Я сижу, уткнувшись взглядом в тарелку. Пытаюсь заставить себя положить в рот хотя бы кусочек еды. Желудок урчит, напоминая, что в последний раз получал пищу сутки назад, а то и больше. Но мне не хочется не то, что кушать, не хочется даже дышать. Ощущение, будто меня пустили через мясорубку, но я осталась жива. И теперь любое действие и желание – приводит к боли. К ужасной боли в теле и в душе.
– Тебе необходимо поесть, – слышу голос сестры со стороны.
Поднимаю глаза и смотрю на неё. Встречаюсь с её обеспокоенным взглядом. Вижу и чувствую каждой клеткой своего тела, как она переживает за меня, и как ей больно.
– Хотя бы чуть-чуть, Аврора, – поддерживает её Симон.
Тяжело вздохнув, возвращаю взгляд на тарелку. Нанизываю на вилку лист салата и кладу в рот, чтобы не заставлять их лишний раз беспокоиться обо мне. Слышу, что Симон что-то ещё говорит мне, но сквозь затуманенные мысли не могу распознать слов.
Если у меня спросят про лучший день в моей жизни – я без раздумий расскажу о любом дне, проведённом с Симоном на острове.
Если же спросят про худший – я вспомню вчерашний… Морально невыносимый и выворачивающий душу наизнанку. Этот день казался мне бесконечным. И только благодаря сестре, Симону и Бруно я пережила его и сегодня нашла в себе силы открыть глаза.
В прошлую ночь Симон уложил меня спать и уехал только тогда, когда Сара сообщила ему, что они едут домой. На удивление я спала самым крепким сном. Но на утро проснулась с адской болью в голове и в теле. Лежала, уткнувшись взглядом в потолок, и думала о том, как заставить себя делать вид, будто всё хорошо. Симон сказал мне, чтобы я ничего не рассказывала родителям, пока он не решит проблему с Филиппом. Обещал сделать всё в этот же день, но ближе к вечеру.
Поэтому я встала с кровати и прошла к зеркалу. Сняла с себя ночное платье, чтобы рассмотреть со всех сторон, и с досадой вздохнула. Выглядела я, мягко говоря, ужасно. Тело уже покрылось синяками, а лицо отекло из-за моих рыданий. Смотрела на себя и не могла понять, как убедить всю семью, что со мной всё хорошо, и вчера не случилось ничего ужасного.
Я подошла к шкафу, чтобы найти брюки и майку с длинным рукавом. В этот момент в дверь постучали и тихонько её приоткрыли. Я тут же попыталась схватить хоть что-нибудь из шкафа и надеть на себя, чтобы спрятать синяки, но мама успела заметить неладное. По словам Сары она всё поняла ещё в ресторане. Сказала сестре, что в последнее время чувствует, что между мной и Филиппом не всё так гладко, как я хочу показать. И, видимо, поэтому зашла ко мне с утра, чтобы поговорить об этом.
И всё пошло не по плану.
Она без спроса вошла в комнату, хотя обычно никогда так не делала, и подошла ко мне. В это время я уже натягивала на себя футболку и надеялась, что она ничего не увидела. Но увы. Мама всё увидела. Разглядывала моё лицо несколько секунд молча, а потом без спроса подошла ещё ближе и подняла футболку вверх. А я стояла, приросшая к одному месту, и не могла ни пошевелиться, ни что-либо сказать.
В голове лишь отбивала мысль, что Симон ещё ничего не успел решить с Филиппом, а это значило, что если родители сейчас начнут разбираться во всём, то им покажут видео…
– Что это такое, доченька? – она с ужасом разглядывала меня. – Это Филипп сделал? – казалось, она даже не верила, что спрашивает такое.
– Нет, я упала вчера в обморок и сильно ударилась, – сказала первое, что пришло мне в голову.
В эту чушь она, естественно, не поверила.
– Какой обморок, Аврора? Какой упала? – она схватилась за голову и продолжала меня рассматривать. – Как он посмел тебя тронуть? Почему?
Она усыпала меня вопросами, на которые я не хотела давать ответы. Меня словно парализовало, и я лишилась голоса. Молча смотрела на неё и не шевелилась.
На её громкие возгласы в комнату вошёл папа, следом за ним – Сара. Я тут же поспешила надеть брюки, сгорая со стыда перед отцом, но мама не позволила мне этого сделать.
– Симон, посмотри, – она обнажила ему мою спину с синяками. – Посмотри, что он сделал с нашей доверью! – её голос дрожал, а с глаз текли слёзы.
– Дочь… – папа в недоумении подошёл ко мне, даже не обращая внимание на мои голые ноги.
Родителей вообще не волновал мой внешний вид в тот момент. Единственное, что вызывало в них бурю эмоций – следы от ударов Филиппа.
– Кто это сделал? – спросил он, не веря своим глазам. – Кто посмел тронуть моего ребёнка?
Он смотрел на меня, искренне не понимая, что произошло. Я пыталась издать хотя бы звук, но не могла. Мой язык прирос к нёбу. Мной овладел дикий страх. После подаренной Симоном надежды, что всё может решиться более мирным для меня путём, я больше не хотела масштабных скандалов.
Но теперь их было не избежать.
До этого дня я не говорила Саре, что Филипп меня избивал, сказала лишь, что порой мог слегка ударить. Но, увидев состояние моего тела, терпению сестры пришёл конец,
– Хватит молчать! Расскажи всё или это сделаю я! – взорвалась она.
Я посмотрела на неё и взглядом просила молчать. Мне наивно казалось, что я смогу своим молчанием и игнорированием всех вопросов растянуть время до вечера. Сара же не разделяла моих стремлений.
– Это сделал Филипп, – не дождавшись от меня объяснений, она начала говорить. – И это уже не первый случай, не так ли?! – зло посмотрела на меня.
– Филипп? – у папы округлились глаза. – Наш Филипп?
– Я ведь говорила тебе, Симон, что что-то не так! Говорила! – негодовала мама.
Я посмотрела на неё и единственная мысль, которая возникла в ту секунду: «Почему тогда ничего не спрашивала раньше? Почему оставила одну с ним?». Но вслух я не произнесла ни звука.
– И это не всё, – вдруг снова завелась сестра. – У него есть замужняя любовница уже на протяжении долгого времени.
– Сара, хватит, – еле слышно произнесла я, посмотрев на неё. – И так достаточно.
– Достаточно?! – в конец взорвалась она. – Посмотри, во что он тебя превратил! И ты будешь говорить мне достаточно? Он настоящий мерзавец!
– Он ведь так тебя любил, на руках носил! Когда он… – мама запнулась и не смогла продолжить, вновь расплакавшись.
– Никогда он её не любил! И я сто тысяч раз говорила вам всем об этом! Подсунули ему удобную девчонку, которая любит его, вот и всё!
Слова сестры больно ранили. Я понимала, что она права, но мне легче было греть себя мыслью, что когда-то, хотя бы на какой-то миг, Филипп любил меня.
– Если Руслан с Мариной узнают о выходках их сына…
– А они знают… – тихо прошептала я.
Меньше всего хотела говорить именно об этом. Наши родители дружат так много лет, и мне больно разбивать им сердце.
– Знают? – переспросила мама.
– По крайней мере знают про то, что он любит другую. Про то, что он поднимал руку, надеюсь, что нет…
Папа отшатнулся назад и сел на кровать. По его виду было ясно, что он находится в состоянии настоящего шока. Но Сара даже не думала щадить их. Она была зла на них, что были слепы все эти годы, и на меня, что позволяла к себе такое отношение. Поэтому, не жалея ни чьих чувств, она рассказала родителям всё, что знала. И я была безгранично счастлива, что она не в курсе про изнасилование. Иначе, довела бы родителей до инфаркта.
Единственное, что Сара скрыла, так это то, что мы с ним спали. Видимо решила, что это должна рассказать им я.
И если сначала я злилась на неё и даже возненавидела на доли секунд, то вскоре почувствовала гигантское облегчение. Мне будто стало легче дышать, когда она всё рассказала. Потому что я поняла – теперь я точно освободилась от связи с Филиппом. И уже неважно, какой ценой. Важно лишь, что этот человек навсегда исчезнет из моей жизни.
Когда Сара закончила свой рассказ, папе стало плохо. Он молча вышел из комнаты, а мама ушла вслед за ним.
– Ты безжалостна, Сара, – выцедила я, натягивая на себя лосины.
– К тебе тоже были безжалостны все эти годы.
– Но не родители ведь!
– Они смотрели на Филиппа сквозь пальцы! И виноваты не меньше твоего, что он до сих пор находился в твоей жизни!
Она не дала мне ничего ответить, развернулась и вышла из комнаты, и я последовала за ней.
Родители сидели на кухне за столом. Папа пил холодную воду, стараясь успокоиться. А когда увидел меня задал логичный и более чем ожидаемый вопрос:
– Почему ты терпела всё это? Почему не пришла и не рассказала нам всё с самого начала?
И это было сродни тому, как стоять на краю у пропасти, где не видно дна, и готовиться к прыжку. Я села напротив них, сотрясаясь от волнения и страха. Я не знала, какой реакции от них ждать. Боялась, что папа может ударить, хотя никогда раньше даже пальцем нас не касался. Боялась услышать в свой адрес слова разочарования. Или чего хуже – желание не иметь такую позорную дочь, как я.
Но я прыгнула в эту пропасть и рассказала им причину своего молчания. Призналась, что спала с Филиппом, и этим он меня шантажировал.
По мнению нашего старшего поколения честь девушки должна храниться до свадьбы. И когда она лишается её до брака – позор падает на голову всего семейства, а девушка подвергается травле со стороны самых близких людей. У нас есть дальняя родственница, которую после такого случая выдали замуж за взрослого мужчину, лишь бы как можно скорее «отмыться от позора». Почему-то это первое, что я вспомнила после рассказа, и сильно испугалась подобной участи.
Мама плакала, сетуя на то, что они с папой не доглядели за мной и не воспитали должным образом. Находилась сначала в состоянии отрицания, потом принятия, шока и боли. Что-то говорила, ругаясь на меня. Начиная с того, что как я посмела переспать до свадьбы и заканчивая тем, что почему я молчала всё это время, пока меня избивали и изменяли мне. Папа же молчал. Не проронил ни слова. Потом молча встал и начал собираться.
– Ты куда, Симон?
– Пойду убью этого гадёныша! – произнёс он с таким ледяным хладнокровием, что сначала до меня не дошло, о чём он говорит. – Я его считал за родного сына, а он посмел за моей спиной обижать мою дочь, – это он уже говорил сквозь зубы.
Мама с Сарой начали его успокаивать, а я не решалась не то, что заговорить с ним, а даже посмотреть в его сторону. Как только папа уехал, сестра позвонила и разбудила Бруно. Рассказала ему о сложившейся ситуации, и он без раздумий вскочил с места, собрался и поехал к отцу.
Мама тут же позвонила матери Филиппа, и начался настоящий скандал. Я сидела, слушала, как кричит мама на подругу, и понимала, что из-за моей глупости рушится всё вокруг. Не только моя жизнь, но и жизнь моих родителей.
Весь день, пока не было папы, и мы сидели в неизвестности, мама читала мне нотации. Обо всём. Напоминала мне, как важно для девушки быть чистой до свадьбы. Что если бы я не спала с Филиппом, то не было бы никаких проблем. Потом ругала, что я терпела побои от него. Её возмущало, что ни она, ни папа никогда не поднимали на нас руку, но при этом я позволила сделать это какому-то засранцу. Но больше всего она злилась от того, что я думала, будто они от меня отвернуться.
– Как мы можем отказаться от собственного ребёнка? Неужели, мы когда-нибудь давали тебе усомниться в нашей любви? – она смотрела на меня разбитыми глазами и горько плакала, не понимая, как я могла даже подумать об этом.
И вот вроде она ругала, отчитывала, кричала, но мне не было страшно. Потому что сквозь всё это я слышала только одно – они меня любят и не откажутся от меня.
Вечером папа вернулся полностью разбитым и опустошённым. Даже не посмотрел в нашу сторону и ушёл в свою комнату. Мама последовала за ним. И мы с Сарой хотели подслушать их разговор, но услышали, как папа начал всё крушить там, а после расплакался. Эти звуки окончательно добили меня, я не готова была слышать, какую боль причинила любимому человеку. Поэтому тут же скрылась в своей комнате. Сара присоединилась ко мне, села рядом на постели и позволила положить голову ей на колени. Поглаживая одной рукой мои волосы, второй она достала телефон и начала звонить кому-то, включив громкую связь.
– Бруно, расскажи, что произошло? – нетерпеливо спросила она, когда тот принял звонок.
– Давай лучше поговорим потом, ладно? – по его голосу было понятно, что он тоже находится в состоянии шока.
– Нет, папа в ярости. Нам надо понимать, что произошло. Почему вас не было так долго?
Он молчал какое-то время, повышая градус напряжения в нашей комнате.
– Бруно, пожалуйста!
– Я перехватил твоего отца у их дома. Мы поднялись туда вместе, но этого отморозка не было там. Дядя Симон жёстко дал понять его родителям, что с сегодняшнего дня они должны забыть о существовании Авроры, и что их сыну просто так не сойдёт с рук всё то, что он сделал. Потом к нам присоединился Симон, и мы ещё пару часов искали этого идиота. Нашли обдолбанным в его квартире. Просто в хлам обдолбанным, – с возмущение повторил он. – Ты была в курсе, что он употребляет?
Мы с Сарой переглянулись. Ни я, ни она ничего об этом не слышали и не знали. Но я вдруг вспомнила его глаза во время изнасилования. Они ведь мне показались неживыми, не такими, как обычно. Что если он был под наркотой в тот момент? От этой мысли становилось только хуже.
– Нет, впервые слышу об этом.
– Ну в общем, твой отец тут же набросился на него, раскрасил морду. Опущу некоторые моменты, но…
– Нет, Бруно, ничего не нужно опускать! Не маленькая! – нервно бросила Сара.
– Не говори только Авроре, – произнёс он тише, но я жестом запретила сестре отключать громкую связь. – Филипп начал оскорблять Аврору. Издевался и рассказывал вашему отцу, какая она легкомысленная, и как он переспал с ней. Нам пришлось просто отрывать дядю от него, чтобы он его не убил. Потом Симон затолкал этого придурка под холодный душ. И пока тот приходил в себя, мы нашли в квартире дофига травки, презервативов. Фотографий этой девки во всех ракурсах и видах, – он рассказывал всё с таким омерзением, что казалось, будто я сама присутствовала при всём этом.
Как только у Филиппа язык повернулся говорить моему отцу всю эту грязь? Как ему хватило низости и наглости на это? Бог с ним, со мной… но неужели связь с этой девушкой напрочь отбила у него чувство уважения к тому, кто любил его, как родного?
– Фу, Бруно…
– Мне искренне жаль твою сестру, что она связалась с таким ничтожеством.
– А что в итоге?
– В итоге, когда Филипп понял, что перед ним находится Симон, ему окончательно снесло крышу. Он начал говорить вашему отцу, что Аврора спит не только с ним, но и с Симоном. Назвал её блядью и включил нам их хоум-видео, называя её самыми последними словами. После этого твоему отцу стало совсем плохо.
Я не знаю, как не умерла в ту секунду. Но на миг мне показалось, что от услышанного моё сердце прекратило биться.
– Бруно, он реально показал вам всем видео? – Саре стало так же плохо, как и мне.
– Только фрагмент. Симон тут же к херам разбил его телефон, и между ними завязалась драка.
Я уткнулась лицом в ноги сестры и пыталась сдержать истерику. Меня разрывало на части от боли и унижения. Филипп и в самом деле безжалостное чудовище… И он не блефовал, шантажируя и пугая меня.
– Всё в порядке, Сар, – вдруг раздался голос Симона на том конце провода.
– Я бы не сказала, если честно, – с трудом произнесла она, шокированная всем услышанным.
– Не говори ничего сестре, – строго произнёс Симон. – Ей и так сейчас плохо.
И от его слов мне стало ещё хуже. Как он может вообще думать обо мне после того, как увидел видео?! Даже если его фрагмент… Я уверена. Филипп выбрал для показа самый мерзкий из всех.
– И что теперь, Симон? – обеспокоенно продолжила Сара. – Он распространит его? Покажет всем?
– Нет, это трусливое животное не посмеет. У меня есть фото и видео, где они с этой проблядью вместе. Ему ясно дали понять – одно неверное движение в сторону Авроры, и видео, которое у нас есть, получит её муж.
– Эта баба отчаянная, – усмехнулся Бруно. – Мы пробили и узнали, что у неё муж важная шишка в органах. Боюсь представить, что будет с ней и её любовничком, если он узнает правду.
– Плевать мне на этих двоих, пусть их хоть заживо закопают. Мне важно, чтобы он отстал от сестры, и видео не попало в сеть…
– Филипп может и мудак, но не умственно отсталый. Мы всё решили, родная. Он больше не побеспокоит вашу семью, – успокоил Бруно.
Но быть честной, после всего услышанного, это не принесло мне никакого облегчения. Страх перед Филиппом не покидал меня. Я не знала, на что ещё способно это существо. Человеком его назвать язык теперь не поворачивается.
Вибрация на телефоне Симона вырывает меня из воспоминаний. Я перевожу взгляд на экран и вижу знакомое имя: «Даяна». Внутри всё натягивается в тугую струну.
«Они общаются!» – отбивает гонгом в моей голове.
Я поднимаю взгляд на него. Разглядываю его лицо в ссадинах. С ними он выглядит как-то по-особенному мужественно и воинственно. Это пробуждает во мне странные и непонятные чувства, напоминая, что он защищал меня вместе с отцом и Бруно. Защищал, несмотря на то, что по сути Филипп был прав – я легкодоступная и изменяла ему с ним…
Симон сбрасывает вызов и продолжает разговор с Бруно и Сарой.
Сегодня родители уехали на дежурство, и с их разрешения парни приехали к нам в гости с ужином, чтобы поддержать. Они с трудом заставили меня вылезти из комнаты и с таким же трудом заставили кушать. Но после звонка Даяны аппетит окончательно пропадает.
Когда она звонит в третий раз, Бруно психует:
– Ответь уже ей, не отстанет ведь, – говорит он.
И Симон, очевидно, соглашается с ним, потому что просит у нас прощение, берёт телефон и выходит из гостиной в подъезд. Видимо не хочет, чтобы мы слышали их разговор.
– Они вновь общаются? – впервые за этот вечер прорезается мой голос, что удивляет Сару и Бруно.
– Наверное, лучше об этом спросить Симона, – уклончиво отвечает мне парень.
– Я не хочу с ним говорить об этом. Вы теперь знаете обо мне всё, – горько усмехаюсь. – Мне кажется, я заслуживаю знать что-то и о вас.
Мои слова достигают цели.
– Да, в последнее время я часто замечаю, что она звонит ему, – отвечает Бруно, видимо пожалев меня.
В горле образуется ком.
– Он её любит? – зачем-то спрашиваю я.
Словно пытаюсь от одной боли переключиться на другую. Как будто это поможет. Или же хочу окончательно себя добить? Уже не понимаю.
– Мы с ним никогда не обсуждали это. Но они долго были вместе, и он тяжело перенёс их расставание.
Он смотрит на меня и вдруг прозревает от неожиданного осознания.
– Я знаю, что мы похожи, – произношу я, уловив его мысли. – Видела её однажды.
– И речь даже не о внешности, а о вашей с ней судьбе… – говорит он, опешив
Его слова вызывают во мне море вопросов, но я не успеваю их задать. Симон возвращается к нам, садится напротив за стол и отбрасывает телефон на стоящий неподалёку диван. Я вглядываюсь в черты его лица и хочу понять, что он чувствует после разговора с ней. Но единственное, что понимаю – какой бы мужчина мне не понравился, в его сердце всегда будет другая, и для меня там места не найдётся…