Во дворце было тихо и пусто. Все старались, как можно меньше выходить из своих комнат, и, по возможности, вообще не совершать выездов в город. На столицу словно опустилась завеса из уныния и печали, и никто не спешил ее снимать, позволяя себе придаться скорби.
Императрица давно была больна, и никто, в общем, не сомневался в том, что день, когда она отойдет в иной мир, когда-нибудь настанет. Австрийские врачи, что считались лучшими в Европе, делали все, дабы женщина смогла самостоятельно вернуться домой. Но не смогли. Так Империя осталась без правительницы.
Спустя буквально несколько дней во дворец стали приходить письма от тех, кто был в то время с ней. Писал Константин Николаевич, писала Мария Павловна, писал сам Император, хоть и весьма ограниченному кругу лиц. Так или иначе, почти каждому приходили вести из Австрийской Империи, хоть и весьма трагичные. И только мне не пришло ни одного письма. Несколько недель я ждала известий от Александра, но так ничего и не получила.
Все мероприятия, что должны были отгреметь в июне из-за кончины Императрицы, были отменены, а поскольку смерть настигла ее вдали от родины, траур мог длиться ни один месяц.
Наступило смутное время.
***
Накинув на голову черный атласный платок, я задумчиво провела рукой по золотой раме зеркала и равнодушно глянула на себя в зеркало. Унылое зрелище. Мрачный платок лишь подчеркивал синяки под глазами, а темной платье придавало худобе нездоровый вид.
Я попыталась приподнять рукава платья, чтобы скрыть излишне тонкие ключицы и контуры розы Александра, что до сих пор, хоть и блекло, но виднелась на коже. Однако фасон платья не позволил мне этого сделать.
«Что ж, – подумала я, – значит придется воспользоваться шалью».
Было начало июля, но солнце, что обычно веселит ребятишек в эту пору году, словно присоединившись к имперскому трауру, вот уж вторую неделю пряталось за тучами.
Я больше не могла находиться во дворце. Вместо музыки по вечерам, я слушала мрачный звон колоколов и пушек, которые бесконеяно напоминали мне о кончине Императрицы. Вместо поездок в центр столицы на шумные премьеры, я закрывалась в своей спальне и придавалась молитве. Мои глаза давно не были быть полны идеалистического жизнелюбия, вместо этого в них отражалась глубокая опустошенность. Я больше не чувствовала жизнь.
Чтобы не сойти с ума в четырех стенах, в один из таких дней, я решила проведать Афанасию. Разумеется, я снова рисковала заявляясь к подруге в бордель. Но, с другой стороны, в то время никому не было дела до моего неожиданного отъезда. Да и не в целом до моей персоны.
Шел дождь, и дорогу у «La douceur» прилично размыло. Теперь, чтобы оказаться у входа и не испачкать новые парчовые туфельки, мне приходилось скакать по выпирающим из грязи, крохотным обрубкам брусчатки. Впрочем, это все равно мне не помогло, и к концу пути, подол платья пришел в абсолютную негодность.
Решив лишний раз не рисковать, я направилась к запасному входу. В прошлый раз мне повезло. Дверь держали открытой на случай, если непредвиденные гости вроде меня пожелают уйти незамеченными. Я сильно не надеялась на успех, ведь среди недели, в утренние часы посетителей было немного. И все же дверь и на этот раз оказалась открытой.
Я мгновенно прошмыгнула внутрь и, стараясь вести себя как можно более естественно, направилась на второй этаж в сторону комнаты Фани. Сегодня здесь было пусто. Еще бы… Десять утра. Должно быть большинство девушек еще не проснулся после бессонной рабочей ночки.
Дверь покоев Афанасии располагалась в самом дальнем конце коридора, и, чтобы добраться до нее, мне пришлось идти мимо десятка других дверей, из-за которых то и дело доносились женские голоса. Едва я дошла до середины кулуара, как внезапно прямо из соседней дверцы вылетела невысокая светловолосая барышня. Я не успела среагировать и отскочить в сторону, а потому она ненароком налетела на меня.
– Ауч, – прошипела она недовольно, резко отстраняясь в сторону, – смотри куда идешь.
Я и забыла, что барышни здесь весьма специфичных нравов и порядков, а потому любезничать с ними было бессмысленно.
– Позвольте заметить, вы пришибли меня дверью, – ответила я, потирая ушибленное место.
Когда я вновь посмотрела на даму легкого поведения, то отметила, с каким интересом та меня разглядывала. Должно быть, мой внешний вид был для нее чем-то удивительным.
– Это ты что ли? – вдруг спросила у меня девушка и ухмыльнулась.
– Сомневаюсь.
– Да точно ты! Та дебютантка, что отличилась в прошлом году. Ты выпила весь мой ром, или что там было? – на этот раз девушка говорила более уверенно, а я мгновенно воссоздала в памяти образы из прошлого. Да, это в самом деле та самая проститутка, что пихнула меня на сцену.
Черт? Неужели кто-то помнит, что я была там? Да еще и так легко может узнать. Не самая приятная новость. Что ж единственной верной стратегией было отрицание всего, что она мне приписывает.
Тем временем девушка демонстративно обошла меня по кругу, пристально осматривая мое платье, украшения и даже испачканную на улице обувь, а затем вновь заговорила:
– Не думала, что ты вновь заявишься. Нужна работа?
– Не понимаю, о чем вы. Я пришла по личному делу к хозяйке борделя.
– Пффф, – ухмыльнулась барышня, – все мы пришли сюда по делу. К слову, я все равно не понимаю, что ты здесь забыла с такими влиятельными дружками, как тебя разыскивают, ты могла бы купаться в золоте.
Я нервно отвела взгляд. Значит Константин сумел добраться не только до Фани. Очень и очень плохие новости.
– Я еще раз повторю. Не знаю, кто вы, и ваши речи не имеют для меня никакого смысла, потому теперь, будьте добры, я спешу, – ответила я, проходя вперед больше не желая продолжать дискуссию. Да и лишние свидетели моего появления у Фани, мне точно были не на руку.
– Ну-ну, – хмыкнула та мне вслед, – а затем, судя по звуку отдаляющихся шагов, направилась к лестнице.
«Просто замечательно», – подумала я с досадой. Теперь еще один человек знает, что я связана с подпольным миром разврата и греха. Да и ладно, если бы это был близкий человек, но проститутка! Было достаточно тревожно, и я принялась утешать себя тем, что эта особа все равно не смогла бы ничего доказать, поскольку не знала ни моего имени, ни адреса, ни цели визита. Однако каждый раз, когда речь заходила о Константине, я невольно начинала паниковать.
Я прошла еще несколько метров, и, наконец, оказалась около кабинета подруги. Недолго думая, я трижды постучала, а затем без стеснения распахнула дверь.
Закинув ноги на подоконник, и закутавшись в шерстяной плед, Афанасия валялась на широком кресле и читала. В одной руке она держала книгу, в другой, стакан с ароматным чаем, от которого на всю комнату пахло бергамотом.
Она неохотно развернулась к источнику шума, явно собираясь дать втык тому, кто нарушил ее покой, однако, увидев меня, ее взгляд тут же стал менее воинствующим.
– Аня? – удивилась она, снимая ноги с подоконника, но похоже вовсе не от того, что этого требовал этикет. Скорее ей просто было неудобно говорить со мной в такой позе.
– Что-то случилось? – спросила она обеспокоенно.
Я молча притянула к себе стул, что стоял рядом с туалетным столиком и неохотно заговорила:
– Да не то чтобы. Скорее я просто устала от дворца.
– Чем же он тебя так утомил? – хмыкнула девушка, откидывая книгу в сторону, – разве он не прекрасен?!
– Твой сарказм слишком заметен, – улыбнулась я, а затем продолжила, – нет там ничего хорошего. Особенно сейчас, когда умерла Императрица.
– А раньше разве там было что-то приятное? – она вопросительно приподняла бровь и вздохнула.
– Ну, раньше там был… – я осеклась, не зная, стоит ли упоминать при Фане Великого князя, но она похоже опередила меня с выводом.
– Аня, ты что, влюбилась в Александра?! – она громко засмеялась, явно не ожидая, что ее шутка окажется правдой. В порыве эмоций девушка даже выплеснула немного чая на плед, что лежал на ее коленях. Однако ее веселье продлилось недолго, потому что спустя мгновение она наткнулась на мой опечаленный взгляд и тут же все поняла.
– Ты действительно в него влюбилась…
Я неохотно отвела взгляд и виновато улыбнулась.
– Что ж. Это было ожидаемо.
– Разве? – смутилась я.
– Конечно, Аня. Я поняла, что все пропало, еще на балу прошлой зимой, когда ты всячески пыталась оправдать его позерство.
– Я не оправдывала его! – вдруг воскликнула я, и даже сама себя испугалась, – он и правда не так плох.
Подруга молча улыбнулась и кивнула, словно соглашаясь со мной, хотя по ее взгляду, я понимала, что она осталась при своем мнении.
– Так и зачем ты пожаловала средь бела дня ко мне в обитель похоти и разврата, должно быть что-то стряслось?
– А разве мои чувства – это не повод? – с некой обидой в голосе возразила я, – я в ужасе и не знаю, что делать.
– А что ты хочешь делать с этим? – усмехнулась Фаня, – просто признай, что вы очень плохая пара и ищи другого мужчину.
Я недовольно хмыкнула.
– Ты не понимаешь, я была бы и рада найти достойного джентльмена, забыть все, что было с Александром, но я просто не могу справиться со своими чувствами. Они поглотили меня, и теперь я целиком в их власти.
Уже по лицу Фани, я поняла, что на ее сочувствие рассчитывать не приходится.
– О, господи! Это не будет длиться вечно. А если и будет, значит, тебе просто это нравится, и ты ни с чем не хочешь «справляться».
Мне нечего было ей возразить. Когда-то давно, разговаривая ночью с Варварой, я сама придерживалась подобного мнения. Я смотрела на мир через призму логики и рассудительности, а потом позволила эмоциям одержать верх. Вероятно, если бы я захотела, я бы смогла побороть в себе и внезапно разгоревшееся пламя страсти.
– К слову, – внезапно заговорила Фаня, явно намереваясь сменить тему, – я как раз собиралась писать тебе с приглашением к встрече. Хотела обсудить кое-что.
Я вопросительно посмотрела на подругу.
– Как давно ты была у Жуковских? – поинтересовалась она, отхлебнув терпкий Эрл Грэй.
– Вот уж полгода как. Что-то стряслось?
Первым делом меня одолел страх. Я прекрасно помнила, сколько им пришлось пережить после покушения на Александра, а история с их преследованием до сих пор не была закончена.
– Их сыну, что остался жив, удалось сбежать с каторги.
– Правда? Быть не может! – воскликнула я радостно, – постой, а ты откуда знаешь?
Фаня многозначительно улыбнулась.
– Я поддерживаю связь с Жуковскими так же, как и ты. Тем более … – вдруг девушка встала со своего кресла и направилась к столу, заваленному книгами и бумагами. Этот стол был еще более захламленным, чем рабочее место Константина, поскольку тот хотя бы иногда разбирал свои завалы.
Не прошло и минуты, как Фаня протянула мне маленькую книжечку, однако открыв ее, я мгновенно поняла, что она содержала всего две страницы.
– Паспортная книжка? – уточнила я, бегло просматривая содержимое. – А кто такой Павел Андреевич Румянцев? – спросила я, внимательно читая описание господина в паспорте.
– Это сын Жуковских. Да, я сделала ему поддельные документы.
– Ты что сделала? – не поверив ее словам, уточнила я.
– Что тебя удивляет? Человек сбежал с каторги, ему нельзя разгуливать с настоящими документами, тем более их у него все равно отняли. Жуковские попросили меня помочь их сыну, чтобы он мог покинуть Империю. Я не могла отказать.
– Но как ты смогла достать заграничный паспорт? – спросила я, а затем вдруг поняла, что это прозвучало довольно наивно.
– У меня есть деньги, – просто ответила девушка, – к слову, себе я тоже такой сделала. Разве что подделывать ничего не пришлось.
Тут уж я насторожилась.
– Ты куда-то собираешься?
Внезапно лицо Фани сделалось серьезным. Она неохотно взяла со стола еще одну бумажку и присела на кресло.
– Помнишь, я говорила тебе, что не собираюсь всю жизнь оставаться держательницей публичного дома?
– Фаня…, – я начинала понимать к чему она клонит.
– Да, я собираюсь уехать в Париж. Я так устала от постоянных наплывов полиции в мое заведение, чтобы уличить меня в чем-то противозаконном, устала от бесконечного шума и гомона, от разврата и всего цирка, что происходит в стенах этого учреждения. Я просто хочу есть вкусные профитроли на уютной террасе в пригороде Парижа и ничего не делать!
Удивительно, но я очень хорошо понимала подругу, я и сама сейчас не отказалась бы от тишины и спокойствия.
– Особенно плохо дела с полицией, ума не приложу, кому я перешла дорогу, но в последнее время, они делают все, чтобы отнять у меня бордель.
Я сочувственно похлопала Фаню по плечу.
– В таком случае, конечно, тебе лучше уехать как можно раньше.
– У меня билет на поезд через две недели, но не уверена, что получится уехать на этом поезде, – вздохнув, поделилась Фаня.
– Почему же?
– У меня остается незаконченное дело. Сын Жуковских прибудет в П. только к концу июля, а я должна передать ему паспортную книжку. Было бы проще поручить это кому-то, а самой уехать, но у меня здесь нет доверенных лиц настолько близких, чтобы пойти на столько огромный риск.
– А через Жуковских не получится? – уточнила я.
– Ты что? За ними и так следят без перерыва. Если их увидят вместе с сыном, сбежавшем с каторги и поддельными документами, это точно не пойдет в плюс их оправдательному приговору. С Георгием они могут увидеться в любой точке мира, но только не на этой территории.
– Значит, они все планируют покинуть страну? – мысль о том, что вскоре я останусь совсем одна, казалась невыносимой.
– Увы. Им важно, чтобы семья была вместе. Особенно после того, что всем Жуковским пришлось пережить. Сперва Георгий должен переправиться на пароме в соседнее княжество, а уже оттуда они вместе отправятся путешествовать по миру.
На секунду я призадумалась. Фаня уезжает. Документы передать не может. Жуковским видеться ни с Фаней, ни с сыном небезопасно. Им нужен был надежный посредник. И тогда я подумала:
– Я могла бы передать паспортную книжку. Я ценю этих людей не меньше, чем ты, а потому помощь им – для меня честь.
Фаня смотрела на меня так, словно не верила, что я справлюсь.
– Ты понимаешь, что это очередной риск? Вас могут задержать. И тогда у полиции появится к тебе много вопросов. Например, откуда у тебя поддельные документы, и каким образом ты оказалась в компании беглого каторжника.
– Фаня, – резко оборвала я девушку, – я танцевала у тебя в борделе прямо под носом Константина. Шанс, что нас поймают где-нибудь на центральной площади в людный день просто ничтожный. Давай документы, я передам их Жуковскому.
Та неохотно протянула мне книжечку.
– Звучит логично, вот только ты упустила одну вещь. Сейчас все сидят по домам, праздники и мероприятия отменены из-за смерти Императрицы. Как ты собираешься слиться с толпой, если ее нет?
Я помедлила с ответом, а затем довольно улыбнулась.
– Сейчас нет. Но будет. Во время погребальной процессии.
На лице Фани легко читалось молчаливое восхищение.
– Не думала я, что ты такая бессердечная, – голос ее звучал без упрека, но мне на миг стало неудобно.
– Лучшего момента мы не найдем. На улице будет каждый житель города, а потому Жуковский сможет беспрепятственно пройти чуть ли не в сам императорский дворец. Мне лишь нужно знать место и время, где он будет меня ждать.
На этот раз Фаня и не думала шутить.
– Об этом не беспокойся, я обо всем договорюсь за несколько дней до намеченной даты и отправлю тебе координаты. Ты же помнишь, как приблизительно выглядит Георгий Жуковский?
– У него выдраны ноздри, – произнесла я отрешенно, – думаю, это достаточно точная примета.
Мы обменялись сочувствующими взглядами.
– Но будь пожалуйста осторожна. Никто не застрахован от ошибки.
Я лишь отмахнулась. Меня куда больше сейчас волновал Фанин отъезд, да и то, что Жуковские собирались перебраться в Европу, тоже оптимизма не предавало. Я чувствовала, что остаюсь совсем одна. Но я не могла препятствовать их выбору, поскольку сама бы поступила также, если бы могла.
Заметив мой погрустневший взор, Афанасия тут же поспешила меня приободрить.
– Анна, ты же понимаешь, что мы еще увидимся? И в следующий раз тебе не придется танцевать за деньги перед толпой одержимых аристократов, мне не нужно будет зарабатывать на жизнь сутенерством, а Жуковским скрывать от общества общение с собственным сыном.
Я горько улыбнулась. Все это я прекрасно понимала, но также не стоило забывать, что эта встреча может наступить очень нескоро. Или даже вообще не наступить.
– Да, Фаня, но почему каждый раз, когда я нахожу тебя, то мгновенно теряю?
– Вероятно, это значит, что я нужна кому-то в другом месте.
Мы посидели у нее до обеда, ожидая, пока пройдет дождь, пили чай с эклерами и больше не говорили о проблемах. Скорее, вспоминали забытые приключения в Институте и смеялись над нелепыми историями, что произошли с нами за последнее время. И это был прекрасный день.