Главная проблема ректора космической академии (СИ)

54.

Мгновение тишины. Напряжение висит в плотном, будто тихо звенящем воздухе, ощущение как перед грозой. Сердце все ещё стучит. Речь Таррела перевернула что-то внутри меня. Всколыхнула. Взбаламутила. Вроде ничего нового сказано не было, но чувство, что он подвел итог моей жизни и до небес поднял его ценность в глазах Совета.

Каэл Драксар оглядывает нас с Таррелом серьезным взглядом, потом переводит его на Коронатора Велсатора, и тишину разрывает его низкий тяжелый голос:

— Арестовать Коронатора Глубин. — Звучит чётко, твёрдо, не оставляя места сомнениям.

Зал замирает. Велсатор резко оборачивается к нему, лицо его искажает недоверие, а затем гнев.

— Что?! — рявкает он, вставая. — Ты не можешь…

— Могу и делаю, — жестко отрезает мой отец. — Ты проводил незаконные аморальные исследования, манипулировал фактами и использовал Совет в своих целях. Кроме того, твои расистские идеалы идут вразрез с основными постулатами нашего общества, не говоря уже о Пути Ксора. — Коронатор Драксар не двигается, но точно забивает каждое слово в душу Велсатору. — А теперь, когда тебя разоблачили, хочешь откреститься?

— Я действовал ради величия Ксора и нашей расы! — Велсатор вцепляется в подлокотник белыми пальцами. — Вы все ослеплены этим спектаклем, но…

— Коронатор Рейнар. — Мой отец смотрит на мужчину в капюшоне.

Тот безэмоционально поднимает руку и делает знак охране.

— Забрать.

Несколько фигур в чёрных мундирах приближаются к Велсатору, он вскакивает, пятится, тяжело дышит, как крыса, зажатая в углу.

— Вы совершаете ошибку! — шипит он, но охранники уже хватают его за плечи.

— Ошибка была в том, что тебе дали власть, — чеканит Каэл Драксар. — Теперь ты ответишь за всё.

Охрана выводит Велсатора из зала.

Я не могу поверить глазам. Всё произошло слишком быстро. Перевожу взгляд на своего отца. Он стоит прямо передо мной. Ловлю взгляд его зеленоватых глаз с перламутровым отливом. Под ним мне не хочется съежиться, а наоборот, расправить плечи.

— Я горжусь тобой, дитя, — произносит он с гордостью. Мощная грудь часто вздымается, выдавая волнение. — Ты моя дочь, Мелисса. Я всегда знал о тебе, помогал деньгами, но не признавал. Мне сейчас стыдно и горько, что я не сделал этого раньше.

Зал проваливается в загробную тишину. Похоже, это заявление — беспрецедентно.

— Политика, — он добавляет трагически. — После распада Конгресса я встал во главе Совета, и на мне оказалась огромная ответственность. Ответственность за всю цивилизацию Ксора. За ксорианскую империю. И я без колебаний отмел порочащий репутацию фактор — внебрачного ребенка. В то время речь шла о сохранении целостности самого Ксора и всех колоний.

По слушателям прокатывается неодобрительный вздох.

— В том, что рассказывала тебе мама про отца, я участия не принимал, — мрачно продолжает он, выдержав моральный прессинг толпы. — Я лишь давал деньги. Достаточно, чтобы ты ни в чем не нуждалась. И я дистанционно получал сведения о тебе, наблюдал за твоим взрослением.

Он делает паузу, а у меня внутри вскипает чувство несправедливости.

— Вы ничего обо мне не знаете, Коронатор Драксар, — поднимаю подбородок и упираю ладони в трибуну. — Вы не знаете, каково полукровке учиться в школе для людей. Вы не представляете, насколько сложно пробираться в общество ксорианцев. И дело не только в том, что есть просто неприятие по физическим признакам. Есть ещё альфа-волны, которые просто не позволяют приближаться к ксорианским мужчинам без «вредоносных пиратских технологий»!

Он мрачнеет, слушая меня. А я осознаю, что это мой единственный шанс что-то изменить.

— Полукровные дети рождаются. Их много! И разделение общества на зоны проживания по расовым признакам — жестоко! — выдыхаю, чтобы продолжить, но он меня перебивает.

— Законы будут изменены. Ранее эта проблема не поднималась, и никому не было до неё дела, — он упирает руки в бока, раздвигая мантию на широкой груди. — Я лично проконтролирую законодательную и исполнительную базу для того, чтобы полукровное население получило те же права и возможности, что и чистокровное.

Я замираю. Меня удивительно устраивают его слова. Больше не с чем спорить. И его слову я верю.

— Мелисса, — произносит он. — Я пропустил почти двадцать лет отцовства, не был рядом, когда ты болела, не радовался твоим достижениям и не вытирал тебе слезы первой любви. Я… — он подходит почти вплотную к трибуне и смотрит на меня снизу вверх. — Ты позволишь мне стать твоим отцом? Пусть хоть и с запозданием?