2-2

Зеркало с жалобным звяком упало обратно в сундук. А я за секунду оказалась у противоположной стены и взлетела с ногами на кровать. Крышка сундука хлопнула, оставляя меня в одиночестве. Но поток эмоций было уже не остановить.

Чужое лицо в зеркале могло означать всего две вещи – либо в зеркало был встроен активный фильтр, как во всяких видеосервисах. Такие меняли лицо в реальном времени. Либо лицо в самом деле было не моим.

И, вопреки здравому смыслу, я склонялась ко второму варианту.

Словно во сне, я подняла правую руку. Растопырила пальцы. Я ведь только вчера сделала маникюр – нюдовый френч стоил мне нескольких дней голодания, но на собеседовании я экономить не собиралась. А сейчас мои ногти выглядели абсолютно ровными. Ни следа геля!

Всхлипнув, я оттянула огненно-рыжую прядь и заскулила. Я ведь уже больше полугода не красила их в рыжий! А пару недель назад вовсе закрасила бледно-медный оттенок насыщенным шоколадным цветом. Прочитала в каком-то исследовании, мол, работодатели отдают предпочтение шатенам – и решилась на изменения.

Почему я всего этого не заметила раньше? Или я просто не хотела замечать?

Мамочки…

Прикрыв глаза, я несколько раз вдохнула и выдохнула, успокаиваясь. Попыталась представить себя на мирном лугу посреди бескрайнего лета… не помогло.

— Ла-адно… Ладно, — решила я. — Разберёмся. Потом.

В конце концов, тело меня слушалось. Руки-ноги работали. Мордашка в зеркале была очень даже симпатичной – куда симпатичнее моего родного лица. Слегка румяные щёчки, вздёрнутый носик и по-детски распахнутые светло-карие глаза.

И, самое главное: намного сильнее, чем разобраться в происходящем, хотелось есть.

Так что я слезла с кровати. По дуге обошла сундук с зеркалом. Открыла следующий и с облегчением выдохнула: внутри лежала обувь. В основном тут лежали балетные тапочки, но хватало и обычных туфель. Я взяла практически первую подходящую пару и даже не удивилась, что они пришлись мне впору. Очевидно, вместе с чужим лицом я прихватила и размер стопы.

Обувшись, я устало потёрла лицо. Помотала головой. Кое-как переплела спутанные волосы и перевязала первой попавшейся ленточкой. И лишь после этого отправилась на поиски еды.

Вчера я шла в каком-то полубреду, не разбирая дороги. И уж точно не имела возможности оглядеться. Сегодня я старательно озиралась, опасаясь напороться на какую-нибудь гадость. Вроде крыс, например.

Ненавижу крыс!

Исследовать здание целиком я пока была не готова. Впрочем, это и не требовалось. На грязном полу лежал слой пыли. Так что можно было без труда разобрать, куда тут ходили, а куда нет.

Например, к выходу вела относительно протоптанная дорожка. А если взглянуть направо, коридор был закидан не поддающимся определению мусором. И, похоже, на стенах виднелась плесень…

Впрочем, чему я удивлялась? Здание совершенно точно не было предназначено для жизни. В смысле, когда-то тут, конечно, же жили. Но, судя по внешним признакам, здание стояло заброшенным лет двадцать, не меньше.

Недалеко от выхода протоптанная дорожка раздвоилась. Одна всё так же вела к двери, другая – в небольшое помещение с отвалившейся дверью. Переступив порог, я замерла и сглотнула слюну.

На столе лежал хлеб! Самый настоящий. Разве что немного чёрствый… Ну ладно, не немного. На самом деле, нарезанный ломтями чёрный хлеб был твёрдым как кирпич. Но я не привыкла жаловаться на подарки судьбы. Тем более, тут же, на столе, нашёлся наполовину полный кувшин с водой. Прямо рядом с внушительной во толщине папкой.

Пройдя внутрь, я по-хозяйски уселась на массивную деревянную лавку, подтянув под себя одну ногу. И оптимистично захрустела хлебом. Сделала глоток воды. Счастливо вздохнула. И по-хозяйски придвинула лежавшие тут же бумаги. Интересно же, что пишут.

И вот странное дело: текст был написан явно не на русском, однако текст воспринимался без проблем. А вот как относиться к написанному, я пока не понимала.

Судя по всему, сверху лежало письмо. В нём некий Теодор Сейдж выражал свои соболезнования по поводу сложившейся ситуации. И сообщал (судя по формулировкам, не в первый раз), что проигранное отцом имущество вернуть не получится. И уважаемой собеседнице очень повезло, что кредиторы позволили ей оставить себе необходимые для жизни личные вещи.

Интересно, то мандариновое платье – тоже необходимо для жизни?

Хмыкнув, я потянулась за вторым куском и продолжила чтение. Судя по всему, Мелисса Розвуд, которой и адресовалось письмо, попала в крайне затруднительную ситуацию. Не так давно девушка потеряла обоих родителей. И только после их гибели выяснила, что всё имущество семьи оказалось заложено. Так что бедняжка оказалась и без семьи, и без денег. Всё, что ей досталось – это заброшенная сыроварня давно погибшего деда. Да и то лишь потому, что согласно завещанию деда имущество не поддавалось ни отчуждению, ни продаже. Хотя Мелисса, судя по всему, не отказалась бы найти покупателя.

— А Мелисса Розвуд – это, видимо, я, — подытожила я, вспоминая слова вчерашнего красавчика. Кажется, именно так он меня и назвал. — Ну что ж, по крайней мере, у меня есть жильё.

Хотя прежде, чем жить, этот дом однозначно стоило привести в порядок. Интересно, у Мелиссы остались хоть какие-то сбережения? Если нет, придётся туговато.

Вздохнув, я пошарила по столу. Хлеба больше не было. Я с досадой цыкнула и перевернула лист.

«Что касается ваших последних слов, сола Розвуд, смею напомнить, что в качестве доброго отношения к вам и вашему отцу, я уже помог перевезти вещи и заполнил кладовую едой. Но на этом моя поддержка окончена. В конце концов, жалование за последние два месяца вы мне не так и не выплатили.»

Я резко выпрямилась. Нет, на помощь незнакомого мужика мне было наплевать – сама справлюсь. Внимание привлекло другое.

Тут была еда?..

Рот сам собой наполнился слюной. Соскочив с деревянной лавки, я принялась озираться в поисках той самой кладовой. И замерла, услышав шорох. Из коридора послышались осторожные шаги.

Сердце заколотилось где-то в горле. Потому что когда находишься одна в заброшенном здании, любая встреча будет не к добру.

Загрузка...