Марик радостно подскочил и бросился к двери. Я побрела следом.
— Вот, это ты неси! — торжественно объявил он на крыльце, всучивая мне глиняный горшок с длинной трещиной по боку. Внутри плескалась вода, а на дне, кажется, лежали кусочки коры. В едва зарождавшихся сумерках было не разглядеть.
— Что это? — нахмурилась я.
— Так шитики же! — удивился Марик. — Я ведь говорил.
— Шитики, поняла, — согласилась я и послушно пошла за парнем. Который гордо тащил две удочки, обе вдвое длиннее себя самого.
Самое удивительное, что на дороге мы свернули не влево, а вправо.
— Мы разве не к пруду идём? — удивилась я.
— К ручью, — поправил мальчишка. — Для пруда удочки слишком короткие.
Я с сомнением покосилась на двухметровые удилища и покачала головой. Вот никогда не понимала я этих рыбаков.
Небо понемногу светлело. В воздухе пахло травой и сырой землёй. До рассвета ещё оставалось время, но уже было заметно, как ночь сдаёт свои права. Хотя жидкий лесок, отделявший сыроварню от ручья, крепко спал. Единственными звуками, нарушавшими тишину были наши шаги. Быстрые, с подскоком, Марика. И тяжёлые, мои.
Двигаться было по-прежнему больно. К тому же, ступать приходилось осторожно, чтобы не задеть влажные кустики травы, то и дело выбивавшиеся посреди заброшенной дороги. Всё-таки, пользовались ею редко.
А ещё чтобы не расплескать воду из горшочка. Его я несла особенно осторожно. Сильно, впрочем, не сжимая – ладони болели после вчерашнего. Конечно, вечером я хорошо помыла руки с мылом – но сегодня, скорее всего, придётся воздержаться от тяжёлой работы.
Не то чтобы меня это сильно расстраивало, разумеется.
— Здесь будем ловить? — уточнила я, когда дорога вильнула, и впереди замаячил мост.
В предрассветных сумерках сооружение выглядело монументально. И… на короткий миг мне показалось, будто под мостом что-то мелькнуло. Показалась взлохмаченная голова. Блеснули жёлтые глаза…
Остановившись, я зажмурилась и помотала головой.
— Не здесь, — возразил Марик. — Чуть ниже по течению. Сейчас налево сворачиваем.
Я раскрыла глаза и снова посмотрела на мост. Разумеется, он оказался пуст. Никаких голов, никаких глаз. Просто игра воображения при плохом освещении. Такое бывает в детстве, когда наслушаешься на ночь страшилок – а потом за окном мерещатся монстры. И каждая тень будто готова на тебя напасть.
К счастью, я ребёнком давно не была.
— А ты не боишься один по ночам ходить? — поинтересовалась я у Марика, уверенно шагающего через лес к ручью. К счастью, к мосту мы подходить не стали – от него почему-то мороз бежал по коже.
— Не боюсь, — отозвался парень.
— А местные про нечисть говорят, — припомнила я. — Не веришь в неё?
— Верю. Но она добрая и людям не показывается.
Мы вышли на берег ручья. Чуть выше по течению он изгибался, и моста отсюда видно не было. Перед нами же открылся вид на небольшую заводь. К воде с нашего места вёл достаточно пологий спуск. На ближнем берегу деревья подходили к воде вплотную, полоща в воде длинные ветки. А у корней ещё оставалось место, чтобы удобно усесться, при этом оставаясь в тени деревьев. Идеальное укрытие.
— Ого, что это за мес… — начала было я, но Марик резко развернулся и зажал мне рот чумазой ладонью.
— Тихо, — едва слышно прошипел он. — Ни звука, поняла? Идём.
Мальчишку словно подменили. Взгляд вдруг стал серьёзным, почти взрослым. Движения плавными и уверенными. Надо же. Он явно понимал, что и как делать. И было очевидно, что занимался этим далеко не впервые. Пара моих рыбалок за компанию с мальчишками явно не шла ни в какое сравнение с его опытом.
Решив не спорить, я тихо проследовала за парнем вниз, к корням. Небо уже успело достаточно посветлеть, чтобы я могла ступать уверенно, не рискуя свернуть шею на скользкой от росы траве. До рассвета оставалось не больше получаса.
Марик дождался, пока я сяду. Потом деловито разложил удочки на невесть откуда взявшиеся рогатины. И взял в руки крючок.
— Насаживать умеешь? — спросил он едва слышно.
— Ну-у… Червей вроде как умею, — засомневалась я.
— Смотри, — кивнул он.
А потом случилось такое, от чего меня слегка замутило. Паренёк выудил из горшка одну из щепочек и под моим ошарашенным взглядом извлёк из деревяшки… личинку. Светлую, с тёмной головой. Живую и извивающуюся. А потом безжалостно проткнул её кончиком крючка.
Я поджала губы, сдерживая лёгкую тошноту. Марик же посмотрел на меня огромными голубыми глазами и ободряюще улыбнулся.
— Теперь ты.