До захода солнца

Эпилог Будущее

Ее кулаки в его волосах стали настойчивее.

Он почувствовал, как она потянула волосы, перестал кормиться, провел языком по ране и дал своей невесте то, что она хотела.

Он откинул голову назад и посмотрел на нее.

Она соскользнула вниз, полностью наполняясь им, ее веки отяжелели, Боже, как красиво.

Но все ее внимание было сосредоточено на нем.

— Это наша вечность, — прошептала она, и его руки, уже обхватившие ее, сжались так крепко, что он почувствовал, как нежный ветерок ее дыхания коснулся его лица.

Все, что он мог видеть, — это ее прекрасные черты лица. Все, что он мог чувствовать, это ее тело в своих объятиях, ее лоно, сжимающее его член, ее бедра, плотно прижатые к его бедрам, ее груди к его груди, ее руки, обвитые вокруг его плеч, прижимающие к себе. Все, что он мог чувствовать, был всепоглощающий аромат ее возбуждения. Все, что он мог почувствовать на своем языке — ее кровь, смешанная с запахом ее кожи и ее киски. Все, что он мог слышать — биение ее сердца, ее возбужденное дыхание.

— Это наша вечность, — тихо согласился он.

Ее веки отяжелели, даже когда она улыбнулась очаровательной улыбкой.

— Подари мне красоту, мой вампир, — потребовала она.

Мгновенно он перевернул ее на спину и уступил ее требованию.

* * *

Глаза Люсьена открылись, он еще не отошел от сна. Такого реального, будто все происходило прямо сейчас.

В тот момент, когда его глаза открылись, он почувствовал, как Лия прижалась к нему. Его рука, обнимавшая ее, сжалась крепче. Его другая рука двинулась, чтобы обхватить. Она скользнула вверх по его телу и посмотрела ему в глаза.

Ее глаза были чудесны, губы приоткрыты.

Черт возьми, ему нравился ее взгляд.

Но он знал.

Он понял это еще до того, как она прошептала:

— Дорогой, мне только что приснился самый лучший сон.

— Это наша вечность, — заявил он хриплым от сна голосом, и ее глаза расширились.

— Тебе он тоже приснился? — спросила она.

Люсьен кивнул.

— Ух ты. Потрясающе, — прошептала она.

Он ухмыльнулся, подумав, делясь такими снами с Лией, вечность, и без того сладкая, стала еще слаще.

Затем его руки крепче обхватили ее, он перевернул ее и продолжил реализовывать сон.

Ее крик все еще звенел по комнате, Люсьен отступил, наблюдая, как Катрина опустила голову.

— Теперь ты сгоришь, — тихо сказал он.

Он наблюдал, как она дышит, заметно напрягаясь.

— Ты пытался научить меня, — прошептала она, повиснув на запястьях, приколотых к стене, ее тело обмякло, безжизненное, почти бескровное.

— Слишком поздно говорить, чему ты научилась, Рина. — Люсьен продолжал говорить тихо.

К его удивлению, ее обвисшее тело осело еще глубже.

Он дал ей время, как и ожидал, она снова заговорила.

— Я хочу сгореть, — продолжила она шепотом. — Я не смогу жить без тебя.

— Я знаю, — ответил он, наблюдая, как она прилагает невероятные усилия, чтобы поднять на него глаза.

— Вовсе нет, — призналась она. — Ни секунды не знаешь.

— Знаю, — повторил он.

— Ты любишь ее? — спросила она, и печать агонии на ее лице исказилась новой болью.

— Да, — коротко ответил он.

Она достаточно натерпелась. Теперь пришло время ее боли закончиться. Но поскольку она была Риной, то умоляла о большем.

— Я хотела, чтобы ты любил меня так, — сказала она ему то, что он уже и так знал.

Люсьен промолчал.

— Почему ты так меня не любил? — спросила она.

— Рина, Джулиан отнесет тебя на костер, — мягко ответил Люсьен.

— Ответь мне, прежде чем я умру. Скажи, почему. Почему ты не мог любить меня так же?

Люсьен вздохнул, затем напомнил ей:

— Я уже говорил тебе, почему.

Она улыбнулась невеселой улыбкой, прежде чем прошептать:

— Я хочу еще раз услышать.

Он выдержал ее взгляд.

Затем ответил:

— Потому что ты так сильно этого хотела.

— Разве это плохо? — спросила она, искренне озадаченно.

Люсьен покачал головой.

— В тот момент, когда я понял, что Лия испытывает боль из-за своей любви ко мне, я решил ее отпустить. Потеряв ее, я потеряю все. Я был готов пожертвовать всем, чтобы облегчить ее боль. Когда понял, что люблю ее, и мы останемся вместе, наше время будет кротко срочным и закончится трагически, это я тоже понял. Но я был полон решимости отпустить ее, чтобы продлить ей жизнь в надежде, что она сможет обрести счастье. Чего ты не смогла усвоить так того, что настоящая любовь не эгоистична, Рина. Она бескорыстна.

Она пристально смотрела на него, нездоровая, лихорадочная, навязчивая любовь, которую она испытывала к нему, горела в ее глазах.

Тихо он закончил:

— Ты так этого и не поняла.

— Нет, — прошептала она, — и я все еще не поняла. Сегодня я умираю за свою любовь к тебе, Люсьен.

— Если тебе легче от этого, Рина, то я рад, что ты веришь в это, — ответил Люсьен шепотом.

Он знал, что она продолжала пристально смотреть на него, чтобы украсть больше его времени и внимания.

Но он с ней закончил.

Он отступил и кивнул своему сыну.

Джулиан двинулся вперед.

Люсьен не смотрел, как его сын вынес его бывшую подругу, взвалив на плечо, из комнаты. Вместо этого он достал свой телефон и сделал три звонка. Два были деловыми. Один из них был адресован Лии, чтобы сообщить, что он скоро будет дома.

Она ответила, что готовит жареную курицу.

За последнюю неделю, прошедшую с тех пор, как они вернулись домой, он начал привыкать к этому. Новый нюанс его будущей невесты. Она не интересовалась этим неприятным делом, просто ждала, когда он сам расскажет, если захочет. Но она настроилась на него. Теперь, когда он не ставил ментальную защиту от нее, они оба могли очень остро чувствовать настроение друг друга, что не имело ничего общего с языком тела, выражением лица или тоном голоса. Они легко отслеживали друг друга. Поэтому она чувствовала такие дни, как сегодня, и обязательно делала что-нибудь, иногда большое, иногда маленькое, чтобы его неприятный день закончился лучше.

Он закончил разговор с Лией и вышел на улицу. Там находились Бел. Стефани. Райф. Дункан. И Криштиану представлял Совет.

Когда Люсьен вышел, Джулиан передал ему факел. Без промедления он бросил его в дрова у ног Катрины.

И он дал ей одну последнюю вещь. Люсьен смотрел ей в глаза, пока она горела.

Когда ее больше не было в этом мире, он ушел, оставив Кристиану собирать пепел и развеивать его по ветру.

Люсьен откинулся на спинку стула и стянул белые перчатки, которые они попросили его надеть, прежде чем он взял в руки древние пергаменты.

Прошло больше месяца с тех пор, как он нашел Лию. Он находился в древнем городе Сперанца, в комнате без окон, с контролируемой влажностью воздуха, тщательно охраняемой в подвале международной штаб-квартиры Доминиона.

Он поднял голову и посмотрел через стол на Эйвери, Грегора и Рудольфа.

— Не могу сказать, что счастлив, — пробормотал он, то, что чувствовал, и это было слишком преуменьшено.

Он только что видел Пророчества или то, что они позволили ему увидеть. Он понятия не имел, что там еще было. Однако они показали ему кое-что из того, что касалось Лии и его самого.

— Это понятно, — ответил Рудольф.

— Теперь ты понимаешь, почему мы попросили воздержаться от охоты на твоего отца? — осторожно спросил Эйвери.

— Понимаю, но мне это не нравится, — натянуто ответил Люсьен.

— Как отмечено в этих документах, он, несомненно, является генералом повстанцев. Если он внезапно скончается, это может привести к войне, а мы не готовы, — объяснил Рудольф.

— Я только что об этом прочитал в этих пергаментах, Рудольф, — раздраженно пробормотал Люсьен.

— У тебя будет свое время, — спокойно заверил его Эйвери.

Он, бл*дь, может ему предоставить это «свое» время.

Люсьен кивнул.

— Лия же уже проявляет способности, — заявил Грегор, пристально глядя на него.

Люсьен кратко взвесил свой ответ, взглянул на Эйвери, который уже знал о способностях Лии и принял решение.

— Она обладает исключительными способностями. Она может пометить меня. Выследить. Чувствует мое настроение, следовательно, когда со мной, чувствует опасность так же, как и я. Она общается со мной мысленно, и с днями эта сила значительно возрастает. Действительно, если бы я захотел, я мог бы позвать ее, когда она сидит в кафе через дорогу, и она бы меня услышала. Она может сделать то же самое. Нам снятся одинаковые сны, иногда одновременно. — Он указал на бумаги, лежащие перед ним на столе. — Однако она не демонстрирует необычной скорости или силы, как у вампиров.

— Ты вампир, она смертная, Люсьен, как она может обладать необычной скоростью или силой вампира? — Рудольф задал отличный вопрос.

Прежде чем он успел ответить, заговорил Грегор.

— Мы хотели бы попросить тебя поговорить с ней, сделать некоторые тесты.

Люсьен почувствовал, как его тело готовится к битве, высвобождается адреналин, мышцы расширяются, и он сразу же ответил:

— Абсолютно нет.

— Люсьен… — начал Грегор, но Люсьен наклонился вперед.

— Если ты приблизишься к ней без моего разрешения, я разорву тебя на части, а потом ты сгоришь, — поклялся Люсьен низким голосом, не терпящим возражений.

Грегор указал на стол.

— Из того, что ты прочитал, нам важно понимать, что мы в состоянии будем бороться с этой угрозой.

— Моя невеста — не воин-мутант в этой войне, которого нужно подталкивать и исследовать, — отрезал Люсьен. — Есть еще две другие пары, которые должны объединиться. Пусть все идет своим чередом, и по мере того, как все будет идти своим чередом, мы с ней решим, как нам действовать дальше.

— У нас не так много времени. Каллум спарится с Соней перед Рождеством в этом году, — заявил Грегор, Люсьен выдержал его взгляд.

Каллум был Королем Оборотней. Люсьен был знаком с ним. Люсьен уважал его.

Он знал, что Соня, так звали смертную подопечную Грегора.

— Соня? — спросил Люсьен.

— Да, Соня, — ответил Грегор, а затем тихо уточнил: — Моя Соня.

— Так вот почему ты взял ее под свою опеку, — предположил Люсьен.

— Из-за этого, но я так же питал глубокое уважение к ее родителям, тогда еще привязался к ней, жалко, что ее родители погибли, — ответил Грегор.

Люсьен кивнул, но больше ничего не сказал на эту тему. Пророчества были расплывчатыми, как обычно бывает с Пророчествами, было неясно, что произойдет с Соней, женщиной, которая вскоре станет смертной Королевой Оборотней. Грегор знал об этом. И Грегор скрывал свое отчаяние от этого.

Вместо этого он спросил:

— Она знает? А Каллум?

Грегор отрицательно покачал головой.

— Нет. Они ничего не знают. Поскольку мы скрывали от тебя и Лии, то до определенного времени будем скрывать и от них. Очень важно, чтобы каждый бессмертный продемонстрировал свою способность принести решающую, самоотверженную жертву ради своей смертной второй половинки. И очень важно, чтобы каждая смертная демонстрировала свою щедрость и защиту бессмертных. Чтобы установить вечный мир между видами, Трое должны олицетворять, что наши виды могут жить вместе в разнообразии и гармонии.

Он читал об этом в Пророчествах. Это раздражало, но было понятно.

— А третья пара? — спросил Люсьен.

— О них мало что известно, даже в Пророчествах, — ответил Рудольф. — Мы считаем, что мужчина живет среди смертных. В Пророчествах их история более расплывчата, но, изучая пергаменты, надеемся, что он знает, кто он такой и на что способен. Он кормится от смертных, но превращается в волка. Но он не знает о существовании других ему подобных. Он считает себя ошибкой природы, скрывает свои способности и живет под землей. Поэтому его трудно найти.

— Возможно, он еще не появился на свет, — предположил Люсьен.

— Нет, — прошептал Эйвери, — судьба Сони скоро решится. Благородная война почти на пороге. Он где-то там, как и его пара, кем бы она ни была.

Люсьен вздернул подбородок и заметил:

— Если он думает, что является ошибкой природы, то он прав. Если я не ошибаюсь, он единственный гибрид вампира и оборотня во всей истории.

— В ближайшие годы многое изменится, Люсьен, — заметил Эйвери. — Многое. То, что было невозможным, станет исключительным и возможным. Станет обычным делом.

Как и было всегда. Как, он надеялся, так будет всегда в течение очень долгого времени.

Люсьен решил продолжить:

— Я расскажу Лии о Пророчествах, — объявил он, и трое других мужчин в комнате напряглись.

— Это неразумно, — пробормотал Грегор.

— Почему? — Тут же спросил Люсьен, и взгляд Грегора скользнул к Эйвери. — Не так уж неразумно, — заявил Люсьен, и взгляд Грегора вернулся к нему. — Вы намерены охранять свою тайну. Могу вас заверить, что Лия не выдаст вашу тайну.

— Ты уверен? — спросил Рудольф.

— Она смертная, но имеется много смертных далеко не глупых, Рудольф, — ответил Люсьен. — Я объясню ей, как важно хранить эту тайну, и она все поймет. Я также объясню ей последствия, если тайна будет раскрыта, она определенно это поймет.

— Конечно, но она живет полной жизнью. У нее есть семья. И то, что должно произойти, ее роль в твоей жизни и Благородной войне, она может все же захотеть предупредить своих близких, — ответил Рудольф.

— Она не выдаст Пророчества, — повторил Люсьен.

— Очень важно, чтобы тайна осталась тайной, — настаивал Грегор,

Люсьен посмотрел на Эйвери, затем снова на Грегора и нетерпеливо повторил:

— Она никому ничего не скажет.

Грегор вздохнул. Затем кивнул.

Люсьен хотел вернуться к Лии, поэтому попросил:

— Я хотел бы поговорить с Эйвери наедине.

Они обменялись взглядами, но Рудольф и Грегор кивнули, попрощались и направились к выходу из комнаты.

Грегор, однако, остановился в дверях.

— Совет хотел бы, чтобы ты знал, что предоставленный тебе доступ к этим документам означает, что наш долг перед тобой выплачен.

— Служение Доминиону в течение пятидесяти лет, охотясь на своих и ведя их на смерть, вряд ли можно оплатить предоставлением мне доступа к документам, которые описывают, причем смутно, что я и моя невеста столкнемся со смертельной опасностью в Благородной войне, — ответил Люсьен. — Безусловно, я заслужил этот доступ, и расцениваю его только, как мою личную заслугу. Передай Совету, что они все еще в долгу передо мной, и я потребую вернуть долг, когда мне понадобится.

Грегор поднял глаза. Затем вздохнул. Затем кивнул и вышел из комнаты.

Люсьен молчал, пока не почувствовал, что они не смогут услышать их разговор. Затем его взгляд прошелся по комнате. Не найдя того, что искал, он перевел взгляд на Эйвери.

— Эта комната прослушивается? — спросил он.

— Нет, — ответил Эйвери.

— Я кое-что хочу обсудить, и, с твоей стороны, было бы глупо врать, — спокойно заявил Люсьен.

— Как говорили тебе раньше, очень немногие знают о Пророчествах, Люсьен. В этом помещении есть контроль влажности воздуха и температуры, здесь хранятся только Пророчества. Доступ к ним строго ограничен. Безопасность находится на самом высоком уровне. Здесь нет камер или микрофонов. Охранникам не пристало даже мельком видеть пергаменты или слышать обсуждения их.

Люсьен кивнул один раз.

Затем скрестил руки на груди и тихо заявил:

— Ты — Старейшина.

Эйвери медленно закрыл глаза.

Да, он был Старейшиной.

Черт возьми.

— Ты знаешь наше происхождение? — спросил Люсьен, и Эйвери открыл глаза.

— Клянусь тебе, Люсьен, что для меня это тоже загадка, — ответил Эйвери.

— Есть ли другие старше тебя? — спросил Люсьен.

— Не могу сказать, — возразил Эйвери.

— Но есть и другие те Старейшины, — продолжал Люсьен.

— Не могу сказать, — повторил Эйвери.

— Сколько людей знают, что те Старейшины все еще существуют? — задал вопрос Люсьен.

— Один, — ответил Эйвери. — Ты.

Именно это он и искал. Еле уловимый признак доверия. И Эйвери, ответив на его вопрос, показал, что доверяет ему. Эту тайну было важнее охранять, чем даже Пророчества.

Люсьен воспользовался моментом.

Затем тихо напомнил ему:

— Моя будущая невеста и я многим рискуем ради мира на земле.

Эйвери внимательно изучал его.

Затем прошептал:

— Поэтому я дам тебе еще одну клятву. Найдутся те, кто сделает все, что в их силах, чтобы сохранить и защитить Священный Триумвират — три пары. Но прямо сейчас это все, что я могу тебе сказать.

— У меня будут дети, если Пророчества верны, то у меня будет четверо детей. По причинам, что смертная не может родить от вампира, мы с Лией не пользуемся презервативом. Если во время этой Благородной Войны мы с моей невестой погибнем, и наши дети останутся сиротами или, что еще хуже, умрут, мне нужно знать то, что знаешь ты, и принять меры, чтобы обезопасить свою семью.

— Это тебе придется выяснять вместе со мной, я не знаю и не могу тебе ответить, — тихо произнес Эйвери.

— Ты больше ничего не знаешь? — настаивал Люсьен.

Эйвери протянул руку к бумагам на столе.

— Я написал эти пергаменты. Я записал все, что знал, Люсьен, все, что мне приходило свыше. Если бы я знал больше, я бы с радостью написал бы и другое. Но я не знаю. Поэтому тебе придется все выяснять вместе со мной.

Люсьен выдержал его взгляд, он был пустым. И из его взгляда он понял, что Эйвери записал то, что нужно было знать, он действительно был тем Старейшиной, но роль его была такова.

Он попытался еще раз напомнить ему:

— Я прожил восемьсот двадцать два года в ожидании женщины, которая была бы предназначена мне судьбой.

— И мы очень рассчитываем на твое желание сохранить эту женщину, которая предначертана тебе судьбой, — ответил Эйвери.

— Если это правда, Эйвери, то тебе очень повезло, — прошептал Люсьен.

На это Эйвери улыбнулся.

Люсьен не улыбнулся в ответ. Он поднял руку в коротком жесте прощания и вышел из комнаты, чтобы направиться к своей паре.

— Серьезно, это же потрясающе! — воскликнула Лия.

Она сидела на нем верхом. Люсьен лежал на спине в их кровати в гостиничном номере в Сперанце, Лия оседлала его бедра. На ней была черная шелковая ночная рубашка, украшенная по краям кремовым кружевом. Они только что занимались любовью, ее волосы беспорядочно рассыпались по плечам.

Перед тем как они занялись любовью, он подарил ей обручальное кольцо с черным бриллиантом изумрудной огранки. После этого он рассказал ей о Пророчествах.

Как это было заведено, ее реакция удивила его.

— Моя милая, мы говорим о войне, — тихо напомнил он ей.

Она наклонилась к нему, положив руки на грудь, ее лицо приблизилось к его лицу. Ее лицо все еще выглядело взволнованным.

— Да, и ты, я и остальные четверо собираемся надрать им задницу, — заявила она, затем снова села и закричала: — Я не могу дождаться, когда у меня откроются сверхчеловеческие способности!

Люсьен покачал головой, обнаружив, что не может сдержаться от улыбки.

Затем сел, его улыбка испарилась, он обнял ее.

— Любовь моя, — начал он предостерегающе, — на войне может случиться всякое.

Она обняла его за плечи и склонила голову набок.

Затем спросила:

— Дорогой, ты же Могущественный Вампир Люсьен?

Его губы дрогнули, но он не ответил.

— Ты, — прошептала она, ее объятия стали крепче. — Тебя невозможно остановить. И ты даешь мне свои способности. Так что нас будет не остановить. — Выражение ее лица стало серьезным, она прижалась ближе. — Прежде чем ты станешь меня учить, я скажу тебе, я поняла. Я никогда не была на войне, все знают, что войн лучше избегать. И мне неприятно напоминать тебе об этом, потому что ты расстраиваешься, но на нас с Эдвиной напали четверо вампиров. У меня не было никаких способностей, и я испугалась до смерти. Может мои способности будут совсем другие, не такие, как у тебя. Но, по крайней мере, у меня будет шанс побороться.

Она была права. Она напомнила ему о нападении и это его расстроило.

Значительно.

Люсьен не стал делиться этим, Лия еще не закончила.

— Я думала об этом долгое время, даже когда ты ранее мне сказал, что ты такой же, как я. Здесь действует магия. И эта магия, я чувствую глубиной души, привела меня к тебе. И если это тот вид магии, с которым мы имеем дело, то это хороший вид. И она на нашей стороне. И на нашей стороне любовь. И у остальных двух пар тоже будет любовь на их стороне. А когда у тебя есть такая любовь, как у нас, тебя нельзя победить, потому что ты не позволишь себя победить.

— С этим я не могу спорить, — пробормотал он и был вознагражден ее улыбкой.

Затем ее руки покинули его плечи, пальцы обхватили его шею, она наклонила свое лицо ближе.

— Ничто не отнимет тебя у меня, дорогой, — ее пальцы сжались, — ничто.

Люсьен пристально посмотрел в ее прекрасные глаза.

Затем его руки крепче обхватили ее, он перевернул ее на спину, его губы накрыли ее в обжигающем поцелуе.

Когда он поднял голову, она прерывисто вздохнула. Затем закончила шепотом:

— Я все понимаю, — ее конечности сжались вокруг него, губы улыбнулись, — потрясающие, сверхчеловеческие способности. Я… не могу… дождаться.

Люсьен ухмыльнулся ей, глядя сверху вниз. Затем опустил голову и поцелуем стер улыбку с ее лица.

Затем он неторопливо занялся с ней множеством кое-чем другим.

Кое-чем другим, что он тоже не мог дождаться, чтобы это осуществить.

Это было после Древней Церемонии Предъявления прав. После празднования. После того как Надя отказалась от брейк-данса на вечеринке. Потом они сели утром в самолет, чтобы отправиться в Италию на медовый месяц.

Ее кулаки в его волосах стали настойчивее.

Он почувствовал это и перестал кормиться, провел языком по ране и дал своей новоиспеченной невесте то, что она хотела.

Он откинул голову назад и посмотрел на нее.

Она скользнула вниз на его члене, наполняясь им, ее веки отяжелели.

Господи, она была прекрасна.

Такая чертовски красивая.

Ее веки стали тяжелыми, но все ее внимание было сосредоточено на его глазах.

Она соскользнула вниз, полностью наполняясь им, ее веки отяжелели, Боже, как красиво.

Но все ее внимание было сосредоточено на нем.

— Это наша вечность, — прошептала она, и его руки, уже обхватившие ее, сжались так крепко, что он почувствовал, как нежный ветерок ее дыхания коснулся его лица.

Все, что он мог видеть, — это ее прекрасные черты лица. Все, что он мог чувствовать, это ее тело в своих объятиях, ее лоно, сжимающее его член, ее бедра, плотно прижатые к его бедрам, ее груди к его груди, ее руки, обвитые вокруг его плеч, прижимающие к себе. Все, что он мог чувствовать, был всепоглощающий аромат ее возбуждения. Все, что он мог почувствовать на своем языке — ее кровь, смешанная с запахом ее кожи и ее киски. Все, что он мог слышать — биение ее сердца, ее возбужденное дыхание.

— Это наша вечность, — тихо согласился он.

Ее веки отяжелели, даже когда она улыбнулась очаровательной улыбкой.

— Подари мне красоту, мой вампир, — потребовала она.

Мгновенно он перевернул ее на спину и уступил ее требованию.

Черт, ему очень нравилось, что их совместный сон сбылся.

Буквально.

Серия «Трое#2» — «Все что есть во мне»