Эффект фальшивой свадьбы (ЛП)

ГЛАВА 12

Логан

Раздевалка была похожа на пороховую бочку, готовую вот-вот взорваться. Одна искра, и мы воспламенялись. Минуты перед игрой были моими любимыми. Энергия бурлила между нами, пока мы заклеивали пальцы скотчем, мазали лицо чем-то черным и хлопали ладонью по подушечкам, защищающим наши тела. Короткий всплеск, который никак не мог насытить зверя, которого мы все жаждали выпустить на поле.

Это был мой двенадцатый дебют в сезоне. Двенадцатый раз я стоял в этом туннеле с большими надеждами на сезон; впереди шестнадцать игр, которые мы могли выиграть. Единственное, что стояло между нами и реальностью того, чем закончились бы эти игры, — это время, приближающееся к старту, и это никогда не надоедало.

В этом году я был возбужден даже больше, чем обычно, и прыгал на пятках, пока мы ждали выхода на поле. Когда мы выходили из раздевалки, рев наших болельщиков отражался от бетонных стен, выкрашенных в черный и красный цвета.

В последнюю нашу игру, мы проиграли. Проиграли чемпионат конференции, который мог привести нас к Суперкубку. И никто из нас не хотел пережить это снова. Я посмотрел налево и увидел, как Мэтью Хокинс ухмыляется за своим шлемом. Это была его первая официальная игра в футболке «Волков».

Если мы выиграем в этом году, то только потому, что он был здесь, лучший защитник в лиге. Мы с ним прошли долгий путь, с тех пор как он присоединился к команде после небольшого недоразумения, когда я пригласил на свидание его девушку, не зная, что они встречаются.

В то время это было не очень приятно, но было удивительно, как одна почти схватка в тренажерном зале могла изменить все для двух товарищей по команде. Я улыбнулся ему в ответ.

Словно его тело не могло сдержать того же возбуждения, которое я ощущал под кожей, Мэтью запрокинул голову и издал рев. Остальные защитники зашевелились, подпрыгнули и ударили друг друга кулаками по шлемам. Игроки, выстроившиеся перед нами в линию, вышли на поле, и толпа вскочила на ноги. Волна неудержимого предвкушения приветствовала меня, когда мои бутсы заскрежетали по газону.

Болельщицы размахивали черными и красными помпонами, а наш талисман бежал перед нами, размахивая огромным флагом с изображением головы воющего волка. Со всех сторон лилась густая и насыщенная басами музыка, но обычно мне было легко не обращать на нее внимания.

Как всегда, я остановился на минутку в конечной зоне и сделал четыре вдоха, задержал дыхание на четыре, выдохнул на четыре. Болельщики прыгали и кричали, отбивая ритм ногами и руками, который я не мог расслышать.

Когда на экранах засветился вид на ложу владельца, улыбающееся лицо Элли заставило фанатов снова закричать громче. На ней, как и на Фейт, стоявшей рядом с ней, была футболка Пирсона. И чуть правее я заметил проблеск, всего лишь вспышку, рыжих волос.

На мгновение я затаил дыхание и помолился, чтобы камера повернулась и я смог увидеть Пейдж. Она приходила на большинство игр, так что в этом не было ничего нового. Никто не обратил бы на нее особого внимания, но не я. Внезапно мне захотелось узнать, носит ли она футболку с моим именем. Каждый день, возвращаясь домой, я получал поцелуй в правый уголок моих губ. Никогда в центре. Не слева. Как будто она знала, что однажды я повернусь и встречу ее именно там, где она хотела. До сих пор, сам не знаю как, я сопротивлялся. Каждую ночь на этой неделе я тихонько прокрадывался в спальню, которую теперь делил с Пейдж, и несколько эгоистичных мгновений смотрел на нее спящую.

Она спала, свернувшись калачиком на боку, одну руку засунув под подушку, а другую прижав к груди. Насколько я знал, она почти не шевелилась во сне, потому что каждое утро, когда я, как обычно, открывал глаза в пять часов, она находилась в одном и том же положении. Но при дневном свете румянец был ярче, были видны ее темные загнутые ресницы и более заметный розовый оттенок слегка поджатых губ.

И каждое утро я боролся с одним и тем же. Мне хотелось провести рукой по ее невероятно длинным ногам, всегда обнаженным. Хотелось посмотреть, заставит ли это прикосновение ее спину выгнуться дугой, а губы изогнуться в победоносной улыбке, прежде чем она откроет глаза.

Пейдж бы позлорадствовала, если бы я уступил ей. И мне пришлось бы проглотить это своими губами, языком и зубами, проглотить и использовать как топливо, чтобы разжечь огонь, который уже разгорался между нами. И я хотел этого, хотя и знал, что не должен.

Хотел просунуть одну ногу между ее ног, чтобы проверить, прижаты ли наши тела друг к другу так, как я себе представлял.

Я много чего воображал, принимая холодный душ.

Длинные подтянутые ноги.

Волнистые рыжие волосы, которые почти доходили до поясницы.

Высокая упругая грудь.

Губы, которые легко улыбались, и язык, в котором было столько язвительности, сколько я и ожидал от нее.

Кто-то пробежал мимо и шлепнул меня по заднице, отвлекая от нехарактерной для меня рассеянности на поле. Я тяжело вздохнул и побежал в центр поля, где вместе с остальными капитанами стал ждать жеребьевки.

Когда мы выиграли жеребьевку, Люк решил отложить получение мяча до начала второго тайма. Он ударил меня по шлему сбоку.

— Усади их на место, Уорд, — крикнул он мне в лицо.

Я ударил его по шлему в ответ, что означало «лови пять», если таковое вообще существовало.

Я побежал обратно к линии с остальными игроками специальной команды. Моя кожа гудела и хрустела, пока я наблюдал, как игрок, выполняющий удар, делает глубокий вдох и устремляется к мячу, ожидающему за маленьким кусочком пластика, который отделял его от другой команды.

Одним движением ноги он подбросил мяч в воздух, и мы понеслись со всех ног к тому, кто должен был поймать его. Я увидел, как принимающий сделал шаг вперед, увидел, как дернулись его глаза и ноги. Он не взмахнул руками, сигнализируя о том, что поймал мяч, поэтому я опустил голову и побежал быстрее.

Он поймал мяч резким движением рук и сделал аккуратный разворот вокруг себя. Я увернулся от одного из его блокирующих и прыгнул вперед, обхватив его рукой за грудь и повалив нас обоих на землю.

Болельщики взревели, потому что он не успел пробежать и пяти ярдов, как я схватил его.

Стоило мне взмахнуть руками, как их громкость возросла. Это был тот старт, которого мы хотели.

Рывок за рывком мы останавливали их. На каждом третьем спуске они были вынуждены делать пунт.

Люк провел атаку по полю, сначала оформив тачдаун, а затем и голевой пас.

Я гордо вздернул подбородок, пока кто-то вливал мне в рот «Гаторейд», и тут я впервые увидел Пейдж на огромном видеодисплее. Элли после гола махала огромным красным пальцем, и Пейдж делала то же самое. Но на дисплее были видны только их лица, и мне отчаянно захотелось подойти к камере и голыми руками изменить угол обзора, чтобы увидеть, во что она одета. Ее волосы были собраны в небрежный пучок, а губы были такого же ярко-красного цвета, как и рубашка Элли.

Я поймал себя на том, что улыбаюсь, и усиленно заморгал.

— Сосредоточься, придурок, — пробормотал я себе под нос.

— Ты в порядке, старина? — просил Робинсон, бросив на меня странный взгляд. По сравнению с ним я был стариком. Мне было тридцать шесть, а ему двадцать три. И я все еще не отставал.

— Да. Давай, пора возвращаться. — Я хлопнул его по спине, и мы подхватили с земли шлемы, готовые начать новую серию оборонительных действий.

Атака противников была рассчитана на ничью, но я не сводил глаз с нападающего. Он облизал кончики пальцев, затем выкрикнул и поднял правое колено — те же странные ритуалы, которые в той или иной степени были присущи всем нам. Линейные игроки поменялись местами непосредственно перед началом игры, и квотербек воспользовался моментом, сымитировав передачу на бегущего защитника, который быстро подоспел. Он сложил руки, как будто у него был мяч, но я рванулся влево, где полузащитник нанес удар по воротам. Я шел с ним шаг за шагом, дыхание с шумом вырывалось из легких, пока наши ноги в идеальном ритме стучали по траве.

Его глаза нашли мяч в воздухе, и я увидел, как он отклонился в сторону, чего я никак не ожидал. Как раз в тот момент, когда мяч полетел вниз по идеальной спирали, я отвел руку, чтобы выбить его у него, но он снова повернулся, и наши ноги переплелись. Один из его товарищей по команде споткнулся и врезался в нас. Моя левая нога подвернулась назад и я упал.

Хлоп.

Я почувствовал яркий медный хруст в колене, вспышку боли, от которой у меня перехватило дыхание, а затем я ударился о землю.

Вдох на четыре, задержка на четыре, выдох на четыре.

Снова, и снова, и снова.

Я лежал на тренировочном столе в раздевалке, неподвижный и тихий, как могила. Тренер щупала колено, и мне пришлось стиснуть зубы, чтобы не разразиться множеством ругательств из моего пересохшего от напряжения горла.

Если дело в связке, то до конца сезона я был в полной заднице.

Я провел четыре сезона без каких-либо травм, а теперь, в первой игре у меня уже было повреждено колено.

— Давай сделаем рентген, Логан, — сказала она, вытирая руки о штаны и отходя от стола.

Мой ответ прозвучал сквозь сжатую челюсть.

— Давай, Мэгги.

Если она и заметила мой сарказм, то проигнорировала его. Так можно было понять, что кто-то привык работать со сварливыми травмированными профессиональными спортсменами. Она похлопала меня по плечу, и пошла за мобильным сканером. Я прикрыл глаза одной рукой и сосредоточился исключительно на том, чтобы выровнять дыхание. Не позволяя гневу или бесполезному разочарованию захлестнуть меня.

Это бы не помогло. Ни в малейшей степени. В лучшем случае, это был разрыв первой степени, и я мог отдохнуть пару недель и вернуться к работе до середины сезона.

В худшем?

Я выбыл из игры. До конца года. После этого я был тридцатишестилетним игроком, и у меня оставался всего один год по контракту. Было бы вполне разумно, если бы Элли отпустила меня из-за травмы, которую я, возможно, получил. Я мог бы уйти навсегда. Я стал бы вынужденным пенсионером.

Я бы застрял дома, работал в саду, или купил автосалон, или пиццерию, или еще что-нибудь, чем занимаются парни, когда заканчивают играть в футбол. Я бы застрял дома со своей новоиспеченной женой.

В глубине души зародился смех, потому что я женился на Пейдж, так как меня не должно было быть дома в течение сезона. По крайней мере, этого было недостаточно. Теперь я буду дома все время. Звуки моей нарастающей истерики эхом разнесся по комнате.

Тренер повернула устройство ко мне, ее лицо исказилось от смущения.

— Ты теряешь самообладание, Уорд?

Я провел рукой по глазам, когда мой смех стих.

— Кажется, да.

Она направила сканер на мою ногу четкими движениями.

— Не привыкла, чтобы парни смеялись, лежа здесь.

Это отрезвило меня, потому что за эти годы я повидал немало товарищей по команде, которых отправляли на скамейку запасных, тех, чьи имена без особых церемоний попадали в список травмированных. Я был бы бегущей строкой внизу страницы SportsCenter: «Логан Уорд (Вашингтон) выбыл на сезон из-за разрыва связок».

Я сделал еще один глубокий вдох, представив себе это.

— Пожалуйста, просто скажи, что это не передняя крестообразная связка.

Как я и предполагал, Мэгги держала рот на замке, щелкая по экрану, который я не мог видеть.

Дверь раздевалки распахнулась, и голос Элли донесся с другой стороны.

— Все в порядке?

— Заходите, — сказала тренер.

Я закрыл глаза, когда услышал, как у двери что-то сказала Пейдж.

Неужели меньше двадцати минут назад я задавался вопросом, была ли она одета в мою футболку и смотрела ли на экран так, словно это была самая важная вещь, на которую я мог обратить внимание?

Какой идиот.

Возможно, если бы я уделял игре столько же внимания, сколько и ей, я бы не попал в такую переделку.

— Какие повреждения? — спросила она, легонько коснувшись моей груди.

Мои глаза закрылись еще крепче, и я не мог заставить себя заговорить.

Она продолжила говорить, хотя я молчал.

— Девочки наверху, в ложе. С ними осталась мама Люка. Я не знала, хочешь ли ты, чтобы они спустились сюда.

Вдох на пять секунд. Удержание на шесть. Выдох на семь.

Даже это не сработало, и я, наконец, разлепил глаза.

Надо мной Пейдж была окружена ярким ореолом над головой, просто благодаря лампочкам на потолке. Казалось бы, все просто, но полученный эффект был почти ослепительным. На ее лице было столько беспокойства, что я чуть было не отвернулся, но это было слишком просто.

Если она хотела выйти замуж за футболиста, потому что это казалось забавным и захватывающим, быстрым путем к большой зарплате, что ж, такова была гребаная реальность.

Травмы, потери и разочарования. Тяжелая работа, жестокие игры и еще более жестокое воздействие на наш организм.

Из-за громких имен в лиге казалось, что все это — сплошные вечеринки и гламур, жизнь на задворках популярной культуры, но для большинства из нас, абсолютного большинства, это было не так.

Черт возьми, половина моих знакомых в межсезонье подрабатывали на случайных работах, потому что лишь горстка игроков получила одобрение. Пейдж теперь смотрела на все с другой стороны, и я ждал, что она скажет, что это уже слишком, что она захочет уйти.

За исключением того, что она просто смотрела на меня с выражением беспокойства на лице.

На шее у Пейдж висел VIP-пропуск, который, вероятно, Элли раздобыла для нее, чтобы иметь возможность присутствовать здесь. Он мягко прилегал к футболке, которая была на ней надета.

Это не мой свитер.

Я открыл рот, чтобы сказать что-то, чего даже не знал, но тут вмешалась Мэгги.

— Это не связки.

Мощный порыв воздуха наполнил мои легкие.

— Слава богу.

— Я не шучу.

Пейдж улыбнулась, ее рука погладила мою грудь до изгиба плеча. Я уже снял футболку и прокладки, и ее пальцы коснулись прохладной от пота кожи у края моего обычного белья. В ней не было ничего особенного, просто белая футболка с оторванными рукавами.

— Что это? — просил я Мэгги. Она передвинула рычаг рентгеновского аппарата, чтобы я мог сесть на столе. Рука Пейдж упала, когда я это сделал, но она осталась рядом.

Мэгги не отрывала взгляда от экрана.

— Я покажу это Доку, но, похоже, это растяжение медиальной коллатеральной связки второй или третьей степени.

— Черт, — пробормотал я себе под нос. Это был не самый худший вариант, но и не самый лучший.

— Что это значит? — просила Пейдж.

Мэгги моргнула, как будто только сейчас заметила Пейдж. Она проработала в «Вашингтоне» пару лет, и у нее была та же склонность, что и у игроков, не обращать внимания на все несущественное, когда она была в самом разгаре своей работы.

— Привет, кто вы?

Мы с Пейдж переглянулись. Ее вопросительный взгляд, а мой, скорее всего, полный мрачного смирения.

Я слегка кивнул ей, и Пейдж показала мне большой палец.

— Его жена.

Брови Мэгги удивленно поползли вверх.

— А, тогда ладно. Поздравляю?

— Спасибо, — пробормотал я. — Ты можешь прислать нам свадебный подарок позже. О чем мы говорим, Мэгги?

Она поморщилась.

— Ты же знаешь, что тебе нужно дать Доку взглянуть на это, прежде чем я смогу ответить.

— Да, кстати, где Док? — спросил я. — Разве он не должен быть здесь, внизу?

Мэгги достала из кармана телефон и посмотрела на экран.

— Он будет здесь с минуты на минуту. Протокол о сотрясении мозга в запасе.

Я вскинула голову.

— Кто?

— Один из новичков. Похоже, с ним все в порядке. Идиот вел со своим шлемом, так что ему повезло, что его тоже не выбросили для прицеливания.

Я выдохнул. Как бы это ни было паршиво — сидеть на скамейке запасных черт знает сколько времени из-за травмы колена, сотрясения были намного страшнее. По крайней мере, для меня. Мне не нужно было, чтобы кто-то гонял мои мозги по черепушке, как мячик для пинг-понга.

— Я перехвачу его, — сказала Мэгги. Она пригвоздила меня предупреждающим взглядом. — Не двигай этой ногой.

Мэгги извинилась и ушла, но было ясно, что она хотела оставить нас с Пейдж наедине. Мне очень хотелось сказать ей, что это было последнее, чего я хотел, когда моя прекрасная жена смотрела на меня с таким беспокойством в своих прекрасных голубых глазах.

Я опустился обратно на стол и снова закрыл глаза.

Не имея возможности видеть, не видя рыжих волос и черной футболки, красных губ и голубых глаз, я чувствовал ее запах даже среди сильных запахов раздевалки.

Это был аромат лимона и лаванды. Чистый, свежий и сладкий. Я не ожидал этого от Пейдж. Никогда бы не подумал, что от нее так сладко пахнет. Один взгляд на нее, и я представил себе мускус и что-то темное и таинственное, что-то достаточно пряное, чтобы не быть уверенным, для нее это предназначено или для кого-то другого.

— Девочки, все в порядке? — спросил я.

— Изабель была в шоке, когда ты упал. — Она выдохнула. — С остальными все было в порядке. Я имею в виду, они волновались, но ничего страшного.

Изабель была в шоке. Она хорошо это скрывала, но всякий раз, когда происходило что-то, что хотя бы намекало на неожиданные проблемы со здоровьем или возможность кардинальных изменений в жизни, она замыкалась в себе, не зная, как справиться с тем, что может произойти. Ее эмоции были настолько велики для ее маленького тела, но она настолько сдерживала их, что даже я изо всех сил старался помочь ей разобраться в них. И снова я был благодарен судьбе за то, что это было всего лишь мое колено, и она не видела, как я отключился, неподвижно лежа на поле.

— Я рад, что они были в ложе, — признался я. — Если бы они были на своих обычных местах, им, вероятно, было бы страшнее.

Это была идея Пейдж. Обычно они сидели примерно пятью рядами выше, у пятидесятиярдовой линии.

Последовала пауза, и я был рад, что не могу видеть ее лица.

— Почему бы им не сесть вон там? Я знаю, Элли хотела бы познакомиться с ними поближе. Как и многие люди.

Моя грудь расширилась от глубокого вдоха, прежде чем я ответил.

— Чем больше людей будут в курсе, тем больше вероятность, что все узнают, что я их опекун. И нет никаких причин, по которым кто-либо должен знать, что они живут со мной. Я не хочу, чтобы их использовали для привлечения внимания в социальных сетях. Это последнее, что им нужно.

Пейдж хмыкнула.

— Думаю, в этом есть смысл. — Она прочистила горло. — Я переписывалась с твоей мамой. Сказала ей, что дам ей знать, что ты узнал от врача команды.

Мои глаза намеренно оставались закрытыми, потому что мне казалось слишком важным, что она была здесь, успокаивала моих сестер и общалась с моей мамой до того, как у меня появился шанс достать телефон из шкафчика. Сейчас не нужно было ничего считать, не нужно было делать дыхательных упражнений, чтобы попытаться обуздать чувства, которые закипали во мне.

— Ты в порядке? — просила Пейдж.

Я открыл глаза и уставился на нее. За исключением моей мамы, прошло много лет с тех пор, как кто-либо интересовался, как у меня дела. Девочки были слишком малы, чтобы по-настоящему задуматься о том, на что это похоже с моей точки зрения. Напряжение в груди немного ослабло, хотя мой мозг все еще сердито гудел от того, что могло бы развернуться передо мной в плане восстановления, терапии и подготовки.

— Не знаю, — сказал я ей. Слова вылетели прежде, чем я успел подумать, что может означать эта неприкрытая честность между нами двумя. — Я действительно, черт возьми, не знаю.