Жена Кукловода

Глава 25

Руслан пришел поздно, усталый, озабоченный. Людмила с воодушевлением начала рассказывать ему о встрече с Татой, но он рассеянно кивал и нехотя поддерживал иллюзию беседы. Рассказывать про роман Людмиле сразу расхотелось. А уж про встречу с Кавериным и вовсе.

После ужина Руслан неловко поцеловал ее в щеку.

— Спасибо, родная. Спать пойду. С ног валюсь, операция тяжелейшая. И завтра две. Ты как себя чувствуешь?

— Нормально. Иди, конечно, на тебе, и правда, лица нет.

Руслан облегченно вздохнул и поднялся наверх.

Людмила ощутила неловкость от того, что не рассказала Руслану всего. Доверяться мужу во всем без оглядки, без любых, самых невинных секретов, было — как она всегда считала — ее счастьем, ее семейной «фишкой». А теперь вдруг она подумала: «Как хорошо, что Рус почти меня не слушал».

Людмила достала из сумки карточку, повертела в руках, провела кончиками пальцев по золотому тиснению названия издательства. «Главный редактор отдела современной прозы Злотская Ирина Петровна».

«Нет, это совершенная глупость», — снова запаниковала Людмила. Но тут же вспомнила грозное нахмуренное лицо Таты, вздохнула и пошла за ноутбуком.

На отправку она потратила целых двадцать минут. По нескольку раз проверяла файлы, форматирование, осторожно, по букве, набирала адрес с карточки.

Потом закрыла ноутбук и поднялась к себе. Из-под двери спальни Руслана пробивалась узкая полоска света. Очень захотелось войти к нему и съязвить: «Ты же спать собирался? Опять конспекты штудируешь?»

Постояла немного перед его дверью, потянулась к ручке, но в последний момент отдернула пальцы. И быстро ушла к себе.

Людмила пролежала без сна почти до утра. Мысли — обрывочные, неясные, тревожные, не давали уснуть. Она все не могла забыть Каверина, что с тоской смотрел на нее через мутное, мокрое от дождя стекло.

Весь следующий день она намерено не брала в руки ноутбук. Знала, что стоит его открыть — просидит до вечера, обновляя страницу почты.

Ближе к вечеру мобильник выдал рингтон для незнакомых абонентов.

— Сикорская Людмила? Секретарь Злотской беспокоит. Вы что, почту не смотрели?

Людмила растерялась.

— Нет… дела были.

— Ну что ж вы! Мы ждем от вас ответа! Не затягивайте, пожалуйста!

Сердце стучало как сумасшедшее, пальцы дрожали, по спине полз противный холодок.

Людмила перечитала письмо от редакции пять раз. И все равно не верила в то, что это — не розыгрыш. Хотела даже позвонить Тате, чтобы убедиться, что ей не приснилась та встреча в Манеже.

Потом взяла себя в руки, открыла файл с договором, кое-как заставила себя прочитать его до конца. Распечатала, еще раз прочитала, потом пошла в кабинет к Руслану, чтобы найти ручку и подписать.

В кабинете царил идеальный порядок. Тетради Шталя на столе больше не было. Исчезли и коробки с бумагами. Людмила взяла ручку с золотым пером и гравировкой — вензелем переплетенных букв Р и Л, что сама подарила Руслану как-то на день рождения, и подписала два экземпляра договора. Потом задумалась, присела за стол.

— Мила? — удивленный голос Руслана прозвучал над ухом, и Людмила вздрогнула от неожиданности. Смутилась, вскочила, словно ее застали за чем-то постыдным.

— Я… тут… договор…

— Договор?

Руслан взял в руки бумаги, прочел и заулыбался:

— Надо же! Здорово! Я же говорил, что все получится. А ты не верила.

— Да ну, — Людмила смутилась еще больше. — Это не я. Все Тата.

Руслан взял ее за руки.

— Это ты. Ты же автор! Ты молодец!

— Ладно, еще ничего не ясно. Подумаешь, договор. Не поверю, пока книжку в руки не возьму.

— Будет книжка! И не одна!

Руслан заметил на столе ручку, взял ее и протянул Людмиле.

— Забирай. Тебе нужнее.

— Это подарок! — запротестовала Людмила.

— Мое орудие — скальпель. А твое — вот. На удачу.

Руслан вложил «золотое перо» ей в ладонь.

— А знаешь, пойдем, отметим! Там вроде вино есть в холодильнике. Или кипрский мускат откроем?

— Не надо. Рано праздновать. А ужинать, пойдем, конечно. И вино есть, хорошее чилийское. Если уж так хочешь.

Людмила наскоро накрыла на стол, Руслан открыл вино, разлил по бокалам и торжественно провозгласил тост:

— За будущий бестселлер! И его автора!

— Глупости, еще ничего не известно.

Радость Руслана казалась искренней, но все равно Людмиле было неловко. Вспомнилось, как она всего один раз в жизни, еще студенткой, купила лотерейный билет и неожиданно выиграла приличную по тем временам сумму, целых сто рублей, как мучилась в раздумьях — куда их потратить, и, в конце концов, с облегчением отдала маме. Тогда ей было также неловко от незаслуженно свалившихся денег.

На следующий день она собиралась в город, на почту, отправить договор в Москву для подписания. Отдать его Руслану Людмила так и не решилась. Отчего-то стало страшно доверять договор даже мужу.

Она уже заказала такси, когда зазвонил мобильник. Номер звонившего Людмиле был не знаком.

— Сикорская? Людмила?

— Да.

— Это Злотникова. Вы договор отправили?

— Нет, только собиралась.

— Отлично! Я еще в Питере, задержусь тут на недельку в филиале. Приезжайте с договором в редакцию. Сможете, скажем, через час? Адрес знаете?

— Н-нет. — Людмила даже начала заикаться от волнения.

— Выборгская набережная, двадцать. Жду. И флешку возьмите.

Не дожидаясь ответа, Злотникова положила трубку.

Охранник на входе в здание редакции спросил фамилию, попросил подождать, снял трубку с телефона, поговорил с кем-то и пропустил Людмилу.

— Триста восемь, третий этаж. Лифт направо.

Перед дверью с нужным номером Людмила попыталась унять бешено стучащее сердце и дрожь в пальцах. «Чего трясешься? — сказала она себе. — Подумаешь, книжка…» Но убедить себя не удалось.

Осторожно постучала.

— Входите! — ответил из-за двери мужской голос.

Людмила растерялась, еще раз глянула на табличку. Но отступать было некуда. Нажала на дверную ручку и открыла дверь.

В кабинете было накурено, и Людмила с трудом подавила приступ кашля.

За столом, заваленном бумагами, сидел тот самый лысоватый, которого Тата называла Андреем Петровичем. У открытого на проветривание окна курила Злотская.

— Здравствуйте, я Сикорская, — хрипло произнесла Людмила. — С договором.

— А, наконец-то.

Злотская затушила сигарету в бронзовой пепельнице с фигуркой совы.

— Проходи, садись. Ничего, что на ты? Ненавижу эти церемонии.

— Ничего.

Людмила оглядела кабинет и выбрала стул ближе к выходу.

— Давай поближе, к столу. Обложку выбирать будем. В эту пятницу уже презентация серии. Спешить надо, пока тренд не ушел. Кстати, ты вроде журналист?

— Нет, редактор. А что?

— На презентацию пойдешь. Как новый перспективный автор. Сейчас Старлетову уламываем. Пойдет у нас толкачом в серии. Романчик у нее, конечно, так себе вышел. Твоему не чета. У тебя и стиль, и язык, и фактура проработана. И психологизму хоть отбавляй. Старлетова розовые сопли в стразиках наваяла. Но у нее имя, поклонники. А нам главное серию раскрутить.

Людмила чувствовала, себя щепкой в водовороте.

— Договор… — она неловко протянула Злотской папку.

— Андрею отдай, — отмахнулась Злотская. — Нам с обложкой надо порешать. Вот смотри.

Она пододвинула стул к Людмиле и положила себе на колени ноутбук, тонкий и стильный.

— Это работы одного известного фотографа. Он предоставил их бесплатно для оформления серии. По-моему очень талантливые работы. И главное очень эротично и в тренде. Флешку принесла?

Людмила покопалась в сумке, не без труда выудила маленький металлический прямоугольник на цепочке и протянула Злотской.

— Молодец. Я тебе скину все. Выбери штук десять. И скинь мне не «мыло». К пятнице макет сделаем. Да, Андрей Петрович?

— Постараемся, — недовольно буркнул лысоватый. — С начальством московским разве поспоришь.

— Правильно! — усмехнулась Злотская. — Не надо спорить с начальством. Надо быстренько сделать макеты трех первых книг серии. Старлетовой, Волжанина. И твоей.

Злотская дружески похлопала Людмилу по плечу.

— Их и представим в пятницу. Для затравки.

— Презентация? — Людмила совсем разволновалась. Выступать перед аудиторией, говорить о своем романе — эта мысль вызвала настоящую панику.

— Ну, милочка. — Злотская снисходительно усмехнулась. — Хочешь стать успешным писателем? Надо крутиться, мозолить глаза публике. Иначе никак. Ничего, справишься. Фотографа этого еще позовем. Кстати, Андрей, это на твоей совести. Ладно, иди, работай.

Людмила ехала в такси и то и дело проверяла: не потерялась ли флешка с фотографиями. На экране ноутбука Злотской она не смогла рассмотреть ничего — от волнения не сообразила достать очки.

Дома сразу бросилась к ноутбуку. Людмиле показалось, что техника издевается над ней — так долго он загружался. И еще дольше открывалась флешка.

Фотографий было много — больше пяти десятков. В основном черно-белые, либо с эффектом сепии, будто из начала прошлого века. Злотская была права, работы были очень талантливыми — выразительные, наполненные внутренним движением позы, красивые формы, сдержанная, вовсе не пошлая и не вызывающая эротика. Все нескромное — мастерски ретушировано полутенями, предметами, прозрачной тканью. Обнаженная женская грудь, прикрытая лишь бутоном розы, нежная кожа, будто матовый шелк, тускло просвечивает из-под черного флера, шип безжалостно вонзился в плоть и единственное яркое пятно — маленькая капелька крови. Еще одна — будто специально снята была для ее романа. Хрупкая девушка, лицо скрыто шелковой маской. Широкие черные ленты удерживают ее, словно куклу, в коробке: поперек бедер, талии, груди, тонкой высокой шеи. Обхватывают изящные запястья, локти, колени, лодыжки. Рядом еще одна такая коробка, и еще, и еще. Бесконечный ряд уходит вдаль. Вдоль коробок с живыми куклами с задумчивым видом идет мужчина во фраке, разглядывает их, будто в магазине. Выбирает себе игрушку.

Людмила рассматривала фотографии, и неясная тревога все больше завладевала ею. В этих картинках было нечто неуловимо знакомое. Все работы сквозили темной и сладкой жутью. Автор точно был не понаслышке знаком с Игрой.

Замирая от нехорошего предчувствия, Людмила достала телефон и набрала последний входящий номер.

— Ирина Петровна? Это Сикорская. А кто автор этих фотографий?

— Тех, что для обложек? Сейчас. Андрей, как его там? Корчагин? Нет? А, точно… Каверин! Артем Каверин. Правда, шедевральные?

— Да, очень красиво. Спасибо, — машинально ответила Людмила.

Телефон со стуком упал на пол из разжавшихся пальцев.

— Сколько еще этот негодяй будет отравлять нам жизнь?! — возмущенный голос мужа вгрызался в мозг. Людмила прижала ладони к вискам и ощущала, как каждое повышение тона отдается новым толчком боли.

Руслан нервно расхаживал по гостиной.

— Нет, это невозможно!

Людмила закрыла глаза: голова кружилась, словно после карусели, подступала тошнота. Смотреть на мужа и слушать его гневные тирады — было выше ее сил. Мерзкое чувство дежавю — он вел себя в точности так, как тогда, после похищения. Сейчас еще начнет винить во всем ее…

— Как Каверин узнал про твой роман?

Она продолжала сидеть молча, не открывая глаз.

— Ах, ну да. Твой блог. Твой ненаглядный «Подсолнух»! Восторженные домохозяки, дамское чтиво. И вообще, почему ты не можешь сама выбрать обложку? В конце концов, ты автор!

В висках словно лопнула перетянутая струна, выступили слезы. Но боль утихла. Людмила медленно, опасаясь, что она вернется, открыла глаза.

Гнев Руслана вдруг показался ей смешным, наигранным. А ее переживания из-за фотографий Каверина — такими глупыми.

— Довольно, — сказала она тихо и спокойно.

Руслан не сразу расслышал, прошел еще пару шагов и застыл изумленно.

— Что ты сказала? — переспросил он.

— Хватит. Прекрати эту истерику.

Людмила встала и направилась наверх.

Руслан догнал ее, развернул к себе за плечи.

— Тебе все равно?

— Да. Мне абсолютно все равно, кто автор этих фотографий. Красивые картинки. У моей книги будет эффектная обложка, а значит — хорошие продажи. Пусти.

Разбуженный громким голосом, со своей лежанки притопал Дарик. Постоял, подумал, шумно вздохнул, выдал басовитое «Гав!». Пес никому не позволял так обращаться с любимой «мамой». Даже «папе».

Людмила осторожно, но решительно высвободилась.

— Кстати, эти фотографии утвердили еще до того, как Тата познакомила меня со Злотской.

— Но презентация… там будет и Каверин?!

— А в чем дело? Ты что, мне не доверяешь?

Людмила посмотрела прямо в глаза Руслану.

— Глупости, — с досадой ответил он и отвел взгляд.

— Значит все в порядке. Давай закончим этот разговор, я устала.

Поднимаясь по лестнице, спиной ощущала, как Руслан смотрел ей вслед — растерянный, еще больше раздраженный от нелепости разыгранного им скандала. Хотела закрыть дверь на замок, потом передумала.

Услышала шаги Руслана: он несколько минут постоял у ее двери, будто хотел зайти, но так и не решился.

Утром Людмила еще раз пересмотрела фотографии. Не без сомнений выбрала восемь самых подходящих. Среди них были мужчина во фраке и его живые куклы в коробках, и роза, приколотая к обнаженной груди под черным флером.

Оставшиеся до презентации десять дней закружили Людмилу в безумной карусели. Она строчила сорок третий вариант аннотации, после того как их один за другим браковала Злотская, спорила с ней из-за названия, все таки его отстояла, потом мучительно сочиняла текст «об авторе». До последнего перебирала свои фотографии и никак не могла решить — какую выбрать для задней обложки.

В четверг утром Людмила совсем запаниковала. Перспектива выступления перед публикой пугала ее гораздо больше встречи с Кавериным.

— Презентация твоя завтра? — спросил Руслан, допивая свой кофе. — Что-то ты мне не нравишься. Бледная, осунулась. Может, не пойдешь?

— Нет, — решительно сказала Людмила. — Другого шанса не будет. Я должна.

— А где будет? И во сколько начало?

Людмила посмотрела на мужа удивленно.

— В «Азбуке» на Невском, в пять. А ты что, хотел прийти?

Руслан помолчал. Отставил чашку, посмотрел пристально на Людмилу, паузой подчеркивая значительность того, что собирался сказать.

— Да. Я отложил все свои дела. Абсолютно все.

И тут Людмилу будто водой окатило. Пятница…Завтра же пятница! Та самая пятница.

— А как же…

Произнести имя Анны она так и не смогла — перехватило горло.

Руслан еще помолчал, будто смакуя ее удивление и смятение. Потом накрыл своей ладонью ее руку и произнес:

— Я вернул тебе твое разрешение. Помнишь?

Он снова замолчал. Эти театральные паузы начинали раздражать.

— К тому же Анна нездорова.

— Что с ней?

Руслан отмахнулся.

— Обычная респираторная инфекция. Ничего серьезного. Весна, обычное дело.

Отчего-то Людмила ему не поверила. «Надо бы позвонить Анне, — подумала она. — Но потом, потом. После презентации. Если переживу».

Людмила приехала в книжный салон «Азбука» на Невском почти за час. Зал для конференций был еще почти пустым. Под руководством лысоватого Андрея Петровича двое парней крепили экран для видеопроектора, уже стояли стойки с большими плакатами — макетами обложек. Людмила застыла, разглядывая их. Особенно третью слева — мужчина во фраке шел вдоль бесконечного ряда живых кукол. Готические буквы на коробках складывались в название «Кукольных дел мастер», добавляли мрачной таинственности, серо-черную гамму разбавляло яркое алое пятно — бутон розы и капелька крови из-под шипа, проколовшего нежную кожу обнаженной женской груди на задней части обложки.

— Вам нравится? — произнес у самого уха знакомый голос, Людмила вздрогнула и отшатнулась.

— Простите, напугал, — смутился Каверин. — Здравствуйте, Людмила.

Она только кивнула в ответ. Горло перехватило, сердце стучало, выступил липкий холодный пот.

— Пойдемте, сядем.

Каверин осторожно поддержал ее под локоть, помог дойти до ближайшего стула.

— Вам нехорошо? Может воды?

— Нет, — Людмила уже немного справилась с паникой. — Все нормально. Просто волнуюсь.

— Понимаю, — улыбнулся Каверин. — Хотя вы же журналист?

— Нет, редактор.

Людмиле стало стыдно за свою слабость. Она попыталась встать, но голова снова закружилась.

— Посидите, все-таки я схожу за водой.

Каверин отошел, и ей стало немного легче. Достала из сумки пудреницу, провела по лицу пуховкой. «Соберись, — скомандовала своему отражению.

— Вот, держите.

Каверин протянул ей стакан с минералкой. Людмила засомневалась, но в горле пересохло, глоток воды сейчас был бы очень кстати.

— Спасибо.

Она взяла стакан у Каверина, стараясь не коснуться его руки.

— Фотографии вы выбирали? Или издатель?

— Я… и издатель, — Людмила начала злиться на себя, и это помогало справиться с паникой.

— На вашей обложке — мои самые любимые. Особенно та, с розой. Знаете, как я ее назвал?

«Мизерикордия». Беззащитная красота. Так трогательно.

— Вы любите беззащитность, я в курсе, — ядовито заметила Людмила.

Каверин посмотрел на нее грустно и укоризненно.

— Все в прошлом. Сейчас работаю над серией ко Дню Победы. Снимаю стариков-ветеранов. У них невероятные лица, фактура, харизма. Но рад, что мои старые работы пригодились. И особенно — вам.

— Артем! — лысоватый Андрей Петрович махал со сцены. — Там с тобой Сикорская? Поднимайтесь, скоро начинаем.

Людмила решительно встала, Каверин поддержал ее под локоть, но она отстранила его руку.

— Я в порядке.

— Да? — недоверчиво произнес Каверин. — Что-то не очень похоже.

Людмила прошла по проходу между рядами стульев к сцене, осторожно поднялась по ступенькам.

— Проходите, проходите. Усаживайтесь. Там таблички с вашими фамилиями. Пойду Старлетову и Волжанина встречать. Волжанин уже отзвонился, а эта сетевая звезда постоянно опаздывает.

Каверин оглядел таблички с фамилиями, быстро поменял их и подмигнул Людмиле.

— Не волнуйтесь. Я буду рядом.

— Господин Каверин, — Людмила все еще злилась. — Благодарю за помощь. Я в порядке. И прекрасно справлюсь без вас.

— Конечно, справитесь.

Опека со стороны Каверина раздражала. «А еще Руслан увидит нас рядом, — подумала Людмила.

— Может, все-таки сядете на место?

— Я на месте, — лукаво улыбнулся Каверин и продемонстрировал свою табличку.

— Прошу, прошу, Стелла Васильевна, проходите.

Андрей Петрович галантно отодвинул стул для крашеной платиновой блондинки в черном обтягивающем как перчатка платье с глубоким до неприличия вырезом и на высоченных каблуках. Блондинка презрительно кривила ярко накрашенные алой помадой губы.

— Просто Стелла! — капризно заявила она, усаживаясь на стул. Разрез оголил не слишком стройные ноги в чулках в крупную сетку. Сетка впивалась в кожу, делая ее бедро похожим на колбасу в обвязке. Каверин перехватил взгляд Людмилы и усмехнулся.

— А вы, я так понимаю, Каверин, да?

Стелла повернулась к нему кокетливо похлопала наращенными до невероятной длины ресницами. «Хлопай ресницами и взлетай», — вспомнила Людмила популярную песню и едва не рассмеялась.

— Да. А вы Старлетова? — ответил Каверин без особого интереса.

— Стелла, — произнесла она с придыханием, — для вас просто Стелла.

Старлетова протянула ему руку, явно рассчитывая на поцелуй. Но Каверин просто пожал ее и спросил:

— Как вам мои работы?

— Очень красиво, — с легкой досадой ответила Старлетова. — Видно, что вы настоящий мастер.

— О, да, — оценив двусмысленность фразы, ухмыльнулся Каверин.

— И, видимо, знаете толк в странных удовольствиях, — Старлетова положила ногу на ногу, разрез открыл кружевную резинку чулка.

— Простите, Стелла, — холодно ответил Каверин. — Я просто художник.

— Да ладно, не скромничайте!

Старлетова снова похлопала ресницами и закусила нижнюю губу. На лице Каверина мелькнуло брезгливое выражение, но тут же сменилось безразличием.

— Так, ну все в сборе, — объявил Андрей Петрович.

Следом за ним поднимался высокий худой мужчина далеко за сорок, с мрачным лицом и темными не слишком ухоженными волосами до плеч. Мужчина угрюмо оглядел всех, презрительно скривился при виде Старлетовой, но сел рядом, демонстративно отодвинув стул подальше.

— Ну что, с Богом!

Андрей Петрович потер руки, встал, осторожно постучал по микрофону. Потом обернулся и махнул кому-то. Зал наполнился музыкой, медленной, тягучей, с густыми вибрирующими басами.

— Здравствуйте, друзья! Сегодня мы представляем новую серию нашего издательства «Все оттенки страсти». Серию открывает одноименный роман известной писательницы Стеллы Старлетовой.

Зал, незаметно для Людмилы почти заполненный публикой, зааплодировал, Стелла поднялась с места и в полупоклоне продемонстрировала всем свое нескромное декольте.

На установленном сзади экране запустили буктрейлер. Все та же музыка стала громче, добавились вздохи, стоны и несколько смачных шлепков.

— Надеюсь, роман Стеллы Старлетовой станет бестселлером, не уступающим знаменитой американской трилогии. В нем будет все — умопомрачительный главный герой с темным прошлым, очаровательная героиня, настоящая любовь и запретные удовольствия.

Раздались аплодисменты, правда, жидковатые.

— Второй роман серии — «Гербарий» Олега Волжанина — совершенно не похож на первый. Остросюжетный детектив, с элементами мистики и хоррора. Автор умеет влезть в шкуру настоящего маньяка и видеть его глазами. Любителям пощекотать себе нервы будет от чего оглядываться на темных улицах.

Каверин вдруг склонился к ней и прошептал на ухо:

— Автору это не сложно — вылитый маньяк.

Людмила посмотрела на Волжанина, тот кланялся публике все с таким же мрачным выражением лица, и кивнула в ответ.

Буктрейлер видимо успели сделать только к книжке Старлетовой, и Андрей Петрович продолжил.

— Ну а третий роман — дебют нашего нового автора, Людмилы Сикорской.

Людмила услышала свое имя и затравленно посмотрела на Каверина.

— Спокойно! — тихо произнес он.

Она встала, ощущая противную слабость в коленях.

— Роман «Кукольных дел мастер» будет интересен самой широкой публике, — бодро вещал Андрей Петрович. — Глубокий психологизм, герои близкие каждому из нас, так же живут, работают, радуются и страдают. Только у них есть тайна — другая жизнь по законам Игры, скрытая от любопытных глаз. Главный герой — загадочный и странный, мастер, что учит кукол плакать.

Публика снова зааплодировала.

Людмила поклонилась и с облегчением села на место.

— Ну а теперь можете задать вопросы авторам и автору прекрасных фотографий, которые стали основой для обложек всех книг серии, талантливому мастеру Артему Каверину. Думаю, вы все уже оценили макеты!

Несколько вопросов задали Старлетовой, она кокетничала, все также хлопала ресницами, потом настала очередь Волжанина, его спросили, откуда он берет сюжеты и общался ли с настоящими маньяками. Тот ответил, что работает в психиатрической лечебнице и маньяков знает не понаслышке. После такого признания, сделанного все с той же мрачной ухмылкой, больше вопросов к нему не возникало.

— Госпожа Сикорская!

Молодая девица, в джинсах на бедрах, открывавших живот с блестящей капелькой пирсинга и кофточке на молнии, расстегнутой чуть не до середины, встала со стула в третьем ряду.

— Я читала ваш роман в черновике в интернете. Вы описываете все эти игры так натурально, словно сами были их участницей. Не с себя ли писали героиню?

Людмила задохнулась от жаркой волны стыда.

— Нет… прототипы, реальные конечно есть… Но я…

Ее жалкий лепет явно подстегнул девицу, она уже открыла рот, чтобы добить Людмилу еще одним провокационным вопросом. Но не успела.

— Интересуетесь играми? — голос Каверина, усиленный и искаженный микрофоном Людмила узнала не сразу.

— Конечно! А что, господин художник может в этом помочь? — нахальная девица ничуть не смутилась.

— Я давно не практикую, — Каверин усмехнулся и окинул ее циничным оценивающим взглядом. — Но ради такой куколки могу достать свои игрушки и вспомнить навыки. Что предпочитаете? Порку, бондаж? Или публичные сессии? Можем начать прямо сейчас. Прошу, не стесняйтесь…

Под громкий смех зала девица ретировалась.

Презентация продолжалась, публика переключила свое внимание на Старлетову, несколько вопросов досталось и мрачному Волжанину, но тот к общению явно был не расположен. Людмилу тоже не забыли: ее знакомый репортер Лиза Корнева из «Дарьи» поздравила с «первенцем» и спросила о творческих планах, потом неловкий юноша в очках поинтересовался: есть ли у нее хобби, и Людмила с удовольствием рассказала о своих куклах. Каверину задавали более острые вопросы — о том кто позировал ему, были ли у него личные отношения с моделями и практиковал ли он с ними Игру. Он вел себя раскованно, шутил на грани фола, провоцировал, и окончательно покорил всю женскую половину зала.

Людмила всю презентацию пыталась рассмотреть в зале Руслана, но так и не смогла.

Постепенно вопросы у публики иссякли, Андрей Петрович поблагодарил всех, призвал поддержать продажи серии и объявил презентацию оконченной.

Старлетова первой спустилась в зал, ее окружили поклонницы с книгами в руках, она жеманничала, раздавала автографы и все стреляла глазами в сторону Каверина. Мрачный Волжанин ушел молча, не прощаясь.

— Ну вот и пережили, — сказал Каверин. — Вы молодец!

— Нет, выступления на публике — точно не мое.

Людмила была счастлива, что этот кошмар позади. Только легкая досада на Руслана, за то, что так и не появился, отравляла ее радость.

— Ничего, тут практика нужна. Придет успех — привыкнете. И к публике, и к автографам. А успех будет. Написано талантливо.

— Вы читали? — удивилась Людмила.

— И узнал себя в одном из героев. Неприятный тип.

Людмила смутилась.

— Это собирательный образ…

— Бросьте. Очень точно подмечено. И заслуженно.

Каверин подал ей руку, чтобы помочь спуститься со сцены, но Людмила отстранилась.

И, как оказалось, зря. Каблук скользнул по лакированному дереву ступеньки, и если бы Каверин не поймал ее — Людмила рухнула бы ничком.

— Убери руки от моей жены!

Голос Руслана звенел от гнева.

Людмила обернулась — на лицо мужа было страшно смотреть. Губы побелели от ярости, глаза будто выцвели.

Но Каверин не спешил отстраниться.

— Вы в порядке? — спросил он тихо.

— Отпустите!

Людмилу захлестнула волна чувств: стыд, неловкость, злость: на себя, за то, что такая неуклюжая, на Руслана за то, что не он, а Каверин был рядом, когда она оступилась…

Высвободилась, быстро подошла к мужу и стиснула его руку.

— Уйдем. Сейчас же.

Руслан упрямо вырвал ладонь и отстранил ее, задвинув за спину.

— Никогда не смей больше приближаться.

Каверин опустил голову и молчал. Людмила ожидала от него чего угодно — сарказма, издевок, провокаций, скандала. Но не молчания.

Воспользовавшись моментом, она снова схватила Руслана за руку.

— Пожалуйста, уйдем. Мне нехорошо.

Руслан, наконец, послушался, развернулся и быстро пошел к выходу. Людмила держалась за него, стараясь не отстать.

— Отпусти, я не сбегу. Садись в машину

Руслан мягко разжал пальцы Людмилы. Она продолжала стискивать его руку, пока они не оказались на улице.

До самого дома не сказали друг другу ни слова. Людмила не желала ни за что оправдываться. Руслан, видимо, все еще не мог подавить в себе злость и ревность. На душе было горько и мерзко.

Людмила сразу же поднялась к себе и заперлась в спальне. Правда, Руслан так и не постучался к ней в дверь. Ни вечером, ни утром.

За ночь снова выпал снег, рассвет, хмурый, как с похмелья, не спешил разбавить серую мглу. Людмила смотрела в окно на все еще спящий тяжелым зимним сном сад и ощущала себя такой же заледеневшей как голые ветки яблонь.

Спускаться вниз совершенно не хотелось. Поплотнее запахнув любимый махровый халат, Людмила забралась в постель и взяла в руки книгу. Рубина всегда выручала ее в самые трудные времена, а «Голубка Кордовы» — особенно.

Руслан постучал в дверь часа через два.

— Ты в порядке? — встревожено спросил он.

Несколько секунд Людмила колебалась: впустить — но тогда не избежать неприятного трудного разговора, или прогнать. Но выяснение отношений было неминуемо. Вздохнула и пошла открывать.

Руслан выглядел помятым, усталым и расстроенным. «Даже не побрился», — удивилась Людмила.

— Надо поговорить, — хмуро сказал он. — Я войду?

Людмила молча отошла от двери и села в кресло у окна.

Руслан прошелся по комнате, присел на кровать.

— Вчера, — он с трудом подбирал слова. — Глупо вышло.

— Очень глупо, — согласилась Людмила.

— Не должен был…

Руслан встал, подошел к Людмиле, взял ее руки в свои.

— Я потерял контроль… но этот мерзавец рядом тобой…

Людмиле вдруг стало обидно — не за себя, за Каверина.

— Ну тебя же не было, — сказала она спокойно, глядя прямо в глаза мужу. — Он просто не дал мне упасть. Только и всего. Лучше я разбила бы лицо? И вообще он очень мне помог. Ты же знаешь, как мне сложно на публике.

Руслан опустил глаза.

— Да… ты права. Меня не было.

Потом вдруг поднял ее за руки, обнял, сжал так, что трудно стало дышать.

— Прости, прости… Это больше не повторится. Я буду рядом, всегда, снова…

Он жарко шептал ей в ухо, губы мягко скользили по шее, ладони обожгли спину даже сквозь ткань, руки забрались под халат, развязали пояс. По спине привычно пробежали горячие мурашки. Но сумасшедшей волны возбуждения, что всегда накрывала Людмилу, не было. Приятное тепло, не больше…

… Спасибо… родная… спасибо… так хорошо…

Людмила лежала с закрытыми глазами и совершенно не хотела их открывать. Эта близость, вроде бы долгожданная, оставила странное послевкусие. Не было той искренней полной отдачи, слияния, ощущения одного сердца на двоих. Что-то разладилось, сломалось.

Захотелось расплакаться, горько и безутешно. Руслан почувствовал это, но понял по-своему.

— Не плачь. Все будет по-прежнему. Слышишь?

Сдержать слезы она не смогла. Соленые капли скатывались по щекам, щекотали шею, Руслан собирал их губами и все шептал, шептал о том, как все будет замечательно.

Людмила отчаянно хотела ему верить. Хотела. Но не могла.

Вечером она вспомнила вдруг слова Руслана о болезни Анны и данное себе обещание позвонить ей, если переживет презентацию.

Анна трубку взяла не сразу. Людмила уже думала, что девушка вообще не захочет с ней говорить. Но после шестого гудка она все-таки ответила.

— Слушаю.

Голос у Анны и вправду был хриплым, простуженным.

— Здравствуй! Руслан сказал, ты болеешь?

— Простудилась. Ничего серьезного.

— Тебе что-нибудь нужно? Лекарства, продукты?

— Спасибо, вроде все есть. Хотя…

Анна замолчала, словно сомневалась, продолжать этот разговор или положить трубку.

— А если я попрошу тебя приехать? — неожиданно спросила она.

— Конечно, приеду. Завтра утром, хорошо?

— Да, очень хорошо. Я буду ждать.

Руслан удивился, когда Людмила сообщила ему о просьбе Анны, но возражать не стал.

Через два часа с небольшим она сидела на небольшой кухоньке в квартире Анны на Васильевском острове. Уютно шумел закипающий чайник, у соседей сверху громыхала музыка. Анна в розовой флисовой пижаме с котятами на груди, с двумя косичками, выглядела трогательной девчонкой.

— Клубничный? — спросила она, доставая коробку с чаем из шкафа.

— Да, спасибо.

Анна разлила чай, кухня наполнилась сладким ягодным ароматом. Села напротив, долго рассматривала, как тонет в чашке чайный пакетик. Людмила поняла, что придется самой начинать разговор. И что он будет непростым.

— Зачем ты меня позвала? — спросила она.

— Мне не с кем больше об этом поговорить, — голос Анны дрогнул. — Хотя, может ты и не захочешь слушать. Я пойму.

— Не хотела бы слушать — не пришла.

Анна еще несколько раз окунула чайный пакетик в чашку, вытащила его, положила на блюдце.

— Я совсем запуталась.

По щеке девушки скатилась слезинка, капнула в чашку.

— Договор… я должна. Мастер, он ведь хотел так. А я, негодная рабыня, недостойная.

Она вдруг схватила руку Людмилы горячими пальцами — то ли нагретыми об чашку, то ли от лихорадки, и сбивчиво заговорила:

— Если бы он был жив, я могла бы вымолить прощение. Просить его наказать меня так жестоко, как только можно выдумать. Только не заставлять меня…

— Подожди.

Людмила догадывалась, что первая сессия с Русланом прошла не слишком гладко. Но что все так плохо…

— Ни я, ни Руслан, мы тебя не принуждали. Ты сама согласилась.

Анна опустила голову. Слезы капали и капали — в чашку, на стол.

— Я думала, что выполняю волю Мастера. Но это все не так. Неправильно, нечестно. Если бы я могла спросить его!

— Но ты же была с другим. Уходила от Шталя и была с Кавериным.

— Тогда все было не так.

Девушка закрыла руками лицо.

— Так и знала. Ты не поймешь.

— Прости, я, правда, не понимаю.

— Даже рабыней я оставалась собой. Но не теперь.

Людмила начинала понимать, но не могла поверить.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Господин Кукловод дал мне новое имя.

Анна подняла заплаканное лицо.

— Эль…

Людмила слушала, как Анна всхлипывала, шептала «Я не смогу…», просила прощения, снова называла себя «недостойной рабыней». И все не могла понять, отчего так пусто в груди.

— Ты должна ему сказать. У тебя же есть право уйти.

Всхлипы превратились в рыдания.

— Куда? Как… одна. И Мастер…

Больше слушать истерику Анны Людмила не смогла. Ей вдруг захотелось влепить девушке пощечину, чтобы выбить из ее головы догмы, вложенные Шталем.

— Его больше нет! А ты не рабыня! — почти выкрикнула она. — Никто не может указывать, как жить, или заставить делать то, что тебе омерзительно. Это все только в голове. Впрочем, как хочешь. Можешь оставаться моим клоном, если так проще…

— Что так долго? — спросил встревожено Руслан, помогая Людмиле снять пальто. — И чего на такси? Я бы встретил.

— Зачем? Тебе завтра на работу, отдыхай, — ответила Людмила спокойно. — Ужинал?

— Нет, тебя ждал.

— Зря. Мы чай пили, да и поздно уже. Но тебе сейчас разогрею.

Она накрыла на стол и ушла в гостиную, села в кресло, включила телевизор.

— Ужин на столе. Посуду сам помой, ладно?

— А со мной не посидишь? — Руслан обнял ее за плечи, зарылся лицом в волосы. Его дыхание защекотало шею.

— Сейчас «Голос» начнется, хочу посмотреть.

Руслан с сожалением отстранился, ушел на кухню. Людмила слышала, как он обиженно гремел тарелками. Потом вернулся в гостиную, подошел к креслу сзади и положил руки на плечи. Сильные, теплые ладони пахли лимонным «Фейри» и, как всегда, немного йодом.

— Пойдем спать.

Одна ладонь соскользнула с плеча на грудь, погладила ее осторожно и ласково. Теплая щекотка возбуждения пробежала по телу…

«Господин дал мне новое имя… Эль» — прозвучал в голове срывающийся голос Анны.

— Рус… не сегодня. Устала.

Но Руслан был настойчив. Вторая ладонь накрыла грудь, мягкие губы прошлись по шее.

— Как ты вкусно пахнешь… — шептал он ей на ухо, — симптомы усталости хорошо снимает массаж… или хороший секс… соглашайся…

«Эль… новое имя… Эль…»

Людмила резко встала, высвобождаясь из объятий мужа.

— Ты будешь еще видеться с Анной? — спросила она, глядя Руслану прямо в глаза.

Он оторопел, совсем не ожидая такого поворота.

— Нет… то есть… да… Я должен о ней заботится! Договор…

— Прекрати. Слышать не хочу ни про какие договоры. Ты вернул мне разрешение, значит Анна больше не твоя нижняя? Так?

— Ну да…

Руслан не понимал, к чему клонит Людмила. Нахмурился, поджал губы.

— Что тебе сказала Анна?

— Свое новое имя.

— Вот же…как посмела…

Он едва сдержался, чтобы не выругаться. Но вовремя спохватился, растеряно посмотрел на Людмилу.

— Тебе не кажется, что ты заигрался?

Холодная злость царапалась изнутри, просилась наружу.

— Как тебе в голову пришло такое!

— Мила… — Руслан попытался снова обнять ее, прижать к себе. Людмила отстранилась.

— Да какая разница! — отчаянно выкрикнул он. — Все кончено!

— Кончено? Больше никаких игр? Никаких сессий? Ты точно решил?

— Обещаю.

Руслан схватил ее руку, прижал к губам, поцеловал в ладонь, в запястье, туда, где бился пульс. Вырвать ее было бы слишком, и Людмила поддалась.

— Отдай Анне ее часть наследства и отпусти. Только не надо пафоса насчет птицы, привыкшей к неволе. Она прекрасно справится. Уедет к родителям в Кингисепп, или откроет студию. Оставь девочку в покое. Хватит с нее Шталя.

Он продолжил целовать ее — с болезненной горячностью, будто боялся, что Людмила его оттолкнет, прогонит.

— Да, да… Как скажешь.

В спальню Руслана этой ночью она так и не пустила.

Прошло почти две недели, прежде чем Людмила узнала о наследстве Анны хоть что-то определенное. Она спрашивала Руслана каждый день, но муж только виновато опускал глаза, бормотал что-то про занятость, про то, что не может дозвониться душеприказчику Шталя. Людмила не верила и упорно стояла на своем.

Наконец, в четверг вечером, Руслан даже не дожидаясь ее вопроса, бодро отрапортовал:

— Я говорил с Райшнером. Он приедет через месяц, и мы все подпишем. А пока я открыл счет на имя Анны из тех средств, что полагались на ее содержание. Она ни в чем не будет нуждаться.

Людмила подумала, что нужно бы позвонить девушке. Поговорить, поддержать. Но с того самого разговора ее не отпускало чувство брезгливой жалости. Словно к бездомной собаке, которую все равно невозможно взять в дом. «Завтра. Позвоню завтра», — решила она.

Но звонить не пришлось. В пятницу утром от Анны пришла смс-ка: «Мне приказано в восемь быть в студии. Я не могу больше врать про болезнь».

Людмила бессильно опустилась в кресло. Не то, чтобы она безоглядно поверила Руслану, слишком уж он легко согласился на все ее требования, и слишком сильна была его тяга к Игре, чтобы так просто сдаться. Но это новое предательство было последней каплей. Очень болезненной, жгучей. Как последний из назначенных в наказание ударов плети.

На душе опять стало пусто и муторно. Перехватило горло, подступили слезы, но она усилием воли она заставила их высохнуть и написала ответ: «Ничего не бойся. Никуда не ходи. Господин пожелал Эль — он ее получит».

Весь день Людмила не могла найти себе места, постоянно смотрела на часы, хваталась за уборку, бросала, открывала ноутбук и бесцельно блуждала по интернету, захлопывала его.

Долго и мучительно решала — во что одеться. Отчего-то ей казалось это важным. Наконец, выбрала черное платье — то самое, в котором она была на первой сессии с Русланом. Собрала волосы в хвост. Накрасила губы алой помадой. И в последний момент зачем-то достала серебряное колье, подаренное Шталем. Ошейник плотно обхватил шею, и Людмиле вдруг показалось, что он сжимается, душит ее, будто змея. В панике сорвала его, сломав замочек.

Такси, будто назло, застряло в пробке на Московском проспекте. Людмила нервно теребила обручальное кольцо, то и дело поглядывала на часы, будто взглядом могла остановить время.

Машина подъехала к знакомому дому. Людмила поспешно расплатилась с таксистом, даже не стала дожидаться сдачи.

Лифт скрипел, громыхал, и натужно, будто из последних сил полз на седьмой этаж. Двери, закрываясь за ней, лязгнули как челюсти. Людмила вздрогнула — нервы натянуты до предела, только бы не сорваться, только бы выдержать…

Дверная ручка мягко, бесшумно поддалась, дверь не была закрыта на замок.

Шаг в полумрак, пропитанный таким знакомыми, будоражащими запахами. Едва уловимо в них вплелись нотки чужих женских духов, — терпких, дымных. Как давно она тут не была!

В прихожей не было света. Людмила прошла дальше, сняв по привычке туфли, осторожно ступая, чувствуя сквозь тонкие чулки лакированную поверхность пола. Сердце колотилось где-то в горле, губы пересохли. Знакомый неяркий розоватый свет едва освещал знакомую до нервной дрожи комнату, сгонял в углы странные и немного пугающие тени.

Руслан стоял к ней спиной у окна. С улицы через просвет между портьерами пробивался неживой мертвенно-желтый луч фонаря, светлая полоска на полу резала комнату на две части.

Людмила остановилась в нескольких шагах от мужа. Сердце стучало так оглушительно, что, как казалось, его слышал даже Руслан.

— Ты опоздала, Эль.

Она вздрогнула от властного тона, едва справилась с желанием упасть на колени. Снова ощутила дежавю. Так уже было, было… Сейчас он скажет, как разочарован, и назовет выбранное для нее наказание…

Только она больше не Эль.

— Двадцать две минуты разочарования?

Руслан резко повернулся. В полутьме против света невозможно было разглядеть, что отразилось на его лице, но Людмила почувствовала его замешательство.

— Ты…, - только и смог произнести он.

— А кого ты ждал?

Он молчал.

— Как же обещание? Никаких сессий?

— Ты не так поняла…

— Конечно не так. Вы собирались играть в шахматы.

Впервые в этой комнате Людмила смотрела смело в лицо господину Кукловоду. А он — прятал глаза.

— Я позвал Анну, чтобы разорвать договор.

— В пятницу, в студию. Это нельзя было сделать в другое время и в другом месте?

— Нет… можно. Не так…

Руслан отошел от окна, направился к стеллажу с орудиями для порки. В полутьме Людмила не сразу заметила, что все это время он сжимал в руке плеть-змейку. Руслан аккуратно повесил ее на место и повернулся к Людмиле.

— Я хотел ее наказать.

Его голос стал тверже, снова обрел властные интонации.

— Она нарушила правила. Нижний не может обсуждать ни с кем свои отношения с верхом. Анна заслужила наказание.

Людмиле стало страшно. Руслан произнес это с такой уверенностью в своей правоте, непогрешимости.

— Ты правда думаешь, что у тебя есть право пороть плетью другого человека? Действительно видишь в Анне вещь? Бессловесную куклу? И во мне… тоже. Все эти годы.

— Нет! Только не в тебе…

Руслан быстро подошел к ней, попытался обнять, Людмила отшатнулась.

— Как я могу! — его лицо исказилось от боли, — Даже видеть тебя здесь, в этой комнате, для меня мука. Ты… я едва тебя не потерял. Ты слишком мне дорога!

— Дорога, — горько усмехнулась Людмила. — Слишком дорогая кукла, в которую нельзя играть, потому что можно сломать. Как лестно.

— Ты не понимаешь! Я никогда себя не прощу за то, что случилось с тобой! Никогда…

Его голос задрожал, Людмиле показалось, что он заплачет. Это выглядело ужасно. Она никогда в жизни не видела, чтобы Руслан плакал.

— Как же мы могли…как могли позволить все разрушить. Мы же были счастливы. Были…

— Были? Мы можем еще быть счастливы! — отчаянно выкрикнул Руслан, больно стиснул ее плечи, впился пальцами. Он словно пытался удержать Людмилу, хотя она и не вырывалась.

— Как? — Людмила стиснула зубы от боли, разливающейся в груди. — Ты не можешь отказаться от всего этого. Я не могу больше в это играть. Бег по кругу. Выхода нет. Опять будешь искать себе новую игрушку? А я буду пылиться в шкафу, как старая забытая вещь?

Он вдруг разжал руки, застонал, отошел к окну. Распахнул его настежь, впустил в комнату холодный мартовский ветер, пропахший талым снегом и прелой прошлогодней листвой.

— Не могу тебя отпустить, — глухо сказал он, не оборачиваясь, словно обращался к пустоте. — Просто не могу.

— Разве я ухожу?

Руслан резко повернулся к ней всем телом. В глазах появилась робкая надежда.

— Отпусти Кукловода. Как я отпустила Эль. Только сможешь ли…

Руслан смотрел на нее, будто пытаясь осмыслить то, что услышал.

— Не знаю, — отчаянно прошептал он.

— Это наш единственный шанс. Эль больше нет, и если ты не сможешь отказаться от Кукловода — у нас нет будущего.

Слова будто били Руслана по щекам. Он вздрагивал и опускал плечи. Людмиле было так странно и страшно смотреть на него, почти сломленного, растерянного, здесь, в этой комнате, где он всегда был Господином, воплощением власти и силы. А потом вдруг шагнул к ней, рухнул на пол, обнял колени, прижался к ним. Его слезы обожгли кожу сквозь чулки.

Людмила провела кончиками пальцев по короткому, слегка колючему ежику волос.

— Я… — голос Руслана дрогнул, тихий, совершенно не похожий на властные приказы, которые привыкли слышать эти стены. — Мы… попробуем. Все будет как прежде, правда?

Людмила промолчала. Меньше всего сейчас ей хотелось лгать и давать невыполнимые обещания.