Грешный ангел

Глава 20

Я лежу на холодном полу, свернувшись в клубок. Не шевелюсь, смотрю в одну точку и порой забываю дышать. У меня разрывается грудная клетка, кажется, что сердце не выдержит и вот-вот взорвётся от переизбытка боли. Не понимаю, как успокоить его.

Мне никогда не было так плохо, как сейчас. Казалось, Филипп уже давно опустил меня на самое дно, но я ошибалась. Он извалял в грязи и извратил всё светлое, что я старалась сохранить в своей памяти о нашем прошлом. Теперь же во мне не осталось ничего, кроме ненависти к нему. Даже страха.

Телефон, что лежит рядом, в очередной раз начинает вибрировать. На экране высвечивается имя сестры. За последние полчаса она позвонила мне уже раз десять, но я не хотела принимать вызов, так как знала, что не смогу взять себя в руки, и она по голосу всё поймёт. Сорвётся и приедет. И важный для неё вечер будет омрачён.

Но звонки начинают учащаться. Теперь Сара звонит беспрерывно, а следом шлёт сообщения. И когда она пишет, что сейчас приедет с родителями домой, я решаю принять вызов. С трудом отрываю голову от пола, приподнимаюсь и сажусь у стены, прислонившись. В ушах звенит, а мозг будто разламывается на куски. С трудом держусь, чтобы не свалиться вновь на пол.

– Алло, – принимаю вызов и стараюсь говорить спокойным голосом.

– Аврора, ты почему не отвечаешь на звонки? Что случилось? Ты где? – обеспокоено засыпает меня вопросами она.

– Я дома, всё хорошо. Но я не смогу приехать, прости, – глаза наполняются слезами, подбородок дрожит.

Слова даются мне с трудом. Чувствую себя самой ужасной сестрой на свете. Сара никогда не оставила бы меня одну, если бы знала, что я в ней нуждаюсь.

– Из-за этого урода? – спрашивает тише, чтобы никто не услышал. – Не нужно было оставлять тебя с ним одну.

– Прости, Сар, – шепчу сквозь ком в горле. – Всё хорошо, правда, но приехать не могу.

Я не дожидаюсь её ответа и сбрасываю вызов. Мой взгляд падает на зеркало, что стоит напротив. Меня начинает лихорадочно трясти от собственного вида. Больше Филиппа сейчас я ненавижу только себя. Как я могла довести свою жизнь до такого ничтожного состояния?

«Меня изнасиловал тот, кого я любила всем сердцем и с кем мечтала построить крепкую и счастливую семью…» – эта мысль рушит сознание.

А сердце бьётся в адской агонии от понимания, что меня не просто предали, а сломали, сожгли дотла и пустили прах по ветру, превратив меня в ничто.

Филипп подверг насилию не только моё тело, но и душу. Как он мог так жестоко поступить со мной? Как мог плюнуть на меня, будто я самое низшее существо на планете? Когда он превратился в такое безжалостное животное? Я не могу поверить, что весь ужас, произошедший часом ранее – реальность, которая навсегда останется историей моей жизни.

Головная боль становится невыносимой, я отвожу взгляд от зеркала и вновь скатываюсь на пол. Начинаю выть от боли. Кусаю себя за руку, в надежде заглушить душевную боль физической.

Не знаю, сколько я лежу так в кромешной тишине, слыша лишь звук часов и собственное дыхание. Я прокручиваю в голове все наши дни с Филиппом, начиная со дня знакомства. Пытаюсь понять – я всегда была слепой дурой или раньше он был другим. Но каждый раз я возвращаюсь к сегодняшнему вечеру и понимаю, что больше ничего не имеет значение. Точка невозврата. И мне пора принять решение, которое разобьёт сердце всем, и лишит меня всего.

Мои мысли прерывает звук ключей, что вставляются в дверной замок. До меня доходит, что это родители с Сарой, и сейчас они увидят меня в таком сломленном состоянии. Я не хочу портить им сегодня настроение. Успею сделать это завтра… поэтому пытаюсь встать и спрятаться в комнате. Но из-за сильной головной боли, слёз и отсутствия сил успеваю лишь вновь сесть.

Двери открываются. И мне остаётся лишь молиться, чтобы это была Сара и помогла мне скрыться от родителей. Но подняв глаза, застываю от неожиданности.

Взгляд Симона тут же падает на меня. Очевидно, он не ожидал увидеть меня в коридоре, ещё и в таком потасканном виде. Я тут же пытаюсь встать, но теряю равновесие от головокружения. Он подбегает ко мне, ловит и сажает обратно на пол.

– Что случилось? – спрашивает обеспокоенно, разглядывая меня и всё вокруг в поисках ответа на свой вопрос.

Я не могу и звука произнести. Начинаю рыдать в голос от отчаяния и прислоняю голову к мужской груди. Чувствую, как учащается его сердцебиение. Он тут же замыкает меня в своих тёплых объятиях. Дарит мне жизненно необходимое чувство безопасности. Не произносит ни слова, гладит меня по волосам, прижимая ближе к себе. Действует на меня лучше любых успокоительных.

– Он что-то сделал тебе? Ударил? Оскорбил? – он берёт меня за плечи, отрывает от себя и смотрит в мои глаза. – Объясни мне, что с тобой происходит?

– Мне плохо, Симон, – единственное, что могу вырвать из себя и словно магнит вновь тянусь в его объятия.

Он больше не предпринимает попыток выяснить у меня, что случилось. Мне требуется несколько минут, чтобы перевести дыхание и перестать плакать навзрыд. И всё это время Симон молча обнимает меня, давая возможность прийти в себя. Укачивает, поглаживая спину.

– Тебе нужно принять душ, – говорит мне, склонив голову над моей. – Это поможет успокоиться и расслабиться.

Соглашаюсь с ним. Хочу встать, но всё тело изнывает от боли изнутри и снаружи. Симон замечает, что мне сложно справиться самой. Встаёт на ноги и спрашивает, где ванная. Получив ответ, берёт меня на руки и несёт в ту сторону. Я обвиваю его шею руками и склоняю голову на его крепкое плечо.

– Спасибо, Симон… – шепчу настолько тихо, что возможно, он даже не слышит.

Входит в ванную комнату, аккуратно опускает меня на ноги, но не отпускает.

– Всё хорошо, я рядом, – произносит успокаивающим голосом. – Держись за меня.

Я смотрю на него и в который раз задаюсь отчаянным вопросом – почему я не встретила его раньше? От его чуткости всё внутри скручивается в тугой узел. Снова хочется плакать от невыносимой боли, которая никак не уменьшиться, сколько бы слёз я не пролила.

Симон тянется к замку на моей юбке. Видимо хочет помочь раздеться, но я тут же дёргаюсь назад.

– Дальше я сама, спасибо, – испуганно говорю я, вспомнив о синяках, которые наверняка уже появились на моём теле.

У меня очень чувствительная кожа, и даже от несильного удара об мебель у меня остаются гематомы. Что уж говорить про следы от целенаправленных ударов мужской руки…

Я не хочу, чтобы Симон видел их. Не хочу, чтобы знал, каким унижениям подвергалось моё тело. Но он всё понимает по моей реакции. Не сводя глаз с моего лица, сокращает между нами дистанцию, берёт за руку и разворачивает к себе спиной.

– Сука! – вырывается из его уст, как только он, аккуратно коснувшись моего топа, приподнимает его и видит следы на моём теле. – Я убью этого выродка, – нервно продолжает он.

Секунд десять он не шевелится и не произносит ни слова. Я разворачиваюсь к нему лицом, желая хоть как-то объясниться и ужасаюсь при виде его разъярённых глаз. Я отшатываюсь назад в страхе за себя. Глупо бояться Симона, но несколько лет назад я и Филиппа не боялась.

– Симон, это я…

– Не смей! – останавливает меня. – Не смей сейчас говорить, что ты упала с пятого этажа!

Опускаю глаза вниз. Чувствую себя такой… ничтожной. Мне стыдно, что достойному человеку как Симон приходится возиться со мной.

– Он раньше поднимал на тебя руку? – спрашивает, стараясь успокоиться.

Он ждёт от меня ответа, а я не знаю, что сказать. Не хочу ни врать, ни правды говорить. Как сказать, что рука поднималась на меня и не раз, а я продолжала находить оправдание человеку и оставалась с ним в отношениях?

Симон понимает меня без слов.

– Тогда разденься сама и вставай под душ, – хочет скрыть отвращения, но ему плохо это удаётся. – Я сейчас подойду.

– Прости, что тебе приходиться всё это видеть. Представляю, как я тебе сейчас противна…

Мне становится невыносимо сложно дышать. Мой голос дрожит, а глаза вновь наполняются слезами.

– Аврора, – он смотрит на меня растеряно и подходит ближе. – Ты не можешь быть мне противна, слышишь меня? Я не хочу прикасаться к тебе, чтобы не причинить боль. Я не знаю, где могут быть ещё синяки, – он берёт моё лицо двумя руками, смотрит прямо в глаза, пробираясь в самый эпицентр моего душевного хаоса.

– Я такая…

– Не продолжай, – перебивает меня. – Ты точно не такая, какой себя сейчас чувствуешь.

Он отпускает меня и отходит назад.

– Залезай под воду. Я сейчас вернусь.

Я киваю ему в знак понимания. И пока он уходит, нервно сдираю с себя всю одежду и бельё. Хочу сжечь её и никогда больше не видеть. Включаю прохладную воду и залезаю в душевую. Хватаюсь за мочалку и начинаю судорожно тереть себя. Хочу содрать с себя кожу, которая помнит на себе все грязные прикосновения Филиппа. И закричать, чтобы освободить себя от яда, которым он меня заразил.

Слёзы непрерывно льются из глаз. Я хочу выплакать всё, что осталось во мне. Испытать полное опустошение. Выжать из себя всё до последней капли. Если не умереть физически, то хотя бы душевно. Ничего не чувствовать, не хотеть, не любить, не ждать, не мечтать. Просто существовать без каких-либо чувств. Потому что моё сердце больше не в силах выдерживать их.

Я замечаю в отражении кафеля силуэт Симона. Он что-то откладывает на полку, подходит к кабинке и, наплевав на то, что может промокнуть, залезает ко мне.

Склоняет голову к моему плечу и нежно целует в него.

– Я бы хотел забрать всю твою боль себе, но знаю, что это невозможно, – произносит он, аккуратно обнимая меня, словно фарфоровую куклу, которую можно разбить от неверного движения. – Но позволь мне хотя бы разделить её с тобой.

Я прижимаюсь к нему спиной и склоняю голову к его лицу. Мне больше ничего не нужно сейчас. Его слова и желание быть рядом – самая лучшая поддержка.

Симон берёт что-то с полки и прикладывает к синякам. Я вздрагиваю от ледяного прикосновения, но не сопротивляюсь ему. Он прикладывает лёд к каждому синяку, а после накрывает их своими поцелуями. Аккуратными, невесомыми. Не знаю, как это возможно, но мне становится намного легче. Он будто и в самом деле забирает часть моей боли себе и облегчает мою ношу.

Закончив, он отключает воду, бережно укутывает меня в полотенце и, взяв меня на руки, несёт в мою комнату. Аккуратно кладёт на кровать, подставляя под голову подушку. А после выходит из комнаты и возвращается уже со стаканом чая.

Эти контрасты между Симоном и Филиппом сводят с ума. Ощущаю себя словно на американских горках – Симон везёт меня вверх, а Филипп резко выбрасывает вниз. И так из раза в раз.

– Выпей, – он подносит стакан к моим губам и помогает мне отпить первый глоток.

Ромашковый. Успокаивающий.

– Спасибо… что рядом, – я накрываю его руку своей, поднимаю на него взгляд.

Хочу уменьшиться до невидимых и неощутимых размеров и скрыться в бездне его глаз. Проникнуть ему в душу и спрятаться там от всего мира.

– Твоё поло промокло, – говорю ему следом.

Он будто только сейчас осознаёт это. Осматривает себя, но не придаёт этому никакого значения.

– Мне необходимо позвонить Саре, – сообщает мне. – Что мне ей сказать? Хочешь, чтобы она приехала?

– Нет. Я не хочу портить ей вечер.

– Её вечер уже испорчен, потому что она беспокоится о тебе. Отправила меня проверить, в порядке ли ты. И не зря.

– Скажи ей, что у меня упало давление после ссоры с Филиппом, – первое, что приходит мне в голову. – У меня часто оно падает, она должна поверить.

Симон достаёт телефон, звонит сестре, и как только она принимает вызов, говорит ей всё то, что я попросила сказать.

– Симон, с ней точно всё в порядке? Он ничего не сделал?

Внимательно слежу за ним. Вижу, как утяжеляется его дыхание и напрягаются мышцы. Но я уверена, что он сделает всё правильно.

– Всё в порядке. Я побуду с ней, помогу прийти в себя. Если станет лучше, привезу в ресторан. Договорились?

– Да. Спасибо тебе большое.

Они прощаются, он сбрасывает вызов и, отключив звук на телефоне, откладывает его на тумбу. Слежу за каждым его движением.

– Почему каждый раз я отпускаю тебя от себя счастливую, а встречаю несчастную?

С уст вырывается нервный смешок. Я перевожу взгляд на него. Разглядываю его черты лица, успокаивающие моё сердце.

– Всё просто – ты позволяешь мне убежать от моей реальности.

Его лицо искажается от услышанного. Садится рядом, касается моей щеки и нежно поглаживает её подушечкой большого пальца. Я склоняю голову к его ладони и на миг закрываю глаза.

– Я завтра решу все вопросы с Филиппом. Ты вернёшь ему кольцо, и он будет вынужден мирно принять его.

Я распахиваю веки и испуганно смотрю на него.

– Даже не смей мне говорить, что я не должен лезть в это! – зло цедит, проследив за ходом моих мыслей.

– Он подозревает, что между нами что-то было. Говорит, что заметил, как ты смотрел на меня в ресторане.

– Меня предупредили только, чтобы я не касался чужих невест, – ухмыляется. – Смотреть мне не запрещали.

– Симон, не смешно, – отчаянием вырывается из моих губ. – Ты понимаешь, что если пойдёшь к нему, то он поймёт, что был прав в своих догадках?

– Завтра его будет это волновать в последнюю очередь, – произносит настолько уверено, что нет сомнений – он знает, о чём говорит.

Я смотрю на него озадачено.

– Что это значит?

– Это значит, что завтра ты избавишься от него. О большем тебе думать не нужно.

Он рассматривает моё лицо. Я вижу, что о чём-то задумывается. Уходит куда-то настолько глубоко, где навряд ли мне есть место.

Симон поджимает губы, отводит взгляд, выравнивает дыхание.

– Но поклянись мне, что ты больше никогда не свяжешься с ним! Никогда не останешься с ним наедине!

– Поклясться? – переспрашиваю удивлённо. – Зачем тебе нужна моя клятва? Что она тебе даст? – я внимательнее всматриваюсь в него, стараясь понять, что творится у него в голове.

– Просто если в тебе есть хотя бы капля сомнения, я не стану лезть в это болото! Я должен быть уверен, что, вытаскивая тебя из этого всего, однажды ты не затащишь меня обратно в это дерьмо!

– А если я не дам эту клятву? Или нарушу её? – я становлюсь серьёзнее и сосредоточеннее. – Просто хочу понять, Симон, не заключаю ли я очередную сделку с дьяволом? Прости, но у меня нет второй души, чтобы с тобой расплатиться!

– Всё просто, если ты не дашь клятву – я уйду и не стану лезть ни в твою жизнь, ни в твои отношения, – отвечает он спокойным тоном. – А если дашь и нарушишь, то навсегда перестанешь для меня существовать. И как женщина, и как человек.

Я хмурюсь, вглядываясь в его глаза.

Что-то внутри подсказывает – он уже спасал кого-то из такого болота. И, судя по всему, однажды утонул в нём вместе с этим человеком.

– Знаешь, я думала, что унижена и раздавлена окончательно. Но сегодня он превзошёл самого себя, – глаза вновь наполняются слезами. – Я думала, что ради семьи и их благополучия готова выдержать всё на свете, но ошиблась.

Перевожу дыханием. Симон не перебивает и не торопит, ждёт, когда соберусь с мыслями.

– Пока лежала на полу поняла, что готова остаться одна. Без семьи, друзей, родственников. Решила, что пусть от меня отрекутся все. Пусть я стану достоянием общественности, буду сплетней номер один в городе. Пусть меня заклеймят шлюхой. Господи, я готова буду вынести всё это. Но присутствия этого человека в своей жизни я больше вынести не могу.

Голос начинает дрожать. Представляю, как все родные и любимые люди увидят грязное видео с моим участием. Сердце разрывается от мысли, как перенесёт это всё моя семья. Каким ударом для них это станет.

– Послушай меня внимательно. Я не допущу, чтобы это видео кто-либо увидел.

Он забирает стакан с моих рук, откладывает его в сторону и сокращает расстояние между нами. Касается моих волос и нежно поглаживает их.

– Не думай, что, дав клятву, ты заключишь со мной какую-то сделку. Единственное, что ты мне будешь должна – это сдерживать своё обещание.

Я беру его руку в свою и подношу к своим губам.

– Симон, если ты можешь решить эту проблему мягким для меня способом, не разбивая при этом сердце моим родным, то я готова дать тебе все клятвы мира на всех священных книгах, – я неотрывно смотрю на него в надежде, что он видит в моих глазах уверенность в собственных словах. – Я клянусь тебе, что никогда не посмотрю на него, не заговорю с ним и даже не подумаю о том, чтобы вновь быть с ним!

И мне ничего не стоит сдержать эту клятву…