Душа без признаков жизни

ПРОЛОГ. Карцер падших душ Обители

Всему, что зрим, прообраз есть, основа есть вне нас,

она бессмертна — а умрет лишь то, что видит глаз.

Не жалуйся, что свет погас, не плачь, что звук затих:

исчезли вовсе не они, а отраженье их.

Джалаладдин Руми

Извилистые тоннели карцера тянулись в глубины самой преисподней. Тысячи холодных коридоров. Смрадные ямы и гнилые двери. Они воняли плесенью и не давали душам выбраться на свет.

Алмазные кандалы сдавливали запястья. Цепь ошейника тянула к полу и заставляла стоять на коленях. Кожа под оковами полопалась, распухла, завывала от жжения, а во рту растворялся соленый привкус крови.

Я вслушивался в удары сердца — единственный источник времени. Еще день. Час. Минута. И всё закончится. Пытаться спастись — бесполезно…

Среди тьмы знаний в голове не находилось и одной ниточки, за чей кончик можно дернуть и получить шанс выбраться. Я хрипел, захлебываясь от боли и голода. Размышлял. И ждал приговора.

В Обители мне подобных называют низшими. Демонское отрепье. Высшие шарахаются от демонов, как люди от зачумленных больных, обросших гнойными бубонами, да и считают, что демоны — болезнь, черная смерть или холера на теле Обители. Меня презирали. Ненавидели за то, кто я есть!

Сородичи уверяли: нужно смириться и не надеяться оказаться среди высших, а после того как я смог доказать обратное — братья не поддержали. Они предпочли стать предателями.

Когда я был молод и учителя Обители хвалили за очередные успехи, то в мечтах представлял, как отправлюсь в высший мир, как найду отца и как воссоединюсь с Творцом. В итоге оказалось, что происхождение не позволяет даже покинуть Обитель.

Быть другим — значит быть изгоем. Я стал одним из тех, кто не желал приспосабливаться к той унизительной жизни, неотвратной судьбе, какой окрестили и заставили принять при рождении. Понял, что обрести свободу получится, только если послать в бездну одобрение окружающих.

Я начал игру… опасную. Игру, которую мог начать лишь тот, кому неведомо чувство страха, но риск мог окупиться величием, справедливостью и возмездием. Да, я начал эту игру и был близок к победе! Но проиграл...

Теперь прибудут серафимы и решат мою судьбу. Я ждал, хоть и понимал, что именно со мной сделают — разорвут душу на миллионы осколков.

Это конец.

Не вмешайся Феликс, всё бы получилось. Единственный, кто знал правду и от кого я избавился. Стер. Судья не должен был вернуться, не должен был помешать. Его не существовало! Его душа не подавала ни одного признака жизни: ни призраком, ни человеком.

Но нет… Феликс умудрился выжить. И разрушить всё то, что я планировал веками.

***

Рауль стоял у входа в карцер и, раскручивая огненный кинжал, жаловался напарнику на сырость и запах гниющей плоти. Увидев гостью, он выпрямился и перегородил путь.

— Стоять! Кто такая? Вход закрыт по приказу Трибунала, — проговорил Рауль, изображая свирепый вид.

Напарник пригрозил незнакомке острием копья из серебристого родия.

В ответ девушка так звонко расхохоталась, что под мостом встрепенулась мертвая тишь.

— Соблюдай субординацию, асу́р-страж, — проворковала гостья, нарочито красуясь. Как и положено херувимам, она носила на лбу обруч с символами, обозначающими умения по управлению материей. Золотое украшение сверкало от поцелуев пламени. Девушка ступала беззвучно — падением хлопьев зимой, но ее крылья колыхались и шелестели темными перьями.

— Вход закрыт, — повторил Рауль сквозь зубы. — Как асурам, так и херувимам.

Она усмехнулась, взмахнула тициановыми волосами. Крылья расправились, и гостья поднялась на три метра ввысь, прокрутилась в воздухе и свистящим вихрем сбила стражей с ног.

Лицо Рауля перекосило. Он завопил во всё горло: камень затянул в свою плоть ступни и колени. Хруст костей въелся в уши. Не только говорить, даже слышать и держать глаза открытыми стало невыносимо больно.

Девушка сложила крылья, опустилась на колени и, подняв с пола кинжал, воткнула острие напарнику в шею. Светлую кожу Рауля забрызгало горячими алыми каплями. Тело напарника расплавилось вместе с костями — растеклось по камням. Душу забрал кинжал. Однако девушка закинула кинжал в небытие, окружающее карцер, посулив навек остаться заточенным в пустотах космоса.

Переступив кровавую лужу, она схватила белокурого стража за горло ледяными пальцами, но самым ледяным — был ее взгляд. Такого Рауль не встречал ни у одного высшего существа.

До этого дня.

— Скажешь мне, где его держат, и оставлю тебе шанс вернуться в эту дыру, — выразительно произнесла девушка.

Голос лился убаюкивающей, бархатной мелодией фортепиано. Незнакомка была красива и благоухала сосновой рощей, но страж подумал, что это самая ужасающая девушка, каких он встречал: завораживающая и опасная, будто высота — прекрасна, если стоять на месте, но ступи вперед и погибнешь.

Женская ладонь сдавила горло, и Рауль рассказал — всё. А когда девушка улизнула дальше, собрался с силами, чтобы восстановить переломанные конечности. Бросился в погоню. Если она освободит падшего асура, то страж сам займет его место. Вслед за оставленными ей трупами, Рауль преодолел сотни тоннелей, поворотов и бездн, затягивающих в самые мрачные подвалы карцера.

Незнакомка убивала всех без разбора.

***

«Да, он здесь. Здесь! Тот, кому суждено всё изменить», —возрадовалась она.

Узник заключен в свое первое тело, полученное при зарождении. Черная кожа. Янтарные глаза. Когти. Ненавистное ее мужчине демонское обличие.

Его караулили стражи. Девушка оскалилась, увидев, что один из стражей позволил себе насмехаться над мужчиной, почувствовала, как внутри разжигается ярость. Она выскочила из дыры в потолке и с ударной энергетической волной приземлилась на ноги, разделалась с надзирателями и приблизилась к заключенному.

Россыпь мертвых факелов в подземелье зажглась тысячами золотых глаз. Пламенные языки облизали тень рыжеволосой девушки, неподвижно смотревшей на узника — на единственного мужчину, которого она любила, если когда-либо была способна на такое нежное чувство.

Он поднял голову, приоткрыл рот в немом удивлении.

Голос узника подрагивал:

— Ты пришла за мной…

Девушка обернулась и чёрно выбранилась. Стражи прибывали сотнями, собирались в густой рой верещащих пчел и готовились к атаке.

— Мне больше нет места в Обители, — продолжил он, почти стоная. — Серафимы сотрут мою душу в плазму и твою тоже, если узнают. Зачем ты спасаешь меня? Уходи!

— Ты нужен нам! Нужен своим братьям. Мы изменим правила игры, и я клянусь тебе, что предатели ответят за всё.

Опустившись на одно колено, она провела рукой по холодной, потной щеке и завернутым назад рогам. Пальцы обхватили рукоять церемониального клинка в ножнах. Рука скользнула вверх.

Черная кровь, липкая и словно кипяченная, хлынула на ладони, когда девушка перерезала любимому горло.