Дочь тумана и костей

ГЛАВА 18 НЕ БОРИСЬ С МОНСТРАМИ

— Девушка? — Жмурясь от яркого сияния, Айзиль посмотрел на Акиву. — Ты… ты говоришь о Кару?

Кару?! Акиву было знакомо это слово. Оно означало "Надежда" на языке врага. Итак, она не только обладательница хамсаз, но еще и носит имя химер.

— Кто она? — Требовательно спросил он.

Определенно напуганный, старик чуть выпрямился.

— Зачем тебе это, ангел?

— Вопросы задаю я, — ответил Акива. — И советую тебе отвечать на них.

Ему не терпелось скорее убраться отсюда, чтобы встретиться с остальными, но ему была невыносима сама мысль, что эта загадка так и останется не разгаданной. Если он не выяснит прямо сейчас кем была эта девушка, то, возможно, не узнает этого уже никогда.

Желая быть полезным, в разговор встрял Разгат:

— Она на вкус, как нектар и соль. Нектар и соль, и… яблоки. Пыльца и звезды. Она словно из сказки. Девушка-лебедь под луной. Сливки на кончике лисьего языка. Попробовать её — будто сделать глоток надежды.

Акива стоял с каменным лицом, почему-то его непонятно тревожила мысль, что эта тварь "попробовала" девушку. Дождавшись, пока бормотание Разгата сойдет на нет, он произнес глухим голосом:

— Я не спрашивал какова она на вкус. Я спросил кто она такая.

Айзиль пожал плечами и сделал небрежный жест руками, будто отмахиваясь:

— Она просто девушка. Рисует картины. Мила со мной. И рассказывать-то не о чем.

Он заливался соловьем, и Акива прекрасно понимал, что старик пытается защитить её. Это было так благородно. И так смешно. Не имея времени играть в эти игры, Акива решился на более радикальный подход. Схватив Айзиля за отворот его халата, а Разгата за одну из торчащих из его спины костей, он взмыл вверх, удерживая вес обоих с такой легкостью, словно те ничего не весили.

Всего несколько взмахов крыльев — и вот Марракеш уже под ними как на ладони. Айзиль зажмурив глаза, истошно вопил, в то время как Разгат не издавал ни звука. На его лице отражалась такая тоска, что она острой занозой врезалась в сердце Акивы, раня гораздо сильнее, чем кусок деревяшки, который в него всадила Кару. Это удивило его. Он годами учился уничтожать свои эмоции, и уже столько лет прожил с безразличием в душе, что был уверен, что жалости и милосердия в нем совсем не осталось. Но сегодня оба эти чувства нанесли ему ответный удар.

Медленно кружась, словно хищная птица, он спустился и бросил свою ношу на купол самого высокого минарета в городе. Они пытались из-за всех сил уцепиться за гладкую поверхность, но ничего не получалось. Айзиль и Разгат начали скатываться вниз по гладкой поверхности крыши, пока, наконец, не сумели ухватиться за декоративный парапет и теперь только это удерживало их от падения на крышу расположенного внизу минарета с высоты нескольких десятков метров.

Лицо Айзиля было серым, он с трудом дышал. Когда Разгат втащил себя на спину старика, они качнулись в опасной близости от края. Запаниковав, Айзиль криком приказал Разгату не подниматься, не двигаться и держаться за что-нибудь.

Акива возвышался над ними. Позади него в лунном свете сверкали хребты Атласских гор. Легкий ветерок лизал перья огненных крыльев, будто желая закружить их в танце, а в глазах Ангела был виден отблеск тлеющих угольков.

— Итак, если хотите жить, вы должны сказать мне то, что я хочу знать. Кто эта девушка?

Айзиль, с выпученными от ужаса глазами, не раздумывая, выпалил:

— Она не для тебя, она невинна…

— Невинна? На её ладонях хамсазы, она перевозит зубы для чертова чародея. По мне так она совсем не кажется невинной.

— Ты не понимаешь. Она ничего не знает. Она просто выполняет его поручения. Вот и всё.

Неужели на самом деле она являлась всего-навсего кем-то вроде слуги? Но это не объясняет хамсазы.

— Почему она?

— Она приемная дочь торговца желаниями. Он растил её с младенчества.

Акива обдумал услышанное.

— Откуда она?

Он опустился на колени, чтобы лучше видеть лицо Айзиля. Он чувствовал, что это очень важно.

— Я не знаю. Не знаю! Однажды она просто появилась там, он держал ее на руках, а после осталась навсегда, никаких объяснений. Думаешь, Бримстоун стал бы мне рассказывать о подобных вещах? Если бы рассказывал, то может я был бы всё еще человеком, а не мулом! — Айзиль указал на Разгата и разразился безумным смехом. — "Будь осторожен в своих желаниях," говаривал Бримстоун, но я не слушал и посмотри на меня сейчас!

Он всё смеялся и смеялся, а в уголках его морщинистых глаз блестели слезы.

Акива застыл. Проблема была в том, что он верил старику. С чего бы Бримстоуну откровенничать со своими человеческими приспешниками, особенно с такими, как этот помешанный? Но, если Айзиль и вправду ничего не знает, каковы шансы у Акивы выяснить все? Старик был его единственной зацепкой, и Акива и так уже слишком задержался.

— Тогда скажи, где её найти, — сказал он. — Она была приветлива с тобой. Наверняка ты знаешь, где она живет.

Глаза старика наполнились печалью:

— Этого я не могу тебе сказать. Но… но… но я могу поведать о многом другом. О тайнах твоего рода! Благодаря Разгату, я знаю гораздо больше о серафимах, нежели о химерах!

Он всё еще надеялся договориться, пытаясь защитить Кару.

— Ты считаешь, тебе известно о моем роде что-то, чего не знаю я? — Спросил Акива.

— Разгат столько всего рассказал…

— Россказни Падших. Он хотя бы рассказал тебе, почему был изгнан?

— О, я знаю почему, — ответил Айзиль. — Интересно, знаешь ли ты.

— Я знаю свою историю.

Айзиль рассмеялся. Одной щекой его лицо было прижато к куполу минарета, поэтому смех скорее напоминал хрип, и ответил:

— Подобно книгам, которые обрастают плесенью, каждая история множится мифами. Может, тебе стоит спросить у того, кто был там, тогда, столетия назад. Может, тебе следовало бы расспросить Разгата.

Акива бросил холодный взгляд на дрожащего Падшего, который нашептывал, как мантру: "Забери меня домой, прошу тебя, брат, забери меня домой. Я покаялся, я достаточно выстрадал, забери меня домой…"

И ответил:

— Мне не нужно его ни о чем спрашивать.

— Разве? Понимаю. Один человек однажды сказал: "В этой жизни Вам нужны только невежество и уверенность в себе — и успех обеспечен." Марк Твен, знаешь ли. Он отрастил себе замечательные усы. Мудрые люди часто так делают.

Акива заметил, что старик переменился. Он увидел, как тот поднял голову выше, чтобы выглянуть за каменный выступ, удерживавший его от падения и неминуемой гибели. Его безумие, похоже, тоже немного отступило, если, конечно, Айзиль не притворялся с самого начала. Он собрал в кулак остатки своего мужества, что, при данных обстоятельствах, производило впечатление.

А еще он продолжал тянуть время.

— Старик, давай не будем все усложнять, — сказал Акива. — Я явился сюда не для того, чтобы убивать людей.

— Зачем же ты пришел? Даже химеры не являются сюда. В этом мире нет места для монстров…

— Монстров?! Что ж, я не монстр.

— Правда?! Разгат вот тоже думает, что он не монстр. Правда, чудище моё?

Он спросил это почти с нежностью. В ответ Разгат промурлыкал:

— Не монстр. Серафим является существом чистого пламени, более того, созданным в иной эпохе, в ином мире. — Он настойчиво смотрел на Акиву. — Я такой же как и ты, брат мой. Я точно такой же.

Акиве совсем не нравилось подобное сравнение.

— Во мне нет ничего похожего на тебя, ущербный. — Он произнес это так резко, что Разгат поник.

Айзиль похлопал его по руке, обвитой вокруг своей шеи.

— Ничего, ничего, — успокаивал он Разгата полным сочувствия голосом. — Он не видит этого. Для монстров нормально не считать себя таковыми. Помнишь, как сказочный дракон, который напал на деревню в поисках юных дев, услышав крики "Дракон!" обернулся, думая увидеть чудовище за своей спиной.

— Я знаю, кто является настоящим монстром. — Глаза Акивы потемнели. К сожалению, он слишком хорошо знал об этом. Существование химер свело весь смысл его жизни к войне. Они являлись в тысячах различных звериных форм. И неважно, скольких ты уничтожил — взамен их появлялись другие, их становилось все больше и больше.

Вновь заговорил Айзиль:

— Один человек сказал: "Не борись с монстрами, если сам не хочешь стать монстром, потому что когда ты смотришь в пропасть, пропасть тоже смотрит на тебя." Это Ницше. Исключительными усами обладал.

— Просто скажи мне… — начал было Акива, но Айзиль оборвал его.

— Ты когда-нибудь задавался вопросом — монстры являются причиной войн, или война вызывает появление монстров? Я много чего повидал на своем веку, ангел. Существуют партизанские армии, которые заставляют детей убивать собственные семьи. Такие поступки вырывают душу и на ее месте вырастает зверь. Армиям нужны звери, не правда ли? Балуй зверя, чтоб он вершил свой ужасный труд! А самое страшное во всем этом то, что душу вернуть почти невозможно. Почти. — Он посмотрел на Акиву пылающим взглядом. — Но все же, это можно сделать, если только… если только ты решишься отыскать свою.

Гнев охватил Акиву. Искры полились дождем от его крыльев, их тут же подхватил бриз и понес по крышам Марракеша.

— С чего вдруг я бы сделал это? Там, откуда я прибыл, старик, душа столь же бесполезна, как зубы у мертвого.

— Сказал тот, кто, как мне кажется, все еще помнит, что значит иметь душу.

Акива действительно помнил. Эти воспоминания были ножами, и ему совсем не нравилось, когда они оборачивались против него.

— Тебе следовало бы подумать о собственной душе, а не беспокоиться о моей.

— Моя душа чиста. Я никогда никого не убивал. Но ты — ТЫ! Взгляни на свои руки.

Акива не проглотил наживку, но, все же, рефлекторно сжал кулаки. Каждая черточка, вытатуированная на концах пальцев, означала убитого им врага. По его рукам можно было прочесть ужасающую историю.

— Ты хотя бы знаешь скольких ты убил? — Спросил Айзиль. — Или уже потерял счет?

Дрожащий полоумный, которого Акива нес над вымощенной мостовой площади, исчез. Теперь Айзиль уже сидел или, во всяком случае, пытался удержаться в сидячем положении, поскольку был обременен Разгатом, а тот, не переставая, переводил взгляд с него на ангела, который, как он надеялся, пришел, чтобы спасти его.

На самом деле, Акива знал точное количество убийств, записанных на его руках.

— А как насчет тебя самого? — Бросил он Айзилю. — Сколько зубов ты добыл за все эти годы? Полагаю, ты не вел подсчета.

— Сколько зубов? Но я-то забирал зубы у мертвецов!

— А потом продавал их Бримстоуну. Ты знаешь, что это означает? Ты его сообщник.

— Сообщник?! Это всего лишь зубы. Он делает ожерелья из них, я видел это собственными глазами. Просто нанизывает зубы на нити. И только то!

— Думаешь, они нужны ему для ожерелий? Глупец. Ты принимаешь прямое участие в нашей войне, но слишком глуп, чтобы понять это. И еще говоришь мне, что битва с монстрами превратила меня самого в чудовище? Тогда во что же общение с дьяволом превратило тебя?

Айзиль уставился на него с открытым ртом, а затем до него вдруг дошло и он затараторил:

— Ты знаешь. Тебе известно что он делает с зубами.

Акива горько вздохнул:

— Да, знаю.

— Расскажи мне…

— Заткнись! — Приказал Акива. Чаша его терпения переполнилась. — Скажи мне, где я могу найти девушку. Твоя жизнь ровным счетом ничего не значит для меня. Ты понял?

Он слышал, насколько груб его тон и в этот момент как будто видел себя со стороны — нависающим над несчастными созданиями. Что бы подумала Мадригал, если бы увидела его сейчас? Но она не сможет. И в этом вся суть.

Мадригал была мертва.

Старик прав — он чудовище, но виной тому его враг. И таким его сделала не война, ее ужас Акива смог бы выдержать. Всему виной лишь одно деяние. Одно чудовищное деяние, которое он никогда не сможет ни забыть, ни простить, и за которое, чтоб отомстить, он поклялся уничтожить королевство.

— Думаешь, я не смогу заставить тебя говорить? — Прошипел он.

На что Айзиль с улыбкой ответил,

— Нет, ангел. Думаю, не сможешь.

А затем он перегнулся через минарет, увлекая Разгата за собой, и пролетев добрую сотню метров, разбился насмерть о черепицу.