Дочь тумана и костей

ГЛАВА 22 ЛЕДЕНЕЦ БЕЗ НАЧИНКИ

Три месяца.

Прошло уже три месяца с тех пор, как все порталы были сожжены, а у Кару за все это время не было ни единой весточки от химер. Она столько раз возвращалась мыслями (не смотря на то, что её голова постоянно была чем-то занята) к тому неожиданному появлению Кишмиша и сгоревшей записке у него в когтях. Что там было написано? Что Бримстоун хотел сказать ей, когда порталы уже вовсю горели?

ЧТО БЫЛО В ТОЙ ЗАПИСКЕ?

А еще и косточка, которую Кару повесила себе на шею и носила не снимая, как Бримстоун. Ей, конечно, не раз приходило на ум, что, возможно, эта косточка — желание, может быть даже более мощное, чем бруксиз, и Кару брала её в руку и загадывала своё заветное желание — чтобы порталы в "ПОВСЮДУ" снова открылись — но ничего не происходило. Хотя уже просто держа этот предмет в руках она испытывала чувство покоя. Эта хрупкая косточка словно была предназначена для того, чтобы её гладили пальцами. Но, даже если это было больше, чем просто кость, понять, в чем секрет, и зачем Бримстоун прислал это, Кару не могла. И очень боялась, что уже не узнает этого никогда. Этот страх соседствовал со всеми её многочисленными вопросами без ответа, а вместе с ним появились и новые страхи, странные и непреодолимые.

С ней что-то происходило.

Иногда, глядя в зеркало, она порой на мгновенье улавливала в себе что-то чужое, как будто встречалась взглядом с незнакомкой. Она не всегда отзывалась, когда к ней обращались по имени, и иногда ей казалось, что даже ее тень изменила свои очертания. В последнее время Кару ловила себя на том, что делает быстрые движения, чтоб проверить, как это отразится на тени.

И она абсолютно ясно осознавала, что такое поведение было далеко от нормального.

Сусанна не соглашалась с ней.

— Возможно, это последствие посттравматического синдрома, — говорила она. — Было бы странно, если бы ты чувствовала себя хорошо. Ты ведь потеряла свою семью.

Кару до сих пор удивлялась, как Сусанна восприняла всю эту историю. Сусанна не относилась к разряду тех людей, которые легко все принимают на веру, но, увидев Кишмиша и став свидетелем демонстрации способностей скаппов, она полностью купилась. И это было хорошо. Кару нуждалась в ней, Сусанна была звеном, связывающим ее с нормальной жизнью. Во всяком случае с тем, что от этой жизни осталось.

Она все считалась учащейся лицея, но чисто технически. После поджогов, устроенных ангелами, понадобилось около недели, чтоб ее раны зажили, или, во всяком случае, столько ушло на то, чтобы синяки на ее лице приобрели желтовато-зеленый цвет и их можно было замаскировать при помощи косметики. Она пару дней походила на занятия, но это был дохлый номер. Она не могла сосредоточиться. Ее руки, казалось, утратили точность в работе с кистью или карандашом. Внутри нее росла какая-то необузданная энергия, и чаще, чем когда-либо, ею овладевало чувство, что она должна заниматься чем-то другим.

Чем-то другим. Другим. Другим.

Она связалась с Эстер и другими наименее мерзкими партнерами Бримстоуна по всему миру, чтобы убедиться, что все порталы были уничтожены.

По ходу ей открылось нечто довольно неожиданное: она была богата. Как выяснилось, Бримстоун открыл банковские вклады на ее имя, средства с которых с лихвой могли обеспечить Кару до конца жизни. Огромные вклады, с невообразимым количеством нолей. Она также являлась владелицей недвижимости — домов, в которых до последнего времени были порталы, — и земли. Ей (подумать только!) принадлежало какое-то болото; средневековый холм, выросший на месте прохождения вулканической лавы Этны, с заброшенным городком на нем; горный фланг в Андах, где какой-то любитель-палеонтолог утверждал — к глубочайшей радости научного мира, — что раскопал тайник со "скелетами монстров".

Бримстоун заранее позаботился о том, чтобы Кару никогда не беспокоил денежный вопрос, что оказалось большой удачей, потому что ей приходилось расплачиваться за свои "визиты вежливости" как это делают обычные люди: самолеты, паспорта, через услужливых чиновников и многое другое — все это влетало в копеечку.

Занятия теперь она посещала лишь периодически, ссылаясь на семейные проблемы. Если бы не уйма работы, которую она выполняла, рисуя в своем альбоме — девяносто третьем, который продолжил то, что так внезапно оборвалось в девяносто втором, оставленном в магазине Бримстоуна — ее бы уже наверняка отчислили. Но и так она висела на волоске.

В последний раз, когда она была в лицее, Profesorka Фиала была очень строга с ней и постоянно хмурилась. Листая альбом Кару, она остановилась на одном конкретном наброске. Это был ангел из Марракеша, нарисованный по памяти. Кару изобразила момент, когда она увидела его близко в первый раз в переулке.

— На этом занятии мы делаем наброски реальных людей, а не вымышленных, Кару, — сказала Фиала.

Кару на всякий случай проверила. Она была уверенна, что не нарисовала ангелу крылья. Так и было.

— Вымышленных? — переспросила она.

— Никто не может быть настолько прекрасен, — ответила преподавательница, бегло пробежав по оставшимся листам альбома.

Кару не стала спорить, но позже пожаловалась Сусанне:

— Самое смешное, что я не полностью отдала ему должное. Его глаза… Может, рисунок и сможет передать их реальную красоту. Набросок с этим точно не справится.

— Не заморачивайся, — сказала Сусанна, — как бы там ни было, он остается пугающим красивым гадом.

— Знаю. Видела бы ты его.

— Очень, знаешь ли, рассчитываю избежать подобного счастья.

— А я вот вроде как рассчитываю на обратное, — сказала Кару, которая больше никогда не допускала такой глупости, как выйти на улицу не вооружившись. В том сражении с Ангелом, она проявила себя не с лучшей стороны, и ей было досадно за свой побег. И если снова доведется встретиться с ним, она сумеет постоять за себя.

Что же касается обучения, тут твердой почвы под ногами она не чувствовала. У нее до сих пор не было стоящих идей для семестрового проекта, а выезжать на одних только рисунках в альбоме и лихорадочно выполненных в последнюю минуту работах больше не получалось. Но, как бы тяжело не было все это бросить, у нее были дела посерьезнее, о которых действительно стоило беспокоиться.

После пожаров она первым делом направилась в Марракеш. Она помнила, как Айзиль кричал ей: "Ты должна добраться до Бримстоуна. Скажи ему, что серафимы здесь. Они вернулись. Ты должна предупредить его!"

Он что-то знал. Именно на это он потратил свой бруксиз — знания. И если раньше Кару лишь гадала, какие знания он приобрел, сейчас ей просто позарез нужно было выяснить это. Поэтому она отправилась туда, и единственное, что узнала, к превеликой скорби, — он сбросился с минарета той ночью, когда его покинула.

"Сбросился? Вот это вряд ли." — Подумала она, отчетливо вспоминая бездушное спокойствие ангела, острое лезвие его меча и шрамы, оставленные на ее теле как напоминание.

Сусанна даже подарила ей футболку с собственноручно нанесенным принтом, который гласил: В МОРОККО Я ВСТРЕТИЛА АНГЕЛА, НО ВСЕ, ЧТО МНЕ ДОСТАЛОСЬ — ЛИШЬ ПАРШИВЫЕ ШРАМЫ. А потом, воодушевившись, преподнесла еще одну, на которой было написано: Я ВИДЕЛА АНГЕЛА, А ВЫ НЕТ. ОТСОСИТЕ, ВОСТОРЖЕННОЕ СТАДО ОВЕЦ!

Подобный агрессивный настрой был вызван всемирным безумством, поднявшимся из-за появления ангелов. И хотя основное количество очевидцев поначалу отметалось, так как состояло, по большей части, из пьяниц и детей, со временем эти заявления стали слишком интересны, чтоб их игнорировать. Паршивого качества видео и несколько фотографий вирусом прокатились по всемирной сети и даже попали в новостные сводки телевидения под названием "АНГЕЛЫ СМЕРТИ: ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ ИЛИ МИСТИФИКАЦИЯ", произнесенным тошными голосами ведущих прайм-тайма. Лучшее фото было сделано телефоном торговца коврами. На нем была сцена атаки на Кару, где она, слава богу, была видна на заднем фоне лишь силуэтом, изображение которого было размыто теплом, поднимающимся от крыльев ангела.

Насколько знала Кару, это был единственный раз, когда ангелы — а их число явно было больше, чем один — показали крылья. Хотя многие свидетели заявляли, что видели эти создания парящими или утверждали, что тень ангелов имеет крылья. У монашки из Индии на ладони был ожог в форме пера, что привлекало паломников со всего мира, являвшихся к ней в надежде получить благословение. Восторженные культы паковали чемоданы и, собираясь вместе, проводили большие службы в ожидании конца света. В интернете всплывающие окна сообщений были заполнены новыми свидетельствами появления ангелов, ни одно из которых не казалось Кару правдивым.

— Сплошное вранье, — говорила она Сусанне. — Просто очередные психи в ожидании Апокалипсиса.

— Ну да, для них это такое развлечение! — Сусанна иронично захлопала в ладоши. — О, мамочки мои, Апокалипсис!

— Ну правда же? Насколько же хреновой должна быть твоя жизнь, чтоб жаждать наступления Апокалипсиса?

Продолжая в том же духе, они провели весь вечер в "Гуляше" — с Миком, который ранее именовался "красавчиком-скрипачом" Сусанны, а теперь являлся ее официальным бой-фрэндом — попивая яблочный чай и играя в "Насколько же хреновой должна быть твоя жизнь, чтоб жаждать наступления Апокалипсиса?"

— Настолько хреновой, что шлепанцы в виде кроликов — единственные твои друзья.

— Настолько хреновой, что твоя собака виляет хвостом, когда ты уходишь.

— …что ты наизусть знаешь слова всех песен Селин Дион.

— …что тебе хочется, чтоб весь мир прекратил существовать и тебе не пришлось бы просыпаться в своем убогом доме — в котором, кстати, нет ни капельки искусства — кормить своих угрюмых детишек и переться на работу, от которой мозги тупеют и куда кто-то постоянно притаскивает пончики только для того, чтобы твоя задница стала еще толще. Вот насколько должна быть отстойной твоя жизнь, чтобы жаждать Апокалипсиса!

Это была Сусанна и ее единогласно признали победительницей.

Ах, Сусанна.

Там, в глухомани Айдахо, используя первый в своей жизни гавриэль, Кару загадала умение летать (гавриэль исчез, она плавно оторвалась от земли) и подумала: "Видела бы это Сусанна".

Она плыла. Издав восхищенный возглас и вытянув руки для равновесия, она загребая ими по воздуху, будто плыла в каком-нибудь море, но это… не было морем. Это был воздух. Она летела. Ну, не то чтобы, прямо так уж летела, скорее парила где-то на границе долбанного неба (которое так уж вышло опоясывает этот ненормальный мир). Над ней была ночь, всеобъемлющая и всепоглощающая, полная звезд и потрясающих вещей — бесконечно глубокая, бесконечно необъятная сфера, которая требовала от Кару, чтобы та поднималась всё выше и выше.

С высоты верхушек деревьев она видела крышу дома Бэйна, слышала шепот ветра — прохладный, но игривый, он, казалось, приглашал ее подняться еще выше. Не удержавшись, она рассмеялась. И начав смеяться, уже не могла остановиться. Ее смех был неудержимым потоком хихиканий, которые звучали немного дурковато, но кто бы вел себя по-другому, оказавшись в ее ситуации?

Она летела.

Боже, как же ей хотелось разделить этот момент с кем-то.

И ей скоро представиться возможность сделать это. Вот только этот кто-то будет совсем не тем человеком, которому бы она хотела поведать обо всем случившемся с ней. Это вообще будет НЕ человек. Сейчас в мире есть лишь одно существо, которое может помочь ей.

И, к сожалению, этим существом был Разгат.

Мысль о нем, существе Айзиля, заставила Кару вздрогнуть. Но ее судьба сейчас была тесно связана с ним.

В Марракеше, услышав известие о гибели Айзиля, она, опустошенная разочарованием, блуждала улицами вокруг мечети. Направляясь сюда, она была так уверенна, что Айзиль сможет объяснить ей, что происходит, так отчаянно надеялась на это.

Прижавшись к стене, она дала волю слезам, оплакивая одновременно смерть несчастного, измученного человека и крушение своих надежд.

А потом, отдаваясь эхом откуда-то снизу, послышался смешок. Под сломанной ослиной повозкой что-то зашевелилось, и на свет выполз Разгат.

— Привет, милашка, — промурлыкал он.

Кару неописуемо обрадовало его появление и в связи с этим у нее мелькнула мысль, что ее психическое состояние находиться под угрозой.

— Ты пережил падение, — сказала она.

Пережить-то пережил, но не без потерь. Лишившись своего извозчика, он пластом перебирался по земле. Одна рука сломана, он прижимал её к груди и полз, загребая другой, волоча за собой безвольные ноги. А его голова — ужасного багрового цвета череп, расколотый от удара в висок и покрытый коркой запекшейся крови, из которого кое-где торчали кусочки камней и осколки битого стекла.

Он сделал нетерпеливый жест рукой.

— Я падал и с большей высоты.

Кару скептично посмотрела на него. Минарет был самым высоким зданием в городе.

Заметив ее недоверие, Разгат снова хохотнул. Этот сдавленный звук был смесью страдания и злобы.

— Этот минарет такая ерунда, синевласка. Тысячи лет назад я был низвергнут из рая.

— Из рая. Нет никакого рая.

— Постой, постой. Тогда, с неба, раз ты такая умная. И я не то чтобы упал. Я же ни какой-нибудь там неуклюжий недотепа. А то выходит, будто я споткнулся и упал. Нет! Меня сбросили. Выдворили!

Вот так Кару и узнала о происхождении Разгата. Так трудно было поверить, глядя на него и вспоминая ангела (мифическое, совершенное существо), что они подобны, но когда она заставила себя по-настоящему взглянуть на Разгата, то поняла, что так оно и есть. И раздробленные суставы его потерянных крыльев были ярким тому подтверждением. Он был существом иного мира.

Кроме того, она, наконец, поняла, как извращенно исполнился бруксиз, использованный Айзилем. Загадав обладание знанием другого мира, он получил оседлавшего его Разгата, который рассказал всё, что никогда не стал бы рассказывать Бримстоун.

— Что случилось с Айзилем? — Спросила она. — Он же не убил себя, правда? Это ангел…

— Что ж, ты, конечно, можешь во всем винить его. Он затащил нас на верхотуру минарета, но глупый горбун сбросился сам, чтобы защитить тебя.

— Меня?

— Мой брат серафим искал тебя, милашка. Капризный мальчишка со всеми этими его вопросами. Любопытно, чего же ему нужно от тебя.

— Я не знаю. — По спине Кару пробежали мурашки. — Айзиль не сказал ему, где я живу?

— О, нет. Благородный дуралей. Вместо этого он решил воспарить в небо, а небо сбросило его и расплющило о землю, как гнилую сливу.

— Бог ты мой, — Кару привалилась к стене и обняла себя. — Бедный Айзиль.

— Это он-то бедный?! Брось его жалеть, лучше меня пожалей. Он стал свободным, а взгляни на меня! Думаешь, так просто найти себе подходящего мула? Мне не удалось одурачить даже нищего.

Разгат подтянул себя в сидячие положение и здоровой рукой разложил свои ноги перед собой. Его лицо перекосилось от боли. Но как только Кару ощутила намек на жалость к нему, в ту же секунду боль в его глазах сменилась коварством.

— Ты же поможешь мне, не так ли, малышка? — Спросил он, улыбаясь. Его зубы были неестественно совершенны. — Позволишь мне прокатиться?

Под этим "катанием" он, должно быть, подразумевал услугу, которую Айзилю пришлось оказывать ему, но тон его голоса говорил о непристойном подтексте.

— В конце концов, это твоя вина.

— Моя вина? Да плевать я хотела.

Продолжая уговаривать Кару, он промурлыкал.

— Я поведаю тебе тайны, как поведал их Айзилю.

— Проси о чём-нибудь другом, — отрезала Кару. — Я не буду таскать тебя на себе, никогда.

— Послушай, я буду согревать тебя, заплетать твои волосы. Тебе больше никогда не будет одиноко.

Одиноко? В этот момент Кару почувствовала себя обнаженной, до такой степени легко это создание разглядело самое сокровенное в ее душе.

Он продолжал, перейдя на шепот:

— Вся твоя красота — лишь обертка одиночества. Думаешь, я не ощутил этого, когда попробовал тебя на вкус? Внутри ты практически пустая. Как леденец без начинки. Хотя, ах, такая вкусная! — Он откинул голову назад и издал стон, полуприкрыв от удовольствия глаза. Кару стало дурно. — Я бы мог лизать твою шею вечность, малышка, — он опять застонал. — Целую вечность.

Кару еще не настолько отчаялась, чтобы соглашаться на подобную сделку. Поэтому она оттолкнулась от стены и зашагала прочь.

— Приятно было поболтать. Прощай.

— Постой! — Крикнул ей вслед Разгат. — Подожди!

"Вряд ли он может сказать, что-то такое, что заставило бы меня остановиться," — подумала Кару. Но затем он крикнул:

— Хочешь снова увидеть своего Торговца желаниями? Я бы мог отвести тебя к нему. Я знаю один портал!

Она обернулась и с подозрением посмотрела на него.

Коварство в его глазах сменилось единственной эмоцией, которую он искренне испытывал. Кару сразу же распознала ее и поняла, что между ними есть нечто общее. На его лице была неописуемая тоска. Если самым сокровенным в ее сущности было одиночество, то у Разгата — тоска.

— Тысячу лет назад они выкинули меня через этот портал. Я знаю где он. Я покажу, но тебе придется взять меня с собой. — У него сбилось дыхание. А потом он прошептал. — Я просто хочу попасть домой.

Сердце Кару ухало от волнения. Еще один портал.

— Так пойдем прямо сейчас, — сказала она.

— Думаешь, если бы всё было так просто, я до сих пор бы здесь прозябал? — Довольный собой спросил Разгат.

— О чем это ты?

— Он в небе, девочка. Нам нужно долететь до него.

И вот теперь, благодаря двум засаленным гавриэлям, добытым из бороды охотника — один для неё, другой для Разгата — они смогут летать.