристально смотреть на него.

— Как это произошло? — спросил Космо, все еще потрясенно, как и следовало ожидать.

И ее визит был не навестить наложницу супруга, когда пара подозревала что-то происходит.

Наложницы считались неприкосновенны. Они находились под защитой своего вампира и могли быть в компании других вампиров только с разрешения их хозяина-вампира. Появляться на пороге чьего-либо дома с намерением причинить физический ущерб или просто появляться было не только неправильно, но и противозаконно. Попытка причинить ущерб наложнице была основанием для смертельного возмездия.

Катрина, скорее всего, пришла, противостоять Люсьену, но Лия попалась ей на глаза.

И было не важно, что Люсьен действовал наперекор законам, которым подчинялись все вампиры. Дело касалось безопасности Лии, которая была важна. Поведение Катрины было достойно осуждения, хотя Люсьен сам нарушал закон, не скрывая этого, он имел полное право, несмотря на то, что она была его парой, объявить на нее охоту и заставить ее сгореть.

— Она появилась на нашем пороге этим утром, готовясь к драке, — ответил Люсьен на вопрос друга.

— И она напала на Лию?

— Пыталась, да. Дважды.

Космо тихо присвистнул, прежде чем спросить:

— Боже правый, что ты собираешься делать?

— Если она продолжит в таком же духе, я позволю ей выплеснуть свой гнев на себя и пусть идет своей дорогой, чего я ожидаю, она сделает. Если она снова приблизится к Лии, я прослежу, чтобы она сгорела, — спокойно, но со смертельной серьезностью ответил Люсьен.

— Знаешь, Совет в курсе прошлой ночи. Не только от Катрины, но и от Нестора, который вчера был на Пиру, когда ты целовал Лию, — сказал Космо.

Люсьена это тоже не удивило, главным образом потому, что он видел, как Нестор наблюдал за ними.

— Я готов поговорить с Советом, — заявил Люсьен.

Космо полностью повернулся к другу, поставив свой напиток на стойку, наклонился ближе.

Чтобы не быть услышанным, он стал общаться мысленно, способность, которой обладал и Космо, поэтому спросил:

«И что ты им скажешь?»

«Они у меня в долгу, они разрешат мне иметь Лию», — ответил Люсьен.

«Да, думаю, что так и будет. Долг слишком долго не выплачивается, и им это неприятно. Однако им не понравится идея, что другие тоже смогут так делать. Это будет единственное подобное разрешение с момента подписания Соглашения. И они это сделают только в том случае, если ты намерен с ней только кормиться и трахаться. Но могут возникнуть у тебя с Советом проблемы, если ты возьмешь ее в качестве своей пары», — ответил Космо, Люсьен повернул к нему голову, удивленно глядя на друга.

«Почему ты решил, что я намерен взять ее в жены?»

«Все думают, что в конце концов ты так и поступишь».

«Отлично, но это не так», — отрезал Люсьен.

Он не собирался.

«Однако, — криво усмехнулся Люсьен, — может потребоваться вечность, чтобы сломить ее, считай, что это было бы то же самое».

«Я молю Бога, чтобы ты не наделал глупостей, Люсьен. — Космо ворвался в его мысли. — Если ты попытаешься сделать что-то подобное, это будет означать не только войну, но и охоту. Они будут тебя пытать, ты это уже пережил, но они также будут пытать Лию…»

Невольно, при мысли, что Лия может быть подвергнута пыткам, раскаленные клеймы, прижатые к ее гладкой коже, с корнем вырванные ногти, кислота, прожигающая ее прекрасное тело, живот Люсьена резко ухнул вниз, будто его ударили.

Его горящие черные глаза встретились с зелеными глазами Космо.

«Я собираюсь с ней только кормиться и трахаться. И собираюсь заняться ее укрощением. И намерен обладать ею так, как хочу, как бы долго это ни продолжалось после ее укрощения. Не на вечность», — четко заявил Люсьен и продолжил. — «Космо, послушай меня. Ты наставляешь на путь истинный любого, кто говорит иначе. Если Совет намерен расследовать, то пусть расследуют меня, а не Лию».

Космо внимательно посмотрел на своего друга и кивнул.

— Это Катрина пустила этот слух по пару? — спросил Люсьен вслух, решив, если бы она пустила такой слух, он выйдет на ее охоту этой ночью, не будет сидеть и ждать, пока она сделает еще что-нибудь невероятно глупое.

— Понятия не имею, откуда он пошел, — пробормотал Космо, потрясенный не тем, что Люсьен опроверг ходивший слух между вампирами, а его нескрываемой реакцией на ущерб, причиненный Лии.

Во-первых, Люсьен открыто не показывал свою реакцию всем подряд, если только он полностью не доверял собеседнику. А это означало не находиться под сотнями наблюдающих глаз на Пиру.

Во-вторых, его реакция выдала его чувства к наложнице, которая выходила за рамки простого укрощения.

И все это было знакомо. Космо уже однажды видел подобную эмоцию у Люсьена. Когда Люсьен взял Мэгги в качестве своей пары, желая прожить с ней вечность, но ее захватили враги во время Революции, пытали, а затем казнили.

Когда он взял Мэгги, они не знали, чем все обернется, и для Люсьена это было благом. Он и Мэгги оба погибли бы во время Охоты. Ни один не осудил бы другого, Космо знал это точно. Кроме того, убийство Мэгги распалило Люсьена до такой степени, что он стал неудержимой машиной убийства во время войны, хотя контролируемой и стратегической машиной, но, тем не менее, чрезвычайно успешной и исключительно смертоносной. Месть за убийство Мэгги сделала его героем Революции, с его дополнительными завораживающими способностями и несравненным богатством, вот почему столетия спустя он стал всеобщим кумиром.

Если бы она дожила до этого дня, Мэгги бы рассмеялась.

Тогда Люсьен довольствовался скромным достатком (для вампира, для смертного, он был сказочно богат).

И он был более чем счастлив с Мэгги.

Быть героем и кумиром нации — это было не то, к чему он стремился, хотя совсем и не стремился, просто так само все сложилось. У него просто не было выбора.

Он бы нашел способ вернуться к простой жизни, им вдвоем на вечность. Никаких надежд на детей, ни болезней, ни смерти, только часто используемый ум Мэгги, отличные кулинарные навыки, сверкающие серые глаза и полная преданность Люсьену и Люсьена.

Не в первый и, вероятно, не в последний раз скорбь о друге и его потере смягчила тон Космо.

— Может тебе стоит покормиться, — предложил Космо.

Люсьен не колебался.

— Отличная идея, — пробормотал он в ответ.

Взгляд Люсьена переместился на блондинку на танцполе. Его разум искал ее, он взывал к ней.

«Иди ко мне».

Она стояла к нему спиной, он увидел, как она вздрогнула, затем повернулась, ее глаза стали искать его.

Она выглядела удивленной, даже встревоженной. Не так, когда ты слышишь чей-то голос в своей голове.

Затем ее тревога растаяла, она самодовольно улыбнулась. Без колебаний двинулась к нему, ловко пробираясь через толпу.

Наблюдая за ее движениями, Люсьен принял решение. Он не стал ее дожидаться, а решил встретить ее у входа в лабиринт, который вел в Логово.

Он хотел покончить с этим и вернуться домой к Лии.

Он намеревался вернуться для кормления и еще одной попытки ее приручения. Однако он решил, что поговорит с ней, но не приказами, а попытается многое объяснить. И это он тоже решил сделать без промедления.

Возможно, это окажет некое влияние на нее, по крайней мере, достаточное (надеялся он), что она начнет умолять взять ее.

Весь день его тело напоминало ему о собственной неудовлетворенной потребности оказаться в шелковой, горячей, мокрой киске Лии. Было ошибкой, с его стороны, дать своему члену хотя бы намек, почувствовать ее киску. Требовалось огромное усилие воли, отбрасывать эти мысли в течение дня. Неважно, что секса фактически у них не было, но то, что у него было с ней, было уже восхитительным.

— Люсьен, — выдохнула блондинка, подойдя к нему.

Он не поздоровался и не прикоснулся к ней.

Он вышел в коридор, зная, что она последует за ним.

Она так и сделала.

Этот коридор вел в Логово или комнату для кормления на Пиру. Коридор был лабиринтом, в центре которого находилось Логово. Каждый вампир знал планировку, но никто из смертных. Смертные могли войти в Логово только с вампиром по его или ее приглашению. Если бы они самостоятельно отправились бы в Логово в надежде раствориться в кормлении, на этом конкретном Пиру, они могли бы заблудиться на несколько часов, даже дней.

Люсьен двигался быстро, уверенно, чувствуя, как она изо всех сил старается не отставать, не позволяя ей ориентироваться в пространстве, и через несколько минут они оказались уже у кабинетов.

Глаза Люсьена сразу же обратились к управляющему, который заметив его, кивнул в сторону другой двери. Люсьен пробирался сквозь тела на полу, чувствуя ее позади себя, вдыхая ее запах, который так близко казался далеко не таким восхитительным, как у Лии.

Определенно, лимонад. И не очень хороший лимонад.

— Хозяин Люсьен, — пробормотал управляющий, вставляя ключ и открывая одну из полудюжины дверей, ведущих в кабинеты.

— Клайв, — ответил на приветствие Люсьен и вошел в маленькую комнату.

Комната была очень похожа на любую берлогу, оформленную в насыщенных тонах, с удобной и уютной мебелью, предназначенной для отдыха, обитой мягкими ворсистыми тканями.

Люсьен намеревался отвести Лию в комнату в Логове прошлой ночью, не для кормления, а для того, чтобы предаться другим приятным занятиям. Однако ее реакция остановила его. Он был разочарован до тех пор, пока она все не объяснила. И его приподнятое настроение вернулось.

Дверь за ними закрылась, Люсьен повернулся к женщине.

— Я — Китти, — сказала она хриплым голосом.

Люсьен мгновение смотрел на нее, а затем высказал честное, беспристрастное мнение.

— Настолько совершенно нелепое имя.

Она моргнула от удивления и, как он мгновенно отметил, от глупости. Она понятия не имела, говорит ли он серьезно или подшучивает, но судя по тому, как вращались колесики, мыслительный процесс отражался в ее голубых глазах, ему потребуется гораздо больше времени, чем он намеревался провести с ней, чтобы понять.

— Иди сюда, — приказал он, она прекратила напряженные размышления и двинулась вперед.

Оказавшись в нескольких дюймах от него, наклонила голову назад, поднявшись на цыпочки.

— Ты должен знать, что я сделаю все, что ты захочешь. — И одарила его своим слегка эффектным, но явно отработанным соблазнительным взглядом, прежде чем подчеркнуть: — Все что угодно.

— Если все, пожалуйста, сделай одолжение, помолчи. — Он бросил на нее совершенно другой, очень эффектный взгляд, прежде чем подчеркнуть: — Совсем.

Она снова моргнула, на ее лице появилось замешательство.

Меньше чем за секунду он заключил ее в объятия, его язык прошелся по ее шее, он, грубо потянув за длинные волосы, откинул ее голову назад. Затем разорвал кожу, ее кровь хлынула ему в рот.

Он сразу почувствовал ее возбуждение.

Ни то, ни другое не успокаивало боль у него в животе, ни пульсацию в члене.

Ее голова откинулась назад, предоставляя ему лучший доступ и еще больше разрывая собственную рану, он был уверен, она это тоже практиковала.

Она подняла руки, чтобы его обнять, он поднял голову, не пройдясь языком по ране, чтобы остановить кровь, отчего та лилась из горла, запачкав ей платье.

— Не прикасайся ко мне, — прорычал он. Ее глаза встретились с его, и он увидел неуверенность, прежде чем его рот вернулся к ее ране.

Он взял много, как в первый раз у Лии в начале их Соглашения, но сейчас, он знал, что может взять много у этой женщины. Она восстановится к тому времени, когда забредет в Логово по приглашению когда-нибудь, открытая для кормления другого.

Затем он провел языком по ране, кровотечение прекратилось, кожа стала затягиваться. Он отпустил ее, она опустилась перед ним на колени, он двинулся к двери.

— Это все? — прошептала она, протягивая руки, пытаясь схватить его за бедра, запрокинув голову, с мольбой в глазах, с отчаянной потребностью услужить Люсьену не только в кормлении.

Его взгляд опустился на ее декольте, и его тело откликнулось, несмотря на его мысли.

Он плохо повел себя с ней. Со смертными на Пиру у него были лучшие манеры. Черт возьми, даже с Уотсом и Бридом у него были лучшие манеры, чем с ней сейчас.

Он просто вымещал на этой женщине свое разочарование и гнев на Лию, и это было непростительно.

Поэтому его тон смягчился, когда он спросил:

— А чего бы ты хотела, зверушка?

Ее глаза метнулись к его брюкам, затем снова к нему.

— Все, что ты захочешь мне дать, — выдохнула она.

Люсьен подумал о Лии, ее упрямстве и вероятно неделях пыток, которые предстоят им обоим.

Люсьен был вампиром. От вампиров не ждали, что они будут верны своим парам, еще одно разочарование, которое Люсьен испытал из-за Катрины, и уж точно своим наложницам и наложникам.

Затем он сбросил пиджак.

— Встань, раздевайся, — приказал он.

Она сразу же сделала, как ей сказали, и Люсьен вернулся к Лии гораздо позже, чем решил до этого.

До рассвета оставался час, когда он вернулся домой.

Войдя на кухню, услышал звук работающего телевизора, увидел мигающие огни, доносящиеся из гостиной.

Он двинулся в том направлении, вошел в комнату, посмотрел на экран, показывали фильм.

Лия спала на диване на боку, подложив руки под щеку в молитвенной позе. На ней были пижамные штаны с завязками с рисунком пейсли приглушенных тонов, перемешанные с яркими пастельными тонами, и облегающая рубашка цвета яйца малиновки, один из цвета на штанах.

Она выглядела невинной и очаровательной, последней она была какое-то время, первой — только во сне.

На кофейном столике, валялись остатки продуктов, половина упала на пол, здесь явно была оргия еды. Попкорн из микроволновки, открытые пакеты с чипсами, печенье, фантики от конфет, маленькая пластмассовая баночка мороженого, наполовину съеденного, теперь полностью растаявшего.

Люсьен был не из тех, кто ел нездоровую пищу, разве что сегодня вечером на Пиру.

Определенно, вкусный, тонко приготовленный десерт.

Оргия химически насыщенных вкусностей и сладостей, вызывающих диабетическую кому, была не для него.

Он решил, что поговорит с ней об этом позже, если найдет подходящее время, что, скорее всего, произойдет в следующем десятилетии.

Он поднял ее, как уже было прошлой ночью, она не проснулась. Просто прижалась виском к его плечу, лбом к его шее.

Он шел с медлительностью смертного, не торопясь, наслаждаясь ее ароматом. Его глаза скользили по ее профилю, руки прижимали ее мягкое тело ближе к себе, наслаждаясь всем, что было в ней, после того, как он несколько раз насытился ее бедной соплеменницей сегодня вечером. Это наслаждение укрепило его решимость вести себя гораздо более терпеливо с ней, пока он заставлял ее понять многие вещи, укрощая.

Он осторожно откинул одеяло и уложил ее в постель. Быстро раздевшись, присоединился к ней.

Затем он сделал то, что решил сделать в машине по дороге домой. «От этого, — подумал он, — Лия стала бы бесконечно более милой».

Не мешкая, его руки потянулись к ней, одна к груди, другая скользнула прямо в пижамные штаны. Его рот коснулся кожи у нее на шее ниже уха, он попробовал ее на вкус своим языком.

Его пальцы уже работали, она проснулась с тихим, низким стоном.

— Люсьен? — прошептала она сонным, сладким и совершенно беззаботным голосом.

— Да, дорогая.

Она глубоко вздохнула, ее тело замерло, затем дернулось, словно пытаясь убежать.

Он ждал этого, не отпуская рук, продолжая ласкать ее киску.

— Люсьен! — рявкнула она, и в ее голосе прозвучала резкость, которой он раньше не слышал.

Его рука на ее груди переместилась к подбородку, повернув ее голову, он оторвался от ее шеи. И завладел ее ртом в поцелуе, его язык скользнул внутрь, и палец скользнул внутрь.

Боже, она была великолепна на ощупь и на вкус.

С этой мыслью он решил, что, несмотря на разочарование, какое-то время не будет больше кормиться и трахаться с другими, кроме Лии.

Может быть, годы.

К его удивлению, ее голова откинулась на подушки, чтобы прервать их поцелуй.

Она редко прерывала поцелуй. Очень редко. Обычно она так же, как и он, жаждали его. Даже больше, хотели.

Ее губы приоткрылись, глаза расширились, и он увидел, как они вспыхнули с такой силой, какой он никогда раньше у нее не видел, что тоже было удивительно. Она не скрывала своей реакции, всегда была необычайно страстной.

— Ты был… — начала она, и он убрал палец, нашел клитор, надавил и стал кружить.

Она замолчала, ее лицо смягчилось, а глаза затуманились.

— Вот так, дорогая, — пробормотал он, его рот захватил ее, она снова откинула голову назад, уперлась бедрами в его руку. Он отказался от поцелуя, выбрав более интимное. Переместил губы к ее горлу, провел языком по коже, затем надкусил, открылась небольшая ранка, но кровь не потекла.

Ему нужно пососать. Что он и сделал.

Ей понравилось, как он и предполагал.

Он услышал ее стон, и ее тело снова прижалось к нему. Он отсасывал кровь из маленькой ранки, усиливая ее возбуждение размеренными, контролируемыми глотками. Его рука вернулась к ее груди, пальцы покрутили сосок, ее голова откинулась ему на плечо.

Он понял, что она принадлежит ему, когда начала двигать бедрами, трахая его руку.

Он почувствовал, как его член затвердел от ее движений, разум наполнился видениями, как она скачет на нем, попеременно, не менее приятными видениями, как он вколачивается в нее.

Он осторожно открыл рану шире и, еще глубже посасывая ее кровь.

Она ахнула, ее тело напряглось, он скользнул пальцем внутрь, затем добавил еще один, они глубоко двигались, поглаживали, его большой палец кружил вокруг клитора. Теперь ее бедра двигались в отчаянии, дыхание вырывалось с шумом.

Его язык прошелся по ране, он поднял голову, чтобы увидеть ее лицо. Он хотел видеть ее оргазм.

И он не разочаровал его.

Ее шея грациозно изогнулась, лицо великолепно покраснело, глаза медленно закрылись, губы приоткрылись в беззвучном стоне, когда стенки ее горячей, влажной киски сомкнулась вокруг его пальцев, находящихся глубоко внутри нее.

Боже, она была не просто великолепна. Она была так сногсшибательна, что он перестал дышать, чувствуя ее оргазм своим животом, легкими и членом, наблюдая, как она кончает.

Он продолжал ее оргазм, работая большим пальцем у клитора. Она ухватилась за его запястья в знак протеста, затем сжала, сделав еще один вдох, все ее тело затряслось.

Он прекратил ласкать ее клитор, обхватил ее грудь одной рукой, но оставил пальцы внутри. Она задрожала раз, другой, потом еще, прежде чем затихла, истощенная, ее тело тяжестью прислонилось к нему.

Он прижал ее к себе, зарывшись лицом ей в волосах у нее на затылке, слушая, как колотится ее сердце, пока она приходила в себя, вдыхая ее запах, позволяя ее запаху насытить его чувства.

Через некоторое время его рука оставила ее грудь, передвинулась на живот, притянув ее ближе, пальцы медленно выскользнули из нее, он оставил руку на киске.

Поднял голову и прикоснулся губами к теперь уже розовой ране.

— Как ты себя чувствуешь, любимая? — тихо спросил он.

Она не двигалась, молчала.

Он поднял голову, чтобы взглянуть на ее профиль. Ее глаза были закрыты, голова слегка наклонена вперед.

— Лия? Ты спишь?

Она не открыла глаз, заговорив, ее голос звучал очень тихо и казался каким-то совершенно мертвым.

— Ты все же сделал это, я чувствую запах ее духов на твоей коже. — Его тело застыло, а она продолжала. — А когда ты поцеловал меня, я почувствовала вкус ее крови у себя во рту.

— Лия…

Она прервала его.

— Ты силой заставил меня уйти из моего дома, отказаться от моей жизни. Заставил бросить друзей и мою работу. Во время моего Посвящения ты причинил мне такую адскую боль, какую я никогда не испытывала в своей жизни. Ты контролировал гипнозом мой разум и мое тело. Унижал меня. Сегодня ты обманул меня. Сегодня ты предал меня.

— Лия…

— Ты победил, — прошептала она своим мертвым голосом. — Я не могу больше бороться с тобой, Люсьен. Ты победил.

Вспомнив о своей клятве быть терпеливым, он перевернул ее на спину и приподнялся на локте, чтобы лучше видеть ее лицо.

— Ты не понимаешь обычаев моего народа, зверушка…

Он замолчал, потому что она медленно закрыла глаза в жесте поражения, который показался ему настолько отвратительным, особенно, когда так делала Лия.

— Пожалуйста, пообещай мне одну вещь. Только одну. — Она открыла глаза, он встревожился, увидев, что они по-прежнему были мертвы. — Не называй меня «зверушка» и, пожалуйста, никогда, никогда больше не называй меня «дорогой».

— Лия…

— Могу я снова заснуть? — спросила она с искренним вниманием.

Несмотря на его предыдущую клятву, раздражение росло, а вместе с ним и чувство, которое он испытал, увидев ее разрезанное на мелкие лоскутки нижнее белье в корзине.

— Лия, я имею полное право посещать Пиры.

Она повернула голову и посмотрела поверх его плеча.

— Знаю, что имеешь. Конечно, имеешь, — устало заявила она. — Ты имеешь полное право делать все что угодно.

Он решил попробовать другую тактику, протянув руку, обхватил ее подбородок.

Мягко сказал:

— Я хотел подарить тебе нечто особенное сегодня ночью, дорогая.

Как только он произнес «дорогая», она вздрогнула, голова дернулась, как будто он ударил ее.

От такой реакции им овладело странное, мерзкое чувство, ему оно не понравилось. Оно походило на боль. Скручивающую, жгучую боль, которая быстро усиливалась.

Он потерял крохи терпения, почувствовав гнев, который пытался удержать в узде. Если бы он дал волю гневу, боль стала бы невыносимой, это он понял интуитивно.

— Лия, черт возьми, посмотри на меня.

Она тут же перевела на него глаза.

— Нам нужно поговорить, — продолжил он.

Она покачала головой и спросила:

— Зачем? Я обещаю быть послушной, делать все, что ты говоришь. Все, что захочешь, я выполню. Разве ты не этого хотел?

Нет, черт возьми, он не этого хотел.

Он хотел получить ее доверие, признание его силы, его доминирования, не чтобы он использовал это против нее, а чтобы она чувствовала себя с ним в безопасности, защищенной, процветала.

— Ты не понимаешь, — ответил он.

— Ты хочешь, чтобы я поняла? — спросила она.

— Да, бл*дь, хочу.

Ее глаза встретились с ним, ее глаза все еще смотрели безжизненно.

— Конечно, я выслушаю все, что ты скажешь. Все, что захочешь, Люсьен.

Ослепляющая ярость пронзила его. В тот момент он не знал, на кого злился больше на Лию или на себя. И ярость смешивалось со странной, скручивающей болью, и от него требовались все усилия, чтобы не разнести эту комнату на части.

Он выжидающе посмотрел на нее и втянул воздух носом.

И понял, что у него не хватит самообладания справиться с этим разговором сегодня вечером. Ему нужно было успокоиться и разобраться в рациональном ключе, а не тогда, когда он хотел разгромить не только спальню.

— Мы поговорим об этом завтра.

Она кивнула и спросила:

— Не возражаешь, если я буду спать?

Он еще раз втянул воздух носом, пытаясь держать себя в руках, что, к счастью, сработало.

— Тебе не нужно спрашивать у меня разрешения, насчет спанья.

Она снова кивнула, прошептала:

— Хорошо, — затем повернулась на бок, опять подложила руки под щеку и закрыла глаза. — Спокойной ночи, Люсьен, — сказала она в свою подушку.

Его самообладание ослабло, и он зарычал. Ее глаза распахнулись, и она начала поворачивать голову, чтобы взглянуть на него, он же уткнулся лицом ей в шею, крепко обняв.

— Ты можешь исправить меня, зверушка, — пробормотал он, ища утешения в ее теплом, мягком теле, во всем, что могло бы заглушить эту скручивающую боль.

Он почувствовал, как она замерла, потом расслабилась, затем тихо призналась:

— Не знаю, смогу ли я помочь тебя.

Ее слова показались ему такими абсурдными, но несмотря на гнев, он все же улыбнулся ей в шею.

Она продолжала.

— Но думаю, для того, чтобы помочь тебе, мне сначала придется придумать, как помочь себе, а этот корабль наконец-то отплыл.

Его улыбка погасла, она наклонила голову вперед, не для того, чтобы отказать ему в доступе к своей шее, а для того, чтобы погрузиться в сон.

— Все к лучшему, — прошептала она, когда он поднял голову, увидев ее усталое лицо. — Я всегда сводила всех с ума своими недостатками. Тетя Кейт будет в полном восторге.

Ее слова значительно усиливали его жгучую боль.

— Лия, хватит нести чушь, — приказал Люсьен.

— Хорошо, — согласилась она, затем ее глаза распахнулись, она посмотрела в сторону, сказав: — Извини. Нет, я на самом деле… Извини! — Затем она сжала губы и уткнулась лицом в подушку.

Люсьен не знал, смеяться ему или кричать.

Что он действительно знал, так это то, что идея с Китти была очень плохой идеей.

Он устроился у нее за спиной, притянув ее к своему телу, она не сопротивлялась, прижавшись лицом к ее густым, мягким волосам.

Он думал раньше, что Лия была сломлена, но ошибался. Он глубоко вздохнул, решив — нужно посмотреть, что принесет завтрашний день.

Когда понял, что она заснула, осторожно выбрался из постели, стараясь ее не разбудить, и отправился в душ.