Облака за иллюминатором красиво плывут и умиротворяют мои беспокойные мысли. Не могу свыкнуться с мыслью, что скоро самолёт приземлится в России, и мне придётся попрощаться с Симоном. Он сидит рядом и держит меня за руку, гладя большим пальцем тыльную часть моей ладони. Остин с Микаэлем решили продлить свой отпуск и остались на острове, поэтому Симон забронировал нам места друг с другом. И всё бы хорошо, его касания приятно ласкают мою кожу, но наш утренний разговор тяжестью лёг на сердце.
Сегодняшнее пробуждение я с уверенностью могу назвать самым лучшим в моей жизни. Я проснулась от поцелуев Симона, который заказал нам завтрак, который успели накрыть на террасе. Я спала таким сладким и крепким сном, что не слышала ничего, пока губы парня не коснулись меня.
– Доброе утро, ангел, – нежно произнёс он и аккуратно убрал волосы с моего лица.
– Доброе, – я обвила его шею руками и расплылась в улыбке, почувствовав сумасшедший прилив счастья.
– Я заказал твои любимые сырники и апельсиновый сок. Так что вставай, – он поцеловал меня в висок и встал с кровати.
А я ещё минут десять нежилась в хрустящей и мягкой постели. Наблюдала сквозь развивающие балдахины за океаном и Симоном, который делал утреннюю зарядку. Всё выглядело так, словно это идеальная картинка из интернета. Я вбирала в себя каждую секунду. Я запоминала ароматы, звуки, взгляды с Симоном. Я настолько глубоко погрузилась в эту сказку, что перестала ощущать связь с реальностью.
Но Симон вернул мне эту связь.
Накинув на себя его льняную рубашку, я присоединилась к нему за стол. Мы завтракали в непринуждённой обстановке. Говорили о предстоящих планах, фотографировались и смеялись. Но я смотрела на него и не могла избавиться от желания заговорить с ним о том, что волновало моё сознание последние дни.
– Симон, а что дальше? – вырвалось у меня из уст.
Я замерла в ожидании его ответа. Боялась, что он воспримет мои слова неправильно и решит, что я теперь не дам ему покоя в повседневной жизни.
– Дальше? – переспросил он, не поняв смысла моих слов.
– Имею ввиду наше общение. Как только мы приземлимся в России, будем делать вид, что не знакомы друг с другом?
– Я не хочу играть в какие-то игры и делать вид, что впервые тебя вижу, – ответил он с привычной ему лёгкостью. – Но продолжать этот роман считаю неправильным.
Его слова заставили меня поникнуть. Хоть курортный роман подразумевает отношения во время отпуска, а потом прекращение любого контакта, но я почувствовала какое-то опустошение внутри. Хотела подобрать правильные слова и согласиться с ним, чтобы не выглядеть жалко и глупо, но он опередил меня:
– Тебе необходимо разобраться со своими текущими отношениями, – добавил серьёзным тоном.
– С ними уже всё решено, – вспомнив Филиппа, внутри тут же образовался ком обиды. – Я ведь говорила, что намерена расстаться с ним.
– Тебе так кажется, Аврора. Это не история одного-двух дней.
– Я настроена решительно.
Он усмехнулся.
– Что? – бросила на него нервный взгляд.
– Это сейчас, пока я рядом и заполняю твой день и мысли собой.
– Так оставайся со мной, – это вырывалось так быстро и неожиданно, что я даже не успела осознать суть сказанного.
– Какое смелое заявление для робкой Авроры, – с ухмылкой отметил он.
– Нам ведь хорошо друг с другом, почему бы не продолжить наше общение за пределами этого острова? – решила не отступать, но внутри сгорала от стыда за такую смелость.
– Потому что дальше не будет также беззаботно и легко. Мы начнём претендовать друг на друга, на наши мысли и чувства. Это превратиться в эмоциональную мясорубку.
Его слова заставили меня задуматься. Я внимательно слушала его.
– Я не хочу стать причиной твоей боли. И не хочу, чтобы ты становилась причиной моей. Ведь рано или поздно кто-то из нас влюбится и всё перестанет быть таким радужным, – добавил Симон.
– Правильно я понимаю, что для тебя любовь равно боль?
Я заглянула ему в глаза и впервые увидела в его глазах боль. Впервые увидела его грустный взгляд, и внутри всё заледенело.
– Любовь между мужчиной и жениной – да. Разве ты иного мнения? – спросил он, вскинув одну бровь.
– Мне хочется верить, что мой опыт – это исключение, а не правило.
– Я испытывать судьбу дважды не хочу.
– Тоже был горький опыт?
– Иначе ведь к таким выводам люди не приходят, – улыбнулся он натянуто.
Но я уловила смену его настроения. Очевидно, что у него, как и у меня, внутри ещё много незаживших ран. И он прав – второй раз на подобное добровольно подпишется только отчаянный.
– Я вернусь в Москву через два месяца. Позвоню тебе, мы встретимся и поговорим на эту тему с остывшими чувствами и холодным рассудком. Ты согласна? – он взял мою руку в свою и улыбнулся мне.
Я кивнула ему взглядом в знак согласия. Но мне показалось, что последние его слова он сказал только для того, чтобы не обидеть меня. А на деле – он просто не хочет продолжения, и всё тут. Не будет никаких звонков и встреч через два месяца. Я для него ещё одна красивая история курортного романа, которую он сложит рядом с другими на полку и, если повезёт, ещё когда-нибудь вспомнит обо мне и улыбнётся.
Но говорить и напрягать его своими предположениями я уже считала лишним, поэтому остаток нашего утра провела так, словно и не было между нами никакого разговора.
Из воспоминаний меня вырывает поцелуй Симона в плечо. Я стряхиваю с себя все мысли, отрываю взгляд от иллюминатора и смотрю на него. Его мягкая улыбка и взгляд дарят ложные чувства, будто я ему искренне интересна. И меня злит собственная наивность.
– Он красиво смотрится на твоём запястье, – говорит он, коснувшись браслета и разглядывая его на моей руке.
– Я буду носить его, не снимая, – улыбаюсь ему искренне и тоже прикасаюсь к цветку. – И толстовку твою тебе не отдам, – зарываюсь в неё сильнее и обнимаю себя, чтобы согреться.
Ненавижу кондиционеры, они пагубно влияют на меня. Но так как в самолёте всем жарко, кроме меня, Симон решил, что легче мне дать свою толстовку.
– Не отдавай, – сплетает наши пальцы и целует меня в шею. – Буду греть тебя на расстоянии.
Пилот сообщает, что начинается посадка самолёта, и мне становится ещё холоднее. Тянусь к Симону и зарываюсь в его объятиях.
– Я буду скучать по тебе, – шепчу ему, не выдержав. – Очень.
– Если будешь прям очень скучать, включишь телефон, где сохранён мой номер, и напишешь мне, – целует в макушку. – Наша договорённость с утра – это не закон, а просто решение. Которое при сильном желании можно нарушать, – он обнимает крепче.
Я ничего ему не отвечаю. Знаю, что не напишу ему первой ни при каких обстоятельствах. Лучше пальцы себе отрублю. Не хочу повторения старых ошибок. Не хочу стать для него такой же раздражающей и ненавистной девушкой, какой стала для Филиппа. Не хочу чувствовать, как раздражаю его, и как угасает интерес ко мне в его глазах. Лучше пусть всё закончится здесь и сейчас.
Через полчаса мы приземляемся и направляемся по трапу в здание аэропорта. Я держу в руках букет белых роз. И мне до сих пор не верится, что их подарили мне. Смотрю и налюбоваться ими не могу.
Мы с парнями дожидаемся наших чемоданов и вместе направляемся к выходу. Нас с девочками должен встретить папа. С ним на машине мы доедем до Ярославля, и Яна останется у нас с ночёвкой. Я безмерно соскучилась по родителям, и это единственная причина, по которой я радуюсь своему возвращению.
Передо нами раскрываются двери. Впереди за ограждением стоят встречающие, и я ищу папу среди толпы. Но когда нахожу, у меня земля уходит из-под ног, и мной овладевает паника. Рядом с ним стоит Филипп с букетом цветов. Я рефлекторно разворачиваюсь к ним спиной, пока они меня не заметили, и всучиваю букет в руки Яны. Она смотрит на меня вопросительно, не понимая, что происходит.
– Филипп, – произношу беззвучно губами. Она меня понимает.
Но кажется, понимают и все остальные, что стоят рядом с нами…
Мы продолжаем идти вперёд. Каждый шаг навстречу к отцу и Филиппу, как прогулка по минному полю. Меня подрывает на каждом шагу, но я выживаю и с болью продолжаю путь. Вся трясусь от страха и неизвестности.
«Что происходит? Почему Филипп здесь? Почему с цветами? Симон и Бруно не намерены уйти? Почему Бруно не возвращает Саре её чемодан? Они с Симоном хотят подойти к отцу?» – вопросы в голове льются на меня, как из рога изобилия. Хочется зажать уши руками, чтобы не слышать себя.
Как только мы подходим к папе, я тут же бросаюсь в его объятия. Крепко сжимаю его в своих объятиях и расцеловываю. Не хочу отпускать, так как соскучилась до безобразия. А ещё… мне страшно встречаться с Филиппом. Всё внутри сворачивается от ужаса, и меня начинает тошнить.
Но мне приходится это сделать. Я отпускаю папу и смотрю на него. Он улыбается мне так, будто ничего за эти две недели не произошло. Словно не он изменяет мне и любит другую. Словно не он смешал меня с грязью, дав понять, что я ничто в его жизни…
– С возвращением, любимая, – произносит он, вручив мне букет, и обнимает за талию.
Тело отторгает его прикосновения. Я вся сжимаюсь и хочу поскорее избавиться от его рук. Сталкиваюсь взглядом с Симоном, и становится совсем плохо. Мне словно в мгновение перекрывают кислород. Он смотрит в мои глаза и намерено не отворачивается. Я улавливаю в зелёной бездне его глаз разочарование. И мне становится чертовски плохо.
«Это вот так ты собиралась расстаться с ним?» – читаю его немой вопрос, но ответить на него не имею возможности. Он теряет ко мне своё доверие. И от всего происходящего у меня начинает кружиться голова.
Когда Филипп отпускает меня, к нему и к отцу подходят Бруно с Симоном, пожимают им руки и представляются друг другу.
– Пап, это одни из тех ребят, с кем мы отдыхали. Я тебе рассказывала, – объясняет происходящее Сара.
– Спасибо, что приглядели за моими дочерями и Яночкой, – с искренней благодарностью произносит отец.
– Лев о вас рассказывал, – добавляет Филипп, внимательно изучая каждого.
Оценивает.
«Лишь бы ничего не понял. Лишь бы ничего не понял, Господи…» – молюсь про себя.
Мужская компания решает вместе выйти на улицу и дойти до машины. Всю дорогу обсуждают и выискивают общих знакомых. И чем больше их находится, тем тяжелее мне становится дышать.
– Аврора, соберись. Ты вся трясёшься, – берёт меня за руку сестра.
– Что он тут делает, девочки? Что он задумал? – сквозь дрожь в голосе спрашиваю я. – Ещё и Симон всё это увидел…
– Это ведь Филипп. Любит показать себя на публике, – закатывает глаза Яна.
Мы доходим до парковки, и я вижу, что Филипп с папой приехали на разных машинах. Понимаю, к чему всё это ведёт, и готова сбежать. Я не готова! Я не хочу находиться в автомобиле один на один с Филиппом. Сара крепко держит меня за руку, давая почувствовать её поддержку.
– Вас подбросить куда-то? – интересуется отец у парней.
– Нет, спасибо, – отвечает ему Бруно. – Мы едем в другой аэропорт. Через несколько часов ещё один рейс.
– Тогда удачной вам дороги.
Они жмут друг другу руки, прощаются. Но не успевают Симон с Бруно уйти, как Филипп произносит:
– Родная, мы поедем вдвоём.
Я замечаю, как замедляется шаг Симона. Хочет услышать мой ответ, и я спешу дать его Филиппу:
– Я хочу с папой и девочками.
– Дочь, мы дома увидимся, – вступает в разговор папа. – Поезжай с Филиппом. Он ради тебя такой путь проделал.
Я не хочу этого настолько, что кажется меня сейчас парализует, или я потеряю сознание. Не могу вымолвить ни слова. Смотрю на девочек потерянным взглядом, надеясь на их помощь. Сара тоже предпринимает попытку избавить меня от общества Филиппа, но всё тщетно.
Я не знаю, какие силы меня доводят до машины парня и сажают в неё. Я не чувствую своих конечностей. Мне плохо, и я хочу расплакаться. Нет – разрыдаться!
Филипп садится в автомобиль. Заводит его и трогается с места.
– От тебя несёт мужским парфюмом, сними к чертям эту толстовку, – тут же цедит он.
Только сейчас я вспоминаю, что на мне одежда Симона, и меня бросает в дрожь.
– Цветы успела передать подружке, а кофту забыла? – продолжает Филипп, и нервы мои натягиваются до предела.
– О чём ты вообще? – мой голос дрожит от страха.
Предчувствую скандал. Предчувствую грязь и удары. Да здравствует реальность.
– Я видел, что ты выходила с букетом, – бросает на меня свой тяжёлый взгляд.
Я понимаю, что нет смысла отрицать очевидное, поэтому решаю пойти другим путём:
– Вернула Яне, так как увидела тебя и решила, что ты неправильно поймёшь, если увидишь меня с цветами.
– Но принадлежат они кому?!
– Как ты думаешь, Филипп? – выдавливаю с себя смешок, но от его имени во рту становится вязко. – Кому обычно в нашей компании дарят цветы? Ты, правда, думаешь, что они могли принадлежать мне?
Мои слова звучат для него убедительно. И вправду, разве могут мне дарить роскошные букеты, когда рядом со мной есть такая девушка, как Яна? И я уверена, Филипп сейчас подумал о том же самом. Понял, что меня бы просто не заметили на фоне подруги.
Обидно ли мне? Даже не знаю. Пожалуй, до боли смешно. Пока он думает, что я не достойна мужского внимания, целую неделю за мной ухаживал самый прекрасный парень, которого доводилось встречать на своём пути.
– А толстовка принадлежит Бруно, – поверив в силу своей никчёмности в его глазах, я продолжаю свою ложь. – В самолёте был включён сильный кондиционер. А ты ведь знаешь, как меня от них продувает. Вот он и отдал мне свою толстовку.
Не могу произнести имени Симона вслух. Боюсь, что только от одного моего произношения Филипп поймёт всё, что я чувствую к этому человеку.
– Какой Бруно заботливый, – ухмыляется и с подозрением смотрит на меня. – И с отцом любезничал.
– Потому что ему нравится Сара, и они общаются. Глаза у Филиппа мгновенно округляются.
– Твоя сестра общается с парнем? Да неужели?
– Да, они друг другу очень нравятся.
Я отвожу взгляд в окно.
– Какой интересный допрос и сколько подозрений от человека, у которого на стороне другая женщина, которую он любит, – усмехаюсь себе под нос. – Зачем ты приехал, Филипп? Сомневаюсь, что Рае понравится такой поступок.
Не знаю, где набираюсь смелости говорить с ним так прямолинейно. Но иначе просто не могу.
– Мы расстались с ней.
Его слова заставляют меня обернуться и вновь посмотреть на него.
– У нас ведь с тобой были изначально хорошие отношения, – он тянет руку к моей и накрывает её.
Меня словно током ударяет от его прикосновения. Я смотрю на наши руки, и не понимаю, что вообще происходит. Смотрю на него с непониманием во взгляде…
– Прости меня, – он оглушает меня. – Я хочу начать с тобой всё заново.
Ещё пару недель назад я была бы счастлива услышать от него эти слова. Но сейчас всё внутри меня рушится как карточный дом.