Грешный ангел

Глава 37

– Десять дней спустя —

Мы с родителями едем к бабушке Джулии. Мама с папой сидят впереди и замершим взглядом смотрят вперёд. Никто из нас не произнёс ни слова за последний час. Мы подавлены и растеряны.

К сожалению, рак унёс жизнь моих дедушек. И родители не понаслышке знают, что это такое… Поэтому известие о диагнозе Джулии больно ударило и по нашей семье.

Я уехала из города на следующий же день после ссоры с Симоном. Не хотела и не могла находиться в одном городе с ним. Мне нужно было сменить обстановку, чтобы задышать. Вдохнуть полной грудью. Пережить мысль о том, что он сделал. Это причинило мне такую боль, что невозможно было здраво мыслить. Я чувствовала себя такой сломленной и подавленной. И даже плакать не могла – казалось, что во мне всё омертвело.

И я благодарна Яне, что она предложила мне поехать в небольшое путешествие, чтобы развеяться и собраться с мыслями. Я планировала уехать на дней пять, но мне было так паршиво на душе, что мы продлили нашу поездку. Это помогало избавиться от гнетущих мыслей. Не думать о Симоне и том, что он натворил. Я не позволяла себе расклеиваться и плакать. Фокусировала мысли на другом. Много улыбалась, общалась с людьми и гуляла. Это помогало. Но только до момента, пока не приходилось ложиться спать.

Тогда я утыкалась в пустой экран телефона и сжирала себя тягучими мыслями. Симона хватило на три дня. Три дня он пытался дозвониться и дописаться до меня. Но на четвёртый день он исчез. Ни одного звонка и сообщения больше я не получала с того дня. И от этого было чертовски больно. Я намного дольше не теряла надежд, чтобы дозвониться и докричаться до него. Но учитывая, что у него есть к кому идти – это и неудивительно.

Так я думала до сегодняшнего дня, пока не приехала домой. Родители сообщил мне, что у бабушки Джулии рак четвёртой стадии, и сказали, что едут проведать её. Я без каких-либо раздумий сказала, что поеду с ними. Иначе поступить просто не могла. Внутри меня что-то раскололось. В нашу последнюю встречу бабушка Симона была полна жизни, и ничто не указывало на страшную болезнь.

Мне было страшно представить, в каком сейчас состоянии все родные, в том числе и Симон. Все обиды и злость на него отошли на второй план.

– Мам, пап, – обращаюсь к ним, когда понимаю, что ехать нам осталось совсем немного. – Мне нужно вам кое-что сказать.

– Слушаем тебя, дорогая, – отвечает папа, посмотрев на меня через зеркало заднего вида.

– Я бывала уже в гостях у Джулии и Марата. Имейте ввиду и не удивляйтесь, – произношу спокойно и даже не думаю, что они решат оставить эти слова без внимания.

И, наверное, только в эту секунду я осознаю, насколько сильно всё внутри меня переменилось. Я не боюсь. Я больше не боюсь их реакции. Не стесняюсь себя и своих ошибок.

Хотя, какие бы громкие слова я не говорила Симону в порыве ненависти, отношения с ним никогда не будут для меня ошибкой. Столько ярких чувств и встреч, нежности и заботы, счастья и умиротворения – это можно назвать, как угодно, но только не ошибкой.

– Бывала? Когда? – удивляется мама, обернувшись ко мне.

– Когда общалась с Симоном. Он привозил меня знакомить с ними.

Не вижу смысла что-то утаивать. Они и так знают, что между нами была связь. Знают, по какой причине расстались. Так зачем делать вид, что всего этого не было?

Родители меняются в лице, переглядываются и какое-то время ничего не говорят.

– Между вами сейчас что-то есть? – спрашивает аккуратно мама.

– Нет. Мы не общаемся.

– Однако, танец с сыном Риты он прервал, – неожиданно выдаёт папа. – Нам уже об этом все уши прожужжали.

– Ничего не могу сказать на этот счёт. Не я его прервала, – произношу, сглатывая ком в горле, что образовывается от воспоминаний о том вечере.

– Но и танец ты не прервала, – следом произносит мама.

Я не слышу в их голосе упрёка или злости. Скорее, попытку узнать о нас с Симоном побольше. Да только что мне им рассказывать?

Мы доезжаем до знакомых ворот и выходим из машины. Пройдя во двор и сделав пару шагов к дому, я замечаю сидящего на крыльце Симона. Моё сердце разрывается при виде него. Его лицо блеклое, безжизненное, а взгляд – опустошённый. Я знаю, что для него значат бабушка с дедушкой, и понимаю, как искромсана сейчас его душа.

Встретившись с ним взглядами, всё внутри сжимается от боли. В эту секунду всё перестаёт иметь значение. Даяна, Филипп, наши ссоры и обиды – всё превращается в пыль. Единственное, что я сейчас хочу – это обнять его и прижать к груди. Разделить с ним боль, чтобы не видеть его таким сломленным.

И я так и поступаю. Наплевав на то, что скажут и подумают родители, я просто подхожу к нему и, как только он встаёт на ноги, заключаю в самые крепкие объятия. Я чувствую, как он вздыхает с облегчением и прижимает меня к себе за талию.

– Ты приехала, – шепчет тихо и зарывается носом в мои волосы.

– Я приехала, как только узнала, – шепчу в ответ

Закрываю глаза и мысленно обнимаю его не только физически. Хочу укрыть его сердце, душу, мысли. Согреть и утешить.

– Здравствуй, Симон, – голос мамы за спиной напоминает, что мы не одни.

Я отпускаю его и делаю шаг назад, но не могу отвести глаз от него.

– Спасибо, – беззвучно произносит Симон, смотря на меня.

Я киваю ему, и он переключает своё внимание на моих родителей. Приветствует их, а после провожает нас в дом. Как только я ступаю за порог и вижу всех родных в сборе, сразу чувствую, как изменилась атмосфера в доме с моего последнего приезда сюда. Стоит глубокая и гнетущая тишина. Лица женщин заплаканные, а взгляд у мужчин отрешённый. Наверное, нет ничего ужаснее, чем осознание того, что твоего любимого и родного человека скоро не станет.

Как оказалось, когда Джулия узнала о своём диагнозе и о том, что шансов на излечение нет, так как рак обнаружили слишком поздно, она наотрез отказалась доживать свои последние месяцы в больницы. Никакие уговоры семьи не смогли повлиять на неё, поэтому было принято решение оборудовать её комнату для удобства и вызывать врачей дважды в день, чтобы облегчить ей жизнь. Тётя Анна переехала к родителям, чтобы ухаживать за мамой. И как я поняла, все эти дни Симон тоже оставался здесь.

До самого вечера мы сидим у них. Общаемся о разном, стараясь отвлекать друг друга от грустных мыслей. Но маме Симона очень тяжело справляться со своими эмоциями. Она сильно привязана к родителям и видно, что ей невыносимо справляться с болью в сердце. Она весь день что-то готовит, убирает, лишь бы не плакать и не заставлять Джулию нервничать.

Когда бабушка рядом, все стараются улыбаться, шутить и делать вид, что всё хорошо, потому что она очень злится, когда вокруг неё ходят поникшие и грустные лица.

– Будете сидеть с такими лицами, когда похороните меня, а пока не портьте мне настроение и улыбнитесь. А то попрошу Марата прогнать вас всех из дома, – произносит она, когда мы садимся все за стол, чтобы попробовать ягодный пирог, который испекла Анна.

– Ба, ты зачем вышла? Позвала бы, и мы все пришли бы к тебе, – встаёт Симон из-за стола и подходит к ней.

– Я вам что инвалидка что ли? Хочу попробовать пирог дочери. Запах на весь дом! – пихает внука в бок. – Лучше проведи меня к столу.

Я тут же встаю с места и уступаю его бабушке, так как сижу ближе всех к ней. Какой бы сильной не старалась казаться Джулия, невооружённым глазом видно, как ей тяжело и плохо. Но, судя по всему, не в её характере быть слабой.

– Спасибо, моя девочка, – благодарит меня.

Симон помогает ей присесть, подстилает подушки, ухаживает за ней. И я в очередной раз убеждаюсь, какой же он чуткий, внимательный и заботливый человек.

Я сажусь на свободное место, и вскоре Симон садится рядом. За весь день мы не проронили больше ни слова друг другу. Но в секунды, когда наши взгляды встречались, всё было ясно без слов. Странно, но сегодня я чувствую себя такой важной и нужной в его жизни. И не понимаю – самообман это или здоровая оценка ситуации?

– Авророчка, расскажи, как прошла твоя поездка на Родину? – спрашивает Джулия, пока другие за столом говорят о чём-то своём. – Так давно тебя не видела. Успела соскучиться.

– Я тоже скучала по вам, Джулия, – улыбаюсь ей. – Поездка прошла с пользой. Привела мысли в порядок, отдохнула. Природа у нас, конечно, невероятная.

– А я всё думала, почему ты больше не приезжаешь ко мне. Потом только Сарочка рассказала.

– Да. Пришлось уехать, – отвечаю сдержано, вспоминая причину своего отъезда.

– А вы были знакомы до свадьбы? – интересуется тётя Анна, удивлённо смотря на нас по очереди

– Симон познакомил нас задолго до свадьбы, – спокойно отвечает Джулия, видимо забыв, что наши отношения с её внуком были тайными.

– Я чего-то не знаю? – женщина бросает укоризненный взгляд на сына.

А я вся напрягаюсь. Не хочу, чтобы мы сейчас, сидя за столом перед нашими родителями, обсуждали всё это. Какой теперь в этом смысл?

– Ничего значительного, тётя Анна, – натянуто улыбаюсь, сжав нервно вилку в руках.

Я хочу сказать что-то в наше оправдание, но теряю дар речи, когда рука Симона накрывает мою за столом. Его жест выбивает почву из-под ног. Я замечаю, как меняются лица родителей при виде всего этого. Только Джулия с Маратом переглядываются между собой и улыбаются друг другу.

– Я был без ума от Авроры и хотел познакомить бабушку с ней, – как ни в чём не бывало произносит Симон.

Его слова окончательно обескураживают.

– Симон! – зло смотрю на него и вырываю руку из его цепких пальцев.

– Вот так новости, – шокировано выдаёт Анна. – А маме рассказать об этом ты не подумал? Тут к Авроре Давид сватается, а я ни сном ни духом, что она моя будущая невестка…

«Будущая невестка» – эхом проносится в голове.

Я отчаянно усмехаюсь.

– Дорогая, мы тут как бы тоже не особо понимаем, что происходит, – произносит моя мама, смотря то на меня, то на Симона, который выглядит так спокойно, что хочется ему врезать.

– Это всё в прошлом, – говорю твёрдо и уверено, стараясь закрыть этот разговор.

Краснею от того, что его свидетелями стали мужчины. Перед мамами не так стыдно, как перед нашими отцами и дедушкой Маратом

– Нет, не в прошлом, – опровергает мои слова Симон, смотря на моих родителей, а следом и на своих. – Я был без ума от Авроры тогда, без ума и сейчас.

– Да ты что, Симон? – резко вскакиваю с места, с трудом сдерживая свою злость.

Смотрю на него и не понимаю, как он смеет такое заявлять, когда между нами такая пропасть?! Чего он хочет добиться всем этим?! Почему решил, что о нас должен знать кто-то?!

Так и хочется обрушить на него все эти вопросы и напомнить всё, что он сделал за это время, но понимаю – глупо и безрассудно выяснять отношения на глазах у старших.

Еле сдерживаю крик и хочу уйти прочь, но Джулия останавливает меня:

– Аврора, деточка, проведи меня до комнаты, пожалуйста, – просит меня. – А они здесь пусть поговорят.

Её голос и просьба слегка усмиряют мой пыл. Я прохожу к ней, подаю руку и помогаю ей пройти в комнату. Скрывшись от глаз родителей и не видя лица Симона, которого сейчас хочу придушить, я выдыхаю с облегчением.

Аккуратно укладываю бабушку в кровать и укрываю одеялом.

– Вам что-нибудь нужно? Может воды принести? – спрашиваю у неё.

– Нет. Закрой дверь и присаживайся рядом, – просит она, похлопывая по кровати. – Хочу поговорить с тобой, моя девочка.

Догадываюсь, о чём и о ком пойдёт речь. Не хочу этого, но ещё больше не хочу сейчас оказаться за столом со взрослыми и слушать их разговор. Поэтому я закрываю дверь и сажусь на стул рядом с кроватью Джулии.

– Как я рада, что ты сегодня приехала, – улыбается мне и смотрит с нежностью.

– Иначе и быть не могло, – наклонившись вперёд, я беру её ладонь в свою руку

– Могло. Если бы мой внук ничего для тебя не значил, – отвечает женщина.

Я горько усмехаюсь ей в ответ.

– Симон рассказывал, что между вами случилось. Такие вы глупцы оба. Почему ваше поколение так не любит говорить? Вечно чего-то боитесь, не доверяете друг другу. А потом много страдаете из-за этого.

– Я бы с удовольствием поговорила с вашим внуком, но он не хотел меня слушать. А теперь слушать не хочу я.

– Но ты здесь. Рядом с ним.

– Потому что… – замолкаю и пытаюсь подобрать правильные слова.

– Потому что любишь его, – заканчивает за меня. – Здесь нет никаких других причин.

– Я хотела сказать, что хочу разделить с ним его боль. Поддержать.

– Мы сказали одно и то же, моя девочка. Это и есть любовь – делить радости и горести с человеком, который в твоём сердце.

– Это не имеет больше значения.

Я вновь вспоминаю Даяну и его самоуверенность за столом. Будто он уже уверен, что всё у нас будет хорошо. От этих мыслей глухая боль сдавливает грудь.

У меня такой уверенности, к сожалению, не было. Как и не было связи с другим за полгода нашей разлуки. И от этого я начинаю злиться. Не на Симона… на себя. За слабость и собственную глупость. Он спал и предпочитал её, а я как дура приехала к нему, несмотря ни на что, и стараюсь облегчить его боль. Конечно, после такого любой будет думать, что всё в его власти.

– Он мне рассказал, что натворил. И я не стану его оправдывать, – слова бабушки вырывают меня из омута мыслей.

– Спасибо, – я отпускаю её руку и откидываюсь на спинку стула, прикрыв на мгновенье глаза.

Хочу успокоить нервы, что пульсируют в висках.

– Но хочу сказать кое-что очень важное. Скажи мне, сколько вы были вместе? – уточняет у меня.

– Три месяца, – отвечаю, открыв глаза и посмотрев на неё. – Но до этого тоже общались.

– Так вот послушай меня внимательно. Ему хватило трёх месяцев, чтобы привести тебя в этот дом и познакомить с нами. А ту девушку я видела лишь пару раз на фотографии. Он так её и не привёз и не познакомил с нами. Потому что он мог сто раз кричать о любви к ней, думать о женитьбе, но где-то в глубине души понимал – это не его женщина.

– Ну да, – с уст вырывается нервный смешок. – А я, конечно, его женщина.

Сколько бы прекрасных мгновений между нами не было, с Даяной он был два года и дважды предлагал ей выйти замуж. Навряд ли мне удастся такое затмить…

– И ты даже не представляешь насколько. Я своего мальчика знаю. Я никогда его не видела таким счастливым и умиротворённым, как с тобой. И не видела его более несчастным после вашего расставания.

– Джулия, при всём моём уважении к вам, я не могу воспринимать ваши слова всерьёз, как бы мне этого не хотелось. Потому что вместо того, чтобы выслушать меня, он решил провести время с ней.

– И он получил от меня больших люлей за это. Но, пожалуйста, моя девочка, не совершай его глупых ошибок. И просто поговори с ним по душам. Вы ведь так умеете?

Я отчаянно усмехаюсь. Умеем ли мы говорить по душам? Самые душевные разговоры в моей жизни происходили именно с Симоном. Такие сокровенные, глубокие, пробирающие до мурашек и до состояния невообразимого счастья.

Как же я скучаю по этим временам. И как же злюсь на него, что он нас этого лишил.

– Надеюсь, перед смертью я успею увидеть счастье на лицах всех моих детей и внуков. Но буду честна с тобой, сердце сейчас болит только за моего Симона. И я каждый день молюсь, что однажды открою глаза и вновь увижу вас счастливыми вместе, как в тот прекрасный вечер у нас во дворе.

– Вы хотите, чтобы я вам что-то пообещала? – спрашиваю, сглатывая ком в горле и стараясь сдержать слёзы, что так и норовят вырваться наружу.

– Нет, моя девочка. Я просто хочу, чтобы вы поговорили. И ты прекратила злиться на моего внука-дурака.

– Джулия, пожалуйста, не думайте обо всём этом. Мы с Симоном обязательно поговорим, но позже. Сейчас нет ничего важнее вашего здоровья, и я не хочу, чтобы вы ещё и о нас переживали.

– Не представляешь, как тяжело, смотреть на их траурные лица, – вздыхает женщина. – Они уже похоронили меня, хотя врачи дают мне ещё пару месяцев жизни. Но мне хочется уже сейчас уйти на покой, когда я вижу их в таком состоянии, – она замолкает, разглядывает моё лицо с такой нежностью и любовью, что всё плохое внутри растворяется в миг. – Ты сегодня приехала, и мой внук словно ожил. За последнюю неделю впервые улыбнулся. И мне стало так хорошо на душе. Снова жить захотелось.

Её слова цепляют меня за самое сердце. Она говорит их так искренне и от души, что хочется расплакаться. И я даже не понимаю от чего.

– Просто вас все очень любят, – улыбаюсь ей грустно.

– И я всех очень люблю. Но я могу помереть завтра от того, что мне на голову кирпич упадёт. Поэтому свои последние дни я хочу прожить с улыбкой на лице и со спокойной душой. Пусть мне физически будет больно, но душевно я хочу продолжать жить так, как жила до диагноза.

Поджимаю губы от досады и вновь беру её за руку. Крепко сжимаю.

– Я вас понимаю, – улыбаюсь ей.

– И я очень признательна тебе за это. А теперь с твоего позволения я немного посплю. Чувствую себя очень слабо.

– Конечно, – киваю ей с пониманием. Встаю с места, поправляю плед на ней и, поцеловав её на прощание, выхожу из комнаты.

Направляюсь по коридору в сторону гостиной, но из ванной комнаты выходит Симон и преграждает мне путь. Я делаю вид, что не замечаю его, хочу обойти, но он не позволяет этого сделать.

– Постой, – он ловит меня за руку и притягивает к себе.

– Отпусти, – шиплю на него и пытаюсь отцепить его пальцы от себя. – Что ты вообще творишь?

Но он игнорирует мои вопросы. Смотрит в глаза своим опустошённым взглядом и ломает мою воинственность.

– Останься со мной, – просит он.

– Что? Как ты себе это представляешь?

– Не знаю, – устало закрывает глаза. – Просто хочу, чтобы ты осталась. Твоё присутствие успокаивает.

– Тебе стоит попросить Даяну об этом. Ты ведь в её объятиях обычно ищешь успокоение.

Меня снова рвёт от мысли, что он спал с ней, касался кожи. Я опять задаюсь десятками вопросов. В какую из ночей это было? В ту, когда я плакала, уткнувшись в подушку, или когда беспокойно спала? Что он думал и чувствовал? Задумывался хотя бы раз о том, какую боль причинит мне, если я об этом узнаю? Вообще хотя бы думал обо мне?

Он резко открывает глаза и смотрит на меня. Я застываю и перестаю брыкаться. И даже злиться. Его взгляд настолько отчаянный и разбитый, что невольно на моих глазах наступают слёзы. Кажется, я знаю, чем буду заниматься ночью – плакать, плакать и ещё раз плакать, пока не освобожусь от всех слёз, которые накопились за сегодняшний день.

– Ты её любишь? – вдруг спрашиваю я, повергая саму себя в шок.

Я не планировала задавать таких вопросов. Не сейчас уж точно.

– Любил бы, не стоял бы сейчас рядом с тобой.

– Знаешь, опыт прошлых отношений говорит мне, что мужчина способен любить одну, но быть с другой. Это нормально.

– А теперь подумай ещё раз над своими же словами, – касается рукой моих волос, поглаживает их.

Я задумываюсь, но туго соображаю.

– То, что я с ней спал, не отменяет моих чувств к тебе, – он касается лбом моего лба. – Наплевал я на свои принципы в ту ночь, потому что мозг плавился от алкоголя и мыслей о тебе. Но не было и дня, чтобы я не жалел о принятом решении. Ничего, кроме отвращения к себе и к ней, я не испытал и не испытываю.

– То есть ты не поехал в тот вечер к ней?

– В какой?

– Когда я осталась в доме твоих родителей, – мой голос содрогается от боли. – Ты уехал и не вернулся.

–Ты дурная совсем? Я уехал искать Филиппа…

– Искать Филиппа? – спрашиваю испуганно. – Умоляю тебя, я рассказала тебе правду не для того, чтобы ты об него марался.

Но Симон будто не слышит меня. Пропускает все слова мимо ушей, всматриваясь в моё лицо.

– Ты всё это время думала, что я уехал к ней? – спрашивает следом, игнорируя всё, что я сказала до этого.

Я киваю ему и чувствую, как слёзы срываются с моих глаз.

– Какая же ты дурная, Аврора, – он нежно стирает их с моих щёк. – Как можно было подумать, что я поеду к ней, после всего что я узнал? Как можно вообще думать, что она имеет для меня какое-то значение?

– Ты ведь поверил, что другой может иметь значение для меня…

Молчит, что-то анализирует, а потом заключает очень тихо:

– Но даже несмотря на всё это, ты приехала сегодня сюда.

Да, Симон, вот такая я дура…

Он не ждёт от меня ответа, молча обнимает меня и целует в висок.

– Останься со мной, прошу, – просит на ухо. – Мне так хорошо, когда ты рядом.

Я отрываюсь от него, смотрю в глаза, но не могу дать ему ответ. Молча разворачиваюсь и ухожу, потому что понимаю, что если ещё хотя бы полминуты побуду с ним, то сдамся и останусь.

Уверенным шагом направляюсь в гостиную, где вижу своих родителей, которые уже собираются уходить. И в эту секунду понимаю, что я опоздала… Что уходить от него надо было раньше.

– Мам, пап, я останусь здесь, – выдаю прежде, чем успеваю подумать и взвесить все «за» и «против».

Потому что глупая…

Потому что слабая…

Потому что люблю его…

Мои слова шокируют родителей, но они не успевают никак среагировать.

– Отличное решение, – вдруг произносит дедушка Марат. – Пусть остаётся. Тем более, завтра ещё наша Сарочка прилетит. Будут вместе.

По желанию бабушки Бруно и Саре сообщили только сегодня обо всём, чтобы они могли хотя бы немного отдохнуть в свой медовый месяц. Они сразу же купили билет, и уже завтра утром должны вернуться обратно.

– Да, и мне будет помощь, – неожиданно присоединяется тётя Анна.

Мама всматривается в моё лицо, и я взглядом прошу её не сопротивляться. Даю понять, что я хочу этого, как бы глупо это не выглядело. И я не знаю каким чудом, но родители отпускают меня без сопротивления. Возможно чувствуют, что мне это необходимо или необходимо Симону… А возможно и нам двоим.

Они спокойно прощаются и уезжают, оставив меня наедине с другой семьёй, в которой я чувствую себя максимально комфортно. Я помогаю тёте Анне убраться, пока Симон с дедушкой находятся в комнате у Джулии. Он не знает, что я осталась… После нашего разговора он ушёл к бабушке и не выходил из её комнаты больше часа.

Пока его мама уходит в ванную, а отец выходит покурить на улицу, я сажусь на диван и устало кладу голову на его спинку. Я чувствую, что они оба изменились. Смотрели на меня иначе. С большей заинтересованностью. Изучали, словно видели впервые. Понимаю – они в курсе всего, что между мной и их сыном было. Но им хватило такта не заговорить со мной об этом, за что я им очень благодарна.

Я закрываю глаза, чтобы хоть как-то унять головную боль. Как вдруг слышу шаги в мою сторону, и вновь открываю их.

– Ты осталась? – спрашивает удивлённо Симон.

– Как видишь, – поднимаю голову и смотрю на него.

Он подходит ко мне. Садится рядом и неотрывно смотрит в мои глаза. Я не знаю, что говорить и делать. Хочется заплакать от обиды, закричать от злости, но в то же время крепко обнять и уткнуться носом ему в шею, потому что очень скучаю.

Он тянется ко мне и неожиданно кладёт голову мне на колени. Я не решаюсь оттолкнуть его. Чувствую, как ему необходима моя поддержка. Или просто чувствую, что сама нуждаюсь в нём. Глупо. Очень глупо. Знаю.

– Как же хорошо с тобой, Аврора, – закрывает глаза, и моя рука невольно тянется к его виску и начинает поглаживать. – Чертовски хорошо и спокойно.

Произносит это и закрывает глаза, а я перебираю в голове слова, чтобы как-то утешить и приободрить его. Но не нахожу их. Какими словами можно оправдать несправедливость этой жизни? Почему такие замечательные люди как Джулия должны так рано покидать этот мир?

Я продолжаю поглаживать его по волосам, и спустя время слышу его умеренное дыхание и понимаю, что он уснул. Уснул в моих руках…

– Рядом с тобой тоже чертовски хорошо, Симон, – шепчу ему, отгоняя прочь слёзы, что наворачиваются на глазах.

Я снова откидываю голову на спинку дивана, прикрываю веки и чувствую, как проваливаюсь в сон вместе с Симоном.