В пятницу она и не вспомнила о приглашениях, завертелась в редакции, потом убежала пораньше, чтобы успеть к Антошке на родительское собрание.
Собрание затянулось. Классная дама, Светлана Петровна, преподаватель математики, не слишком жаловала Антона. Он отвечал взаимностью — и ей, и предмету. Так что ничего хорошего от этого мероприятия Людмила не ждала. Правда, на этот раз каких-то особых претензий к ее сыну не было, все собрание было посвящено финансовым вопросам. Родительский комитет отчитывался по собранным на подарки ко Дню учителя деньгам. Людмила традиционно, с первых классов была членом родительского комитета. Поэтому сейчас лихорадочно рылась в сумочке, пытаясь найти папку с чеками и списками. Как назло папка не находилась. Людмила ловила на себе презрительный и наглый взгляд мамаши Гарика Бушманова — заядлого прогульщика и двоечника. Толстой, безвкусно одетой, крашеной в медно-красный цвет, с короткими толстыми пальцами, перетянутыми огромными перстнями. Но отец Гарика был директором Октябрьского рынка, поэтому и его жена и недоросль сын вели себя как хозяева жизни.
— Ну что, мы не дождемся сегодня рассказа о том, куда потратили наши денежки? — спросила Бушманова, вертя в руках ядовито-розовый телефон, усыпанный стразами.
— Кажется, я забыла папку на работе, — пробормотала Людмила. Она опять почувствовала себя виноватой.
Но внезапно чувство вины сменилось злостью и презрением к этой толстухе.
— А знаете что? — сказала Людмила, глядя прямо в узенькие глазки Бушмановой. — Пожалуй, подготовку к Новому Году мы поручим вам, Маргарита Рафиковна. У вас и времени побольше, и машина с водителем. Все успеете. И отчитаетесь вовремя. Проголосуем?
Домой она приехала, все еще кипя от негодования, но испытывая мстительную радость от того, что ее предложение прошло на ура. К ярости Бушмановой, которой все же поручили подготовку к Новому Году.
Антошка тихонько прятался в спальне, как всегда в день родительских собраний. Высунул голову, и, почувствовав, что мама не в духе, спрятался обратно.
Руслан сидел перед телевизором. По его напряженной позе и тому, что он не вышел встречать ее в коридор, не поцеловал и даже не спросил про собрание, Людмила поняла — что-то случилось. В груди больно екнуло.
— Рус, родной, — выдохнула в макушку и положила руки на плечи. Он сбросил их резким движением.
— Почему ты не сказала?
От его ледяного тона Людмила застыла на месте. В висках тревожно запульсировало.
— Ты о чем?
— О приглашениях. Тех, что дал тебе Шталь.
Людмиле стало нестерпимо стыдно. Почувствовала себя как в детстве, когда бабушка находила вместо припрятанных к праздникам конфет пустой мешочек.
— Я не собиралась туда идти, — тихо сказала она. — Поэтому не сказала.
— Ты все решила? Одна?
Руслан действительно был в ярости. Она давно не видела его таким раздраженным. Сжатые губы, нахмуренные брови. Серые глаза словно выцвели, стали белесыми.
Бессильно опустилась рядом на диван. Навалилась какая-то усталость и апатия, будто бежала, сбивая ноги по пыльной степи, а за ближайшей сопкой оказалось не море, а опять выжженная равнина…
— Я не решала… — слова такие бесполезные, — забыла.
Руслан хмыкнул, вскочил, прошелся по комнате.
— Почему? Почему ты так поступила?
Людмила сжала зубы, чтобы не застонать. Она ненавидела эти бессмысленные допросы. Почти как и Антошка.
— Потому, что не хотела идти.
Глупо, глупо оправдываться…
— Ты могла бы спросить мое мнение!
В глазах закипели слезы. Горячие, они больно жгли глаза. «Не реветь, — привычно скомандовала себя Людмила.
— Могла. Но не спросила. Прости.
Ей очень хотелось, чтобы этот ужасный, нелепый, мучительный разговор поскорее прекратился. Но Руслан в таких случаях был всегда неумолим.
— Ты должна была сказать мне. Должна! Ты это понимаешь?
Ну почему он говорит с ней как с ребенком?
Молча кивнула.
— Где эти приглашения?
Так же молча встала, пошла в коридор, достала из сумочки два узких плотных листка. Вернулась, все так же ни говоря ни слова. Руслан стоял, сложив руки на груди. Протянула приглашения. Он не спешил взять их, выдерживая паузу. Мучительно медленно протянул руку. Даже не взглянув, положил на столик, рядом со своим ноутбуком. Отвернулся. И вдруг безразлично произнес:
— Там в спальне на постели коробка. Можешь примерить.
Людмила удивленно застыла, не понимая.
— Платье. Там платье.
Она хлопала глазами, не веря собственным ушам.
— Ты купил мне платье?
— Не я. Это прислал Шталь. Платье для тебя и смокинг для меня. Сказал, что это костюмы для маскарада. Дресс-код. Прилагаются к приглашениям.
Людмила недоверчиво посмотрела на мужа.
— Ты хоть понимаешь, сколько это все стоит? — тихо спросила она. — Ты не думал, зачем все это Шталю?
Руслан только хмыкнул.
— Ты же сама сказала! Он чувствовал свою вину. Хотел загладить.
Людмила вдруг ощутила ту же злость, что на собрании. Посмотрела Руслану в глаза и сказала твердо:
— Я не хочу туда идти. Просто не хочу. Чувствую, что-то не так.
— Глупости! — Руслана, казалось, еще больше разозлили ее слова. — Беспочвенные подозрения! Доктор прекрасный человек! Умный и интересный! Ты должна гордиться, что он проявил к нам интерес и фактически предложил дружбу!
Людмила сжала зубы и проглотила подступающие к горлу горькие слезы.
— Я не хочу. И вообще… твой доктор… Я боюсь его!
Руслан посмотрел на нее с жалостью. Будто на больную. Или умалишенную.
— Мой? Это ты потащила нас на прием к Шталю! Забыла? А теперь она его боится!
Людмила вдохнула, чтобы ответить. Что-нибудь злое и обидное…
Но внезапно поняла, что Руслан прав. Опять тяжелой бесформенной тушей навалилось чувство вины. Стало противно и тоскливо. Во всем виновата она сама. По щекам, обжигая, скатились горькие капли. Больше сдерживать слезы она не смогла.
Но Руслан будто и не замечал, что она плачет. Впервые.
Отошел к окну. Чужой. Безучастный.
— Я ничего не хочу слышать. Если бы ты сказала сразу — мы могли бы это обсудить. Ты сама сделала этот выбор. Хочешь ты или нет — я пообещал доктору Шталю, что я буду на этом маскараде. С тобой или без тебя.
Людмила вздрогнула, как от пощечины. Даже помутилось в глазах. Похолодела от страха…Без тебя…Он, правда, сказал это?
— Ты…ты… не можешь… как ты…
Последняя капля прорвала плотину ее терпения. Разревелась, в голос, навзрыд. Убежала на кухню, хлопнув дверью.
«Антошка… проснулся, наверное… — мелькнула последняя здравая мысль. Потом было просто отчаяние. Глухое, мертвое, выжигающее душу.
Согнулась пополам, будто от удара в живот, сползла на пол. Боль не отпускала, разливаясь в груди жаркими пульсирующими толчками.
Она ждала… Ждала, что сейчас Руслан войдет, поднимет ее с пола, отнесет на руках в постель. Как ребенка. Будет шептать глупые нежности.
Он так и не пришел. Когда кончились слезы, пошла в ванную. Умылась, стараясь не смотреть на свое опухшее лицо с красным носом. Тихо нырнула под одеяло. Спит? Или притворился? Ровное дыхание… Спит… Всхлипнула.
— Милочка… Прости… — теплые руки сгребли, обняли, прижали так, что нечем стало дышать. — Но и ты неправа… вывела меня из себя…
Опять потоком хлынули слезы… Сладкие, сладкие слезы. Родной…
— И ты… прости.
Обида, отчаяние растворялись в нежной радости, оставляя только горький вкус слез на губах. Открылась этой радости до предела, впустила, как свежий ветер.
Горячий шепот обжег ухо:
— Я заглянул в коробку. Оно такое красивое. Ты будешь неподражаема!
Радость погасла, будто задули свечу.
Ветер осторожно, будто боялся разбудить спящих, перебирал голые ветки деревьев за окном. Неживой тусклый свет фонаря заглядывал за штору, разбавляя темноту. Почти до утра Людмила пролежала с открытыми глазами и наблюдала за причудливо сплетающимися на потолке тенями.
В голове, как ночная бабочка в стекло фонаря, билась брошенная Русланом фраза: «Без тебя… Без тебя».
Из пыльного темного угла подсознания расползалась паника. Людмила отчаянно пыталась загнать ее обратно, но страх пропитывал ее, отравлял, лишал способности мыслить.
Без тебя… Без тебя… Он сможет без тебя. А ты? Быть как мама — то озлобленной на всю мужскую половину человечества, то заискивающе глядящей в глаза очередному кавалеру, что приводила домой, стыдясь самой себя и дочери? Нет! Ни за что!
Страх потерять Руслана, остаться одной, укоренился в душе Людмилы так глубоко, что сопротивляться было бесполезно. Вся ее разумность, решительность, твердость испарялись, словно сухой лед на солнце, как только накатывал панический ужас перед одиночеством.
Людмила вжалась в теплое, расслабленное ото сна тело мужа. Судорожно вздохнула. Руслан что-то пробормотал и, не просыпаясь, обнял ее крепче. Обида, злость, нежелание идти на этот странный вечер-маскарад показались Людмиле такими глупыми, надуманными. Поняла, что пойдет даже на костер аутодафе, только бы сохранить свой уютный мирок.
Людмила еще раз вздохнула, уткнулась носом в теплое сильное плечо, вдохнула родной запах.
Все утро она пыталась занять себя работой по дому, чтобы не думать о предстоящем вечере. Заставила Антошку убраться в ящиках стола, расставить по порядку диски с играми. Возилась на кухне, с какой-то яростной тщательностью надраивая до безупречного блеска фасады и полки. Перетерла все листья на комнатных цветах, до первозданной белизны довела подоконники. И изо всех сил старалась не встречаться взглядом с Русланом.
Он терпел ее упорное молчание и метание по дому почти до обеда. За столом тоже царила неловкая тишина. Антошка обиженно пыхтел, так как отец сообщил ему, что он отправляется с ночевкой к бабушке — маме Людмилы. У бабушки не было интернета, а на его телефоне отец заблокировал доступ после того, что они с лучшим другом Максом на уроке алгебры сидели в интернете. Это обстоятельство делало поездку к бабушке ссылкой декабристов. По крайней мере, выражение лица у Антона было поистине мученическим. Наконец, положив ложку в пустую тарелку, Руслан произнес:
— Милая, ты так и не померила платье. Неужели тебе не интересно?
Людмила молча встала, собрала тарелки, поставила их в мойку. Повернувшись спиной, произнесла безразлично:
— Домою посуду — посмотрю. Главное, что понравилось тебе.
Почувствовала, как Руслан недовольно поджал губы. Вспышкой промелькнуло злорадство. Вспомнила, как он вчера выговаривал ей — такой же безразличный и холодный.
— Ты все еще не хочешь идти, — с укором произнес Руслан.
— Не хочу, — ответила она тихо, — но это же ничего не меняет?
Опять повисло неловкое молчание. Людмила чувствовала, как он Руслан мучительно подбирает слова, пытается побороть досаду.
Вдруг он встал, обнял за плечи, прижал к себе. Отобрал губку, поднес ее руку к губам.
— Милочка. Милая. Я пообещал. А потом, мы что часто ходим по клубам? Тем более таким роскошным. Ты давно мечтала куда-нибудь выбраться. И все оплачено.
Людмила выдернула ладонь из пальцев Руслана.
— Знаешь, где бывает бесплатный сыр?
— Ну почему ты так настроена?
Снова обнял, попытался поцеловать. Людмила уперлась ладонями ему в грудь.
— Мне нужно закончить с посудой. Если конечно хочешь, чтобы я была готова вовремя.
— Очень хочу! — просиял Руслан и неловко чмокнул ее в щеку.
Расставив в сушке тарелки — аккуратно по размеру, и тщательно вытерев капли воды с мойки, Людмила со вздохом отправилась в ванную.
Нежась в мягкой ароматной пене — черный ирис и магнолия, любимый аромат Руслана, — она пыталась привести свои мысли в порядок. Тяжелое предчувствие чего-то неотвратимого давило виски тупой болью. Вспомнила уроки йоги, сосредоточилась на дыхании. Тревога немного отпустила, но затаилась, свернулась змеей.
Замотав голову полотенцем, Людмила грустно улыбнулась своему отражению. Некстати подумала, что опять заканчивается любимый тоник. А это минус тысяча рублей из семейного бюджета. Через два месяца Новый Год, и Антошка ждет планшетник. Но на косметике Людмила экономить не могла. Почти на всю дешевую косметику у нее была жестокая аллергия. Значит, опять придется редактировать левые статейки за гонорары. Ну ничего. Несколько бессонных ночей, и будет Антошке подарок.
Коробка с платьем, черная с золотом, ждала в спальне.
Пока сушила волосы, не отрывала от нее глаз, прислушиваясь к своим ощущениям. Совершенно не было радостного предвкушения перед примеркой обновки. Снова проснулась тревога, зашевелилась, заскреблась острыми коготками. Людмила осторожно приоткрыла крышку, как клетку с опасным зверьком. Упаковочная папиросная бумага зашуршала празднично и призывно.
Кончиками пальцев она аккуратно достала шелково-кружевное великолепие. Какое-то время, затаив дыхание, разглядывала его, не веря своим глазам.
Платье было великолепно. У Людмилы никогда не было такого. Да, собственно, и мысль купить вечерний наряд в пол, о цене которого она даже не хотела догадываться, никогда не пришла бы в голову.
Черный шелк мягко мерцал из-под темно-бордовых кружев. Узкий лиф со шнуровкой, без бретелей не оставлял шанса для бюстгальтера. Это немного смутило Людмилу. В дополнение прилагалась бархатная маска в виде крыльев летучей мыши, черная с бордовым шелковым подбоем.
Людмила приложила ее к лицу. Из зеркала на нее посмотрело странное, немного зловещее отражение. Испуганно отложила маску в сторону.
Платье оказалось велико в груди. Шталь явно польстил Людмиле. Даже подтянув шнуровку, она не смогла подогнать его.
— Великолепно, — восхитился Руслан, заглянув в комнату. — Невероятно.
Подошел, взял в руки маску.
— Летучая мышь. Красиво. Загадочно. Тебе так идет этот наряд! Да, кстати, Шталь сказал, что его можно будет оставить на память. Только смокинг придется вернуть. Но зачем мне смокинг, правда?
— Ничего великолепного. Платье мне велико. Надену свое, то, темно-красное. Не ушивать же на живую нитку!
— Ну как хочешь, — Руслан разочаровано поджал губы.
Людмила едва сдерживала раздражение. Захотелось напомнить мужу про сыр и мышеловку. Но не стала. Или Руслан не желал замечать этого странного интереса к ним доктора Шталя, или у нее действительно просто пошаливали нервы.
Избавившись от вычурного и неудобного наряда, Людмила почувствовала себя лучше. Еще раз критично оглядела себя в зеркале. Уложила волосы в высокую прическу. Чуть тронула ресницы тушью, губы — темно бордовой помадой. Капелька любимых духов «Маленькое черное платье» от Герлен.
В крови бурлила острая смесь возбуждения и неясного страха. Сердце замирало, дыхание сбивалось.
Маска спряталась в кружевную черную сумочку-кисет. Людмила осторожно затянула тесемки, словно маска была живой и могла выбраться наружу.
— Милая, такси будет через пятнадцать минут!
Руслан вошел в спальню, уже одетый в смокинг, и Людмила невольно залюбовалась мужем. Раздражение и страх отступили. Улыбнулась, провела кончиками пальцев по гладко выбритой щеке.
— Отчего мужчинам так идет смокинг?
— Оттого же, отчего женщинам — красивые платья. Ты само совершенство, — ответил он, осторожно целуя ее в щеку.
Антошка, серьезный и обиженный, сидел на пуфике в прихожей, уже одетый и с рюкзаком. Исподлобья глянул на родителей и вдруг заулыбался, восторженно и удивленно.
— Мам… ты такая… прям королева фей!
— Спасибо сынок, — Людмила взъерошила его русые вихры. — И, кстати…
Открыла сумку, достала оттуда свой мобильник.
— Держи. У меня безлимитный интернет подключен. Пользуйся.
Антон благодарно просиял.
Руслан подал ей пальто.
«Хорошо, что сегодня нет дождя, — подумала Людмила. В октябре на улице в легких туфлях на высокой шпильке было странно.
Таксист — пожилой интеллигентного вида дядечка в смешной лыжной шапочке, посмотрел на Людмилу в зеркало заднего вида и вдруг подмигнул. Или ей показалось?
Антошку высадили на углу Английского проспекта и улицы Декабристов, напротив Дома-Сказки. Мама Людмилы уже стояла у края тротуара, всплеснула руками, попыталась отобрать у него рюкзак, правда безуспешно, помахала рукой Людмиле и Руслану. Людмила махнула ей в ответ и невольно покосилась на темные окна офиса доктора Шталя. Опять глухо и больно стукнуло сердце.
— Теперь куда? — спросил таксист, — запамятовал что-то…
— Клуб «Синий Попугай», на Литейном, сорок семь, — ответил Руслан.
— Отлично, — отозвался весело таксист. Веселость показалась Людмиле вовсе неуместной.
Над тяжелыми дверями из непрозрачного черного стекла в медных рамах светился неоном большой ярко-синий попугай. Швейцар в цилиндре и черном плаще, бесстрастный и молчаливый посмотрел на приглашения, протянутые Русланом, и распахнул двери. Людмиле показалось, что сердце ее перестало биться, когда она судорожно вцепившись в руку мужа, шагнула через порог.
Двери закрылись за ними с негромким стуком. Полумрак холла звучал негромкой музыкой, не то джазом и не то свингом, обволакивал сдержанными ароматами: кофе, изысканной еды. Вплетались как разноцветные ниточки, женские и мужские духи, то строгие, то тяжеловатые, легкий запах хорошего табака. Темно-красный ковер на полу и стены, обитые мягким черным бархатом, скрадывали шаги. Бра из молочного стекла в виде лепестков подсвечивали потолок ровно настолько, чтобы этот полумрак перестал быть темнотой. Единственным ярким пятном в интерьере было красное платье на женщине лет тридцати. Женщина радушно сверкнула белозубой улыбкой:
— Добро пожаловать!
Шаги до высокой стойки из лакированного черного дерева дались Людмиле непросто. Непривычно высокие каблуки норовили подвернуться на мягком ковре.
Руслан выложил на стойку приглашения. Женщина просияла:
— Счастливы принять особых гостей. Прошу меня простить, но прежде чем пройти в зал, необходимо заполнить анкету гостя. Мы должны быть твердо уверены в ваших предпочтениях, чтобы доставить максимум удовольствия.
Она положила перед Русланом листок дорогой мелованной бумаги с эмблемой клуба в верхнем левом углу и ручку. Людмилу удивило, что анкета была только одна. Она вопросительно посмотрела на женщину-портье, но та лишь таинственно улыбнулась.
Заглянув в листок, она попыталась прочитать вопросы анкеты. Текст расплывался перед глазами. Людмиле очень хотелось достать очки из сумочки и прочесть, что там написано, но ей показалось это неудобным.
Руслан, наконец, закончил ставить галочки и протянул листок портье.
Женщина мельком взглянула на анкету, и произнесла:
— Теперь прошу надеть маски. Ваш столик под номером восемь. Приятного отдыха.
Людмила, вздохнув, распустила завязки сумочки и достала маску Летучей мыши. Руслан помог ей завязать ленты на затылке. Сам достал из внутреннего кармана простую черную бархатную полумаску. Опять у Людмилы сбилось дыхание от непривычных ощущений — мир сузился до прорезей маски, шелковая подкладка ласково льнула к коже, чувство несвободы и страх неизвестности добавил адреналина, заставил задрожать.
Портье вышла из-за стойки и отодвинула занавесь.
Зал оказался небольшим. Такой же приглушенный свет, интерьер, выдержанный в черно-бордовых тонах. Официант во фраке с белой манишкой и черной бабочкой молча проводил их к столику рядом с полукруглым подиумом. Осторожно присев на услужливо пододвинутый стул, Людмила осмотрелась.
Почти все столики были заняты. Мужчины как один в смокингах, женщины в изысканных вечерних нарядах. Лица скрыты масками: простыми, как у Руслана или вычурными: с перьями и сверкающими камнями. Негромкая музыка, хриплый волнующий голос саксофона и медленные, глубокие, отдающиеся толчками внутри перекаты ритма.
Меню им никто не подал. Столик был уже сервирован, и Людмила удивленно заметила, что выбор блюд и напитков был явно специально подобран. Руслан, оглядел стол и тоже казался слегка растерянным.
Бесшумно появился молчаливый официант с бутылкой вина. Склонился к Руслану, показывая этикетку. Тот кивнул и указал на Людмилу. Официант плеснул в ее бокал немного рубиновой жидкости. Людмила пригубила и едва не зажмурилась от удовольствия. Вино оказалось превосходным — в меру терпким, слегка вяжущим, с богатым фруктовым вкусом. Она кивнула, соглашаясь с выбором. Официант немедленно наполнил оба бокала и, поставив бутылку на стол, снова растворился.
Какое-то время они ужинали молча, осторожно разглядывая зал, публику и посматривая друг на друга. Хотя музыка звучала так, что совершенно не мешала разговору, отчего-то нарушить молчание никто из них не решался. Официант появлялся все так же беззвучно, чтобы подлить вина или сменить тарелки.
Но хорошее вино, спокойная и приятная атмосфера в зале делали свое дело. Нервное напряжение отпускало, даже ощущение шелковой подкладки маски на лице перестало тревожить Людмилу. Руслан, наконец, нарушил молчание, похвалив выбор вина и кухню. Людмила в ответ — изысканный интерьер и безупречное обслуживание.
Какое-то время они перебрасывались короткими фразами, а вскоре разговор стал и вовсе непринужденным. Руслан начал вспоминать, когда же они в последний раз были в ресторане, а Людмила сразу припомнила корпоративную новогоднюю вечеринку два года назад, когда они участвовали в танцевальном конкурсе и выиграли главный приз — бутылку шампанского.
Постепенно музыка стала громче, ритм — более четким. Добавилось света. Девушки с зажженными свечами на раскрытых ладонях в полупрозрачных туниках встали у каждого столика и замерли будто статуи. Бесстрастные лица, опущенные глаза живо напомнили Людмиле Еву — покорную подружку Шталя.
— Добрый вечер, друзья! — низкий грудной голос, усиленный динамиками, прорвался сквозь рваный ритм свинга.
На полукруглом подиуме возник женский силуэт, освещенный со спины.
— Время начинать. Сегодня не совсем обычный вечер. Среди нас особые гости. Поэтому напомню. Все что вы увидите — происходит по доброй и осознанной воле участвующих. Если действо кажется гостю неприемлемым — он должен молча покинуть зал. Вмешиваться в представление недопустимо.
Людмиле вдруг стало жутко. Она посмотрела на лицо Руслана. Под маской невозможно было угадать его чувства. Он напряженно смотрел в сторону подиума, комкая в руке салфетку.
Сцену залило кроваво-красным светом. Зловещий и трагичный хор «Кармина Бурана» заполнил пространство, загрохотал рокочущий ритм барабанов. Появился мужчина в длинном темном плаще, который он скинул эффектным жестом, оставшись в обтягивающих кожаных штанах и белой рубахе с отложным воротником и манжетами. На лице — бархатная полумаска.
Больше всего он напоминал фокусника. Театральным жестом взмахнул плащом, и вдруг под ним оказалась девушка. Босая, с рассыпавшимися по плечам светлыми волосами. Тоненькая, хрупкая. На ее личике, бледном, застывшем, маски не было. Из одежды — лишь прозрачная туника, как на тех, что замерев, так и стояли в зале со свечами на раскрытых ладонях. Сквозь пронизанную лучами софитов тонкую ткань просвечивала обнаженная грудь и узенькие полоски стрингов. Людмила почувствовала, как к ее щекам приливает кровь, а в висках начинает стучать. Но девушку, похоже, ее наряд ничуть не смущал.
Щиколотки охватывали кожаные широкие браслеты с металлическими кольцами. Такие же, немного уже — на тонких запястьях, а изящную высокую шею — кожаный ошейник с кольцом.
Мужчина обошел кругом застывшую на месте девушку. Откинул назад ее волосы, погладил по щеке. Склонившись к самому уху, что-то шепнул. Девушка медленно спустила с плеч тунику, позволив ей соскользнуть к босым ступням.
Людмиле казалось, что у нее пылают даже уши, она тяжело дышала, и сцепила пальцы, чтобы они не дрожали.
Откуда-то сверху спустили цепи, и мужчина закрепил их концы внизу. Потом пристегнул карабинами руки и ноги девушки к цепям, практически распяв ее между ними. Медленно, почти нежно, будто наездник, успокаивающий лошадь, мужчина оглаживал ладонью ее вздрагивающее тело. Потом взял из рук поднявшегося на сцену помощника черный кожаный хлыст. Вроде тех, что используют жокеи.
Людмила начинала понимать, что за представление предстоит им увидеть. Снова она вспомнила лицо Евы, ласкавшей себя в гостиной Шталя и ее срывающийся шепот: «Пожалуйста, Мастер».
Ее разрывало на части жгучее любопытство и страх. Хотелось убежать, но она не могла оторвать глаз от этой странной пары. Острая жалость к беззащитной наготе жертвы и страх перед ее мучителем мешались вместе, закручивались в тугую спираль возбуждения.
Людмила вздрагивала всем телом вместе с этой девушкой, когда на ее белую кожу опускался черный кожаный хлыст, и на месте удара проявлялся багровый след, будто нарисованный губной помадой. Людмиле казалось: это она, нагая, безвольно распята на цепях. Смятая страхом и диким животным возбуждением, смешавшимися в одно чувство без названия, она едва сдерживалась, чтобы не закричать.
В тот миг, когда девушка забилась в сладких судорогах, она чуть не разрыдалась.
Больше не в силах сдерживаться, Людмила оторвала, наконец, взгляд от сцены и вдруг с ужасом поняла: она одна. Руслана за столиком не было. Вскочила, едва не опрокинула стул и бросилась вон из зала.
За стойкой портье никого не было. В растерянности, едва не теряя сознание от охватившего ее страха, Людмила метнулась к лестнице, ведущей куда-то наверх. Будто в том своем сне увидела призрачный голубоватый свет и наверху в полутьме коридора фигуру старика в шляпе с высокой тульей. Нестерпимо захотелось убежать. Но вдруг вспомнился грустный ломкий старческий голос: «Ты можешь его вернуть, если сделаешь правильный выбор». Поняла, что должна найти Руслана. Похолодев от ужаса, начала подниматься по ступенькам…
Безумный ритм барабанов, сливался в унисон с ее пульсом, подчинял его себе. Она шла по коридору, безнадежно и отчаянно дергала ручки закрытых дверей. Предпоследняя оказалась приоткрытой. Несколько шагов на слабеющих ногах…
Сердце казалось, выпрыгнет из груди. Дышать было тяжело, воздух стал густым и горячим. Дрожащими пальцами сжала холодную ручку двери. Шагнула вперед, в полутьму, пропитанную запахом вербены и горящих свечей.
Дверь захлопнулась, отрезав пути к отступлению. На фоне освещенного окна чернел силуэт… Незнакомец медленно повернулся к ней. Маска… черная полумаска…Людмила вдруг поняла, что ноги ее больше не держат, и упала на колени…
Ее подхватили сильные руки, уложили на кровать, она чувствовала тонкий запах лаванды и нежное прикосновение шелка, и видела сквозь полузакрытые веки приглушенный свет. Она не хотела знать, чьи руки снимают с нее одежду. Задрожала от прохладного воздуха и холодящей кожу ткани, и тут же попала в плен горячих, настойчивых, страстных прикосновений. Кусала губы, чтобы не кричать, и ее ухо обжигал хриплый шепот.
Где-то на самом дне сознания она была уверена, что это ее муж, любимый, родной. Но не узнавала его. Его руки, губы, тело словно стали другими — незнакомыми, властными, почти грубыми, и от того еще более возбуждающими. Греховность этой близости придавала ей особый жгучий и горький оттенок, доводила до исступления.
Она уже не понимала сон это или явь, потеряла ощущение реальности.
Ей снилось, что ее тело лижут языки адского пламени, и проснулась от собственного крика и прикосновения горячих сухих губ.
Она распахнула глаза и облегченно выдохнула.
Руслан, уже полностью одетый, смотрел на нее лукаво и восхищенно. Людмила жарко покраснела под его взглядом. Села в постели, натянув одеяло до подбородка. Опустошенная, смятая, выбитая из колеи.
— Как ты мог?
Горло саднило, будто от насыпанного песка.
— Что это было? Что-то в вине?
Восхищение в его взгляде сменилось беспокойством.
— Конечно, нет! Как ты себя чувствуешь? Что-то болит?
Руслан взял ее запястье, привычно нащупал пульс.
Людмила раздраженно вырвала руку.
— Я чувствую себя обманутой.
Руслан посмотрел на нее с укором.
— Мне показалось, тебе понравилось. По крайней мере, я пытался сделать для этого все.
Разве не так?
Людмила натянула одеяло повыше. Впервые она стеснялась своей наготы перед мужем. В голове вдруг промелькнули бесстыдные картинки их безумной ночи.
— Ты же не думала, что я позволю причинить тебе вред? — продолжил Руслан. — Это была всего лишь игра.
— Игра?! Так ты все знал? — пустоту в груди медленно начинала заполнять злость и обида. — Знал…
Руслан усмехнулся.
— Не во всех подробностях, кое-что и для меня было сюрпризом.
— Кое-что…
Людмила рывком откинула одеяло и, глотая слезы, начала одеваться. Руслан попытался ее обнять, она резко отстранилась. Тело била нервная дрожь, хотя в комнате было тепло. Остро ощутила ностальгию по любимому вязаному платью.
Руслан терпеливо ждал, пока Людмила оденется. Потом подошел и накинул ей на плечи свой смокинг. Мягкое сукно слегка покалывало кожу, но сразу стало теплее. Людмила передумала гордо скидывать его. Запахнулась поплотнее. И хотя все еще злилась, почувствовала, как обида постепенно отпускает. Ничего страшного не произошло… Но почему она чувствует себя преданной и обманутой?
В дверь осторожно постучали.
— Входите, — отозвался Руслан.
Дверь распахнулась, и официант вкатил сервировочный столик. Тарелки под блестящими колпаками, фаянсовый кофейник, пузатый глиняный чайник, чашки и плетеная корзинка со свежими булочками, от запаха которых закружилась голова.
— Ваш завтрак, — вежливо произнес официант. — К которому часу заказать такси?
Руслан посмотрел на наручные часы.
— К десяти, пожалуйста. Милая, нам же хватит тридцать минут на завтрак?
Людмила вдруг поняла, как смертельно устала.
— Я хочу домой. С меня довольно этих игр.