До захода солнца

16 Тетушки

Я лежала, свернувшись калачиком на большой мягкой подушке в удобной гостиной зоне рядом с кухней, пока Эдвина готовила ужин, а Эйвери сидел на диване и болтал с ней.

Эйвери был тем, кто, как я догадалась, стал моим защитником на этот вечер.

Несмотря на то, что было воскресенье и у Эдвины должны были быть выходные, она осталась у нас.

И хотя было воскресенье, и с тех пор, как мы впервые встретились в воскресенье, у Люсьена вошло в привычку проводить со мной каким-то образом весь день (даже в последние три недели, когда он не был таким настойчивым, властным Люсьеном), Люсьен ушел. Он сбежал с Космо после завтрака, оставив еще один требовательный, кровоточащий, собственнический, клеймящий и, несомненно, дикий поцелуй прямо на глазах у всех, отправляясь в неизвестные места и не делясь со мной, куда именно.

Стефани болталась у нас до тех пор, пока Эйвери не приехал днем, поэтому она сразу же исчезла.

Вот так я узнала, что Эйвери стал моим охранником.

Отчего конкретно они меня защищали, не знаю, знаю только, что Люсьен приказал Эдвине и Стефани присматривать перед уходом. На самом деле он выдал множество приказов.

— Она отдыхает и не разговаривает. Поняли меня? — это был первым.

Второй:

— Никаких телефонных звонков. Никаких посетителей. Она не подходит ни к одной двери и не выходит на улицу.

Третий:

— Она не спит, даже не дремлет без меня. Не только сегодня, каждый день. Все понятно?

Он мог бы, конечно, сказать мне все это. Но я скорее всего, дала бы ему по губам, чего он, вероятно, и пытался избежать, отдавая свои приказы другим.

Вместо этого я обратилась непосредственно к его разуму.

«Такой властный вампир!» — огрызнулась я.

Его голова дернулась в мою сторону. Я подумала, что у меня начнутся проблемы, но его губы дрогнули, он вошел в мое пространство, и тогда я получила поцелуй.

У меня было тайное подозрение, что Люсьен обеспечивал мне защиту не потому, что мой собственный перевернутый сон чуть не убил меня, и ему нужен был кто-то рядом со мной, чтобы не давать мне спать. Скорее всего потому что были и другие, более опасные угрозы, от которых он должен был меня охранять.

Я не хотела разбираться с теми угрозами, но все равно не могла. Люсьен исчез прежде, чем я смогла произнести хоть слово в его голове.

Ему придется подождать вечера, и это отсрочит «соединение», чего, должна признаться, я ждала с нетерпением. На самом деле, если я думала об этом больше двух секунд, то начинала задыхаться, а мои ноги становились беспокойными.

Это также напугало меня до чертиков, главным образом потому, что одна мысль о «соединении» заставляла меня дышать тяжело, что произойдет, когда это произойдет? Могу ли я самопроизвольно воспламениться?

У меня в руках был блокнот, в котором я должна была писать все, что хотела сказать. Я писала, несмотря на то, что проверила свой голос в ванной, горло стало намного лучше (потому что Эдвина продолжала давать мне пастилки для горла), голос стал почти нормальным. Эдвина дала мне блокнот, и, если я открывала рот, ее рука взлетела вверх, ладонь обращалась ко мне, а затем она указывала на блокнот.

Я рисовала в нем, мало используя для общения.

Затем почувствовала на себе взгляд Эйвери. Я подняла на него глаза.

Он улыбнулся.

Действительно, несмотря на то, что он выглядел несколько странно, он был очень привлекательным.

Я оторвала лист сверху с рисунками и написала ему, передала блокнот.

Он прочитал ее и покачал головой, возвращая блокнот мне:

— Я не вампир, Лия.

Я написала еще и передала ему.

Он прочитал и вернул его мне.

— Да, я бессмертен.

Ух ты!

Я просто угадала!

Мои брови взлетели вверх.

— Может тебе стоит… — начала Эдвина, внезапно появившись, стоя за диваном и выглядя немного обеспокоенной.

Эйвери поднял длинную, с узловатыми суставами, успокаивая Эдвину, она замолчала.

— Что? — спросила я, и Эдвина посмотрела на меня.

Я написала «Извините» большими печатными буквами в блокноте и показала ей.

Ее голова склонилась набок. Она подмигнула мне и упорхнула обратно на кухню.

Эйвери заговорил.

— Она обеспокоена. Поскольку ты находишься здесь, то имеешь право знать о культуре вампиров. Но другие культуры скрыты от тебя. Они засекречены, как культура вампиров засекречена от всех смертных за ее пределами. Другими словами, я не могу сказать тебе, кто я.

Мои глаза расширились, затем я написала в своем блокноте и повернула его, чтобы он прочитал.

— Да, Лия, есть другие культуры, другие виды бессмертных, — он сделал паузу, а затем продолжил: — и другие существа.

Это была новость. Серьезно сумасшедшая, умопомрачительная новость.

Я снова написала в блокноте и показала ему. Он прочитал и улыбнулся.

— Я доверю тебе хранить мой секрет, крошка. — Только Эйвери семи футов гигантского роста, могло сойти с рук, называть меня «крошка».

Он продолжил:

— Хотя, если бы кто-нибудь когда-нибудь узнал, что я рассказал тебе наш секрет, меня бы приговорили к смертной казни.

Я почувствовала, как мои глаза вылезли из орбит от ужаса, а он рассмеялся и продолжил:

— Мы очень серьезно относимся к нашим секретам.

Я написала «Без шуток» в блокноте. Он прочитал и снова усмехнулся.

Тогда я написала — «Почему?»

— Слова «сердитые жители деревни» тебе что-нибудь говорят? — спросил он, пытаясь обратить все в шутку, но я не восприняла это как шутку.

Я почувствовала, как у меня защемило сердце, как прошлой ночью, когда Люсьен объяснил, в каком мире он вынужден жить. Не только скрывал свое великолепие, но и был откровенно и как-то отвратительно использован и неправильно понят.

Я снова сердито написала в своем блокноте и показал его Эйвери. Когда он прочитал, его лицо смягчилось, он протянул свою большую руку и потянул меня за прядь волос.

Затем его нежные глаза заглянули глубоко в мои, и он прошептал:

— Не все смертные отстой, Лия.

Его слова нахлынули на меня, и я улыбнулась ему. Неуверенно, мое сердце все еще болело, но я была рада, что он не винил меня за все пытки, которые его народ терпел от моего народа, намеренно или непреднамеренно.

Зазвонил телефон. Эдвина ответила на звонок, затем принесла трубку мне.

— Люсьен, — сказала она, и мое сердце пропустило раздражающий удар. Я взяла телефон и приложила к уху.

И не знала, что делать, его приказ был молчать.

Может я смогу через столько миль проявить способности вампиров-мутантов, то есть установить с ним телепатическую связь?

— Лия? — позвал он.

Я молчала.

— Ты можешь говорить, милая, — мягко произнес он.

Я почувствовала облегчение. И рассердилась.

— Знаешь, это полный отстой, что я должна ждать, когда ты соизволишь разрешить мне говорить, — язвительно сообщила я ему.

Он усмехнулся. Проклятый вампир!

Я проигнорировала его смешок.

— Тебе удалось сегодня не быть арестованным? — Поинтересовалась я.

Снова смешки. Но, как я заметила, ответа не последовало.

— Для моего душевного спокойствия, приму твое молчание, как «да». Итак, ты успел сегодня нарушить еще какие-нибудь законы?

— Лия…

Я прервала его:

— Например, штраф за превышение скорости?

Он расхохотался.

Я кипела от злости.

— Твой голос намного стал лучше, — прокомментировал он после того, как его смех утих.

— Как я уже сказала сегодня утром, я в порядке.

— С тобой все в порядке, потому что ты весь день не разговаривала и горло твое отдыхало, — ответил он.

Вероятно, он был прав. Это и навязчивое употребление пастилок Эдвины для горла. Я не поделилась с ним ничем из этого.

— Я еду домой, — сообщил он мне.

— Молодец, — сказала я с приторной сладостью, но почувствовала, как у меня участился пульс.

Я проигнорировала свой пульс. Люсьен проигнорировал мое «Молодец».

— Ты уже ела?

— Эдвина сейчас готовит ужин.

— Хорошо. Я буду дома через пять минут.

— Знаешь, — непринужденно произнесла я, — тебе необязательно звонить, когда ты находишься в пяти минутах от дома. Мы могли бы провести этот чрезвычайно важный разговор через пять минут, когда ты будешь дома.

— Да, моя зверушка, но я беспокоился о тебе весь день и обнаружил, что не могу ждать еще пять минут, чтобы убедиться, что с тобой все в порядке.

Мою стервозность как рукой сняло. Главным образом потому, что его слова заставили меня почувствовать себя очень, очень хорошо.

И это напугало меня до глупости или, в данном случае, снова напугало до стервозности.

— Перестань быть таким милым, — огрызнулась я.

— Почему? — В его голосе слышался нарастающий смешок.

— Потому что я не знаю, что с этим делать, — ответила я.

Его голос стал бархатным.

— Сегодня вечером я научу тебя, что с этим делать.

Моя матка (и части юга) покрылась рябью, и это было здорово.

Двигаемся дальше!

— Скоро увидимся, — сказала я ему.

— Пока, милая, — ответил он и отключился.

Я нажала на кнопку, чтобы выключить телефон, проигнорировала свои все еще пульсирующие женские части и объявила комнате:

— Люсьен говорит, что я могу говорить, и он будет дома через пять минут.

Эдвина метнулась вперед, держа в руках пастилку для горла.

— Еще одну, дорогая, просто на всякий случай.

Я поймала веселую усмешку Эйвери, когда взяла пастилку и сунула ее в рот, хотя она мне была не нужна и я ее не хотела. Но Эдвина беспокоилась. И то, что я выполнила ее указания, заставило ее почувствовать себя лучше. Я хотела, чтобы она чувствовала себя лучше, более того, я хотела, чтобы она была моей новой мамой, поэтому я не хотела отпугивать ее своим отношением, прежде чем она возьмет на себя эту роль.

Отношение придет позже, в первый раз, когда она скажет мне вести себя прилично, что, без сомнения, произойдет.

Люсьен был неправ. Он появился дома не через пять минут. Он был дома через четыре минуты. Было неловко признавать, но я все время посматривала на эти чертовые часы.

Чтобы скрыть этот факт, что я превратилась в девчушку, одержимую красавчиком-вампиром, который собирался «соединиться» со мной в эту самую ночь, я не потрудилась подняться с подушки, когда он вошел.

Мне следовало бы знать лучше.

Он повесил ключи на держатель, кивнул Эдвине, пожал руку Эйвери, а затем направился прямо к моей подушке.

— Йоу, — сказала я, глядя на него снизу вверх.

Такая Крутая Хозяйка.

Его рот дернулся. Мои женские части покрылись рябью.

Не успела я опомниться, как меня выдернули с подушки, и я оказалась в объятиях Люсьена. Не так, как обычно, обними свою наложницу по прибытии домой.

Нет.

Он поднял меня, и я обхватила его ногами за талию, руки автоматически легли ему на плечи, чтобы удержаться, его руки поддерживали мою задницу.

Его голова откинулась назад, он посмотрел на меня и пробормотал:

— Как прошел твой день, милая?

— Я весь день писала все, что хотела сказать, в блокноте, — ответила я. — Знаешь, как это раздражает?

— Это так трудно? — спросил он, и в его черных глазах заплясали искорки сдерживаемого смеха.

Это было нетрудно.

— Да, — раздраженно ответила я.

У него снова дернулись губы, рука оставила мою задницу, скользнула вверх по спине и запуталась в моих волосах.

— Твоя пытка закончена, — пробормотал он, прежде чем запрокинуть мне голову, чтобы поцеловать меня.

Ненормальный, потому что у нас была компания, просто чмокни свою наложницу в губы по прибытии домой и все.

Нет же.

Полный вперед, рты открыты, языки дерутся, ненасытные, пиршественные поцелуи.

Я тяжело дышала, когда поцелуй закончился, и совершенно забыла о существовании Эйвери и Эдвины, не говоря уже о том, что они были в комнате.

«Я бы хотел отвести тебя наверх прямо сейчас», — сказали его мысли моим, и его голос звучал восхитительно голодно в моей голове.

Можно было бы сказать, что в этот самый момент я бы тоже хотела наверх.

Но я решила ничего не говорить.

Затем он спросил, его голос в моей голове звучал одновременно сладко-интимно и еще более сладко-дразняще — «Пастилки для горла?»

Я ничего не могла с собой поделать и не знала, почему, но хихикнула.

«Эдвина давала, — ответила я. — Весь день. У меня их было по меньшей мере шестьсот».

Его глаза были прикованы к моим губам, и он ухмылялся.

«Ах», — пробормотал он с пониманием.

Эйвери прочистил горло.

— Думаю, мы что-то упускаем.

Я посмотрела на Эйвери, затем на Люсьена, прежде чем надавить ему на плечи, прямо и публично возложить вину на него.

— Ты ведешь себя грубо.

Его брови поползли вверх, но он поставил меня на ноги и прижал к себе, обняв за плечи.

— Ты останешься на ужин? — спросил Люсьен у Эйвери, и я удивилась, что даже вежливое приглашение Люсьена прозвучало как приказ.

— Уйти сейчас и пропустить стряпню Эдвины? Я бы предпочел… — Эйвери вздрогнул, я напряглась, головы Люсьена и Эйвери повернулись к входной двери.

— Гости, — пробормотал Эйвери.

Рефлекторно моя рука поднялась, пальцы сжались на рубашке Люсьена на животе, когда я посмотрела на него.

Я знала, что это было глупое поведение, но нам последнее время не очень везло с входной дверью, вернее с теми, кто был за ней. Обычно, если кто-то появлялся у моей входной двери, потом нам приходилось звонить мастеру т делать косметический ремонт.

Голова Люсьена наклонилась, я поняла, что он слушает.

Затем он пробормотал:

— Черт возьми.

— Что? — Спросила я.

Его глаза встретились с моими. Затем он сказал:

— Бьюкенен.

Он сказал это прямо перед тем, как раздался повелительный и настойчивый стук в дверь, подтверждающий слова Люсьена.

Только тетя Кейт могла так постучать в дверь. Это был ее коронный стук. Даже когда она приходила выпить чашечку кофе и поболтать, она избегала дверных звонков и стучала в дверь, как будто была королевой мира, как смеет скромный простолюдин внутри не предвидеть ее прихода, распахнуть дверь и бросить лепестки роз к ее ногам.

— Тетя Кейт, — прошептала я.

— Кейт, — согласился Люсьен.

— О боже, о боже, — забеспокоилась Эдвина, направляясь в холл. — Сколько их там? Не знаю, хватит ли у нас еды.

Эйвери последовала за Эдвиной, но Люсьен прижал меня к себе спереди.

Я подняла на него глаза, когда он спросил:

— Если покажется, что твоя семья начнет нарушать наши планы на этот вечер, и я буду вынужден выгнать их физически, как ты отреагируешь?

Он снова дразнил меня. Это было специальное поддразнивание, но он все равно делал это очень, очень хорошо. Теперь я увидела преимущества, иметь своего рода парня, которому было несколько столетий. У него было много хороших вещей в запасе.

— Я разозлилась на них. Они игнорировали меня, — призналась я. — Но не уверена насчет физического выпроваживания. Не мог бы ты, ну, скажем, Могущественный Вампир Люсьен, приказать им уйти? — Я произнесла слова «Могущественный Вампир Люсьен» фальшивым напыщенным голосом, и именно поэтому, думаю, Люсьен дернул меня за руки и крепко обнял, откинув голову назад, зашелся смехом.

И именно эту картину увидела моя семья, когда они вошли в комнату с наглым видом, остро нуждаясь в мартини.

Я решила посмотреть на них свирепым взглядом.

Хочу сказать, что в мой трудный час они проигнорировали меня, и вот они здесь, когда мой трудный час был выше моих сил (не совсем, но в некотором смысле), и хорошие моменты (один конкретный, который я имею в виду) должен был произойти сегодня ночью.

— Мне нужно выпить, — величественно объявила тетя Кейт.

— Лия, дорогая, ты в порядке? — обеспокоенно спросила мама.

— Я чувствую запах жареной курицы? — спросила тетя Миллисент, поводя носом.

— О Боже, мне нравится твоя блузка! — взволнованно взвизгнула тетя Надя.

— Ну, и вам привет, — ответила я им всем. — Итак, ты наконец-то вспомнили, что я существую?

Тетя Кейт прищурилась.

Мама выглядела виноватой.

Тетя Миллисент отвела взгляд.

Тетя Надя прикусила губу.

Люсьен сжал мне плечо и пробормотал:

— Лия.

— Извините, но меня исключили из «Изучения вампиров», и я действительно оказалась живущей с вампиром, и моя семья действительно является главной семьей наложниц вампиров, так что простите меня за то, что я ожидала небольшого руководства и поддержки с вашей стороны! — Выстрелила я.

Взгляды всех женщин Бьюкенен переместились на Люсьена. Как только их взгляды переместились на Люсьена, мой тоже переместился, но он отпустил меня и снял пиджак.

Бросил его на подлокотник дивана и предложил:

— Возможно, нам всем стоит выпить.

Я не думала, что это хорошо.

Тетя Кейт согласилась.

— Отличная идея! — объявила она.

— Люсьен? — Позвала я.

«Выпей, — сказал он у меня в голове. — Я все объясню через минуту».

Он объяснит? Какое отношение моя семья имеет к Люсьену?

И тут меня осенило. Тетушки навещали меня месяц назад, когда у меня не было возможности поговорить с ними.

Я оказалась права, это было нехорошо.

Я скрестила руки на груди, выпятила бедро, вытянула ногу и постучала носком. Если бы кто-нибудь из моих бывших парней увидел меня в такой позе, они бы не стали задавать вопросы. Не издавали бы ни звука. Они рванули бы и побежали прямо к холмам.

Люсьен взглянул на меня, направляясь к бару с напитками. Когда его глаза остановились на мне, то прошлись от груди до пят, затем прямо к моему лицу. Затем я увидела, как он подавил улыбку.

Большой, толстый, вампирский придурок!

Я сразу же изменила свое мнение относительно наших дальнейших действий. Если он думал, что мы «соединимся» сегодня вечером, то пусть придумает что-нибудь другое.

— Я приготовлю еще фарш и картошку, и разогрею еще булочек. — Эдвина суетилась на кухне. — Может приготовить на скорую руку пирог.

Я уже собиралась предложить свою помощь, когда меня прервали.

— Тебя исключили из занятий «Изучение вампиров»? — Спросил Эйвери, его удивленный взгляд остановился на мне.

— Меня поймали за перепиской, передачей записок, бросанием бумажных шариков и написанием завещания, — заявила я.

Эйвери расхохотался.

— Бумажных шариков? — Голос Люсьена донесся сзади.

Я повернулась и увидела у него в руке бутылку водки, его брови были подняты, и он не выглядел удивленным.

— Бумажных шариков, — бунтуя огрызнулась я.

— О, мы можем, пожалуйста, не говорить об этом? Потребовалось немного подмазать учителя, чтобы он держал рот на замке, — посетовала тетя Кейт и послала мне взгляд, который с тех пор, как мне исполнилось четыре года, и даже сейчас, когда мне было сорок, никогда не переставал пригвождать меня к месту. — Кто-нибудь еще узнает об этом, и это обязательно запятнает имя Бьюкенен.

— Мне до сих пор, кажется, что это немного забавно, Кэти, — прошептала тетя Надя, подмигивая мне.

— Эм, извините, но кто-нибудь хочет поговорить о моей дочери, которая чуть не умерла от кошмара прошлой ночью? Кто-нибудь? Кто-нибудь из вас? Или это только мне кажется? — раздраженно спросила мама.

Я уставилась на спину Люсьена и заявила:

— Я бы предпочла сначала узнать, почему моя семья избегала меня в течение месяца.

«Не испытывай меня», — предупредил Люсьен в моей голове.

«Поцелуй меня в задницу наложницы», — ввернула я ему.

Он не повернулся, но я увидела, как он покачал головой, как делают мужчины, когда думают, что женщины составляют слишком нелепые фразы. Но поскольку это был Люсьен, он сделал это намного лучше, чем любой из моих знакомых, и было много моих знакомых мужчин, которые качали головами, как будто я была смешна со своими нелепыми фразами.

Именно тогда я поняла все недостатки, встречаться своего рода с парнем, которому было несколько столетий.

У него тоже было много плохого в прошлом.

— Лия, я задала тебе вопрос, когда вошла в эту комнату. — Мама привлекла мое внимание. — С тобой все в порядке?

Я повернулась к маме и сказала:

— В порядке.

— Что случилось? — Спросила она.

— О, не так уж много, за исключением того, что я проснулась, но мой сон еще не совсем закончился со мной. У меня был очень тревожный опыт повешения, в буквальном смысле, но на самом деле меня не повесили.

Каждая из моих тетушек ахнула, и даже Эйвери поморщился.

Резкий голос Люсьена четко прорезал ужас, заполнивший комнату.

— Лия, на пару слов.

Затем он передал шейкер с мартини Эйвери и вышел.

После последнего инцидента, который произошел, когда я бросила ему вызов перед моими тетушками, я сочла благоразумным последовать за ним. Он свернул к кабинету, и я тоже свернула. Он закрыл за мной дверь, схватил меня за плечо и прижал к двери.

Я подняла глаза и увидела, что он злится.

Он не стал медлить.

— О тебе беспокоится мать. Она так обеспокоена, что пролетела через четыре штата, чтобы проведать тебя. Ты только что сказала ей таким тоном, дочь, которую она любит, случилось что-то ужасное, ужасающее и опасное для жизни, но ты сказала будто зачитала погоду.

— Пожалуйста, не думай указывать мне, как обращаться с моей собственной матерью. — Я старалась говорить, как можно спокойнее. Он мог быть Могущественным Вампиром Люсьеном где угодно, но тут он ступал по тонкому льду, если думал, что может встать между мной и моей семьей.

Он прижал меня к себе, отпустил мою руку и положил ладонь на дверь рядом с моей головой.

— Я вижу, тебе нужно научиться уважать не только меня, зверушка, — сказал он низким, опасным голосом, явно думая, что сможет встать между мной и моей семьей.

— У тебя есть братья? Сестры? Двоюродные сестры? — Выстрелила я в ответ, и его глаза сузились. — Что, черт возьми, это значит?

Я прервала его, прежде чем он смог закончить:

— Я так понимаю, нет? Ну тогда ты не понимаешь, что значит быть белой вороной в очень дружной семье. Они любят меня, и я люблю их, очень сильно, но в основном, за исключением тети Нади, Ланы, моей двоюродной сестры Натали и иногда моей мамы, они терпят меня. Я не хотела к тебе приезжать. Они заставили меня. Потом они оставили меня разбираться со всем этим барахлом в одиночку, и только Эдвина, Стефани и ты помогали мне. Я никого из вас не знала, и вы мне даже не нравились.

Его лицо утратило часть своего гнева, не полностью, но в его глазах был намек на беспокойство (и, смею ли я в это поверить?), даже сожаление.

— Я сократил твое общение с ними, Лия.

— Я поняла это там, Люсьен, — сообщила я ему, кивнув в сторону другой комнаты. — Но неужели ты думаешь, хотя бы на минуту я послушалась бы тебя, если бы моя сестра Лана нуждалась во мне? Или Натали? Или мама? Или даже тетя Кейт? Хм? А ты?

Его рука оторвалась от двери и потянулась к моей шее. Затем его лоб коснулся моего.

Затем он пробормотал:

— Ни минуты.

— Вот, ни минуты. А я тонула, Люсьен. И позвала их, а они не дали мне спасательного круга, просто поплыли своим веселым путем дальше.

Его другая рука скользнула вокруг меня, и он оттащил меня от двери в свое теплое, большое, крепкое тело.

— Дорогая, — прошептал он.

Ага, определенно сожалеет.

Пришло время снять его с крючка. То, что он сделал, было не круто, но это было очень в духе Люсьена. То, что они сделали, было просто, совершенно неправильно.

Я посмотрела на него и положила руки ему на грудь.

— Итак, поскольку ты новичок в динамике семьи Бьюкенен, позволь мне ввести тебя в курс дела. Я собираюсь выйти туда и вести себя саркастично, стервозно и несносно. Тетя Кейт будет властной, потому что она никогда не ошибается. Мама будет чувствовать себя виноватой, как и должно быть. Тетя Миллисент будет больше всего беспокоиться о том, когда подадут ужин. А мы с тетей Надей, наверное, будем много говорить об одежде, которую ты мне купил, и о том, какой новый мужчина появился в ее жизни. Тогда все будет прощено. Мы поедим. Мы, наверное, напьемся. И, за исключением тети Кейт, которая найдет лучшую комнату для гостей и заявит на нее права, прежде чем кто-либо из остальных даже подумает о том, чтобы вытащить свои чемоданы из машины, мы могли бы в конечном итоге танцевать под поп-музыку восьмидесятых и изображать робота. Просто надеюсь, что тетя Надя не попытается танцевать брейк-данс. В последний раз, когда она это сделала, она так упала, что неделю провалялась в постели.

Сожаление исчезло, его рука двигалась вверх по моей спине, а его глаза улыбались, хотя его губы не улыбались.

— Две проблемы с вечерними празднованиями, зверушка.

— Какие?

— Я не хочу, чтобы ты напивалась, и я не хочу, чтобы дом был полон Бьюкенен, когда я наконец заполучу тебя.

Ох.

Я уже почти забыла об этом.

— Определенно никакого брейк-данса, — продолжил он, и, поскольку он улыбался, я громко рассмеялась.

Когда я рассмеялась, его взгляд опустился на мои губы, улыбка исчезла из его глаз, они стали напряженными. Его рука скользнула в волосы у меня на затылке, и он сорвал мой смех прямо с моих губ поцелуем.

Это был хороший поцелуй. Один из лучших в линейке действительно первоклассных поцелуев.

Мои руки были обернуты вокруг его шеи, тело прижато к нему, когда он поднял голову.

Когда мои мысли пришли в порядок, я прошептала:

— Тогда у нас небольшая проблема.

— Нет, у нас нет проблем.

Я склонила голову набок.

— Нет?

— Предоставь это мне.

По какой-то причине я забеспокоилась, и мои руки напряглись.

— Люсьен, не уверена, что ты понимаешь. Женщины Бьюкенен могут быть в некотором роде… — Я не могла поверить, что говорю это ему, но я обязана была предупредить его, как предупредила бы любого, кто столкнулся лицом к лицу с тетушками: — Пугающие, когда раздражаются. Что бы они ни делали, мой отец из-за них ушел и больше не вернулся и…

Люсьен прервал меня:

— Во-первых, они наложницы. Я — вампир. Твой отец был обычным смертным. Они не скажут мне ни единого слова.

О да. Это было правдой.

Он продолжил:

— Во-вторых, твой отец ушел из-за твоих теток, но он не вернулся из-за Космо.

Мои руки снова сжались, на этот раз судорожно, потому что в это же время я почувствовала, как меня ударили в живот.

— Что? — прошептала я.

— Если наложницы находят мужчину после окончания Соглашения, они могут попросить своего вампира перестать о них заботиться. Большинство из бывших наложниц так и поступают. Твоя мать тоже так сделала. Но твой отец не смог предоставить ей тот уровень жизни, который давал ей Космо, или тот, что был у ее сестер. На что твой отец очень злился. Потом превратился в человека со скверным характером. А выпивка сделала его опасным для окружающих. Твои тети избавились от него, Кейт рассказала Космо о его поведении, и Космо восстановил свою заботу о твоей матери, позаботившись, чтобы твой отец ушел.

Я уставилась на него, не зная, что делать с этой информацией.

— Космо… он… убил моего отца?

Брови Люсьена нахмурились.

— Конечно, нет.

— Тогда, что он сделал?

— Он дал ему очень приличную сумму денег.

У меня отвисла челюсть.

Мой отец исчез из моей жизни, потому что Космо дал ему денег?

— Он, Космо, папа… — Я запнулась, взяла себя в руки, затем продолжила: — Космо сделал так, чтобы мой отец не присылал мне открыток на день рождения, подарка на выпускной, а…?

— Космо не ставил никаких условий относительно вас, девочек. Его интересовала только Лидия. Просто твой отец сам решил исчезнуть из вашей жизни.

Это потрясло меня, поэтому мой невидящий взгляд переместился поверх его плеча.

Что за придурок!

Конечно, я уже знала это, но не думала, что это может подтвердиться, от этого даже неприятно попахивало!

Руки Люсьена нежно сжались.

— Лия?

— Какой придурок, — прошептала я.

— Лия.

Мой взгляд вернулся к нему, и я заявила:

— Мужчины отстой.

Его губы приподнялись.

— Не все мужчины.

Я сморщила нос, а затем заявила:

— Нет, ты прав. Эйвери кажется относительно милым.

На этот раз его руки нежно сжалимь, но я была не в настроении для нежности.

— Ты все обо мне знаешь? — ехидно спросила я.

— Не все. Но в большинстве — да.

— Это несправедливо, тебе не кажется, — заявила я.

Его маленькая ухмылка стала шире.

— Почему, зверушка?

— Я почти ничего о тебе не знаю.

Его рука запуталась в моих волосах, а затем начала играть, как будто у нас была вся ночь впереди, и моих тетушек с Эйвери не было в другой комнате, а Эдвина не бушевала на кухне в смятении от того, как накормить такую ораву.

— Что бы ты хотела узнать? — спросил Люсьен.

Я оглянулась через плечо на дверь, бормоча:

— Тетушки…

Еще одно пожатие руки, и я оглянулась на него.

— Что бы ты хотела узнать?

У меня был миллион вопросов. Нет, миллиард. Но мне не хотелось, чтобы тетушки стали искать способы развлечься, без сомнения, начался бы тогда брейк-данс.

— Люсьен, у нас гости.

— Два вопроса, — ответил он.

— Прости?

— Позже ты сможешь спросить меня, о чем захочешь. Сейчас задай лишь два вопроса.

Я уставилась на него, и любопытство, как это обычно бывает, взяло верх.

Я начала с вопроса:

— Сколько тебе лет?

— Восемьсот двадцать два.

Я почувствовала, как мои губы приоткрылись, а глаза расширились. В тот момент, когда он поймал мой взгляд, его глаза закрылись.

— Ух ты, — выдохнула я, — ты старый.

Его глаза оставались закрытыми, и он улыбнулся самой сексуальной улыбкой, которую я когда-либо видела в своей жизни, за исключением первой, которую я увидела при моем Отборе, когда посмотрела на него, и он услышал, как я пускаю слюни, какой он красивый.

Эта, однако, была близка к той, так что эта была еще лучше.

— Второй вопрос, — подсказал он, выводя меня из моих мечтаний о сексуальной улыбке.

Я пыталась принять решение. У меня было слишком много вопросов.

Потом до меня дошло.

— Как тебе удается не причинять мне боли?

Его голова резко наклонилась в сторону, и он спросил:

— Что?

— Ты можешь бросить машину через улицу, Люсьен, — тихо произнесла я. — Как тебе удается обниматься, не ломая мне кости?

Его рука скользнула по моим волосам, затем откинув их назад, он объяснил:

— Это все равно, что говорить на двух языках с рождения. Это вторая натура. Ты можешь думать, говорить, читать и писать на обеих. Ты просто учишься с той минуты, как родился, как быть вампиром и как жить в мире смертных. Я редко теряю контроль, как и любой вампир, и это случается только тогда, когда мои эмоции накалены, — он сделал паузу, — или намеренно.

— Ты как будто говоришь на двух языках тела? — Спросила я. — Бегло?

— Именно так, да.

Я подумала, что это довольно круто. Затем мне пришло в голову кое-что еще, что было серьезно не круто, и мое сердце екнуло.

Он услышал, как екнуло мое сердце, поэтому позвал:

— Лия?

Прежде чем я успела растерять всю свою смелость, выпалила:

— А у тебя эмоции накаляются, когда ты занимаешься сексом.

Его рука сжалась в кулак в моих волосах, другая сжала меня сильнее.

— Да, — согласился он.

У меня перехватило дыхание, тело напряглось, затем я автоматически попыталась отстраниться.

Его рука сжалась еще крепче, а лицо приблизилось.

— Я не нанесу тебе ущерба.

— Ты когда-нибудь причинял кому-нибудь боль?

— Никогда.

— Ты так говорил до кормления, — прошептала я.

— Лия…

— Может, нам следует…

Его лицо еще придвинулось.

— Нет, не следует, — предупредил он. — Я неделю тогда не питался, когда потерял контроль в твое первое кормление, и ты была слишком возбуждена. Не больше, чем я мог желать, но определенно больше, чем мог себе представить, особенно на том этапе наших отношений.

Это было очень неловко и еще более раздражало, поэтому я попыталась его прервать.

— Люсьен…

Но мне не удалось ничего сказать.

— Я был не готов. Сегодня этого не произойдет.

Я уставилась на него.

В течение прошлых трех недель он не посещал Пиры. Если бы он посещал, то насытился бы под завязку. Он кормился утром и вечером и даже иногда приходил домой днем. И, вдобавок ко всему, когда я думала в последнее его посещение Пира, что он занимался сексом, он заявил, что не смог, хотя она и соблазняла его.

У меня были оргазмы от Люсьена. У него ничего не было.

Разве это не рецепт катастрофы — ничего!

— О чем ты сейчас думаешь, зверушка? — потребовал он, пристально наблюдая за мной, слишком пристально.

Я перевела взгляд ему на плечо.

— Ни о чем, — солгала я.

Он встряхнул меня.

Я оглянулась на него.

— Серьезно! Ни о чем!

Его рука в моих волосах оттянула мою голову назад, и его лицо приблизилось.

— Просыпаясь каждый день рядом с тобой, вдыхая твой запах, чувствуя твое тело, я заботился о себе в душе. Вначале, во время твоего наказания, мне приходилось делать это два или три раза в день. — Я уставилась на него в шоке и удивлении и, возможно, немного завелась от его откровений, но он приберег лучшее напоследок. — Слишком давно я ни с кем не занимался сексом, слишком давно. Будет здорово кончить в тебя, дорогая.

О боже мой.

Да, полностью возбужден.

Прежде чем мой мозг заработал, я прошептала:

— Мы можем сейчас же выгнать тетушек?

Я увидела вспышку его самодовольной улыбки, прежде чем он уткнулся лицом мне в шею и пробормотал:

— Ты очаровательна.

Я не пыталась быть очаровательной. Я пыталась заняться с ним сексом.

— Нет, я вполне серьезно.

Он поднял голову и прикоснулся губами к моим.

Затем пообещал:

— Скоро, Лия. — Его глаза стали такими сексуальными, как у вампира, он шепотом сказал: — Очень скоро.

Мои женские части покрылись рябью. Он улыбнулся, как будто знал это.

Вероятно, так оно и было.

Я закатила глаза. Он расхохотался.

Затем проводил меня к моей семье, чтобы я могла стать саркастичной, стервозной и несносной.

Я шлепала босиком по коридору, когда услышала их.

«Очень скоро» Люсьена не последовало, потому что во время десерта появилась Стефани. И Люсьен, Эйвери и Стефани ушли после ужина за закрытые двери в его кабинет.

Пока они там что-то замышляли, я немного посидела и поговорила с мамой и тетушками.

Поскольку Люсьен был занят в кабинете, а настольный компьютер находился в кабинете, мне пришлось пойти к ноутбуку наверху, чтобы поискать в интернете, где может остановиться моя семья. Люсьен был не прав насчет «очень скоро», но он был прав в том, что моя мама и тетушки не ответили ему взаимностью, когда он им сообщил, что они должны найти себе место для ночлега. Не было произнесено ни единого слова, кроме того, что тетя Миллисент попросила: «Кто-нибудь передайте картошку, пожалуйста?»

К счастью, Озеро Дракона было живописным городком, так что здесь было множество шикарных отелей «постель и завтрак». К сожалению, большинство из них были заняты.

Мне повезло в седьмой раз, когда я нашла большой гостевой дом «постель и завтрак», бронь, которого отменили в последний момент.

Я забронировала и направилась к удобной гостиной на кухне, где были все (серьезно, этот дом был таким огромным, а мы пользовались только четырьмя комнатами, это была такая чертовая трата денег), когда я невольно услышала разговор.

— Вторая половинка? — странным сдавленным голосом, взволнованным и одновременно испуганным, произнесла моя мать.

Услышав ее слова, я остановилась как вкопанная. Подумала, что они говорят о Люсьене и Катрине, у меня было такое чувство, что мне вонзили нож в живот.

Я не забыла о Катрине, просто не позволяла себе думать о ней. Люсьен ушел от нее, это было ясно. Что было неясно, так это то, что я чувствовала по этому поводу, что он так легко смог оставить свою жену, с которой прожил пятьдесят лет, решив продолжить с другой женщиной, а именно со мной.

— Что же еще это может быть? — Вопросом на вопрос ответила тетя Надя моей маме.

— Нет такого понятия, как вторая половинка. Это чушь из любовного романа, — провозгласила тетя Кейт.

— Мне тоже кажется это подозрительным, — согласилась тетя Миллисент.

— Ну, а мне не кажется это подозрительным. Она пометила его, а только Люсьен может клеймить кого-то. Она может разговаривать с ним мысленно. Такого никогда не было, по крайней мере, среди смертных. И ей снится Приговор, — сказала тетя Надя.

Приговор? Что это такое, черт возьми?

Я отодвинулась к стене, чтобы меня было совсем не видно, и решила дослушать все до конца, раз они говорили не о Катрине, а обо мне.

Я была второй половинкой, предназначенной для Люсьена.

Я читала любовные романы, множество, и второй половинкой, предназначенной судьбой, в этих романах называли союзы между бессмертными или смертными и бессмертными.

Идея заключалась в том, что на всей земле во все времена существовало одно существо, которое принадлежало бессмертному. Она была предназначена для него (обычно это был он), хотя она была создана для него.

И из всех миллионов и миллиардов существ на планете за всю свою вековую жизнь он должен был ее найти. На протяжении всех своих столетий, а иногда и тысячелетий он должен был найти свою единственную настоящую любовь, свою пару — вторую половину и связать себя с ней.

Конечно, он всегда ее находил… в книгах и фильмах. А когда находил у них обычно было много горячего секса. Хотя, как они доходили до секса, когда все остальное время ссорились, или произошло какое-то огромное недоразумение, или им пришлось бороться с каким-то серьезным злом, или он сделал ей что-то плохое, за что она его возненавидела, я никогда не узнаю. И все же всегда заканчивалось все одинаково, у них все получалось.

В конце концов она успокаивала его дикую душу, он находил какой-нибудь способ сделать ее бессмертной, если она уже не была таковой, и они жили долго и счастливо целую вечность.

Тетя Кейт была права. Чушь собачья.

— Что ты думаешь, Эйвери? — спросила моя мама, и мой взгляд упал на дверь кабинета, которая, как я запоздало заметила, была открыта, и внутри никого не было.

Где Люсьен?

— Думаю, что со всем моим уважением откажусь от участия в этом разговоре, — пробормотал Эйвери.

— Да ладно тебе, Эйвери. Ты должен нам сказать, — настаивала тетя Надя. — Смертные не обладают такими способностями, как ты. У Лии даже не было этих способностей, пока она не встретила Люсьена.

— Да, но сны ей снились еще с детства, — указала на очевидное тетя Миллисент.

— Хорошо, сны снились, — согласилась тетя Надя. — Но остальное? Это безумие! Для меня это звучит однозначно пара.

— Ты можешь себе представить? Моя Лия, вторая половинка Великого Люсьена. Она уже знаменита, но она станет легендой. — Голос мамы звучал восторженно.

Я уже знаменита?!

У меня не было времени размышлять о своей знаменитости, потому что я прислушалась к тете Кейт.

— Надеюсь, ты шутишь, Лидия. Молю Бога, что ты шутишь, — прошептала тетя Кейт, но ее шепот звучал испуганно и рассерженно.

— Кэти… — начала тетя Надя.

— Ты хочешь пожелать своей дочери, чтобы она была легендой? — прошипела тетя Кейт.

Наступила тишина.

Тогда мама ответила:

— Кейт, я просто хочу видеть Лию счастливой.

— Ради чего? Нескольких лет? Пока они не возьмутся за дело, не выследят их, не подвергнут пыткам и не вынесут Приговор?

— Кейт… — мягко сказал Эйвери.

— Нет, Эйвери, нет, — оборвала его тетя Кейт. — Если такая глупая вещь, как пара существует, и, если Лия — вторая половинка Люсьена, я надеюсь, что она этого не поймет. И особенно надеюсь, что он не объявит ее своей парой. Великий Люсьен ни за что ее не осудит, если она откажется. Ни за что. И Лия такая упрямая, что тоже не стала бы его осуждать. Его бы сожгли, и пока он горел, он и все остальные, и мы, в том числе, смотрели бы, как она качается на виселице.

У меня перехватило дыхание, в глазах засверкали звезды, я подумала, что сейчас упаду в обморок.

Мой сон, жар, который я чувствовала, петля на моей шее, Люсьен сказал, что он был в моем сне. Так вот что это было? Предчувствие?

Люсьен горит в огне. А я раскачиваюсь!

О боже мой!

— Целый месяц, Лидия, — продолжала тетя Кейт, — ты, Надя, Лана, Натали, Кендра, Мелисса, вы все добивались, чтобы я разрешила вам поговорить с Лией, позволила вам ослушаться желания Люсьена, вы хотели убедиться, что с ней все в порядке. А теперь ты хочешь подвергнуть ее жизнь опасности?

Они хотели поговорить со мной? Даже Кендра?

Мы с моей двоюродной сестрой Кендрой поссорились перед моим отъездом, потому что она не смогла найти тот крутой пояс в своих вещах, который я так любила и который хотела взять с собой, но я ей его одолжила. Она всегда теряла мои вещи (например, мой крутой ремень). Почему я дала ей этот пояс в долг, я никогда не узнаю.

— Ты думаешь, Люсьен позволит чему-нибудь случиться с Лией? — Спросила высокомерно мама, отвлекая меня от мыслей о моем поясе. — Ты видела их, когда мы вошли. Ты когда-нибудь, хоть раз, видела, чтобы Люсьен смеялся?

Снова тишина. Мне кажется, они никогда не видели смеющегося Люсьена.

Вау.

Мама продолжила:

— Мы согласились, чтобы он выбрал Лию, потому что это больше, чем все мы достигли. Это грандиозно.

— Да, и это касается Лии, — ответила тетя Кейт. — Причина, по которой я не позволила тебе пойти против Люсьена, заключалась в том, что я однозначно была уверена, что Лия окажет на Люсьена воздействие, мы его и наблюдали, когда вошли. Она лучшая из всех нас. Она настоящая Бьюкенен. Она из тех старых Бьюкенен.

При этих словах, произнесенных ни много ни мало тетей Кейт (я всегда думала, что она считает меня больше сумасшедшей идиоткой), но сейчас почувствовала, как у меня сжалось в груди, и мне пришлось опереться рукой о стену, чтобы удержаться на ногах.

Следующей заговорила тетя Миллисент, и произносила слова она очень тихо.

— Позволь ей творить свою магию, Лидия. У нее хватит сил довести все до конца с Люсьеном, чем бы это ни закончилось. Ни одна другая наложница, которую я знаю, живая или давно почившая, не обладает такой силой. Но вторая половинка является нелепым понятием, Надя, даже для тебя, не рассматривай его. И определенно не вкладывай эту идею в голову Лии. Она сбежала бы, и у Люсьена не было бы выбора, когда он зашел так далеко, он начал бы охоту на нее.

Снова тишина. Еще больше мыслей закружилось у меня в голове.

Наконец тетя Надя пробормотала:

— Я все же хочу, чтобы они были предназначены друг другу судьбой.

— О, ради всего святого, зачем? — рявкнула тетя Миллисент.

— Потому что вы с Кэти правы, это Лия, — огрызнулась тетя Надя в ответ. — И она особенная. Мы всегда это знали. И я бы предпочла, чтобы у нее было столько времени, сколько Люсьен сможет дать ей, показав все прекрасное, прежде чем Доминион положит этому конец, если они вообще смогут победить Люсьена, тогда хорошо бы при другом раскладе ее оставили в стороне, как и всех нас.

При этих словах я попятилась медленно, осторожно, не издавая ни звука.

Мое сердце бешено колотилось, в глазах щипало, живот болел, а голова была забита кучей хлама, в котором я не могла разобраться. Мне очень, очень, очень нужно было поговорить со Стефани.

Или, может быть, с Эдвиной, потому что у меня было подозрение, что она знала намного больше, чем говорила.

А может даже с Эйвери.

Я повернулась и поднялась на пять ступенек, заглушая их бормотание и глубоко дыша.

Когда я пришла в себя, сбежала вниз, крича:

— Нашла вам, ребята, гостевой дом!

Их бормотание прекратилось. Я вошла, как будто ничего не слышала.

— Это здорово, дорогая, — сказала мама, сидя на диване, и, поскольку я стояла рядом с ней, она схватила меня за руку. И сжала. Я обняла ее в ответ.

— Ты все еще намерена отречься от меня? — спросила она, дерзко ухмыльнувшись, потому что знала мой ответ.

Я, конечно, старалась быть саркастичной, стервозной и несносной, сказала матери, что отреклась от нее.

— Я еще не решила, — ответила я, но она знала, что я говорю несерьезно.

Она еще раз сжала мне руку.

Я увидела движение снаружи и выглянула в окна. Одна стена кухни состояла из окон от пола до потолка, помещение словно сразу выходило на улицу, что было действительно круто. Я увидела Люсьена и Стефани, выходящих из леса.

Итак, Стефани и Люсьен отправились на прогулку, и именно поэтому он не мог слышать ошеломляющую, потрясающую мою семью, место Лии в семье, все ее устои и все, что она когда-либо думала о своей жизни и о мире, каким она его знала, потрясающая беседа.

Они шли медленно даже для смертных, и я наблюдала, как двигается тело Люсьена.

Это было зрелище, на которое стоило посмотреть.

Даже медленно пересекая двор, он выглядел внушительно. Как будто он шел не через двор, а как будто задумчиво прогуливался по полю боя, перед битвой. Перед битвой, которую он в конце концов выиграет, конечно, с честью.

Как только я об этом подумал, он поднял голову и посмотрел прямо на меня.

Я надеялась, что он не слышал моих мыслей.

Затем его губы приподнялись в своей сексуальной манере. Не самодовольный или высокомерный, а улыбающейся.

Он меня не слышал.

Я улыбнулась в ответ.

Затем почувствовала что-то странное, посмотрела в сторону и увидела Эйвери, задумчиво наблюдающего за мной. И каким-то образом я поняла, что он знал, что я слышала каждое слово разговора в гостиной моих тетушек.