Дочь тумана и костей

ГЛАВА 42 ТОМЛЕНИЕ, СОЛЬ И ОЩУЩЕНИЕ ЦЕЛОСТНОСТИ

— Сюда, — сказала Кару, подводя Акиву к выкрашенной в небесно-синий цвет двери, посаженной в пыльную стену.

Их пальцы были сплетены — они просто не могли не касаться друг друга, и ведя его сквозь оживленный рынок, Кару будто парила. Им следовало торопиться, но вместо этого они медлили, задерживаясь, то затем, чтобы понаблюдать как ткут ковры, то заглянуть в корзину с щенками, то проверить остроту кончиков украшенных орнаментом кинжалов — да что угодно, лишь бы не спешить.

Но как бы медленно не шли, они всё же, шаг за шагом, приближались к месту их назначения. Акива следовал за Кару по темному проходу, который вывел их в залитый светом двор — скрытый мир, открывающийся только небу. Двор был окаймлен финиковыми пальмами и искрился, вымощенный узорчатой плиткой, а в центре стоял фонтан, в котором плескалась вода. Второй этаж опоясывал балкон, а апартаменты Кару оказались сразу за лестничным поворотом. Комната с высоким деревянным потолком была больше, чем её квартирка в Праге. На выкрашенных в насыщенный красный цвет стенах висели глиняные светильники, а на берберовом одеяле, которым была заправлена кровать, языком символов нарисована какая-то таинственная молитва.

Закрыв дверь, Акива отпустил руку Кару, и момент, который они так старательно оттягивали, настал.

Сейчас это произойдет.

Сейчас это произойдет.

Акива отошел от нее и встал возле окна. Он поднял руки и запустил их в волосы, таким уже знакомым жестом, а затем повернулся к ней.

— Кару, ты готова?

Нет.

Совершенно неожиданно, она оказалась не готова. Словно крыльями хауса, паника, сдавила её грудную клетку.

— Мы же можем подождать, — сказала она с напускной веселостью. — Всё равно мы не собираемся лететь не раньше, чем наступит ночь.

Согласно плану, с заходом солнца они собирались подобрать Разгата и, под покровом темноты, полететь к порталу, где бы тот не находился.

Акива сделал несколько неуверенных шагов по направлении к ней, но остановился.

— Мы можем подождать, — согласился он, казалось, соблазненный этой идеей. Но затем он очень тихо добавил, — Но легче не станет.

— Ты же скажешь мне, правда, даже если это что-то ужасное?

Он подошел ближе, протянул руку и провел по её волосам, очень медленно. Она же, словно кошка, прогнулась под этим его прикосновением.

— Тебе не стоит бояться, Кару. Как с тобой могло произойти нечто ужасное? Это же ты. А ты сама красота.

Робкая улыбка тронула её губы. Она вздохнула и решительно сказала,

— Ну, ладно. Мне нужно, гмм, присесть?

— Если хочешь.

Кару подошла к кровати и забралась на неё, усевшись в аккурат по середине, подогнув под себя ноги и подоткнув под них подол своего оранжевого платья, которое купила на базарчике, тут же представив, как Акива увидит ее в этом. А еще приобрела много практичной одежды для путешествия и чтобы там за ним не последовало. Сейчас эти вещи были упакованы в новой сумке и ожидали своего часа, наряду с предметами первой необходимости, без которых она осталась, покидая в спешке Прагу. Она была очень рада, что Акива прихватил её ножи — рада была снова увидеть их, и боялась, что может появиться необходимость применить их

Он сел лицом к ней, чуть наклонившись вперед, что подчеркнуло широту его плеч.

И в голове Кару мелькнуло еще одно видение, связанное с ним. Он сидел вот так же, расслабив тяжелые плечи, только они были… обнажены, как и его грудь, по правому плечу пробегала полоса шрамов. И опять на его лице была улыбка, ранящая своей красотой. И опять через мгновенье видение исчезло.

Удивленно моргнув, она чуть склонила набок голову и что-то пробормотала.

— Что? — спросил Акива.

— Иногда, мне кажется, что я вижу тебя в другом времени или что-то вроде того… Не знаю. — Она покачала головой, как бы отмахиваясь от сказанного. — Твое плечо. Что с ним случилось?

Он дотронулся до своего плеча, пристально глядя на нее.

— Что ты видела?

Она покраснела. Было в ее видении что-то очень интимное — он, сидящий без рубашки, такой счастливый…

— Ты улыбался. Я никогда еще не видела, чтоб ты так улыбался.

— Это было давно.

— Как бы мне хотелось, чтобы ты так улыбался, — сказала она, — мне.

Но он не сделал этого. Боль волной прокатилась по его лицу. Он опустил взгляд на свои пальцы, а потом посмотрел на нее.

— Возьмись, — сказал он и, подойдя ближе, снял шнурок с ее шеи. Потом охватил пальцем основание косточки. — Вот так.

Она не повиновалась. И затараторила:

— Что бы не произошло, нам совсем не обязательно быть врагами. Если сами не захотим этого. Все зависит от нас самих, ведь правда?

— Все зависит только от тебя, — ответил он.

— Но я уже знаю, чего хочу…

Он печально покачал головой.

— Ты не можешь знать. Пока тебе не станет известно обо всем.

Она взволнованно вздохнула.

— Ты говоришь как Бримстоун, — пробормотала она, стараясь успокоиться. И, наконец, взялась мизинцем за косточку. Ее палец коснулся Акивы, и даже этот маленький контакт искрой прошил ее.

Теперь, все, что им оставалось — потянуть. Кару замешкалась, ожидая первого шага от Акивы, но потом подумала, что он ждет того же от нее. Она посмотрела в его глаза — они были сосредоточены на ней, прожигая ее взглядом — и сжала палец. Пора покончить с этим. И потянула.

Но на этот раз уже Акива дрогнул, отдернув свою руку.

— Подожди, — сказал он. — Подожди.

Он прикоснулся к ее щеке, и она накрыла его ладонь своей.

— Я хочу, чтоб ты знала, — начал он, — мне просто необходимо, чтоб ты знала, что меня тянуло к тебе еще до появления у тебя этой косточки. До того, как я узнал, и я думаю… я думаю, нашел бы тебя, где бы ты не была спрятана. Твоя душа взывает к моей. Моя душа принадлежит тебе, и всегда будет принадлежать, в любом мире. Что бы не случилось… — его голос дрогнул, дыхание перехватило. — Мне необходимо, чтоб ты помнила, что я люблю тебя.

Люблю. Кару словно залило светом. Это слово уже было на ее губах, чтоб ответить ему, но он опередил ее.

— Скажи, что не забудешь. Пообещай.

Это обещание она могла дать, и дала. Акива умолк, и Кару, выпрямившись, не дыша, подумала, что на этом все — что он произнес такое и даже не поцеловал ее. Это была нелепая мысль, и ей следовало протестовать, если бы дошло до такого.

Одна его рука уже была на её щеке; он поднес к её лицу другую. Акива взял её лицо в свои ладони. А затем они плавно потянулись друг к другу, словно это была неизбежность. Его губы прикоснулись к её. Легкое касание, словно шепот — нежное, как перышко, А затем Акива чуть отстранился, между ними появилось пространство, совсем маленькое, их лица были так близки друг к другу. Они дышали одним воздухом, а затем расстояние, разделяющие их исчезло, и всё что осталось — было поцелуем.

Сладкий и теплый и трепетный.

Мягкий и страстный и глубокий.

Мята дыхания Кару, соль кожи Акивы.

Его руки запутались в ее волосах, погрузились в них по самые кисти, как в воду. Ее ладони на его груди, блуждая в поисках сердцебиения.

Нежность сменило что-то иное. Пульсация. Наслаждение. Кару потрясло, насколько настоящим сейчас он был, его глубокая физическая реальность — соль и мускус, мускулы, огонь, плоть и сердцебиение — чувство целостности. Вкус его и ощущение его на своих губах — его губы, подбородок, шея, нежное место чуть ниже уха и то, как она дрогнул, когда она поцеловала его там. Ее руки нырнули под его рубашку, вверх, и между ними и его грудью оставались лишь перчатки. Кончики ее пальцев танцевали по нему, и он дрожал, крепко прижимая ее к себе, и поцелуй постепенно становился чем-то большим.

И Кару откинулась назад, увлекая его за собой, на себя, и ощущение всего него, накрывшего ее тело своим, было таким поглощающим, таким горячим и… знакомым, что она перестала быть самой собой, выгибаясь под ним с мягким, почти животным стоном.

И вдруг Акива отпрянул.

Это произошло так быстро — и он уже стоял, оставив позади волнительное опьянение момента. Кару резко поднялась. Она забыла, как дышать. Ее платье задралось до бедер, косточка, забытая, лежала на одеяле рядом, а Акива с опущенной головой стоял в шаге от кровати, отвернувшись и уперев руки в бока.

Кару молчала, оглушенная эмоциями, завладевшими ею. Никогда еще она не чувствовала подобного. Теперь, когда их разделяло расстояние, она ругала себя — почему позволила всему зайти так далеко? — И в то же время хотела, чтоб все повторилось — томление, соль и ощущение целостности.

— Прости, — сказал напряженно Акива.

— Нет, это моя вина, и всё нормально. Акива, я тоже тебя люблю…

— Нет, не нормально, — сказал он, поворачиваясь к ней. Его тигриные глаза горели. — Не нормально, Кару. Я не хотел, чтобы это случилось. Я не хочу, чтобы ты ненавидела меня еще больше…

— Ненавидела тебя? Как я могу…

— Кару, — оборвал он ее. — Ты должна узнать правду. Сейчас. Мы должны сломать косточку.

И вот, наконец, они её сломали.