Жена Кукловода

Глава 12

После этого неприятного инцидента Шталь пригласил их к себе для серьезного разговора. Людмила настаивала на том, чтобы с ними поехала и Анна, но та отказалась наотрез: «Это выше моих сил, снова переступить порог квартиры бывшего господина». Руслан тоже не одобрил ее идею, согласившись, что присутствие Анны было бы неуместным, тем более, что доктор ее в своем приглашении не упомянул. Фактически приглашен был один Руслан, но он твердо заявил, что приедет с женой, от которой у него нет и не может быть никаких секретов.

Шталь встретил их не как всегда в индийской гостиной, а в кабинете, за рабочим столом. Скупым жестом пригласил присесть в кресла. Доктор был на удивление холоден и сдержан. Хотя сквозь маску спокойствия, явно читалось раздражение. Людмила ни разу не видела его таким. Ей ужасно захотелось покинуть скорее этот кабинет и оказаться дома.

— Что же, — начал Шталь сухо, — раз ты решил, что присутствие твоей жены обязательно, не обессудь. То, что я буду говорить, возможно, шокирует ее и обидит. Может все же она подождет в гостиной? Лили подаст чай.

Руслан посмотрел на жену вопросительно, но она решительно покачала головой. Тогда он просто накрыл ее руку ладонью, ободряя.

— Инцидент на собрании с господином Кей, — вздохнув, продолжил Шталь, — к сожалению, имеет неприятные последствия. Он не отличался никогда особо трепетным отношением к соблюдению Устава и правил, неоднократно их нарушал, за что дважды приостанавливалось его членство в сообществе. Но на этот раз он подал обоснованную жалобу на то, что господин Кукловод вмешался в отношения доминанта и сабмиссива, тем самым, ущемив доминанта в его праве свободно и беспрепятственно распоряжаться своей собственностью. Причем это было сделано публично, что усиливает оскорбление доминанта.

Людмила было открыла рот, чтобы возразить, что Анна не подписывала договор с Кавериным и не была его сабмиссивом на момент скандала, но Руслан больно сжал ее руку.

— Позвольте, мессир, — уважительно произнес он, и она заметила, как губы Шталя тронула довольная улыбка, правда мимолетная.

Формально, Руслан не был уже учеником доктора, получив самостоятельный статус доминанта, имеющего постоянного сабмиссива. Поэтому такое обращение было для Шталя крайне лестным.

— Но девушка не подписывала с господином Кеем договора, к тому же, в переданном ему списке жестких ограничений были указаны публичные унижения. Он не вправе был требовать от нее того, что приказал.

Шталь сокрушенно вздохнул.

— Это версия, изложенная девушкой, не так ли? — проговорил он, — Господин Кей представил договор, подписанный днем ранее, где указано, что доминант вправе нарушать некоторые хард-лимит сабмиссива, в том числе запрет на публичные унижения, сексуальные действия в общественных местах и передачу сабмиссива другим доминантам. Под этим документом стоит подпись Анны Черкасской.

Людмила не верила своим ушам. Анна не могла их обманывать, это было очевидно. Значит, Каверин подделал документ.

— Она не подписывала! — не выдержав, воскликнула она.

Шталь не удостоил ее даже взглядом и снова обратился к Руслану.

— При наличии такого документа твой благородный поступок не может быть расценен, никак иначе, как оскорбление действием другого доминанта, члена сообщества. Я просто вынужден наложить на тебя взыскание.

Руслан помолчал, играя желваками на скулах. Он едва сдерживал свой гнев, Людмила чувствовала, как дрожат от напряжения его пальцы, до боли стиснувшие ее руку.

— Но что, если господин Кей подделал подпись девушки на договоре? — сказал он подчеркнуто спокойно.

Шталь покачал головой.

— Я, по известным причинам, прекрасно знаю руку Анны Черкасской. Это, несомненно, ее подпись.

К горлу Людмилы подступили слезы, она еле сдерживалась, чтобы не разрыдаться от обиды.

— Ну, тогда мне ничего не остается, — проговорил Руслан мрачно, — как отдать свою судьбу в ваши руки. Если мой поступок заслуживает порицания и наказания — значит, так тому и быть.

Шталь несколько секунд разглядывал хрустальный глобус на своем столе. Потом пристально посмотрел на Руслана поверх очков и сказал холодно:

— Я извещу вас о своем решении. Больше не смею задерживать.

И поднялся из-за стола, давая понять, что разговор окончен.

Руслан порывисто встал с кресла, все также сжимая руку жены в своей. Уже уходя, он обернулся и произнес тихо:

— Наверное, я был плохим учеником, потому что поступил бы так, даже зная о существовании договора.

Шталь промолчал.

Вернувшись домой, Людмила первым делом набрала номер Анны. Но она не ответила ни на один звонок.

На работе она тоже не появилась, сказавшись больной. Дверь в ее квартире никто не открыл. Вечером на автоответчике она нашла сообщение от Анны. Всего из нескольких слов: «Простите меня… мне так жаль».

Через два дня Руслану пришло на электронную почту письмо, подписанное Шталем, как председателем Санкт-Петербургского сообщества, в котором сообщалось, что доминант, известный как Кукловод, за оскорбление доминанта, известного как Кей, оштрафован на сумму годового членского взноса и ему запрещено посещать мероприятия сообщества в течении полугода.

Само по себе наказание было крайне мягким. Но несправедливым. Руслан написал Шталю ответное письмо о том, что он более не желает состоять в сообществе.

Людмила слышала, как Руслану позвонил доктор, они о чем-то довольно долго беседовали, и их разговор был явно тяжелым. Но решения своего Руслан не изменил.

Она была даже рада тому, что им больше не придется участвовать в этих сборищах. Но видела, что муж расстроен и подавлен случившимся.

За ужином они не сказали друг другу и пары слов. Антон удивленно переводил глаза с отца на мать и обратно, не понимая, откуда взялось это напряжение. Людмила заметила это и стала расспрашивать его о школьных делах, об успехах в фотографии. Напряженность немного спала, но Руслан, все так же почти не принимал участия в разговоре, отвечая односложно и невпопад.

Убрав со стола, она отправилась в гостиную, где застала мужа в задумчивости у окна. Она обняла его сзади, прижалась щекой к спине и прошептала:

— Милый, зачем нам все это? Сообщество, Устав, сборища? Зачем?

Он обернулся, сжал ее в объятиях, зарываясь в волосы лицом, и ответил, тоже шепотом:

— Я думал, что все должно быть правильно. Но правила, по которым они играют, нам не подходят.

— Тогда почему ты так переживаешь?

Она искренне не понимала причин его подавленного состояния.

Он сжал ее лицо в ладонях и сказал горько:

— Нас больше никто не прикрывает. Ни Шталь, ни договор о неразглашении, который подписывают все, вступая в сообщество. Понимаешь? Если Каверину завтра вздумается сообщить твоему или моему начальству о нашем увлечении? Он мог сделать фотографии на собраниях.

— Но там нет ничего такого, — возразила Людмила.

— Сам факт нашего там присутствия уже компромат. Пока Каверин жаждет мести, мы не можем чувствовать себя в безопасности, — горько сказал Руслан, и у него на лбу залегла скорбная складка.

Людмила нежно разгладила ее пальцами.

— Пусть попробует.

— Моя смелая девочка, — улыбнулся Руслан, нежно целуя ее.

— Больше всего я боюсь, если каким-то образом эта информация дойдет до нашего сына, — продолжил он тихо.

И тут Людмиле стало по-настоящему страшно. Вздрогнув все телом, она прижалась к груди мужа и прошептала в отчаянии.

— Он не посмеет, не посмеет….

Еще несколько дней были отравлены сомнениями, страхами и попытками найти выход. Людмиле хотелось сбежать вместе с сыном на край света, туда, где никто и никогда не сможет ему навредить. Страшная мысль о том, что зайдя на свою страничку «Вконтакте», Антон увидит фото родителей на фоне групповой оргии, не давала ей покоя. Это все просто сводило ее с ума.

Наконец, Руслан не выдержал и позвонил Шталю.

Через три дня они получили приглашение к нему в офис. В нем сообщалось, что эта встреча будет носить примирительный характер, на нее также приглашены Каверин и Анна Черкасская.

Они приехали в знакомый дом на углу улицы Декабристов ровно к восьми вечера.

В приемной никого не было. Шталь ждал их в кабинете, за письменным столом. Невозмутимый и бесстрастный.

Людмила опасалась, что ей опять предложат подождать в приемной. Она не хотела мучиться ожиданием и неведением.

Но когда они вошли, Шталь скользнул по ней бесстрастным взглядом и жестом указал на два свободных кресла. В третьем, вальяжно развалившись, уже сидел Каверин.

Он цинично и бесстыдно оглядел Людмилу с головы до ног, заставив ее вздрогнуть от омерзения. Она будто опять почувствовала его потные ладони и грубые пальцы. Руслан перехватил его взгляд и скрипнул зубами. Каверин лишь усмехнулся.

Анны в кабинете Шталя не было. Людмила, утонув в глубоком кресле, внезапно почувствовала себя маленькой и беззащитной. Ей хотелось почувствовать на своих плечах сильные руки мужа. Но показывать свой страх перед Кавериным она не хотела. Выпрямила спину и сложила руки на коленях, опустив глаза, понимая, какую роль она должна здесь играть.

— Итак, — начал Шталь, — напоминаю вам, что встреча носит примирительный характер. Я, как председатель сообщества, обязан заботиться о соблюдении Устава и мирном разрешении любых конфликтов. Все участники встречи обращаются друг к другу без использования псевдонимов, поскольку реальные имена всем известны. То, что на этой встрече присутствуют сабмиссивы, не совсем согласуется с правилами. Но таково было условие господина Каверина.

Последняя фраза царапнула Людмилу смутным беспокойством. Этот мерзавец явно что-то задумал.

— Господин Каверин, — обратился к нему Шталь, — можете изложить суть ваших претензий.

— Но я не вижу Анны Черкасской? — спросил он с сарказмом. — Неужели столь опытный сабмиссив позволяет себе опоздания?

— Конечно, нет, — ответил Шталь спокойно. — Ей даны указания ожидать в соседней комнате до того, как я посчитаю нужным ее позвать.

Каверин удивленно приподнял брови. Вежливо наклонил голову:

— Как будет угодно председателю.

Потом продолжил, с вызовом глядя на Руслана:

— Мои претензии просты и понятны. Господин Сикорский на том злосчастном вечере неделю назад позволил себе не только вмешаться в отношения между мной и моим сабмиссивом, но и сделать мне публичное замечание, поставив под сомнение мое право распоряжаться своей собственностью. Более того, он прикоснулся к моему сабмиссиву без разрешения, тем самым оскорбив меня действием.

— Это все? — спросил Шталь холодно.

— Не совсем, — Каверин усмехнулся, скривив губы, — поведение господина Сикорского повлекло за собой отказ сабмиссива выполнять свои обязанности по договору. Таким образом, мне не только нанесено оскорбление, но и причинен ущерб.

— Претензии ясны, — констатировал Шталь и обратился к Руслану, — господин Сикорский, вам есть что сказать?

Людмила замерла, слушая, как глухо стучит ее сердце и ноет в груди от тревоги.

Спокойный уверенный голос мужа придал ей сил:

— Позвольте не согласиться, — произнес он. — Я лишь попросил господина Каверина не устраивать публичных разборок со своим сабмиссивом, которая, кстати, отрицала, что в договоре предусмотрены публичные унижения. Признаю, что действительно, подал Анне руку, помогая подняться. Разрешения на это я у господина Каверина не получил. Но я не был осведомлен о том, что девушка является собственностью господина Каверина. Намерений оскорбить господина Каверина, словом или действием, у меня не было.

— Я правильно понял вас, господин Сикорский, — осторожно уточнил Шталь, — что вы готовы принести извинения господину Каверину за вмешательство и несанкционированные действия в отношении его собственности?

Руслан помолчал, а Людмила стиснула зубы, еле сдерживая рвущуюся наружу злость и обиду.

— Готов, — произнес, наконец, ее муж, и она едва не расплакалась от несправедливости происходящего. Ему не за что было извиняться!

— Но только, если получу убедительные доказательства прав господина Каверина на этого сабмиссива, в том числе на нарушение им ее жестких ограничений.

— Нет ничего проще, — воскликнул Каверин и, нагнувшись, взял стоявший у его ног кожаный портфель. Оттуда он извлек несколько прошитых листов, с набранным на них текстом и протянул их Руслану.

Он осторожно взял их в руки и стал внимательно просматривать текст. Людмила с замиранием сердца следила за выражением его лица. Оно становилось все мрачнее и мрачнее, и у нее все сильнее болело в груди.

— Вы удовлетворены? — спросил насмешливо Каверин.

— Почти, — произнес Руслан, передавая договор Шталю. — Хотелось бы еще убедиться в том, что при подписании этого договора был соблюден принцип добровольности.

— Неужели вы думаете, что я пытал девушку, чтобы заставить подписать договор! — рассмеялся Каверин.

Руслан промолчал, не сочтя нужным отвечать.

Шталь позвонил в колокольчик.

Из боковой двери вошла Анна. Бледное, печальное лицо и темные тени, залегшие под глазами. Людмиле сталь жаль ее.

Девушка робко присела на указанный Шталем стул, стоявший почти посередине комнаты, опустила глаза в пол.

— Скажи, — обратился к ней Шталь, протягивая ей договор. — Ты подписывала этот документ?

Анна бросила на него взгляд и снова опустила глаза.

— Да, — ответила она тихо, бесцветным голосом.

— Содержание договора тебе известно? — снова спросил Шталь.

— Да, — опять ответила Анна, не поднимая глаз. Потом добавила, еле слышно. — Теперь, да.

— А точнее? — голос Шталя стал строже.

— Я подписала его, не прочитав до конца, — голос Анны дрогнул.

— Почему его не прочитала? — настойчиво спросил Шталь. — Господин Каверин дал такую возможность? Не ограничивал во времени?

— Нет, — выдохнула Анна. — Не ограничивал. Я… — ее голос задрожал… — просто… не дочитала его до конца. Он сказал, что это стандартный договор.

— Так, когда вы ответили на вопрос господина Сикорского, что договор не предусматривает публичных унижений, вы заблуждались?

Она больше не могла говорить и просто покачала головой. Ее губы дрожали, а из глаз готовы были покатиться слезы.

— Но я не принуждал ее подписывать договор! И он, действительно, для меня стандартный, — громко произнес Каверин, и Анна вздрогнула от звука его голоса.

Людмиле стало тошно. Она уже понимала, к чему клонит Каверин и чью сторону примет Шталь.

— Но вы не обговорили перед подписанием возможность нарушения отдельных жестких ограничений? — спросил Руслан Каверина.

Он усмехнулся.

— Я знал эту девушку как опытного сабмиссива, более четырех лет состоявшего в лайф-стайл отношениях с уважаемым председателем. И не мог даже предполагать, что она поступит столь легкомысленно. К тому же мои предпочтения известны в сообществе. Если так угодно, я могу показать свои предыдущие договоры. Они не отличаются от этого ни одной буквой!

— Господин Сикорский, — обратился Шталь к Руслану. — Вы убедились в том, что принцип добровольности при подписании договора был соблюден?

Людмила с болью смотрела на то, как он играл желваками на скулах, буквально заставляя себя произнести это слово:

— Да.

Она не понимала. Не хотела понимать. Как Анна могла поступить так легкомысленно?

— Могу я задать вопрос Анне? — спросил Руслан Шталя.

Тот кивнул.

— Скажите, а если бы вы дочитали до конца договор, и если бы господин Каверин сообщил вам о своих предпочтениях заранее, вы бы согласились на такие отношения?

Анна не поднимала глаз и молчала. По ее щекам скатывались слезинки и тихо капали на сложенные на коленях руки. Она даже их не вытирала.

— Анна? — голос Руслана тоже дрогнул, а Людмила впилась ногтями в ладони, чтобы сдержать рвущееся наружу негодование.

— Позвольте, я отвечу, — произнес Шталь, — условия о возможности нарушения доминантом жестких ограничений ранее практиковались Анной. Я могу это подтвердить.

Людмила совершенно была сбита с толку, растоптана и потеряна. Весь этот разговор напоминал ей театр абсурда, жестокий, неестественный, сюрреалистический. Ей безумно хотелось встать и убежать. Но стиснув зубы, она продолжала вжиматься в свое кресло, из последних сил стараясь сохранить самообладание.

— Надеюсь, господин Сикорский убедился в соблюдении принципа добровольности, — нетерпеливо сказал Каверин. По всему было видно, что этот спектакль начинал его раздражать, и ему не терпелось осуществить задуманное до конца. — Хотелось бы приступить собственно к примирительной процедуре.

Руслан возражать не стал, но Людмила видела, что он тоже едва сдерживает гнев.

— Каковы ваши условия? — спросил его Шталь.

— Я вовсе не жажду ничьей крови, — усмехнулся Каверин, — но из-за действий господина Сикорского я лишился своего сабмиссива. Думаю, что вправе рассчитывать на компенсацию.

— О какой сумме идет речь? — спросил Руслан ледяным тоном.

— Ну что вы! — с притворным возмущением произнес Каверин, — речь вовсе не о деньгах.

Он жадно и недвусмысленно посмотрел на Людмилу и облизнул губы.

Лицо Руслана потемнело от гнева, он сжал кулаки и вскочил с кресла.

— Господин Сикорский! — резко остановил его Шталь.

Руслан огромным усилием справился с собой, сел обратно. На него было страшно смотреть.

— Боюсь, это не возможно, — проговорил доктор, — господин Каверин не совсем представляет себе особенности отношений господина Сикорского с его сабмиссивом.

— Жаль, — со вздохом произнес Каверин, — но попытаться стоило.

Он снова похотливо посмотрел на Людмилу, и ее затрясло от омерзения.

— Ну, тогда господин Сикорский может выступить гарантом того, что Анна Черкасская выполнит взятые на себя обязательства, хотя бы на срок, указанный в договоре — три месяца. За это время я подыщу себе другого сабмиссива.

Каверин пристально, с жестокой усмешкой смотрел на Руслана, который едва сдерживался, судорожно сжимая кулаки.

Людмила видела, как вздрогнули плечи Анны, а ее голова опустилась еще ниже. Ей было нестерпимо жаль девушку, но к жалости примешивался мерзкий осадок от ее лжи.

— Да, думаю, это приемлемо, — произнес Шталь и выразительно посмотрел на Руслана, будто пытался ему внушить, что отказываться неразумно.

— Но у меня нет власти, чтобы приказывать девушке, что ей делать, — глухо произнес Руслан.

— Приказывать?! — усмехнулся Каверин. — Ну уж нет. Убедить, уговорить. Вобщем, меня мало волнует, каким образом вы это осуществите.

Он встал с кресла, и произнес удовлетворенно:

— Прошу меня простить. Наша беседа затянулась, меня ждут неотложные дела. В субботу в шесть вечера я жду вас, господин Сикорский, у себя. Вы должны лично привезти мне мою вещь. Но или замену ей, по вашему выбору.

Руслан резко выдохнул через зубы, словно от боли.

— Подождите, — вдруг раздался полный страдания и страха, дрожащий голос Анны.

Все посмотрели на девушку. Она решительно вытерла слезы тыльной стороной ладони, медленно поднялась со своего стула и подошла к Каверину. Так же медленно опустилась перед ним на колени и прижалась губами к его руке.

— Простите меня, Господин, — прошептала она. — Не нужно никаких гарантов. Я выполню свои обязательства.

Людмила больше не могла смотреть на этот жестокий спектакль. Она вскочила, не обращая внимания на строгий взгляд Шталя и руку Руслана, пытавшуюся ее удержать.

— Вы все… ненормальные… Это дико, дико…

Хлопнув дверью кабинета, она выскочила вон.

Гулкое эхо ее шагов скакало как мячик, отражаясь от стен. Людмила остановилась, только когда за ней с тяжелым стуком закрылась дверь парадной.

Прислонилась к холодному камню стены. Слез не было. Только горький привкус во рту. Как на пепелище.

Снова хлопнула дверь парадной.

— Мила… пойдем домой.

Она посмотрела на мужа. Он был расстроен и подавлен. Стало стыдно за свою выходку.

— Прости меня… но это было выше моих сил. Она же человек… не вещь…

— Пойдем, Милочка, тебе нужно отдохнуть. Я дам тебе успокоительное. Не нужно было брать тебя с собой.