Жена Кукловода

Глава 23

Людмила смогла удержать это ощущение волшебного праздника еще три дня. Время прошло в перемещениях от профессорской квартиры родителей Руслана, с аппетитным ароматом пирогов и ежевичного варенья и немного пыльным запахом старых книг, до небольшой квартирки Людмилиной мамы, уставленной живыми цветами и заваленной бухгалтерскими документами, с которыми она работала дома. Антон, счастливый и смущенный, задаренный подарками и заласканный истосковавшимися по внуку бабушками и дедушкой, в десятый раз рассказывал о колледже, новых друзьях, преподавателях и студенческой газете, едва дыша, отползал от стола, ломившегося от всяких вкусностей.

Утром четвертого Руслан отвез Людмилу и Антошку к бабушке Тане, которая решила непременно устроить внуку незабываемый шопинг — купить все, что он только пожелает. Людмила попробовала возражать, но безуспешно, и сдалась, взяв с сына тайное обещание не разорить бабушку.

Руслан от участия в этом занимательном мероприятии отказался категорически и сказал, что займется пока разбором бумаг в офисе Шталя. Помещение нужно было освободить сразу после новогодних каникул. Мебель уже почти всю распродали и вывезли, остался лишь архив. Услышав про это, Людмила вдруг поняла, что ей очень хотелось бы покопаться в архиве доктора. Но переступить порог его офиса в Доме-Сказке было выше ее сил.

Звонок от Руслана застал их в пиццерии.

— Я закончил с бумагами. Вы там как, готовы ехать домой?

— Сейчас спрошу у главного, — ответила Людмила. — Антош, как, может с собой заказ заберем?

Антошка выразительно посмотрел на Людмилу и отрицательно помотал головой.

— Главный не хочет, пиццу еще не принесли, и бабушка Таня еще не все магазины скупила. Поезжай сам, мы такси возьмем.

— Ну как знаете, — согласился Руслан. — Если что — звоните.

Домой они вернулись под вечер. Уже почти совсем стемнело, густо-синие январские сумерки быстро погасили низкое зимнее солнце, зажглись фонари и нарисовали на фиолетовом снегу желтые круги. Антошка, нагруженный пакетами, пошел сразу в дом, а Людмила задержалась, чтобы расплатиться с таксистом.

Открыла дверь, вошла в прихожую и замерла: из гостиной донесся возбужденный голос сына, а потом звук пощечины.

Людмила похолодела от нехорошего предчувствия и шагнула из коридора в полутемную комнату.

В гостиной, заставленной картонными коробками с канцелярскими папками, она увидела сына: злой, встрепанный, красный, он держался на щеку, и Руслана, взбешенного, с белым от ярости лицом. Анна, закрыв руками лицо, сидела на полу около дивана.

— Что здесь случилось? — спросила она тихо, уже понимая, что произошло что-то страшное.

Антон посмотрел на нее отчаянно и убежал наверх, хлопнув дверью своей комнаты так, что она едва не слетела с петель.

— Что здесь случилось? — повторила она, обращаясь к Руслану.

Он уже попытался взять себя в руки, хотя еще тяжело дышал от гнева, а его глаза словно выцвели.

— Ничего страшного, — процедил он сквозь зубы. — Мне нужно отвезти Анну домой.

Подав ей руку, он помог девушке подняться с пола и увел в прихожую.

Людмила поняла, что сейчас ответов от мужа не получит, поднялась наверх и постучала в дверь комнаты, в которой закрылся Антон.

— Сынок? Открой, пожалуйста! — попросила она тихо.

Сначала из комнаты доносились лишь сдержанные всхлипы. Потом он протопал к двери и открыл ее.

Она вошла и попыталась обнять сына. Но он отстранился и бросился на кровать, зарывшись лицом в подушку.

Она присела рядом и осторожно погладила его по спине.

— Милый? Что такое? Что у тебя с отцом произошло?

Антон упорно молчал, но уже подавил всхлипы.

— Ну не хочешь говорить и не надо, — сказала Людмила, делая вид, что уходит, — тогда я спрошу у него.

— Он соврет, — глухо произнес Антон.

— Почему ты так говоришь?

— Потому что он тебя обманывает.

— Не говори глупостей! — сказал Людмила почти сердито. — С чего ты взял?

— Анна… Она… Он… — он снова вдохнул глубоко, будто подавляя всхлип, потом собрался с силами и выпалил, — почему она тогда стояла перед ним на коленях?

Антон все-таки не сдержался и снова всхлипнул.

— Что ты сказал отцу? — спросила тихо Людмила, и почувствовала, как ее сердце падает в пустоту.

— Что он не смеет тебя обманывать! — выкрикнул зло Антон.

— И отец тебя ударил по лицу, — закончила за него Людмила.

И тут Антон прижался к ней, всхлипнув снова, и горячо зашептал:

— Мамочка… мама… ты… ты у меня одна… Слышишь? Одна… Чтобы не случилось, я всегда буду с тобой! Всегда… Всегда на твоей стороне!

Людмила с трудом сдержала слезы.

— Тише… тише, — она гладила его по спине, — ты все не так понял. Все хорошо. Никто никого не обманывает. Успокойся. Анна просто моя подруга! И ты ее давно знаешь. Она хорошая!

— Анна… — он никак не мог успокоится, — она хорошая… Отец… он… он ее заставлял… Он с ней говорил таким тоном… и она… называла его: "Господин".

— Милый, — Людмила едва сдерживала слезы, сжав зубы от злости на мужа, — они просто шутили!

Вдруг Антон перестал рыдать и посмотрел ей прямо в лицо.

— Мам, — сказал он серьезно, и у нее стало горячо в груди, — я давно не ребенок. Если ты хочешь, я поверю, что они просто шутили. Сделаю вид, что поверю. Если тебе так будет легче.

И снова обнял ее, крепко-крепко, до боли.

Вечер прошел почти в полном молчании. Антон, угрюмо уставился в свой ноутбук, вставив в уши наушники. Людмила устроилась в кресле с книгой. Руслан беспорядочно переключая каналы телевизора, — на диване. Дарик, ощущая своим собачьим чутьем повисшее напряжение, беспокойно переходил от одного к другому, поскуливая и заглядывая в глаза.

Наконец, все отправились спать.

Перед тем как уйти к себе, Людмила зашла к сыну, поцеловала, пожелав спокойного сна, а потом постучала в спальню к Руслану.

Он сидел на кровати, опустив голову на руки.

— Тебе не кажется, что ты должен объясниться со мной. И с сыном.

Он вздохнул. Поднял голову и посмотрел на нее. В его глаза было больно смотреть.

— Прости меня… — шепнул он еле слышно. — Прости… То, что произошло… это… ужасно… непозволительно…

— Почему? — спросила она с горечью, — почему надо было ждать приезда сына?

— Я не ждал, — он снова опустил голову, не в силах смотреть ей в глаза. — Я попросил Анну приехать, помочь с бумагами. Мы разбирали в гостиной документы… а потом…Это случилось… спонтанно.

— Спонтанно? — она презрительно усмехнулась. — Спонтанно ты приказал своему сабу на глазах у твоего несовершеннолетнего сына встать на колени? Ты слышишь себя сам?

— Это не так… не так… мы же одни были… — каждое слово будто жгло ему губы. — Я не собирался… ничего такого… Это… помутнение… я не смог…

Внезапно он вскочил и схватил ее за плечи, больно впившись пальцами:

— Ты… ты не понимаешь… — зашептал он ей прямо в лицо, задыхаясь от боли и стыда, — я… схожу с ума… меня просто разрывает на части… это невыносимо…

Он отпустил ее также внезапно и отошел к окну, схватившись за голову.

Людмилу переполняла злость, горькая обида, она ощущала себя преданной, растоптанной, уничтоженной. Но где-то в глубине больно пульсирующего сердца ей было жаль его. Она впервые в жизни видела своего сильного, спокойного, уверенного в себе мужа в таком смятении, подавленным и растерянным. Но простить его сейчас она не могла.

Сглотнув навернувшиеся на глаза слезы, она как могла твердо произнесла:

— Это тебя не извиняет. Завтра ты поговоришь с сыном. И меня совершенно не заботит, что ты ему скажешь в свое оправдание.

Закрыв за собой дверь, она прошла в спальню и упала лицом в подушки. До самого утра она не сомкнула глаз, сжимая кулаки и пытаясь не стонать от боли, что разрывала ее грудь. И от этой боли не было лекарства.

В голове у нее до самого утра крутилась мутная, как грязная вода, воронка, из которой память выхватывала отдельные фразы, мысли, картинки. Она слышала снова слова Анны: " Если мой Господин захотел кого-то еще — это моя вина и мое несовершенство", и видела ее, покорно опустившую глаза, на коленях перед своим мужем, в ее ушах звучал срывающийся шепот Руслана: "Я схожу с ума… это невыносимо", грустно качала головой мама: "Больная жена никому не нужна… Ты должна целовать ему руки…", и снова пробивала дрожь от властного голоса, уже не Руслана, Кукловода: " Я испытываю потребность в доминировании… Не хочу это потерять… Наши жесткие хард-лимит — супружеская верность". Она ощущала себя загнанной в бесконечный ледяной лабиринт, из которого не было выхода. Ей вдруг стало казаться, что она — ненужная старая кукла. Игрушка, из которой выросли дети. Забытая на чердаке, пыльная и потрепанная. Но внезапно она увидела отчаянные, наполненные слезами глаза сына и услышала его хриплый голос "Мам… ты у меня одна… я всегда буду на твоей стороне…"

Она вцепилась в это воспоминание будто в спасительную соломинку, что не давала этому мутному смерчу увлечь в пучину безумия.

К утру она приняла решение. Но озвучить его мужу решила только после отъезда сына.

После завтрака, также прошедшего в полном молчании, нарушаемом только тихим поскуливанием Дарика, выпрашивающего кусочек пиццы, Руслан увел Антона к себе в кабинет. Они беседовали довольно долго. Людмила, чтобы не поддаться искушению подслушивать, оделась и вышла в сад, выпустив собаку.

Она села на скамейку в беседке и рассеянно наблюдала за тем, как носится Дарик, взрывая снег, зарываясь в сугробы по самые уши. Потом из дома вышел Антошка, посмотрел не нее, вдруг улыбнулся и присоединился к псу в его веселой беготне. Следом на крыльце появился Руслан, застегивая куртку. Какое-то время он наблюдал за возней сына и собаки, а потом спустился по ступенькам, скатал рыхлый снег в снежок и запустил им в сына. Снежок попал Антошке в шею, снег засыпался за воротник, он обернулся, посмотрел на отца возмущенно, но потом мстительно ухмыльнулся и скатал свой и запустил им в Руслана. В ответ он получил еще один "снаряд", прямо в грудь. И естественно не остался в долгу. Дарик метался между ними, пытаясь поймать на лету снежки, и радостно лаял…

Уставшие, вымокшие до нитки, но умиротворенные, они сидели в гостиной перед камином, и пили чай с пирогами.

Антошка еще косился на отца, но казалось, что мир и спокойствие в семье были восстановлены. Людмила смотрела на двух своих самых родных и любимых мужчин, таких похожих и таких разных, и вдруг отчетливо поняла, что не может позволить разрушить это все. Никому. Она подумала, что принятое ею за ночь решение — единственно верное. Она должна сохранить этот теплый, хрупкий мирок любой ценой.

Последние два дня перед отлетом Людмила почти не расставалась с сыном, словно хотела впрок насмотреться, надышаться им, впитать кожей тепло его рук. Само собой получилось так, что и Руслан, и Анна, и произошедшее накануне ушли на второй план, скрытые будто сценическим задником скорой разлукой с Антоном.

Вечером накануне отъезда сын собирал вещи, а Людмила сидела на кровати, прижимая к груди плюшевого мишку, с которым Антошка спал в обнимку, когда был маленьким.

— Мам, ну чего ты…

Сын заглянул в лицо Людмиле и сел рядом, уткнулся в плечо.

Она бросила на кровать игрушку и стиснула Антона.

— Мамуль, ну до лета всего. И скайп же есть…

Антошка деликатно высвободился из объятий.

— Ничего не забыл? — Людмила изо всех сил старалась не разреветься. — И к тете Тате обязательно заходи почаще. Она звонила, ругалась, что ни разу не пришел. И вообще предлагала переехать к ним из общежития. Злата мечтала с тобой встретиться.

— Ма, ну в общаге веселее же! Друзья… К Тате схожу. Златка классная девчонка, мы уже познакомились.

— Хорошо… что ты не один…

Голос у Людмилы дрогнул.

Антон бросил запихивать свитер в сумку, подошел к Людмиле и сел перед ней на корточки, заглядывая в глаза.

— Мам, — сказал он тихо и серьезно. — Он сказал, что это была глупая шутка. И что он сожалеет. И больше никогда тебя не обидит.

— Да, сын, конечно не обидит.

И все-таки расплакалась.

В аэропорту Антон по-мужски сдержанно попрощался с отцом, пожал ему руку, а Людмила прижала сына к себе и долго не могла отпустить, пока он не заворчал недовольно о том, что опоздает на рейс.

Уже уходя, он вдруг обернулся и сказал ей тихо:

— Я люблю тебя, мам.

— Я тоже тебя люблю, — ответила Людмила и почувствовала, как по щеке катится слезинка. Она смахнула ее перчаткой и так и стояла, не в силах оторвать взгляд от уходящего Антона.

Руслан осторожно тронул ее за локоть.

— Пойдем?

Они доехали до дома в неловком молчании. Руслан бросал на жену осторожные взгляды, а она демонстративно смотрела в окно, на празднично украшенный город, еще не успевший отойти от Новогоднего и рождественского безумия.

Дома они все так же молча пообедали, и Людмила загрузила в посудомоечную машину грязные тарелки. Потом уселась в свое любимое кресло и взяла в руки книгу, но читать не смогла. Так и смотрела невидящими глазами на раскрытые страницы. Дарик со вздохом улегся на свою лежанку. Он какое-то время еще приподнимал домиком брови, делая вид, что все также следит за порядком, но вскоре уже спал, уютно положив голову на лапы.

Руслан ерзал на диване, то брал в руки какой-то журнал, то бросал его на журнальный столик, то включал телевизор и начинал бессмысленно переключать каналы.

Она чувствовала его напряжение и неловкость. Но непривычное безразличие будто окутало все эмоции липким серым туманом. Людмиле не хотелось ничего: ни разговаривать, ни смотреть на Руслана, ни слушать его. Встать бы и уйти… Но даже на это не было сил. Будто в механической игрушке кончился завод. И некому покрутить заветный ключик, чтобы кукла снова начала танцевать.

Наконец, Руслан не выдержал.

— Мы так и будем молчать? — спросил он тихо и виновато.

Она не ответила.

Руслан встал. Подошел к Людмиле сзади и положил руку на плечо. Она ее не скинула. Но и не прижалась к ней щекой, ласкаясь, как делала всегда. Спокойно и медленно захлопнула книгу, отложила подоконник. Пристально посмотрела мужу в глаза.

Руслан не выдержал ее взгляда и сник.

— Я не знаю, сможешь ли ты меня простить, — наконец выдавил он, — …у нас ничего не было…

— Не важно, — ответила она спокойно, снова удивляясь своему равнодушию. — Не было, но могло быть. Если бы не помешал Антон. Ты ей приказал. Она бы исполнила. Хуже было бы, если бы сын вошел в самый разгар веселья.

Руслан вздрогнул, словно от пощечины.

— Ничего бы и не было, — сказал он глухо, — Анна… она отказалась…

Людмила изумленно посмотрела на него.

— Отказалась? Надо же…

Она почувствовала что-то, отдаленно напоминающее гордость за свою подругу. Послушная, покорная Анна, выдрессированная Шталем до автоматизма, практически зомбированная, ослушалась своего господина! Все-таки не прошли даром ее долгие разговоры по душам с Анной.

— И ты ее не наказал? — спросила Людмила не без сарказма.

— У нас нет отношений дом-саб, — простонал Руслан. — Я не обманывал тебя!

Людмила посмотрела на него скептически.

— Тебе не кажется, что в последнее время ты постоянно говоришь одно, а делаешь другое?

Руслан схватился за голову и стал нервно расхаживать по комнате.

— Я не понимаю только одного, — вдруг сказала Людмила грустно. — Зачем тебе эти сложности?

Он остановился и посмотрел на нее:

— О чем ты?

— Я не могу больше дать тебе всего, в чем ты нуждаешься. Ты не можешь от этого отказаться. Так зачем продлевать эту ненужную агонию?

Руслан опустил голову и хрипло спросил:

— Ты хочешь уйти?

Людмила помолчала, прислушиваясь к себе, все еще сомневаясь в правильности принятого уже решения. Все правильно, правильно. Это единственный выход.

— Нет, — просто ответила она.

Руслан посмотрел на нее растерянно.

— Если, конечно, ты этого не хочешь, — добавила она тихо и сжала зубы от боли, которая на мгновение проступила сквозь апатию, будто кровь через повязку на ране.

Руслан вдруг подошел и поднял ее с кресла, прижимая к себе:

— Как я могу хотеть! Я люблю тебя! Так сильно…

Людмила мягко высвободилась и отошла к окну.

— Любишь меня. Хочешь ее. Знаешь, это так странно.

— Я не хочу ее… — голос Руслана дрогнул, — нет… не так… просто я не могу, пойми же… я живой человек… у меня есть потребности…

— Которые я не могу удовлетворить, — закончила за него Людмила. — А кто, по-твоему, я? Кто я для тебя? Кукла, в которую ты больше не можешь играть, потому что боишься сломать?

— Ты моя жена, — ответил он тихо, — мать моего сына. Любимая, единственная, желанная…

— Не надо, — попросила она, — не надо.

Он смолк и смотрел на нее отчаянно, будто пытался убедить в том, во что сам не верил.

— Это я виновата, — продолжила Людмила, из всех стараясь, чтобы голос не дрожал. — Это я притащила нас в офис Шталя. Это я не смогла вовремя остановить все это, пока еще не стало слишком поздно. А ведь Анна мне говорила, предупреждала. А я все наивно верила — Игра останется только в студии. Оказывается, нет. Мы отравлены Игрой. Шталь как-то мне сказал, что правила устанавливают игроки. Старый лис… Он-то точно знал, что это не так. Правила устанавливает Игра. И по этим правилам я битая карта. Но Игра продолжается. И у тебя есть новая игрушка.

Руслан смотрел на нее, не отрываясь, недоумевал, не понимал, надеялся и не верил.

— Нет, — наконец произнес он осторожно, будто боялся спугнуть ее решение, — ты же не хочешь сказать, что я и Анна…

Повисла пауза. Они смотрели друг на друга, и каждый из них не хотел быть первым, кто произнесет вслух эти слова.

Людмиле показалось, что остановилось время. Перестали тикать часы в гостиной, перестало биться ее сердце. Мелькнула мысль — это было бы просто замечательно. Перестать существовать. Избавится от этой боли, растворится в безразличном, бездушном тумане, стать ничем. И тут же привычно одернула себя. Малодушная трусиха. Она должна закончить партию, во что бы то ни стало. Должна. Пока есть еще силы.

Вдохнула полную грудь воздуха, будто собралась нырять в холодную воду.

— Ты можешь играть с Анной. Если конечно она согласится, — закончила Людмила и сжалась, ожидая боли. Но боль не пришла. Серый, липкий туман безразличия затопил ее душу окончательно.

— Но ты… — Руслан все еще не верил. — Тебе же больно…

— Мне не больно, — ответила Людмила тихо.

И добавила еще тише:

— Уже не больно.

Снова повисла тишина.

Где-то в самом далеком уголочке сердца, там, где еще жила наивная юная Мари, влюбленная в своего сказочного Принца, она надеялась, что он скажет «нет». Но эта надежда была такой слабой, такой хрупкой…

Людмила вслушивалась в тишину, и сквозь нее все явственнее проступал тоненький и едва уловимый хрустальный звук… Это замерзала, прорастала острыми иглами, превращалась в лед, та самая, последняя надежда.

Руслан молча подошел к ней сзади и обнял за плечи. Людмила не сопротивлялась, безвольно отдаваясь его рукам. Он взял ее раскрытую ладонь и прижался к ней губами. Она впервые не почувствовала ничего.

Позвонить Анне Людмила решила сама.

— Если это будешь ты — выйдет двусмысленность. Словно у нее нет выбора, — заявила она Руслану спокойно и решительно.

— Ну я хотя бы съезжу…

— Нет, — твердо ответила Людмила. — Не смей на нее давить!

Анна не взяла трубку. «Видит мой номер и специально не отвечает, — подумала Людмила.

— Дай свой телефон, — потребовала она у Руслана.

Он нахмурился, но спорить не стал.

В телефоне Руслана Анна значилась под своей фамилией Черкасская. Людмила нажала вызов. Ровно три гудка…

— Слушаю.

«Она не назвала его «Господин», — подумалось Людмиле.

— Анечка, это Людмила. Хотим пригласить тебя к себе. Есть разговор. Приедешь?

В динамике повисло напряженное молчание, только еле слышно потрескивали помехи.

— О чем?

Людмила ответила не сразу, тщательно подбирая слова.

— О тебе, обо мне. О Руслане. О нас.

Снова молчание. Секунда, две, три, пять, тик-так, тик-так…

— Хорошо. Я приеду.

Через два часа Людмила смотрела, как Анна сидит на самом краешке кресла, напряженная, будто струна, не поднимает глаз и нервно теребит шарфик — розовый в голубую полоску. Людмила вспомнила, что этот шарфик они купили год назад вместе, разгуливая по «Пассажу». Как раз после возвращения Анны к Шталю. Они обе тогда были так счастливы, так беззаботны.

Снова будто в сердце воткнули тупую ржавую иголку. Вдох-выдох, вдох-выдох… Боль отступила.

Руслан напряженно молчал, не зная как начать этот странный и тяжелый разговор. Людмила, поняла, что эта честь снова принадлежит ей, тихо и спокойно спросила:

— Давай договоримся сразу: ты ни в чем не виновата. И я тобой горжусь.

Анна подняла на нее отчаянные, полные слез глаза.

— Я не… у нас… ничего не было, — пролепетала она, готовая разрыдаться.

Людмила села с ней рядом и сжала ее руку, гладя другой по плечам.

— Не плачь, пожалуйста, — тихо сказала она, — я знаю. Ты отказалась.

Анна всхлипнула и кивнула.

— Потому что не хотела сделать больно мне?

Опять всхлип и судорожный кивок.

— Спасибо, — сказала Людмила тихо и сжала руку Анны.

Потом встала и отошла к окну, посмотрев выразительно на мужа, давая ему понять, что дальнейшее ее уже не касается.

Руслан присел рядом с девушкой и тихо сказал:

— Если хочешь уйти, я тебя отпущу. Как-нибудь уладим все с Райшнером. А если откажется, наймем адвоката, попытаемся доказать недействительность оговорки. Хочешь?

Людмиле хотелось сесть рядом с Анной, поддержать ее, чтобы услышать: «Да! Конечно хочу!»

Но девушка будто оцепенела, на ее лице вдруг отразился такой ужас, будто ей зачитали смертный приговор.

Она сдернула с шеи шарф, словно он ее душил, и заговорила, быстро, сбивчиво:

— Отпустить?! Прогоняете… Я мешаю, конечно… Ну тогда у меня только один выход…

Всхлипнув, Анна закрыла лицо руками.

У Людмилы снова стало горячо в груди. «Неужели… Анна…у нее есть чувства к Руслану?!»

Она совершенно не ожидала такой реакции девушки. Ей казалось, что Анна тяготится этой оговоркой, навязанным ей договором, мечтает о свободе, о новой, другой жизни без рабства, без приказов и ограничений. Но предложение Руслана повергло ее в такой ужас…

— О чем ты? Какой выход?!

Анна опустила руки на колени, несколько раз судорожно вздохнула. Она немного успокоилась, но все равно выглядела потерянной.

— Не знаю, можно ли меня понять, — сказала она грустно. — Наверное, нет. Я очень жалею, что не смогла уйти вместе с Мастером. Как-то он назвал себя моим Создателем. Это правда. Я могу дышать только по одной причине. Я исполняю его волю.

Людмила заглянула Анне в глаза. Там была пустота. Безысходная, абсолютная пустота. Будто из этой девушки вынули душу, и осталась пустая оболочка, что продолжает движение по заданной программе.

— Мастер заботится обо мне, даже оттуда. Я должна получить прощение. За то, что не ушла с ним. Что уже посмела ослушаться. Выполняя его волю, я служу ему.

Чужие слова, сказанные безразличным механическим голосом. Страшные слова. Людмила поняла, что Анна ни за что не уйдет. Ни с деньгами, ни без них. Пока не исполнит завещание Шталя полностью.

Робкая надежда, что девушка откажется от игр с Русланом рухнула.

Людмила вдруг поняла до конца, насколько искалечена психика Анны, как глубоко вбито в нее рабское начало. Птица, выросшая в неволе. Отпусти на свободу — и она погибнет.

Вспомнилась вдруг история, прочитанная в сети на одном из тематических ресурсов, когда еще они с Русланом только начинали знакомиться с Игрой. История девушки-рабыни, жившей в лайф-стайл отношениях и умершей от голода, когда ее топ попал в аварию и пролежал в коме больше двух месяцев. Тогда она решила, что это просто небылица. Но в глазах у Анны был настоящий фанатизм. Людмиле стало по-настоящему страшно.

— Аня… тебя никто не прогоняет, — мягко сказал Руслан.

— А к чему тогда этот разговор? — всхлипнула девушка и снова начала разглядывать ковер под ногами.

Руслан помолчал, поерзал в кресле, потом посмотрел на Людмилу. Она поняла — снова решающих слов он ждет от нее.

— Анечка. Ты знаешь, что мы с Русланом… — Людмила запнулась, подбирая слова, — тоже были в Игре. Но теперь я больше играть не могу.

Анна хотела что-то сказать, но вдруг смутилась, поняв, наконец, к чему клонит Людмила.

— Ты… вы… хотите…чтобы я…

Ее губы задрожали, по щеке скатилась слезинка.

— Но… как же?! Как же ты…

— Это мое решение. Только мое.

Людмила из последних сил пыталась быть спокойной. Не дрогнуть, не разреветься. Не показать, что вчерашнее оцепенение отступало, будто заморозка после посещения стоматолога, опять начинало гореть в груди.

— По оговорке завещания договор заключен на тех же условиях, что и раньше, — проговорил осторожно Руслан.

Анна едва заметно вздрогнула от звука его голоса и еще ниже опустила голову.

— Но я не потребую его выполнения в полном объеме, — голос Руслана стал тверже и громче. — Только сессии раз в две недели, скажем, по пятницам. Можешь пересмотреть и дополнить свой список хард-лимит. Я приму любой. И я оставляю за тобой право уйти в любой момент.

— Хорошо, — шепнула Анна почти беззвучно. — Я согласна.

Людмила замерла у окна, изо всех сил стараясь не расплакаться. Опять в груди разливалась горячая боль. Но Людмила сжала зубы, не желая показывать сейчас своей слабости. Только не сейчас.

Она ушла на кухню, чтобы не упасть в обморок на глазах у мужа и Анны, но еще ловила краем уха, помимо воли, как Руслан продолжил что-то говорить. И его деловитый, воодушевленный тон резал по сердцу хуже осколков битого стекла.

Нащупала на привычном месте в шкафчике таблетки, накапала валокордина, выпила. Впервые за все время ее болезни Руслан не заметил, что ей нехорошо. Не вскочил, как обычно, не бросился за тонометром. Не взял за запястье, считая пульс.

Из дверного проема кухни она видела его: в родных серых глазах блеск и прежняя уверенность, на губах легкая улыбка, слегка снисходительная. Кукловод, присматривающийся к своей новой игрушке. В предвкушении новой увлекательной игры.

Дарик процокал когтями по паркету в кухню. Шумно лакая воду из миски, покосился на хозяйку. Собачье чутье подсказало, что ей нужна поддержка. Подошел и ткнулся мокрой мордой в колени. Она сползла по стене и обняла пса за шею. Теплый шершавый язык слизнул со щеки мокрую дорожку. Мощная светлая энергия доброго бескорыстно любящего существа придавала сил, лечила, утешала. Вдохнув острый пряный запах собачей шерсти, она почувствовала себя лучше. Успела встать на ноги, когда в кухню вошел Руслан.

— Я отвезу Анну домой, — спокойно сказал он.

Потом, наконец, посмотрел Людмиле в глаза и увидел там отголоски истаявшей, как сахар в стакане чая, боли.

— Ты в порядке? — спросил Руслан встревожено и немного с досадой.

— Конечно, — улыбнулась Людмила. — Поезжай. Я пойду спать, не буду тебя дожидаться. Устала.

— Иди, родная, — он легко коснулся губами ее лба. — Слишком много волнений для твоего сердца. Ты выпила лекарство?

Людмила просто кивнула. За жалость, которая мелькнула в его глазах, ей захотелось его ударить. Впервые в жизни.

Но Руслан уже не видел ее, он смотрел на свою новую игрушку. По-хозяйски оглаживая ее взглядом.

Руслан спустился в гараж, а Анна на минуту задержалась в прихожей, провозившись с высокими сапожками-ботфортами.

Людмила вышла из кухни, чтобы запереть за ней дверь.

Анна надела пуховик, замотала шею шарфом, взяла сумочку, шагнула к двери. А потом вдруг обернулась и взяла Людмилу за руку:

— Я хочу, чтобы ты знала. То, что сегодня произошло, ничего не меняет между нами. Ты моя единственная подруга. Я не хочу тебя потерять. Слышишь?

Людмила молча посмотрела ей прямо в глаза, растерянные и полные слез.

— Прости меня, — продолжила Анна. — Я не должна… не должна была соглашаться. Но мне страшно… не могу так… одна… И так хотел Мастер. Я не смею нарушить его волю. Не смею…

Людмила высвободила свою ладонь.

— Я знаю. Знаю. Все будет хорошо.

Она произнесла эти слова машинально, хотя сама в них не верила.

Будущее снова было ледяным лабиринтом, из которого не было выхода. Принятое вчера решение уже не казалось единственно правильным. Точнее Людмила вообще больше не видела никаких решений.

Упав в постель, она чувствовала себя одинокой, разбитой и никому не нужной. Рука сама потянулась к телефонной трубке:

— Алло, мама? Ничего. Все хорошо. Просто хотела услышать твой голос. Как ты?

Тихий мамин голос в трубке успокаивал. Она свернулась в клубочек, прижала трубку к уху, и слушала, как мама жалуется на то, как плохо стало добираться до работы, потому что переехали в новый офис, о том, что опять подорожал хлеб на целых два рубля, о том, что Антошка совсем не звонит, и о соседке, которая развела целую псарню.

Попрощавшись и положив трубку, она еще какое-то время лежала с открытыми глазами, но мысли в голове будто испарились. Вязкая и теплая пустота… В ней так было уютно…

Она не слышала, как вернулся Руслан. Не видела, как он заглянул к ней в комнату, аккуратно прошел к постели, сел рядом и долго смотрел, как она спит. Протянул, было, руку, чтобы погладить по щеке. Но в последний момент передумал. Невесомо прикоснулся губами к волосам. И вышел.

Утром они почти не говорили, и Людмиле постоянно хотелось отдернуть руку, когда случайно прикасалась к Руслану.

Казалось, что за эту ночь ее муж стал другим, незнакомым, чужим.

Первым эту странную и мучительную игру в молчанку не выдержал Руслан.

— Если ты передумала, только скажи.

Людмиле очень хотелось сказать «Да». Но что это изменит?

— Нет.

Она уронила это слово как камешек в воду.

Руслан вдруг отставил чашку с кофе. Сжал ее ладони.

— Я люблю тебя.

Ее сердце стукнулось о грудную клетку. Больно и сильно.

— Знаю.

Он встал и притянул ее за руки.

— Иди ко мне.

Прижал к груди. Дышать стало нечем. Людмила высвободилась из душащих объятий и только тогда смогла вдохнуть.

— Мне нехорошо. Я пойду, лягу.

Руслан тут же метнулся за лекарствами и тонометром. Людмила позволила помочь ей дойти до спальни, померить давление, послушно закатала рукав и вытерпела ненавистный укол.

Руслан заботливо укутал ее одеялом и наклонился, чтобы поцеловать. Людмила ждала обычного поцелуя в лоб, но Руслан вдруг начал целовать ее в губы, нетерпеливо и страстно. Она не оттолкнула его, но и не ответила. И почувствовала нечто похожее на злорадство, когда увидела на его лице недоумение и досаду.

— Отдыхай, — вздохнул Руслан и поцеловал ее в щеку. — Спокойной ночи. Если вдруг будут боли — сразу же зови.

— Позову. Спокойной ночи.

Две недели Людмила заставляла себя не думать о том, что будет в пятницу. Заняла себя работой по дому, готовкой, часами просиживала в сети в своем блоге.

Большова вдруг вспомнила про нее, прислала ей кучу набросков и другие материалы для большой серьезной статьи про раннюю беременность и роды. Она с удовольствием погрузилась в работу, понимая, как по ней соскучилась. Неожиданно легко пошел текст романа, почти заброшенный. Людмила выкладывала все новые главы, спорила с читателями, правила, выверяла, переписывала куски, снова выкладывала и снова правила. Ей все больше нравилось сбегать в придуманный мир, где герои жили той жизнью, что им дала она, автор.

Руслан изо всех сил старался не показывать своего нетерпения и ожидания. Предельно заботливый, нежный, он пытался предугадать каждое желание. Но Людмила не могла не чувствовать в его заботе все нарастающий азарт. Эта нежность и забота — приторные, фальшивые, были его платой за предстоящее.

Последние несколько дней Людмила все пыталась понять, как переживет эту пятницу. Как будет сидеть в своем любимом кресле и ждать. Ждать возвращения Руслана, зная совершенно точно, что именно происходит в знакомой до сладкой жути студии на Петроградской стороне. Представлять, как его ладонь скользит по нагому телу другой женщины, как хлыст опускается на ее бледную кожу, Руслан целует красные следы и шепчет в восхищении «Розовое на белом… обожаю». Как красивое лицо Анны искажает гримаса боли, которая тут же сменяется наслаждением. Как она извивается от умелых ласк ее мужа, как стонет и кричит. Как обнаженная стоит перед ним на коленях, и ее черные волосы рассыпались по спине. Руслан собирает их в кулак, проводит большим пальцем по полной нижней губе, едва тронутой алой помадой, заставляет открыть рот…А потом они лежат на темно-красном шелке простыней, и Руслан шепчет ей на ухо слова благодарности…

Утром в пятницу за завтраком Руслан прятал глаза, неловко шутил и выглядел точь в точь как нашкодивший Дарик: виноватым и умильным. Людмила закрыла за ним дверь и поняла — она не может так просто его отпустить. Нужно было сделать что-то такое, из-за чего он даже в угаре Игры не сможет забыть о ней.

Мучительно перебирала в уме все возможные варианты, до самых глупых как подсунуть надушенный ее духами платок в карман брюк, или насыпать снотворного в кофе для Руслана, чтобы испортить сессию. Наконец, она придумала.

Позвонила Руслану, и спросила, стараясь изо всех сил не выдать своего волнения:

— Ты заедешь домой после работы?

Руслан помолчал, видимо удивленный и заинтригованный ее вопросом, потом спросил:

— А ты хочешь?

— Да.

И положила трубку.

А потом отправила ему смс-сообщение: «В пять. Дома. И не опаздывай».

Приготовила легкий ужин — любимый салат Руслана «Гранатовый браслет», куриную грудку с шампиньонами. Нашла чудом сохранившуюся с новогодних праздников бутылку белого рейнского.

Закончив с сервировкой, с гордостью окинула взглядом результаты своего труда. Безупречно. Белоснежная скатерть, хрусталь мягко сверкает в дрожащем свете свечей.

Одеваясь в спальне в то самое черное платье, что было на ней во время их первой сессии, она вздрагивала от собственных прикосновений.

Услышала, как подал голос Дарик. Спустилась вниз, облизывая сохнущие губы и пытаясь унять предательскую дрожь в коленях.

Руслан замер в дверях гостиной. Потрясенно смотрел на нее, так что ей стало жарко.

— Ты точен, как всегда, — горло пересохло, и она произнесла это чуть хрипло. — Ужин готов.

— Родная…

Руслан все еще не мог прийти в себя.

— Это… великолепно. Ты великолепна.

Людмила победно улыбнулась. Восхищен. Изумлен. Удалось.

Они уселись за стол, напротив. Почти не отрывали друг от друга глаз. Ели молча, она смотрела, как его губы прикасаются к тонкому стеклу бокала, и видела совсем другую картинку. Говорить совсем не хотелось. Слова казались лишними, будто могли разрушить это необыкновенное ощущение молчаливого разговора.

Но вот он посмотрел на часы, вытер губы салфеткой. Аккуратно сложил ее на столе.

— Спасибо, родная. Это было просто неподражаемо. Я поражен.

Встал и подошел к ней. Взял ее руку и нежно поцеловал. В раскрытую ладонь.

— Мне пора. Ложись пораньше. Не жди меня.

И ушел.

Людмила смотрела в окно на то, как выезжает из гаража машина Руслана. Снова в груди было горячо и больно. Но она знала — он будет думать о ней. Все время, что будет с другой — он будет думать о ней.