Жена Кукловода

Глава 9

Людмила любила декабрь за предновогоднюю суету, за по-детски наивное ожидание праздника и чуда. Город начал преображаться, примерял яркие бусы иллюминации, сказочным образом на площадях вырастали украшенные шарами и лампочками елки. Магазины хвастались друг перед другом фигурками белобородых стариков в красных кафтанах и оленей, — одна другой больше и занятнее. В Пассаже уже открылся елочный базар, а на перекрестках появились огражденные сеткой загончики, в них плотными рядами стояли остро пахнущие смолой темные ели и сосны с голубоватыми длинными иголками. Людмила специально замедляла шаг, чтобы вдохнуть поглубже этот яркий радостный запах предвкушения чуда. Она ненавидела пластмассовые мертвые елки. Сколько себя помнила — дома всегда наряжали живую. Руслан пытался возражать — дорого, мусора много и лес страдает. Но Людмила оставалась непреклонной. Теперь вот только размышляла — купить в этом году елку или сосну.

Антошка выиграл-таки районную олимпиаду по английскому, чему был несказанно горд. К тому же впереди была желанная поездка в Финляндию. Да и его мечта — новенький планшетник, уже лежал в дальнем углу шкафа, упакованный в красивую шуршащую бумагу и ожидая своего часа. Скорее всего, об этом сын тоже догадывался.

Правда, теперь к предпраздничному ожиданию чуда добавлялось предчувствие неизвестного, волнующего, опасного, темного. Но от этого еще более желанного. Пообещав Руслану попробовать эти странные игры, она будто открыла запретную дверь в замке Синей Бороды. Но перешагнуть за порог пока не решалась.

Они вместе с Русланом, «подтягивали матчасть»: читали книги (видимо рекомендованные Шталем), просматривали странички в интернете. Обсуждали, спорили. Гротескный темный мир взрослых игр и отталкивал, и завораживал. Руслан несколько раз ездил на встречи со Шталем, один. Виновато объяснял, что это чисто мужские разговоры. И если она настаивает, то может поехать вместе с ним. Но ей будет некомфортно. Людмила пристально смотрела мужу в глаза и пыталась понять — на чьей стороне он все-таки играет? Потом вспоминала последний визит к доктору, его провокационную демонстрацию власти. И соглашалась.

После первых двух визитов ничего необычного не происходило. Отношения с Русланом, наладившиеся после ее согласия попробовать играть, теплели и крепли на глазах. Людмила с радостью узнавала своего прежнего Руслана — внимательного, нежного, страстного.

Но после третьего визита он вернулся позже обычного, взбудораженный и распаленный. Буквально взорвался жадными, безумными, резкими, почти грубыми ласками, заставляя стонать в подушку, оставляя отметины на груди, шее, животе, обжигая дыханием, сминая любые, самые слабые попытки сопротивления, подчиняя ее тело своим желаниям. Она потерялась в мешанине самых противоречивых чувств, а потом заснула на его разгоряченной груди, совершенно обессиленная, опустошенная, будто выжженная изнутри его безумной страстью. И еще, в самом дальнем уголке сердца шевельнулась обида и ревность к тому, а вернее той, кто довел ее мужа до такого исступленного возбуждения. Эта ревность будто червячок в яблоке все грызла и грызла ее изнутри, не давала покоя. Людмила все чаще против воли вспоминала Еву, бесстыдно раскрытую, ласкающую себя, распростертую у ног Шталя, и думала, что руки мужа — любимые и родные, могли также ласкать ее трепещущее тело. Леденела от этой мысли, и Руслан, чувствуя ее напряжение, недоуменно вглядывался в ее лицо. Это сводило с ума и наконец, она не выдержала.

Людмила расчесывала волосы перед зеркалом в ванной, и Руслан как всегда подошел сзади, перекинув ее волосы вперед, открывая шею, провел губами от ямки за ухом, прикусил мочку, скользнул ниже.

Она замерла, потом отложила расческу и сжала его руку.

Он прекратил ее целовать, вопросительно посмотрел на нее в зеркало.

Глубоко вдохнув, будто перед прыжком в воду, Людмила произнесла, почти спокойно:

— На этих встречах с Шталем… ты… — ее голос предательски дрогнул, — прикасался к ней?

Она так надеялась, что Руслан рассмеется, крепко обнимет ее и прошепчет на ухо: «Глупая… конечно нет, мы просто беседовали!»

Но он молчал. Все так же пристально смотрел на нее в зеркало. И молчал.

Ей стало так тоскливо. Она ощутила себя преданной и растоптанной.

— Ты прикасался к ней? — повторила она, уже тверже, стискивая зубы от острой боли в груди.

Руслан поиграл желваками, справился с гневом. Потом произнес спокойно и отстраненно:

— Да. Почему это тебя смущает? Ты мне не доверяешь?

Его холодное спокойствие заставило боль в груди стать почти невыносимой. Она прикусила щеку внутри до крови, чтобы не разрыдаться.

И тут он сильно, до боли сжал ее в объятиях, шепча на ухо те самые слова, что она так ждала:

— Глупенькая, какая ты глупенькая. Ты… только ты… моя… родная…

Жаркий шепот мешался с обжигающими поцелуями, и она все-таки расплакалась. Сладко, от души, всхлипывая и хлюпая носом…

В эту ночь он был мучительно нежен с ней, доводя до изнеможения медленными, изощренными ласками, удерживая руки за запястья у нее над головой, заставляя ее кричать и закрывая рот жадными поцелуями.

После четвертой встречи Руслан и вовсе вернулся каким-то другим. Потрясенным, сбитым с толку, потерянным. Она еще никогда не видела его таким. Тихо лег с ней рядом, обхватил руками, зарылся лицом в волосы, и молча прижал к груди, так сильно, что ей стало нечем дышать. Она провела руками по его спине и почувствовала, как он едва заметно вздрогнул. Утром, пока он принимал душ, Людмила осторожно заглянула в ванную. Он стоял к ней спиной. Уже почти незаметные, между лопаток, на пояснице и ягодицах тлели красноватые узкие полосы…

На следующий «сеанс» Шталь пригласил обоих. Доктор позвонил Людмиле сам. Разговор правда больше напоминал монолог. Шталь сказал, что будет очень рад снова увидеться с Людмилой, что им многое нужно обсудить. Людмила только и смогла произнести: «Да, доктор. Конечно».

Перед этим визитом она снова волновалась, словно студентка перед экзаменом. Ей очень хотелось расспросить Руслана о том, что задумал Шталь, чего ей ожидать от этого хитрого лиса. Но муж только многозначительно улыбался.

— Ничего такого, что было бы тебе неприятно. К тому же я помню про твое условие. Как только ты решишь, что с тебя довольно — мы уйдем и больше не вернемся.

— Обещаешь? — спросила она и стиснула его ладонь.

Руслан вместо ответа поцеловал ее, жарко и глубоко. Так, что закружилась голова и сбилось дыхание.

Встреча была назначена как всегда на субботу. Ближе к вечеру Людмила стояла в задумчивости перед гардеробом, перебирала вешалки с платьями. Ничего не нравилось.

— Одень черное. С молнией на спине. И чулки…

Руслан так тихо подошел сзади, что она вздрогнула. Хотела обернуться, но он обнял ее за плечи и прижал к себе.

— Чулки?! С ума сошел, зима на дворе!

— Шталь пришлет машину. Будь умницей. Пожалуйста.

— Платье слишком провокационное. Я не могу.

Руслан молчал, она чувствовала, что он недоволен ее отказом. Вздохнул и резко выдохнул ей в шею.

— Ну хорошо. Тогда серое. Что и прошлый раз. Но чулки — обязательно.

Последние слова прозвучали властно, будто приказ. Людмила вдруг догадалась — это часть ритуала. Запретная дверь в замке Синей Бороды приоткрылась чуть шире. В горле пересохло. Сердце застучало быстрее.

Она едва успела одеться, уложить волосы и подкрасить губы, как раздался звонок домофона. Машина, присланная Шталем, пришла минута в минуту.

В коридоре Людмила мельком глянула на свое отражение. Испуганные глаза, лихорадочный румянец. Приказала себе: «Прекрати истерить. Ты же плавишься от любопытства». Сделала несколько глубоких вздохов. Руслан помог ей надеть шубку, подал сумочку. Погладил по щеке, ободряя. Тихо прошептал:

— Ничего не бойся. Я рядом.

Черный мерседес изнутри пах кожей и дорогим табаком.

Руслан положил руку ей на колено и слегка поглаживал. От его ладони растекалось тепло, впитывалось и концентрировалось внизу живота. Было сладко, жутко и весело, словно она делала что-то запретное. Водитель, молчаливый и мрачный, вдруг посмотрел на нее в зеркало заднего вида, и Людмила смутилась. Но убрать руку Руслана с колена не захотела.

Шталь встретил их в прихожей лично. Одет он был по-домашнему: короткий бордовый шелковый халат, темные свободные брюки, мягкие кожаные остроносые туфли без задников шафранового цвета.

Доктор сразу пригласил их в индийскую гостиную. Низкий стол был уже накрыт к чаепитию — пузатый чайник, чашки, тарелки со сладостями, тонко нарезанными дольками лимона. Даже раскуренный кальян на специальной подставке у окна, рядом с шахматным столиком.

— Прошу. Без церемоний. Никакого доктора и пациентов. Вы мои гости и друзья. Надеюсь на то, что вправе вас так назвать. Обоих.

— Без сомнения, — ответил Руслан.

В его голосе Людмила с удивлением расслышала уважение, почти благоговение. Присмотрелась и вдруг поняла — этих двух мужчин связывает уже гораздо больше, чем знакомство и даже дружба.

Людмила осторожно присела на диван и утонула в его мягких объятиях. Судорожно попыталась одернуть юбку. Шталь заметил ее движение.

— Прошу, Людмила, расслабьтесь. Помните игру «Марионетка и Кукловод»? Ваш муж рядом. Он не допустит, чтобы вам стало некомфортно. Доверьтесь ему.

Руслан придвинулся ближе и снова положил ей руку на колено. Слегка сжал, будто подтверждая слова доктора.

— Давайте же пить чай! Заваривал сам. Великолепный Дарджилинг, вчера получил посылку от старого приятеля. Прямо из Индии.

Людмила поерзала, пытаясь выбраться из мягкого болота дивана. Но только еще глубже увязла в ласковой трясине. Беспомощно посмотрела на Руслана. Он подал ей чашку, улыбнулся, ободряя, и опять принялся едва заметно поглаживать ее колено.

— И правда отличный чай, — произнесла Людмила. Ей вовсе не хотелось снова молчать весь вечер, как в последний раз.

— Как ваша работа? — заботливо осведомился Шталь. — Надеюсь, моя статья понравилась Екатерине Васильевне?

— Конечно, доктор. Главред просто очарована вами. Просила передавать поздравления с наступающим Новым Годом и надежду на продолжение сотрудничества.

— Благодарю. А сотрудничество… Ну это зависит от вас, Людмила.

Шталь улыбнулся, прищурил глаза. Снова стал похож на Дроссельмейера. Но Людмила приказала себе не бояться. Она воспользовалась советом доктора, и, к своему удивлению, почти избавилась от этого глупого детского страха.

— Руслан, про твою работу я даже не спрашиваю. Как всегда праздники самое горячее время. Да, кстати, позволишь мне перейти на «ты» с твоей женой?

Людмиле вдруг стало неуютно. Значит Руслан с доктором давно на дружеской ноге. Но почему он спрашивает разрешения не у нее?

Доктор заметил ее замешательство.

— Простите, Людмила. Правила и ритуалы так прочно въедаются в память. Так как? Вы позволите?

— Да, доктор. Конечно.

Она произнесла эту фразу машинально, легкий холодок стек по спине к пояснице.

— Отлично. Так гораздо проще и привычнее. Итак, вы с Русланом решились. Не скрою, я рад. Очень рад. За много лет практики семейного психотерапевта я еще не встречал пару, которая настолько сильно резонировала друг другу. Игра откроет вам новые грани удовольствий.

Людмила судорожно вздохнула. Шталь лукаво улыбнулся и переглянулся с Русланом.

— Людмила… Мила, кажется, так зовет тебя Руслан? Ты многого еще не знаешь и тебе страшно. Это нормально и даже хорошо. Страх обостряет чувства, адреналин делает наслаждение острее и ярче. Ты хотела бы, конечно, узнать, почему я встречался только с Русланом, никогда не приглашал тебя? Я обучал его правилам, технике безопасности, методам и практикам Игры. Готовил его для роли верхнего, доминанта. Но обучить и подготовить нижнего, сабмиссива может только его партнер. Психологические связи, которые устанавливаются между верхним и нижним, — слишком интимные, тонкие процессы. Если в них вмешается посторонний, даже в статусе учителя — это может нанести вред. Поэтому тебя в мир Игры введет твой Руслан.

Пальцы мужа все настойчивее гладили ее колено, поднялись выше, забрались под подол платья, пробежали по нежной коже вдоль резинки чулок. Внизу живота становилось горячо. Но внимательный, ироничный взгляд Шталя заставлял Людмилу смущаться. Эти два противоречивых чувства — возбуждение и стыд разрывали ее, но прекратить эту сладкую пытку вовсе не хотелось.

Шталь еще что-то рассказывал, но его голос постепенно отдалялся, в ушах у Людмилы зашумело, словно морской прибой, и она потихоньку начала уплывать на теплых волнах…

Внезапно ощущение горячих пальцев на ее бедре исчезло.

Она резко распахнула глаза. Руслан сидел с ее чашкой в руках, кивал доктору и улыбался. Какой-то странной, порочной улыбкой.

— …намеренно не называю Темой.

Голос доктора снова стал громче.

— Вы обсуждали свою первую сессию? Когда планируете начать?

Людмила не поняла к кому обращается Шталь, но ответить все равно бы не смогла. Только покачала головой. Ответил доктору Руслан.

— Пока нет, мессир.

Мессир? Людмила, едва не прыснула со смеху. Так живо вспомнился Булгаков.

— Не смейся, дорогая, — улыбнулся ей доктор. — Так принято в сообществе. Ученик называет учителя уважительно «мессир». Кстати, ты тоже можешь придумать особенное обращение к своему доминанту. Обращение важно — подчеркивает статус верхнего в сессии, дает нужную дистанцию. Нехорошо, если нижнему оно кажется глупым или неприемлемым.

— Мы обязательно все обговорим, — Руслан отставил чашку и обнял Людмилу за плечи. Ей стало сразу уютно и спокойно. — Думаю, без списка жестких ограничений мы сможем обойтись. Все равно новички и начнем с самого легкого. Да и договор нам не нужен.

Шталь просто светился радостью и энтузиазмом.

— Вы необыкновенная пара. Уникальная. Вы давно вместе, вас связывают глубокие чувства. Проблема доверия перед вами не стоит. Мила, ты просто создана для роли нижней, Руслан — истинный доминант. К тому же врач, что само по себе ценно в вопросах безопасности. А я буду помогать и подсказывать. Моя игровая в полном вашем распоряжении. Если все пройдет хорошо — в дальнейшем сможете снять студию для игр. Сообщество владеет несколькими такими. Оборудование подберете сами. Все получится!

Людмила слушала доктора, поглядывала на мужа. Он выглядел таким воодушевленным и смотрел на нее так, что ей становилось жарко. Совсем как в юности, еще до свадьбы. Страх перед неизвестным стал разбавляться, оседать, и, наконец, затаился, оставив только терпкий горьковатый привкус.

Незаметно пролетели предпраздничные недели, отшумели корпоративные вечеринки, оставив легкое похмелье и ощущение напускного, неискреннего веселья. Антошка получил нагоняй за то, что появился дома с опозданием на два часа, но был прощен, так как причиной опоздания была его одноклассница, которую он провожал домой на другой конец города после новогодней дискотеки в школе.

Они встретили Новый год на профессорской даче родителей Руслана, узким семейным кругом. Утром первого января проводили Антошку, который уезжал на все каникулы с классом в Финляндию и вернулись в свою квартиру, такую тихую и опустевшую без звонкого голоса сына.

На автоответчике их ожидало сообщение от Шталя, который приглашал их к себе домой завтра. Прослушав сообщение, Руслан сжал ее руку и, посмотрев пристально в глаза, сказал:

— Если ты передумала и не хочешь всего этого, я пойму. Не делай того, что тебе неприятно, только ради меня.

Людмила молчала, вглядываясь в любимые серые глаза. Там было ожидание, предвкушение, надежда, волнение. Прислушалась к своим ощущениям. Снова будто ил на дне, когда бросишь камень, всколыхнулся страх. Но быстро осел, уступая место предвкушению, возбуждению, растравленному любопытству. Нет уж, играть так играть.

— Я тоже этого хочу, — просто ответила она.

Он прижал ее к груди, крепко, до боли и поцеловал в макушку.

Вечером Руслан перезвонил Шталю и довольно долго что-то обсуждал с ним. Людмила хотела было прислушаться, но потом специально ушла в другую комнату. Ей хотелось узнать, что ей готовит Руслан. Но тогда не будет этого одновременно сладкого и жуткого ощущения в животе — словно едешь на скоростном лифте. А это чувство ей нравилось.

Она не спеша приняла душ, расчесала волосы, разобрала диван, легла в постель и стала ждать мужа. Его все не было, и ожидание становилось мучительным. Людмила чувствовала, как густеет кровь, как с трудом сердце проталкивает ее, тягучую, горячую, будто расплавленный мед, по венам. Она закрыла глаза и снова увидела Еву, с широко разведенными бедрами, стонущую от собственных ласк. Сама не поняла, как рука скользнула между ног. В голове крутился калейдоскоп воспоминаний: голос, наполненный властной силой: «Сделай для меня это…»; горячая боль от шлепка, впитывающаяся в кожу, превращающаяся в тепло; бьющееся в сладких конвульсиях обнаженное тело девушки в цепях. Эти воспоминания сводили с ума.

Теплая, сильная волна подхватила, поднимая все выше. Выгнулась, застонала, сжала бедра. Но за мгновение до того, как волна накрыла с головой, почувствовала, как руку стиснули сильные пальцы мужа и ухо обжег страстный шепот:

— Непослушная… это мое… мое…

Руслан поднял ее руки, удерживая над головой. Больно прикусил мочку уха, раздвинул ее ноги коленом и снова зашептал, щекоча и заставляя дрожать всем телом:

— Нетерпеливая… моя… вся моя… завтра… не сейчас… не сейчас…

Она чувствовала, что он тоже возбужден до предела и еле сдерживается от желания немедленно и грубо овладеть ею. И она безумно, исступленно хотела, чтобы он вбился в нее глубоко, до боли, только бы унять это тянущее, разрывающее чувство неудовлетворенности. Застонала и прижалась к колену, чтобы хоть как-то облегчить эту муку.

Но он отпрянул, освободил ее руки и лег рядом, тяжело дыша.

Потом провел ладонью по спине до поясницы, ей захотелось выгнуться и замурлыкать как кошка, поцеловал в шею и прошептал:

— Спи, родная, тебе понадобятся силы.

С ее губ сорвался разочарованный вздох. Она понимала, что это начало игры — оставить ее возбужденной, жаждущей. И неожиданно поняла, что ей нравится это.

Прижалась к горячему телу мужа, послушно закрыла глаза, чтобы успокоиться и уснуть. Странные, порой жутковатые картинки вертелись в нее в голове, рваные, искаженные, будто под лучами стробоскопа.

Весь следующий день Людмила пыталась отвлечься от туго свернувшегося в животе узла, рассеянно, механически занималась домашними делами, бросала косые взгляды на мужа. Он подчеркнуто бесстрастно сидел в кресле с газетой в руках.

Время ползло медленно, будто капля меда по стеклу, а стрелки часов прилипли к циферблату. Она вдруг с удивлением поняла, что не может дождаться посещения доктора Шталя.

За час до назначенного времени она зашла в спальню, чтобы одеться, и увидела на кровати аккуратно разложенную одежду — черное платье-футляр, простое и элегантное, однако застегивающееся сзади на молнию снизу доверху. Оно было куплено год назад, стоило довольно больших денег, но надеть Людмила его так и не решилась, считая провокационным из-за этой молнии. Это платье просил надеть Руслан перед последним визитом к Шталю, но она отказалась. Теперь же выбора у нее не было, Людмила поняла это отчетливо.

Также к платью прилагался черный кружевной комплект белья, очень откровенный и, по всей видимости, дорогой. Новый — такого у нее раньше не было. И черные чулки с кружевной резинкой. Она испытала какое-то странное возбуждение от того, что Руслан выбрал ей одежду вплоть до нижнего белья и чулок. Оно добавило к ее загнанному внутрь неудовлетворенному желанию еще одну жгучую каплю.

Медленно, стараясь почти не прикасаться к себе, она оделась и в задумчивости стояла перед зеркалом, размышляя, что сделать с волосами.

— Собери их в хвост, — тихо приказал ей Руслан, откровенно и оценивающе разглядывая ее. Она бросила на него быстрый взгляд в зеркале и почему-то опустила глаза, успев заметить, как его губы тронула довольная усмешка.

Людмила зачесала волосы в тугой хвост, перехватила резинкой, нашла в косметичке ярко-красную, карминного цвета помаду. Она лежала на самом дне, купленная когда-то по случаю, и так ни разу не использованная.

Закончив, она посмотрела на свое отражение и не узнала себя. Сдержанно страстная, собранная, балансирующая на грани откровенности и соблазна.

— Ты великолепна, — тихо и восхищенно произнес Руслан.

В такси Людмила боялась встретиться глазами с водителем. Ей отчего-то казалось — немолодой мужчина лет сорока с усталым лицом знает, куда они едут и зачем. От стыда и возбуждения кровь шумела в ушах, учащенно билось сердце, сладко тянуло низ живота.

Шталь ждал их в кабинете. Руслан пропустил жену вперед, и доктор встал из-за стола, приветствуя их. Окинул Людмилу взглядом, от которого ей стало не по себе, сдержанно улыбнулся, одобряя, жестом пригласил их присесть.

— Итак, — сказал Шталь, воодушевленно потирая руки, — сегодня у вас особенный вечер. Мой салон в вашем полном распоряжении. Вас никто не побеспокоит.

Руслан улыбнулся жене и сжал ее руку. Нервное возбуждение все сильнее захватывало ее, становилось почти непереносимым, причиняло боль, требовало разрядки. От прикосновения мужа она вздрогнула, будто ее ударило током.

Пока они шли по полутемному коридору, она, судорожно вцепившись в ладонь мужа, пыталась успокоиться, но сердце бухало, хриплое дыхание вырывалось из легких. Снова по венам текла не кровь, а густой сладкий яд.

Перед дверью салона Руслан остановился и взял в ладони ее лицо, нежно поцеловал.

— Не передумала?

От его хриплого голоса ее затрясло, и голова начала кружиться.

— Нет, — еле слышно выдохнула она.

— Если захочешь, чтобы все прекратилось, только скажи «стоп».

— Да. Я помню.

Молочно-тусклый свет после полумрака коридора бьет по глазам, и она жмурится. Руслан тянет ее за руку, заставляя переступить через порог. Дверь за ее спиной захлопывается с мягким щелчком. Руслан поворачивает ключ в замке. «Теперь не сбежать, — мелькает совершенно некстати мысль.

Она стоит, безвольно опустив руки, не зная, что делать, почти перестав дышать и остро ощущая свою беспомощность. Еще не связана, но уже полностью во власти этого мужчины, который медленно, лениво обходит вокруг. Небрежная циничная усмешка, пристальный, бесстыдный, жадный взгляд. Совсем другой. Незнакомый, волнующий, властный. Родного, любимого, знакомого до каждой мельчайшей черточки Руслана здесь больше нет.

Это странным образом возбуждает, она чувствует, как внутри все сладко сжимается. Опускает глаза.

Он поднимает ее лицо за подбородок и жестко, больно целует в губы. Рука скользит по спине, порождая сладкую дрожь, расстегивает молнию платья, медленно спускает с плеч, и оно падает к ее ногам.

Обнаженную кожу холодит легкое движение воздуха, сквозь тончайшую ткань чулок ощущается лакированное дерево пола. Горячие сухие ладони скользят по ее ногам, скатывая чулки. Он пристально смотрит ей в глаза, растягивая паузу. Острое нестерпимое возбуждение плавит, она готова умолять взять ее прямо тут, на голом полу. Но нет, пытка только началась.

Он отворачивается и идет к комоду у стены, выдвигает ящик, что-то достает оттуда, задерживается у стеллажа с плетями, хлыстами и стеками, задумчиво проводит по ним рукой, не сводя с нее жадного взгляда, заставляя замереть от сладкой жути. Возвращается, подчеркнуто медленно, вальяжно.

— Руки. Перед собой, — отрывистые, будто пощечины, приказы, не оставляют права на сомнения. Она послушно вытягивает вперед ладони, раскрывая их перед ним.

Мягкая кожа обхватывает запястья, и он умело справляется с ремешками, затягивая их туго, но не слишком. Просовывает под наручи палец, чтобы убедиться, что не перетянул вены. Снова опускается на колени, чтобы застегнуть ремни на лодыжках. Горячее неровное дыхание обжигает. Когда ремни затянуты, он медленно поднимается, его ладонь скользит вверх по внутренней стороне бедра и пальцы вдруг, отодвинув тонкую ткань, резко, до боли врываются внутрь.

— Хочешь меня… — шепчет он ей в самое ухо и прикусывает мочку, посылая болезненно сладкий импульс по всему телу, — моя…

Подносит руку ко рту.

— Сладкая…

Проводит кончиками пальцев по ее губам. От его прикосновений покалывает кожу, словно она заряжена электричеством. Она чувствует вкус своего возбуждения.

— На колени.

Опять приказ, будто хлесткий удар. Она сглатывает тугой комок в горле и повинуется. На шею ложится слегка шершавая кожа ошейника. Он не давит, но ей почти нечем дышать…

И опять он приподнимает ее лицо под подбородок, пристально всматриваясь в глаза. Лукавая улыбка трогает строго сжатые губы. Ему нравится то, что он в них видит.

— Встань.

Она вздрагивает и поднимается. Сердце трепещет, больно стукаясь о ребра. Она не знает, что он задумал с ней сделать, и эта неизвестность заставляет ее гореть изнутри.

У нее в голове пробегает испуганная мысль: «Только не цепи…», и опять нервная дрожь заставляет ее сжимать зубы, чтобы они не стучали.

Он словно читает ее мысли и подводит к широкой кровати с кованой спинкой. Цепей, которых она так боится, к ее радости, нет. Свисает лишь одна, метра на полтора не доходя до пола.

— Ложись. Руки над головой, — она чувствует, как сквозь наигранное спокойствие приказа рвется страсть. Он тоже ее хочет, дико, нестерпимо.

Сухо щелкают карабины, и она совершенно беспомощна и распята. Холодный шелк простыней заставляет напрячься каждую мышцу.

Он приподнимает ее голову, укладывая на небольшую, жестковатую подушку. Снова целует в губы, жестко, больно, и она понимает, что он еле сдерживает свое желание.

Матрас прогибается под тяжестью его тела. Он наклоняется над ней, медленно разглядывает ее, лаская взглядом каждый миллиметр ее беспомощно распростертого перед ним тела. В его руках оказываются ножницы, ей страшно, и этот страх плавит ее изнутри. Он решительно и спокойно перерезает лямки, потом режет тонкую ткань посередине, между ее грудей, одним рывком срывает ее. Такая же судьба постигает и кружевные трусики. Теплые капли падают на кожу, сладкий, немного душный запах разливается в воздухе. Апельсин, ваниль, корица, вербена… Горячая ладонь мучительно медленно проводит ладонью по плечам, по груди, втирая масло, пальцы больно сжимают набухшие соски. Это уже почти нестерпимо, жжет и плавит. У нее вырывается стон.

— Тшшш, ни звука.

Она послушно кивает. Но это так трудно — не кричать и не стонать.

Оставив в покое грудь, он гладит ее живот, и она беззвучно кричит от нестерпимого желания почувствовать его там…ниже…

Но он отстраняется. Нет… она больше не выдержит… Опускает веки, пытаясь справиться с разливающейся внутри горячей волной…

— Открой глаза. Я хочу видеть их.

Послушно распахивает глаза. У него в руках плеть из множества тонких полосок замши.

Она не может оторвать глаз от орудия наказания, тихо всхлипывает и дрожит.

Бархатистая замша скользит по коже так нежно, ласкает, расслабляет. И вдруг резкий, обжигающий удар. Она непроизвольно вскрикивает, и его ладонь закрывает ей рот.

— Тихо! — это уже даже не приказ. Рычание. Ей жутко, и это еще обостряет и так напряженные до предела нервы. — Если ты не будешь тихой, придется вставить кляп.

Она испуганно смотрит на него, холодея. Он абсолютно серьезен. Она не хочет кляп!

— Я… буду… тихой, — губы не слушаются, зубы выбивают нервную дрожь. — Прости…

— Я не разрешал говорить! — хриплое низкое рычание.

Снова резкий удар, и она из последних сил сдерживает крик. Боль, опалив кожу, тут же превращается в приятное покалывание, растекается жидким пламенем. А потом на ее дрожащее тело обрушивается непрерывный град ударов, и кожа пылает под ними все сильнее, будто оплавляясь, растворяясь, обнажая нервы. Почти потеряв сознание от интенсивности ощущений, она вдруг чувствует, как ее горящее тело мучительно нежно гладит его прохладная ладонь.

И опять прогибается матрас, она чувствует его жаркое, неровное дыхание между широко разведенных ног, дергается в бесплодной попытке сжать колени. Паника нарастает, лишая последних остатков разумного.

Она хрипит, отчаянно натягивает ремни, с ее губ уже готово сорваться «стоп». По щекам текут слезы, он ложится рядом и нежно собирает их губами.

— Тише… тише… — шепчет родной голос, в нем столько нежности. — Дыши… дыши…

Она дышит, глубоко, судорожно вдыхает воздух, горячий, плотный, он едва проталкивается в ее легкие.

Он обхватывает ладонями ее лицо, смотрит прямо в глаза.

— Мы можем прекратить. Хочешь? Скажи тогда "стоп". И мы уйдем домой.

Да, да, да… домой. Она уже открывает рот, чтобы выдохнуть это слово.

— Но тогда ты не получишь самого сладкого…

Он смеется, а его пальцы гладят, кружат, ласкают.

— Так что, мне прекратить?

Он шепчет в ухо, щекочет дыханием.

Паника отступает, а болезненная тяжесть внизу становится все нестерпимее.

Нет… она не сможет… ее разорвет от возбуждения.

Вспомнив, что говорить ей не разрешали, качает головой.

Он целует ее в губы, нежно, долго и вбирает в себя ее нетерпеливый стон.

— Не сдерживайся больше, — горячий шепот на ухо, — можешь кричать.

И опять устраивается между ее ног.

Нежнейшие прикосновения языка, губ, его дыхание. Убийственная сладость. Она кричит, хрипит и извивается.

— Моя… давай… — вибрация от его шепота посылает ее как ракету на такую высоту, что нечем дышать. А потом она сгорает в ослепительном взрыве.

И тут же чувствует, как он входит в нее резко, больно, сразу на всю длину, царапнув нежную кожу бедер слегка колючим сукном расстегнутых брюк, и опять кричит от нестерпимого наслаждения, от такого желанного освобождения.

Дав ей немного прийти в себя, он отстегивает карабины и заставляет встать. Ноги дрожат и не слушаются, но вскоре ее запястья прикованы к спущенной с потолка цепи так, что пола касаются только пальцы ног, будто у балерины на пуантах. Тело натягивается как струна, снова начинает закручиваться тугой жгут желания. Она не верит. Только что ей казалось, что она умерла.

Теперь в его руках черный кожаный хлыст. Как у того мужчины в клубе. Кончик хлыста проходится по ее телу, обводит грудь, легко скользит между бедер, по щеке, прикасается к губам…

— Открой рот! — грубость приказа взвинчивает ее нервы, она повинуется, дрожа от нетерпения, возбуждения и страха.

Он грубо вталкивает ей в рот кончик хлыста, оцарапав небо.

Странный вкус кожи и сладко-соленый, ее вкус…

— Попробуй! Ты опять течешь. Помнишь, ты провинилась вчера? А что делают с непослушными?

Грубая пошлость его слов заставляет чувствовать себя грязной, порочной. И неожиданно это заводит еще больше.

Влажный кончик хлыста скользит по ее губам, щеке, по шее, по груди. Соски холодит, они еще твердеют, хотя и так уже до боли чувствительны. Он обходит кругом. Плечи, спина, ложбинка между ягодицами. Опять спереди. Живот, ниже…

— Их наказывают, — хриплый голос отдается судорогами внизу живота как эхо. — Они получают порку.

— Пожалуйста… — шепчет она, не понимая, о чем просит.

Резкий удар по груди и перед глазами будто вспыхивает белое пламя…

— Я разрешил кричать, а не говорить!

Кожа горит под ударами хлыста, становясь одним сплошным нервом. Ей позволено, и она опять кричит, дико, бессвязно, хрипло, умоляя его… нет, не прекратить… не останавливаться.

Кончиком хлыста он заставляет ее развести ноги шире. Потом пристегивает кольца поножей к скобам в полу. Распята, раскрыта и беспомощна…

Хлесткие удары… Боль… Жгучая, почти на пределе терпимости. Ее накрывает горячая волна, снова взрывает. Остатки разума растворяются в сладком тумане.

Прохладный шелк простыни так приятно холодит горящую кожу на груди и животе. Его рука приподнимает ее, подкладывая подушку, заставляет опереться на локти, разводит ноги. Потом он наматывает на кулак ее собранные в хвост волосы, тянет на себя, и резко, грубо, в один толчок входит сзади. Она больше не может кричать, только хрипит, стонет, он вбивается в нее, все глубже и глубже, задевая невероятно чувствительные места. Она рыдает в голос от нестерпимого наслаждения, и снова взрывается в ослепительной вспышке, выжигающей мозг.

Она больше не ощущает своего тела, будто бесплотная тень, он несет ее в душ, нежно обтирает губкой, горячие струи воды стекают по коже, а она стоит только потому, что ее обмякшее тело поддерживают его руки…Теплое мягкое полотенце укутывает ее… глаза закрываются… она так устала… она так счастлива…

Утром она проснулась в незнакомой постели от прикосновения теплых губ мужа на щеке. Наволочка пахла свежестью, нежно ласкала кожу. Теплое, но легкое одеяло, заботливо подоткнуто со всех сторон. В комнате было прохладно, и вылезать из уютного кокона совершенно не хотелось. Она огляделась — персиковые обои, такого же цвета, только чуть бледнее — плотные шторы на окнах. Кровать, в которой она нежилась, огромная, с резными столбиками по углам, молочно-белый комод, такие же прикроватные тумбочки. На одной из них — прозрачная ваза с букетом чайных роз. Людмила с наслаждением вдохнула нежный, едва уловимый аромат розовых лепестков.

Руслан откинул одеяло.

— Дай я тебя осмотрю.

Она вздрогнула от холода и внезапно поняла, что абсолютно голая. Попыталась натянуть одеяло обратно. Руслан нахмурился и сказал строго:

— Пока мы здесь, ты выполняешь все, что я говорю. Без споров и обсуждений. На живот.

Она вспыхнула. Но возражать не стала и послушно легла. Теплые сильные руки нежно прикасались, поглаживали, исследовали, переворачивали ее как куклу. Закрыв глаза, она прислушивалась к своим ощущениям. Мышцы немного болели, как после тренировки в спортзале. Чуть-чуть ныло внизу живота. Стали безумно чувствительными и слегка болезненными соски. А еще было какое-то непередаваемое чувство легкости во всем теле.

Людмила почувствовала, как пальцы мужа втирают в особо болезненные места, там где остались следы от хлыста, какую-то мазь.

Потом Руслан поднес ей на раскрытой ладони желто-белую капсулу, она послушно положила ее в рот, сделала глоток воды из поданного им стакана. Руслан присел рядом на постель, нежно поцеловал в припухшие губы. Она резко выдохнула сквозь зубы.

— Болит? — немного виновато спросил он, тут же отстраняясь.

— Ерунда, — ответила она и обняла за шею, притягивая к себе.

— Ненасытная, — улыбнулся Руслан и опять поцеловал, уже настойчивее, сжал грудь, она простонала ему в губы.

— Прости, — снова сказал он, отстраняясь.

— Ты извиняешься? — она усмехнулась. — Мне показалось, что тебе нравится делать мне больно.

Его лицо стало серьезным, глаза потемнели. Людмиле снова стало не по себе. В родных чертах мужа опять проступил вчерашний властный незнакомец.

— И это тоже, — сказал он глухо. — Но тебе ведь понравилось?

Она помолчала. Ей хотелось быть абсолютно искренней, она чувствовала всем сердцем, что Руслан ждет он нее этого. Она не была уверена, что ответив сейчас «да», будет до конца честной.

— Мне не понравилась боль, — в его глазах на долю секунды мелькнула растерянность, вина и разочарование.

— Мне понравилось наслаждение, которым она может быть, — продолжила Людмила и прижалась губами к его руке. — Как мне тебя теперь называть? Господин, Мастер?

Лукаво улыбнувшись, она положила голову ему на колени, потерлась щекой о его руку.

Он резко выдохнул, и зарылся лицом в ее волосы, шепча что-то маловразумительное и нежное. Потом взял ее лицо в ладони и посмотрел пристально в глаза.

— Пусть будет Господин…Спасибо, моя Милочка!

Она едва не разрыдалась от переполнившей нежности.

Еще какое-то время они просто лежали, обнявшись, он, легко касаясь пальцами, перебирал ее спутавшиеся волосы, гладил по щеке, обводил контур губ.

Потом Руслан встал и достал из стенного шкафа дорожную сумку. Из нее извлек пакет с логотипом магазина «Дикая Орхидея» и положил на постель перед женой.

— Твое белье вчера погибло, — лукаво улыбнулся он. — Это замена. Надеюсь, тебе понравится.

Людмила открыла шуршащий пакет и достала оттуда очень изящный комплект цвета шампанского, кружевной, нарядный, но менее откровенный, чем тот, что стал жертвой вчерашней сессии.

— Там душ, — сказал Руслан, показывая на боковую дверь, — внутри есть полотенца и банные халаты.

Людмила выскользнула из постели, тихо охнув от тянущей боли в мышцах, и направилась в ванную.

Стояла под горячими струями, она пыталась уложить всю эту странную мешанину чувств, образов и ощущений от пережитого, но они не прекращали безумную карусель в ее голове. Сушила волосы и рассматривала свое отражение в зеркале. Неужели вчера это все было с ней? Эта безумная менада, что стонала, кричала и хрипела, умоляла не прекращать бить ее хлыстом — это она? А тот властный, жесткий и волнующий господин с флоггером — ее Руслан? Невероятно!

В сумке она нашла свои любимые джинсы, теплые носки, футболку и свитер. Улыбнулась предусмотрительности мужа, и с удовольствием оделась в привычную одежду. Ее черное платье было аккуратно сложено на самом дне.

Через полчаса они завтракали в столовой вместе со Шталем.

Людмила удивленно отметила отсутствие Евы, она все не решалась спросить, но доктор угадал ее любопытство и произнес:

— Ева отправилась навестить своих родителей. У нее неделя свободного времени.

После завтрака Шталь пригласил их в свой кабинет. Они уселись в кресла, а доктор прошел к своему столу, выдвинул ящик и достал оттуда какие-то бумаги и две коробочки из темного бархата, одну маленькую, другую побольше.

— Надеюсь, все прошло успешно? — спросил Шталь, сдержанно улыбаясь, обращаясь скорее к Руслану, чем к Людмиле.

— Думаю, что да, — ответил он, сжимая ее руку и поглаживая костяшки пальцев.

Людмиле стало стыдно от мысли, что этот строгий человек знает, что происходило вчера в его «салоне».

— Великолепно! — сказал Шталь, — я счастлив и горд, что смог помочь вашей удивительной паре. У меня давно не было таких талантливых учеников. Уверен, у вас все будет просто замечательно. Кстати, вы получили право вступить в Сообщество.

Людмила посмотрела на мужа, не понимая о чем речь. Но, видимо ее муж все отлично понял.

— Это большая честь, — произнес он.

Шталь передал ему бумаги, которые держал в руках.

— Прочитайте и подпишите. Это Устав Сообщества и правила, обязательные для всех. Первый год бесплатный, начиная со следующего обязательны членские взносы, размер которых зависит от статуса. Вы пока новички, и сумма не будет обременительной.

Людмила смотрела, как ее муж внимательно вчитывался в документы, потом взял из рук Шталя ручку и поставил свою подпись, передав документы ей.

Она попыталась читать, но строчки расплывались у нее перед глазами, она никак не могла вникнуть в смысл написанного. Беспомощно посмотрела на мужа. Он кивнул ей одобрительно, и она расписалась под его подписью на всех листках, передав документы Шталю. Один экземпляр доктор спрятал в какую-то папку, другой снова отдал Руслану.

Потом взял со стола коробочки, открыл первую, достал оттуда печатку, серебряную с чернением, и на открытой ладони преподнес его Руслану.

— Изображение на кольце — трикселион, это символ принадлежности сообществу. Указывает на статус владельца и служит пропуском на все закрытые мероприятия, проводимые сообществом в нашем городе и в любом другом, по всему миру.

Руслан принял из рук Шталя перстень и надел его на средний палец левой руки.

Шталь открыл вторую, побольше, и достал оттуда колье, похожее на то, которое носила Ева.

— Это для тебя, — улыбнулся он Людмиле, протягивая украшение. — Это символ твоего статуса.

Она осторожно взяла его в руки, слегка вздрогнув от прикосновения холодного металла.

— Через три дня состоится рождественский бал. Естественно, вы приглашены. Место и время указано здесь, — Шталь передал Руслану два плотных листка, похожих на билеты в театр. — И еще. У нас не приняты реальные имена. Придумайте себе псевдонимы, под которыми вас будут знать в сообществе.