Для того, чтобы смять бумагу, не нужно много усилий. Жаль, что нельзя избавиться от диагноза так же просто, как от того листа, на котором он напечатан. Я вздохнула и взглянула на небо.
Как же это все…
Кто бы мог подумать, что обычное недомогание может вылиться в это? Просто устала, просто возраст, просто нет времени посетить больницу — да и зачем? Усталость лечится отпуском, еще немного — и смогу себе его позволить, нужно лишь немного поднапрячься, и все будет.
Ничего не будет. Четвертая стадия, неоперабельная…
— Сожалею, но помочь можем только обезболивающими, — врач был вежлив, но совершенно равнодушен.
Не могу его в этом винить. За каждого переживать — и самому недолго попасть на место пациента.
— Сколько мне осталось?
— Полгода. Месяц. Несколько дней, — он пожал плечами. — Спрогнозировать невозможно.
Мне выдали диагноз, рецепт и отпустили с миром. И вот она я, неизлечимо больная, фактически умирающая, сижу на скамейке у больничных ворот и смотрю в небо. В голове ни одной мысли — или сразу столько, что я за ними не поспеваю. Наверное, надо плакать, биться в истерике, вопрошать в небеса — «за что?!». Но у меня нет никаких чувств. Даже надежды, что все это — какая-то ошибка.
Потому что ошибки нет. Все проверено и перепроверено несколько раз, у разных врачей. И, если поначалу держаться мне помогала эта надежда, то теперь я просто смотрю на облака и не думаю ни о чем.
Так странно. Всю жизнь я куда-то спешила, что-то делала, рвала жилы ради лучшего будущего, пахала, как проклятая, чтобы однажды позволить себе все то, о чем мечталось в нищей юности. Я откладывала жизнь до лучших времен, а теперь… жизнь закончилась. Лучшие времена никогда не наступят. И следует признать, что они никогда бы не наступили, даже будь я здорова. Я ведь уже не девочка. Разменяла пятый десяток, и до сих пор не обзавелась семьей. Ни любимого мужчины, ни детей — и уже вряд ли они могли бы появиться в моей жизни, отданной карьере. Мне даже некому завещать свой дом, заработанный с таким трудом — близких родственников нет, а о дальних я ничего не знаю.
Да меня даже похоронить некому. Разве что коллеги озаботятся… Не зря же я столько усилий вкладывала в работу. А ведь мою смерть компания вполне переживет, хотя и не без потрясений. И стоило оно того? Надрываться, плевав на здоровье, чтобы через пару недель уже все о тебе забыли?
Я снова вздохнула, поднялась со скамейки и шагнула в сторону открытых ворот. И в этот момент прогремел взрыв.
В глазах потемнело, меня подбросило в воздух и швырнуло на землю, я на какое-то время оглохла и ослепла, дезориентировавшись в пространстве, и закашлялась от забившейся в нос и рот земли.
Недавняя апатия слетела с меня, будто сдернутая взрывом, и навалилась паника. Что происходит? Что взорвалось? Куда бежать, как спасаться? Пусть я умираю, но я совсем не хочу умирать раньше времени!
Откашлявшись, я встала на четвереньки и тряхнула головой, прогоняя звон в ушах и темноту в глазах. Это помогло, и я сумела осмотреться.
Увиденное заставило меня застыть в ступоре.
Больницы не было. Не в том смысле, что ее разнесло взрывом или что-то вроде того. Нет, ее тут никогда не было. Потому что вокруг меня стеной стояли деревья — высокие и мощные, явно растущие не один десяток лет. Я была в лесу! В натуральном, чтоб его, лесу! А еще часть деревьев была повалена — явно тем самым взрывом, который я услышала…
А источником взрыва оказался самолет, потихоньку горевший у меня за спиной. Рухнувший посреди непонятно откуда взявшегося тут леса самолет!
Что происходит вообще?!
Я бы подумала, что это какая-то галлюцинация, вызванная умирающим мозгом, но для галлюцинации все было каким-то уж слишком реалистичным. Хотя откуда бы мне знать, как ощущаются глюки? Я с этим никогда не сталкивалась.
Снова тряхнув головой, я попыталась подняться на ноги, но меня повело в сторону, от чего я снова чуть не упала. И в этот момент я заметила, как из самолета выливается характерная жидкость. Топливо. И течет оно прямиком к огню.
Ой-ой.
Скоро здесь все рванет, и второй взрыв я точно не переживу. Надо бежать.
Подстегиваемая близкой опасностью, я умудрилась вскочить на ноги, но и пары шагов сделать не успела, споткнувшись… обо что, я поняла, только чуть не рухнув на тело юноши, которого я умудрилась не заметить, слишком впечатленная местом, где внезапно очутилась, и самолетом, готовым вот-вот взорваться.
Юноша был жив — он застонал, когда я на него чуть не свалилась — но без сознания, потому что глаз так и не открыл.
И снова ой-ой.
Если убегу, парень погибнет. Слишком близко к самолету. Если попробую утащить его на себе, скорее всего погибнем вместе. Хоть и молоденький, парень выглядел крепким и тяжелым. Прямо как моя судьба.
Ну ладно.
Ждать помощи некогда, как и беречь незнакомца. Лучше выжить с переломанным позвоночником, чем однозначно погибнуть, не так ли? С такими мыслями я подхватила парня за ноги и поволокла его за собой — поглубже в чащу, подальше от готового рвануть самолета. Понятия не имею, откуда у меня взялись силы, если еще минуту назад я едва шевелилась от контузии, но от самолета мы удалялись довольно бодро.
Конечно, меня тревожила мысль, как я буду убегать от пожара, вызванного взрывом, особенно с таким довеском, но я эту мысль гнала, как Скарлетт О’Хара тревогу. Я подумаю об этом после, сейчас главное — уйти как можно дальше.
Взрывная волна мягко толкнула меня в спину, я покачнулась, но устояла на ногах. И обернулась на глухой взрыв где-то позади… далеко позади. Сквозь деревья я рассмотрела всполохи огня, взметнувшегося вокруг злосчастного самолета, но, сколько бы я не вглядывалась, огонь не приближался. Видимо, ветер дует в другую сторону, хотя тут, под кронами, никакого ветра я не ощущала. Похоже, я выбрала правильную сторону для бегства. Буду надеяться, что ветер направление не изменит.
И все же, как я умудрилась так далеко убежать? Да еще и парня на себе унести. Прошло всего ничего времени, а мы достаточно далеко, чтобы до нас дошли только отголоски взрыва. Не то, чтобы я против, но как-то странно.
А, кого я пытаюсь обмануть? Я же вообще не понимаю, что вокруг меня происходит! Я сошла с ума? У меня предсмертные галлюцинации? Как в один миг можно из больничного парка переместиться в какой-то лес к какому-то взрывающемуся самолету?!
Так, отставить панику.
Может, парнишка сможет объяснить? Что я, зря его спасала?
— Эй, — я похлопала мальчишку по щеке.
И снова застыла, в очередной раз шокированная.
Рука, касающаяся чужой щеки, не была моей. Я чувствовала ее как свою, двигала ею, как своей, но это была совершенно незнакомая мне рука. Более узкая, более изящная, с длинными тонкими пальцами изумительной формы — у меня таких никогда не было. Тут даже не про пианистку думаешь, а про принцессу какую-нибудь. Никаких знакомых шрамов, следов от колец, морщинок, естественных для женщины моего возраста. Руки были молодыми и красивыми, так что я несколько минут просто бездумно смотрела на них, всяко разно крутя. А потом до меня дошло. Если руки поменялись, то что с остальным телом?
Разумеется, я бы сразу заметила разницу, если бы не контузия от первого взрыва, творящийся вокруг дурдом и отчаянное бегство от опасности. Куда более важные вещи, которыми можно оправдать мою невнимательность к собственной внешности, разительно отличавшейся от моей привычной.
Во-первых, одежда. Я всегда ношу деловые костюмы, и визит в больницу не стал исключением. Но теперь на мне — легкомысленная курточка, короткая рубашка под стать и модно зауженные брючки, какие я никогда в жизни не носила. Все — грязное, что не удивительно. И полусапожки на шпильке — как я ноги в такой обуви не переломала? Ноги, кстати, стройные. Не мои. Как и все тело.
И это во-вторых. Где моя грудь твердого второго размера? Где мой животик? Мои бока, бедра и вот это вот все? Мои родинки и шрамы, мои морщины и несовершенство?
Вместо всего этого — изумительная подтянутая фигура, большая упругая грудь, плоский живот и бархатная кожа без единого изъяна.
Кошмар.
Я в теле юной красотки. С лицом тут, наверное, тоже все в порядке, хотя не возьмусь судить. Зеркала под рукой нет.
Я пощупала волосы и распустила пучок, в который они были убраны. Ого!
Ого-го-го-го, какой цвет! Молочно-белый, с едва заметным солнечным оттенком, но без отчетливой желтизны, от которой мне никогда прежде избавиться не удавалось. А какая текстура! Тяжелые, гладкие — чистый шелк! И это все — мое?
Кошмар-кошмар. Что со мной случилось? Определенно, это галлюцинации. Мозг умирает и подсовывает мне картинки того, о чем я всегда мечтала.
Хотя…
Я торопливо убрала волосы в небрежный пучок и снова склонилась над парнишкой.
— Эй, очнись, — я снова похлопала его по щекам.
Мое или нет, но тело ощущалось естественно, так что я решила отложить эту проблему на потом. Сначала надо разобраться, что вообще вокруг происходит.
Юноша застонал, поморщившись от боли, его ресницы дрогнули и глаза приоткрылись.
— Рисса? — хриплым голосом прошептал он.
— Чего? — опешила я, тряхнула головой и вернулась к насущному: — Ты знаешь, где мы?
— Это запретный лес между Вайми и Турунганом, — через силу ответил он.
Хм. Хорошо, я его понимаю. Плохо, я его не понимаю. Что за запретный лес? Заповедник, что ли? А вайми и турунган — это что? Какие-то названия?
— Как мы сюда попали? — продолжила допрос я, решив, что подробности уточню позднее.
— Ты не заметила? — он криво усмехнулся, тут же поморщившись от боли. — Самолет упал прямо посреди маршрута.
М, подождите-ка. Мы летели на самолете? Этот парнишка — и та красотка, в теле которой я очутилась? А как эти двое выжили тогда? Нет, понятнее не становится.
Впрочем, теперь к версиям о сумасшествии и галлюцинациях добавляется еще одна. Мое сознание каким-то образом перенеслось в тело неизвестной девушки. Хм. А что с ее сознанием? Вселилось в мое тело? Погибло?
Не тот вопрос, на котором следует сейчас сосредоточиться.
— Нас будут искать? — спросила я у парня.
— Нет, — коротко ответил он.
Неожиданно.
— Почему?
— Никто не подумает, что мы выжили. Не здесь.
— А как же — собрать тела? Достать черный ящик?
Взгляд у парня стал каким-то недоверчивым. Словно я вдруг заговорила на другом языке.
— Мы в запретном лесу. Никто в своем уме не будет рисковать. Тем более ради тел, которые сожрут уже в ближайшие часы.
— А что, здесь водятся… кхм… дикие животные? — наивно поинтересовалась я.
Ну да, раз уж тут заповедник, то и хищники могут водиться. Неприятненькое открытие.
— Монстры, Рисса. Какие дикие животные в запретном лесу? — он закашлялся и закрыл глаза.
— Монстры? — тупо переспросила я. — Эй, что ты имеешь в виду под монстрами? Эй!
Похоже, разговор парнишку утомил и продолжать его он уже не мог.
— Какие еще монстры? — пробормотала я, подождала немного ответа и снова похлопала парня по щекам: — Ну же, очнись!
Он вздрогнул и все-таки открыл глаза.
— А?
— Как нам отсюда выбраться?
— Никак. Мы умрем, — равнодушно ответил парень.
Я всплеснула руками от возмущения. Это что за пессимизм, а? С самолета выпали — не умерли, а сейчас вдруг умрем? Нет-нет, я не согласна.
Я не хочу умирать. Если вдруг это тело — здоровое, значит, у меня появился шанс на новую жизнь. И я не собираюсь его упускать. Я выберусь из этого запретного леса, и никакие монстры мне не помешают!
— Так, давай вот без этого. Мы еще живы, и я намерена сделать все, чтобы это так и осталось.
— Ты что, не понимаешь, куда мы попали? Из запретного леса не выбраться. У нас нет оружия, припасов, я ранен, ты беспомощна. У нас нет ни единого шанса. Мы даже не знаем, куда идти!
— И что теперь, лечь и лапки сложить в ожидании этих твоих монстров?
— А что нам остается? — с горечью прошептал он.
— Бороться и искать, найти и не сдаваться, — процитировала я классика.
Парень ничего не ответил, снова закрыв глаза. На этот раз я решила его не будить. Пусть отдыхает. Крови на нем нет, значит, повреждения внутренние. И, поскольку лечить мне его нечем, даже если бы я умела, то хоть тревожить лишний раз не буду.
Если нас не будут искать, то оставаться на месте — не вариант. Нужно идти к людям за помощью. Но куда? Лес густой, признаков человеческого жилья никаких нет.
Так. Как там сказал мой спутник? Самолет упал посреди маршрута? Еще бы уточнил, какая протяженность у маршрута…
Я покосилась на парня и снова решила не будить. Пусть отдыхает, ведь его слова мне точно не понравятся.
Продолжаем размышлять.
Допустим, самолет упал, как летел. Значит, надо двигаться в сторону его носа или хвоста.
Звучит как план, если допустить, что бежала я от взрыва перпендикулярно борта. Нужно лишь повернуть налево или направо и идти прямиком к одной из конечных точек маршрута.
Только вот у меня топографический кретинизм, и, скорее всего, я уже сто раз сбилась с прямого пути. И еще столько же собьюсь. Но другого-то плана нет. И это точно лучше, чем идти куда глаза глядят и в конце концов наткнуться на пожар.
Я снова посмотрела на своего нечаянного спутника, размышляя, а с ним-то что делать? Парень — обуза. Без него мои шансы выбраться из леса выше, потому что я смогу двигаться быстрее. Но.
Что это за запретный лес? Что тут за монстры? Я ничего не знаю о том, что меня окружает. А он — знает. И, если отключит эту свою пластинку насчет неминуемой смерти, то наверняка будет полезен.
Ой, да кого я обманываю? Я не могу его бросить, не после того, как волокла на себе, спасая от взрыва. Да и… могла бы бросить, там бы и оставила.
Но, разумеется, волочить его за ноги не стоит.
Я огляделась в поисках подходящих веток. Когда-то давным-давно на уроках ОБЖ нам рассказывали, как сделать самодельные носилки из подручных материалов. Кто ж знал, что однажды мне это пригодится?
Выбрав подходящие ветки и освободив их от лишних сучков, я сняла свою легкомысленную курточку, аккуратно высвободила спутника из его куртки и сконструировала из всего этого подобие носилок. Получилось что-то вроде волокуши, куда я парня и уложила. Не без труда, хочу сказать. Парень тяжелый, а я старалась быть аккуратной. Управившись с делом, я немного отдохнула, затем подхватила носилки с одной стороны — вторая волочилась по земле — и двинулась в заранее выбранном направлении.
— Ну, что, почапали? — пробормотала я и сама удивилась, откуда вылезло это слово.
Наверное, со времен того ОБЖ.
Если поначалу я была твердо уверена в успехе (к успеху шла, да-да), то с каждым метром и с каждой минутой пути моя уверенность понемногу таяла. Волна адреналина, которая помогла мне убежать от самолета и спасти парня, постепенно сходила на нет, и на меня медленно наваливалось пережитое. Я ведь, на секундочку, выпала из самолета и каким-то загадочным образом осталась жива. Но без последствий такое, естественно, обойтись не могло. И, не замеченные под воздействием адреналина прежде, многочисленные ушибы начали болеть, как и мышцы, забитые усталостью. Контузия отзывалась головной болью, но хуже всего была жажда. Под кронами деревьев, пронизанных солнцем, властвовала духота. С меня градом катился пот, во рту пересохло, и вскоре все мои мысли сосредоточились на одном.
Вода. Где добыть воду?
Беспокойство о произошедшем отошло на второй план. Подумаешь, очутилась в чужом теле, в неизвестном лесу, кишащем монстрами, в компании бессознательного гражданина, которого приходится буквально волочь на себе…
Я пить хочу! Как же сильно я хочу пить. Просто водичку, прохладную, чистую водичку! Все бы отдала за один глоток.
Слишком сосредоточенная на жажде, постоянно осматривающаяся в поисках хоть чего-то, похожего на ручей, я сразу заметила их — источающие сок стволы незнакомых деревьев.
Когда-то в детстве я пила березовый сок, и теперь была готова повторить это и не с березой. Но, к счастью, немного благоразумия во мне осталось.
— Эй, очнись, — я похлопала спутника по щеке, дождалась, пока он откроет глаза и кивнула на деревья: — Этот сок можно пить?
— Нет, — он покачал головой. — Это запретный лес, здесь все отравлено.
— Да ты гонишь… — я расстроилась.
Мягко говоря.
— Но вон там, видишь, кусты? Это велезия, они растут недалеко от воды. Скорее всего, в той стороне есть источник, — прошептал едва слышно парень.
Вот, это другое дело! У меня даже второе дыхание открылось, я снова подхватила носилки и потопала к указанным кустам. Далековато, да и воду точно искать придется, но бросить своего беспомощного спутника одного, ожидать моего возвращения, я не могла. Не найду ведь потом.
К счастью, парень оказался прав. И, продравшись сквозь заросли, я увидела небольшой родник и берущий от него начало ручеек.
Вода! Водичка, родненькая, как же я о тебе мечтала!
Я пила жадно, казалось, не в состоянии утолить жажду, и вкуснее воды никогда не пробовала. Ну, и умылась заодно. И, только напившись, вспомнила, что недавно говорил мой спутник.
— Эй, ты не спишь? А вода тут тоже отравленная?
— Нет. Воду пить можно, — он облизал сухие губы, и мне стало стыдно.
Я помогла парню добраться до родника и напиться. А когда смыла с него грязь, обнаружилось, что мой спутник не только очень молод, но и очень красив. Вот прям аристократически красив. Как будто кто-то селекцией специально занимался в погоне за совершенством. Разве что изможден и бледен. Но тут нечему удивляться, повреждения дают о себе знать. Но каков красавчик, а. Нет, точно нельзя его бросать на произвол судьбы.
А жизнь-то налаживается, хе-хе. Нет.
Увы, жажда была главной, но не единственной проблемой. И если ее мы решили, то что делать с двумя другими — голодом и усталостью — я пока не знала. Впрочем, есть еще особо не хотелось, но вот от одной мысли, что надо встать и куда-то идти, у меня начиналась нервная дрожь. Но и на месте оставаться страшно. Монстры же. Подкрадутся, и поминай, как звали.
Нет, знай я точно, что через сотню-тысячу метров мы наткнемся на людей, я бы взяла себя в руки и продолжила путь, плюнув на усталость. Вот только никакой такой гарантии у нас нет, и дорога из леса займет не пойми сколько времени. Моей выносливости просто не хватит, если совсем не отдыхать.
Ладно.
Поскольку воду нам запасать некуда, а день уже начал клониться к вечеру, я сочла, что здесь место для отдыха ничуть не хуже любого другого. А силы в любом случае надо восстанавливать. Поэтому я принялась за обустройство ночлега.
Подбадривая себя близящимся отдыхом, я устроила из дерева, веток и носилок подобие шалаша, натаскала листьев для лежанок, а заодно окружила импровизированный лагерь кольцом из сухих листьев и мелких веток. Если кто подберется близко — зашуршит, и мы проснемся. И, даже может быть, успеем что-нибудь сделать для своего спасения.
Ничего лучше моя бедная голова выдать уже не смогла.
Закончив с приготовлениями, я помогла своему спутнику устроиться, прилегла рядом — и просто отрубилась.