Грешный ангел

Глава 30

– Антропосоциогенез – это процесс становления человека и общества. Начало антропогенеза было одновременно началом социогенеза, – речь преподавателя улавливается обрывками. Не могу сосредоточиться на том, что он говорит. Все мысли далеко за пределами стен учебного заведения.

Вновь бросаю взгляд на кольцо на своём пальце и расплываюсь в улыбке. Касаюсь розового камня и аккуратно поглаживаю его. Я до краёв наполнена тёплыми и необъяснимыми чувствами. Ощущение, словно меня весь мир сейчас обнимает. Ничего подобного я раньше не испытывала, и это одновременно пугает и завораживает моё сердце.

Сегодня в полночь мне исполнилось двадцать два. Но радости я не испытывала. Грусть лавиной накрывала меня. Часы показывали 00:04, а в комнате до сих пор было пусто. Ни папы, ни мамы, ни сестры. Мы всегда поздравляли друг друга ровно в 00:00, ни раньше – ни позже. От того эти четыре минуты были для меня невыносимо тяжёлыми. Казалось, что нарушилась многолетняя традиция, и мой мир рушился вместе с ней. Да – глупо и по-детски, но в этом вся я. Мне казалось, что я больше не нужна им. Что разочарование, которое они испытали со мной, сумело навсегда отвернуть их от меня. Я чувствовала себя покинутой и одинокой. Что может быть хуже этого чувства в отчем доме?

И когда дверь в комнату открылась, и в неё вошла семья в полном составе с тортом, шарами и подарками, я словно заново родилась. Это заставило меня искренне обрадоваться. Впервые за долгое время я почувствовала себя значимой дома. Была по-настоящему счастлива их вниманию.

Я вскочила с постели и бросилась в их объятия. Была так рада видеть их.

– Пусть этот год станет для тебя счастливым, – пожелала мне мама, крепко обняв и поцеловав.

– Люблю тебя, – произнёс папа, обнимая меня следом.

Впервые произнёс эти слова за последние месяцы. И мне казалось, что я обрела крылья за спиной.

Оторвавшись от родителей, я перевела взволнованный взгляд на сестру. Ждала её действий и слов.

С того дня, как они с Бруно увидели нас с Симоном прошло пять дней. Сестра не столько разозлилась, сколько обиделась на меня, посчитав нашу тайну – предательством с моей стороны.

– Как ты могла скрыть от меня такое? – раздосадовано спросила она, когда мы остались наедине.

– Знали только Яна и Остин. Я хотела рассказать, когда мы были бы уверены в наших отношениях.

– Получается, Яна ближе меня, раз ты ей доверилась, – криво улыбнулась она, стараясь скрыть обиду.

– Нет, просто Яна не осуждает меня и не пытается внушить, как правильно жить.

Я была шокирована собственной твёрдости и уверенности. Понимала, что раз правда вскрылась, то нет смысла увиливать от честного разговора.

– То есть ты так воспринимаешь мою заботу и переживания за тебя? Прости, что я не поддерживаю ветреность и безрассудство. Мне казалось, что ты усвоила урок.

– Вот об этом я и говорю, Сара. Дело не в том, кто мне близок и кого я сильнее люблю. Ты всегда выиграешь в этом выборе. Но в момент, когда я нуждалась в понимании и поддержке, добивали меня как раз-таки самые близкие. Поэтому ты меня тоже прости, что я залечиваю раны рядом с теми, кто готов принимать меня любой. И ветренной, и безрассудной.

– Я тебя добивала, Аврора? – переспросила, опешив.

Мои слова словно ударили и оттолкнули её от меня.

– Рядом с тобой я постоянно чувствую себя ущербной. То не того полюбила, то неправильно проживала предательство, то слишком распутной стала. Я всё делаю не так. Глупая, безрассудная, слишком влюбчивая, – меня сорвало с петель терпения, и я высказала всё, что накопилось внутри. – Зато ты идеальная получилась. Всё у тебя правильно и благоразумно. Даже влюбилась с первого раза удачно. Да только не всем так везёт! Не все родились такими, как ты! – на повышенных тонах закончила я.

К нам подошёл Симон, обнял меня за плечи и попросил успокоиться.

– Сар, ты ведь понимаешь, что я бы…

– Нет! Не нужно оправдываться! – не дала ему договорить. – Пусть вместе с родителями дальше думают, что я теперь расходный материал, на который достойный мужчина не посмотрит.

Сестра стояла растеряно и смотрела на меня так, словно видела впервые. Я понимаю, что психанула. Возможно решила, что лучший способ защиты – это нападение. Но иначе уже не могла. Меня угнетала обстановка в доме. Угнетало отношение семьи ко мне. Их недоверие. Их восхищение сестрой и Бруно.

С того дня мы не говорили с сестрой. Избегали любых контактов дома. С нами такое впервые. Даже если ссорились, всегда тут же мирились. А тут – молчание и тишина. Если последние месяцы я просто чувствовала, что между нами яма, то после этого разговора яма превратилась в большую пропасть. Каждый раз я хотела пройти к ней в комнату, обнять, извиниться за всплеск эмоций, но потом останавливала себя. Я устала всегда извиняться за собственные чувства и боль. Устала идти навстречу ко всем, чтобы угодить и сгладить углы. Поэтому ждала от неё первого шага.

– С днём рождения, – Сара тепло улыбнулась и подошла ко мне. – Моя дурная и любимая сестра, – она обняла меня и, потянувшись к уху, прошептала. – Прошу, больше никогда не говори и не думай о том, о чём ты говорила в ту ночь. Я люблю тебя и готова принимать тебя любой. Просто будь счастлива – это единственное, что важно.

Мои глаза наполнились слезами, и я крепко сжала её в своих объятиях, уткнувшись носом ей в шею.

– В гостиной тебя ждёт ещё сюрприз, – добавила она.

И когда я оказалась в ней, то застыла в дверном проёме от неожиданности. Передо мной стояли Бруно, Яна, Остин, друг Симона с девушкой и сам Симон. Они держали в руках шары, торт, кричали поздравления и взрывали хлопушки. А я смотрела на них и смеялась сквозь слёзы счастья, не веря своим глазам. Ещё никогда ко мне никто вот так не приезжал посреди ночи, чтобы поздравить с днём рождения. Я тут же бросилась в их объятия. Обняла каждого, и Симона тоже.

– С днём рождения, мой ангел, – прошептал мне на ухо.

И я рефлекторно прижалась к нему крепче, потому что до потери пульса скучала. Мне уже не хватало наших встреч по выходным. Хотелось каждый день, каждый час, каждую минуту.

Я чувствовала каких усилий ему стоит не поцеловать меня. Он не привык сдерживать свои эмоции и желания. Ни наедине, ни на людях.

Меня усыпали подарками и цветами. Добрыми словами и пожеланиями. Я словно оказалась в сказке. А после я увидела посреди комнаты огромнейшим букет розовых пионов. Он шокировал и восхищал.

– Это от нашей семьи, – произнёс Бруно, поймав мой взгляд. – В знак большой любви к тебе.

Я поблагодарила их сдержаннее, боясь выдать нас с Симоном. Знала, что это его инициатива и выбор. Потому что пионы и розовый цвет для него – это ассоциация со мной, с нами. И я сходила с ума от желания поцеловать его.

Мама накрыла нам сладкий стол, заварила чай, а после они с папой сообщили, что им нужно возвращаться на дежурство.

– Приехали только, чтобы поздравить тебя и не нарушать наших традиций. Завтра вечером сходим в твой любимый ресторан, – сказала она на прощанье.

Просто один поступок, одно предложение, и все мои переживания и боли как рукой сняло. Я понимала, что рано или поздно, всё снова будет у нас хорошо.

Когда родители уехали, Симон увёл меня в мою комнату, сказав, что нам нужно поговорить. Но как только мы остались наедине, слил нас в долгожданном и сладостном поцелуе.

– Спасибо за цветы, – поблагодарила, нехотя оторвавшись от его губ.

Понимала, что лучше остановиться сразу. Симон тоже это понимал, поэтому сделал шаг назад, а после засунул руку в карман брюк, достал оттуда коробочку и открыл её.

– Это тоже тебе.

Я ахнула, увидев кольцо с маленьким розовым камнем.

– Это было в знак нашего прекрасного курортного романа, – коснулся браслета, который я никогда не снимаю. – А это пусть будет в знак самых прекрасных отношений, в которых мне доводилось бывать, – произнёс, достав кольцо и надев его на средний палец моей левой руки.

Поднёс ладонь к своим губам и поцеловал.

– Симон… – я не могла подобрать слов, чтобы поблагодарить его и сказать, что чувствую.

Мне хотелось во многом признаться, но слова комом застряли в горле. И я надеялась, что Симон сможет всё прочесть по моим глазам. Почувствовать, как много значит для меня.

– Я хочу поговорить о нас с твоими родителями, – неожиданно произнёс он, обескуражив меня.

– Ч-что? Когда?

– Да хоть завтра вечером, когда поедете в ресторан.

– Ты серьёзно?

– Я в своих намерениях не сомневаюсь. Не хочу больше прятаться и видеться по расписанию. Делать вид, будто я просто брат Бруно.

Я стояла в ступоре и пыталась переосмыслить всё. Не верила своим ушам. Он серьёзно готов на этот шаг? Готов открыто заявить о нас?

– Или ты этого не хочешь? – нахмурился он, вглядываясь в моё растерянное лицо.

– Я очень этого хочу, но…

– Но? – мой ответ явно пришёлся ему не по вкусу.

– Они только сегодня растаяли и пошли ко мне навстречу. Я боюсь, что, если мы просто заявимся и скажем, что общаемся, родители разозлятся. Надо как-то подготовить их. Начну намекать маме, что ты проявляешь ко мне знаки внимания, и что мы иногда общаемся. А она уже поговорит с папой. Дай мне немного времени, – сквозь дрожь в голосе говорила я, боясь тем самым оттолкнуть его.

Симон о чём-то задумался. Я чувствовала, как изменилось его настроение.

– Если ты ещё не готова, просто скажи. Не нужно придумывать оправданий.

– Я просто не ожидала такого решения от тебя. Ты ведь знаешь меня, мне нужно время для такой храбрости.

– Хорошо, Аврора.

Он поцеловал меня, но я и почувствовала холод от него. Что-то переменилось. Мне показалось, что он даже пожалел о своём решении.

Я хотела с ним объясниться. Сказать, что моя неуверенность заключается не в моих чувствах к нему. В них я уверена больше, чем в чём-либо в данное время. Но нас прервали, и мы вынуждены были вернуться в гостиную к ребятам.

– На сегодня пары окончены. Спасибо всем за внимание, – голос преподавателя вырывает меня из воспоминаний.

Я в последний раз бросаю взгляд на кольцо, улыбаюсь ему. Понимаю, что сегодня при встрече с Симоном нужно поговорить с ним откровенно. Сказать всё то, что страшно было сказать. Всё внутри меня нуждается в этом признании. Не знаю, любовь ли это, либо просто влюблённость, но мне хочется, чтобы он знал, что всё взаимно. Что для меня – он и наши отношения лучшее, что случилось со мной в жизни.

Я собираю сумку и окрылённая выхожу из кабинета. Знакомые, проходящие мимо, поздравляют меня с днём рождения, улыбаются и ещё сильнее поднимают мне настроение.

Давно я себя не чувствовала так свободно и легко в Ярославле. Неужели, моя жизнь налаживается?

Как только я задаю себе этот вопрос, выйдя за ворота университета, Вселенная даёт мне свой чёткий ответ: НЕТ!

Я вижу перед собой Филиппа. И внутри меня всё рушится и разлетается на осколки. Всё внутри меня начинает бить в набат, оповещая о бедствии.

«Беги! Беги!» – кричит каждая клетка моей души. Но тело не слышит. Оно не может даже с места сдвинуться. Не дышу. Страх пронизывает меня с головы до пят. И меня пугает это состояние парализованности. Я снова ощущаю себя уязвимой, незащищённой, никчёмной. Только сейчас я осознаю, что буквально забыла о его существовании.

«Тебе нужно уходить! Нужно уходить!» – продолжает кричать нутро. Но без толку.

Я стою на месте и смотрю, как он направляется в мою сторону. Безжалостный палач и настоящее исчадие ада. Чёрные как смоль глаза, ухмылка и тяжёлая походка – его вид меня устрашает. Ощущение, что сейчас подойдёт, оскорбит, ударит и втопчет меня снова в грязь.

И как только я могла полюбить такого? У него на лице написано, какой мерзкий и подлый он человек.

– Ну что, привет, моя бывшая невестушка, – оказавшись рядом, улыбается мне. Хотя, скорее скалится.

Я киваю ему, давая понять, что услышала его. Не могу заговорить. Во рту всё пересохло, а язык будто к нёбу прирос.

– С днём рождения, – по-хозяйски обнимает меня за талию и целует в щёку. – Думала, я забуду поздравить тебя?

Его дыхание касается моей щеки и обжигает её. Мороз пробирается под рёбра от его прикосновений. Всё внутри леденеет и начинает трескаться.

Мне становится совсем нехорошо. В голове вспышками всплывает всё, что он делал со мной в ту ночь. Как насиловал, как целовал, как кончал и стирал с себя сперму моим пиджаком. Вспоминаю, как лежала на полу сломанная и казалось, что умру.

Я отшатываюсь от него. Но уйти не могу. Паника овладевает рассудком. Мне становится страшно. Страшно от неизвестности. Я боюсь сопротивляться. Боюсь, что он сделает со мной то же, что и в последнюю нашу встречу, когда я решилась дать ему отпор.

– Что тебе нужно, Филипп? – осипшим голосом спрашиваю я.

– Пойдём в машину, поговорим без лишних глаз.

– Нет, – отвечаю лихорадочно. – Я никуда не пойду с тобой.

Меня пробирает дрожь от мысли, что мы можем остаться наедине. Если он и хочет со мной говорить, то только здесь – в людном месте и рядом с проезжей частью. Так у меня больше шанса спастись в случае очередного кошмара.

– Боишься меня? – он улавливает моё состояние.

– Любая бы боялась своего насильника, – отвечаю прямо.

– Слышал, ты часто ездишь в Москву, – резко меняет тему разговора, видимо, переходя к самой сути. – К своему любовничку мотаешься?

– Ч-что? Какое тебе дело, куда я езжу?

– Значит, правда? – вновь приближается ко мне, сокращая расстояние между нами до опасного. – Продолжаешь трахаться с этим… как его там… Симоном?

Я морщусь от его слов. Какой же грязный у него язык. Впрочем, такой же грязный, как и его душа.

– Что тебе от меня нужно? Зачем ты всё это говоришь? – смотрю на него непонимающе.

– От тебя мне нужно только одно – ты сама! – касается моей шеи. – Ты постриглась? Мне нравится! Выглядишь намного сексуальнее.

Меня начинает тошнить от каждого его нового слова. Что он задумал? В какую игру играет? Как смеет вообще подходить ко мне?

Я оглядываюсь по сторонам. Понимаю, что людей вокруг становится всё меньше. Мне хочется послать его. Но я боюсь говорить с ним резко, ведь не знаю, что от него можно ожидать. А защитить меня будет некому.

– Ты должен уйти… Тебя ведь просили держаться от меня подальше.

– Да-да, я помню угрозы твоего хахаля. Мне похуй, пусть отправляет всё, что у него есть, муженьку этой др… – замолкает. – Мне главное, что ты будешь снова моей.

У него видимо совсем мозги прогнили из-за веществ, если он считает, что после всего, что было, я соглашусь быть с ним.

– Даже под угрозой смерти я не буду твоей, – шепчу еле слышно, потому что ощущение, что кислорода в лёгких становится всё меньше.

Он ухмыляется.

– Что? Надеешься, что он возьмёт тебя в жёны? Потрахает тебя ещё пару месяцев и бросит.

– Хватит, Филипп. Мне противно слушать всё, что ты говоришь.

Он смотрит сначала на меня, потом мне за спину, его взгляд меняется. Снова становится демоническим. Он расплывается в ядовитой улыбке и в следующую секунду запускает руку в мои волосы и целует меня в губы самым грязным и мерзким поцелуем.

Я хочу оттолкнуть его от себя, но не могу. Не понимаю, что происходит с моим телом. Почему я не могу им управлять. Оно словно отсоединилось от меня, и я смотрю за всем происходящим со стороны. Я хочу крикнуть, издать хоть какой-нибудь звук, но всё застревает у меня в горле. Мне кажется, ещё чуть-чуть, и я упаду в обморок от ужаса. Моё сознание ломает понимание, что я себе не принадлежу и не могу контролировать своё тело и свою безопасность.

Ну почему никто не приходит мне на помощь? Неужели, никто не видит, что мне плохо и страшно?

Он отпускает меня, но я даже выдохнуть не могу. Стою и борюсь с позывами рвоты. Весь организм отторгает его присутствие, поцелуй, касания.

Замечаю, что взгляд Филипп вновь направляется мне за спину, и он самодовольно ухмыляется кому-то.

– Я ведь говорил, что она была и будет моей, – вдруг произносит он.

«Что?» – паникой проносится у меня в голове.

Я медленно оборачиваюсь, чтобы посмотреть, с кем он разговаривает. И у меня земля уходит из-под ног.

– Симон, – еле слышно произношу его имя, хотя возможно и не произношу.

Он смотрит на меня разочарованным и опустошённым взглядом, а после опускает глаза на руки Филиппа, которые держат меня. Я понимаю, что он всё видел. И наверняка не так всё понял…

Я хочу сделать шаг ему навстречу. Подбежать, рассказать всё. Попросить, чтобы защитил и уберёг, но Филипп хватает меня крепче за талию и прижимает к себе.

– Или ты думал, что будет иначе? – спрашивает он.

– Да нет, – с отвращением выдаёт Симон. – Всё ровно так, как я и предполагал.

И в считанные секунды оказывается рядом с нами и с кулака бьёт в лицо Филиппу. Тот отшатывается и отлетает от меня, а я вскрикиваю от ужаса.

Наконец-то голос прорезается.

Между ними завязывается драка. Вокруг собираются зеваки. Кто-то пытается их разнять, но они настолько пропитаны ненавистью, что их невозможно оторвать друг от друга.

Всё прекращается только тогда, когда подбегает охрана. Им удаётся разнять их. Мне плевать на Филиппа, плевать, что он в крови. Меня пугает лишь потрёпанный вид Симона и кровь, идущая у него из носа. Я подбегаю к нему, хочу вытереть алое пятно с его лица. Помочь залечить раны. Но он отталкивает меня от себя и смотрит с таким презрением, что я отшатываюсь от него. Передо мной будто другой человек. Я не узнаю его.

– Уйди отсюда нахуй, Аврора! Уйди, чтобы я больше никогда тебя не видел! – шипит он на меня.

– Что? – мне кажется, что я оглохла и всё это мне просто послышалось.

Никогда Симон не говорил со мной в таком тоне.

– Ты всё не так понял, Симон, – я снова хочу подойти к нему, прикоснуться. Успокоить.

– Согласен. В очередной раз не понял, с кем связался.

– Ты издеваешься? Правда думаешь, что меня что-то с ним связывает?

– Я тебя предупреждал, Аврора! Дал тебе выбор! Дальше варитесь в вашем дерьме сами!

«Если ты нарушишь клятву, то перестанешь для меня существовать. И как женщина, и как человек» – в голове всплывают его слова.

Он разворачивается и уходит. А я смотрю ему вслед и не понимаю, что только что вообще произошло. Это какой-то сюр? Розыгрыш? Иначе, я не готова верить в абсурдность всего происходящего.

Глаза застилаются слезами. А сердце накрывает туман. Я растеряна и обездвижена. Лишена всех функций. Это что? Оплата за прекрасные три месяца жизни?

Ко мне снова подходит Филипп, но теперь я словно прозреваю.

– Что ты натворил? – кричу на него и толкаю в грудь. – Что ты натворил, блин?!

– Ты думаешь, я позволю тебе построить с кем-то отношения? Тем более с тем, на чьём хую ты скакала, когда была обручена со мной?! – схватив меня за локоть, цедит мне на ухо.

Мне перестаёт хватать воздуха. Я снова оборачиваюсь в сторону дороги в надежде увидеть, что Симон возвращается, чтобы добить этого человека. Но его нет.

Как он мог поверить в то, что увидел? Как мог подумать, что я способна его предать?

«Если ты нарушишь клятву, то перестанешь для меня существовать. И как женщина, и как человек» – не могу выкинуть из головы эти слова. Они обухом бьют по голове раз за разом. И мне становится невыносимо.

– Ты подонок, Филипп… Ты настоящий подонок…

Он отпускает меня. И я еле живая двигаюсь вперёд. Ноги вообще не слушают меня. Страх, что Симон не захочет меня выслушать, ломает мне рёбра и лишает кислорода. Перед глазами всё мутнеет и плывет. Я делаю ещё один шаг вперёд и падаю, теряя сознание.