Наутро я подскочила, заметив тонкую полосу света, едва пробивающуюся сквозь тяжёлые бархатные шторы. Несмотря на то, что спала я совсем мало, меня охватило внезапное чувство бодрости, вероятно, я слишком перенервничала накануне. Сперва я не совсем осознала, где нахожусь и почему. Но потом кусочки хаотичных мыслей начали выстраиваться в единую фреску, и я все вспомнила: грандиозный провал на балу, унижение перед Марией и злосчастное письмо. Я поморщилась от презрения к самой себе при воспоминании о своей излишней доверчивости, которая в итоге сыграла со мной злую шутку.
И все же с приходом нового дня чувства беспомощности и разочарования притупились, уступая место холодной рассудительности. По крайней мере, теперь я была твердо убеждена в необходимости перемен в связи со своим случайно возникшим удручающим положением. И если ещё вчера я жаждала услужить лишь для собственной выгоды – сегодня это было условием выживания.
«Письмо Варвары, – подумала я, глядя на позолоченные потолочные балки, – как же мне забрать его?»
Я сильно сомневалась в том, что Константин по возвращению со вчерашнего бала уселся разгребать завалы на столе, и, скорее всего, он не стал бы делать это и утром. Я осознавала, что шанса попасть к нему в кабинет у меня может и не быть, а даже если бы такое произошло, маловероятно, что я бы так легко сумела забрать письмо обратно.
Я полежала ещё несколько минут, изо всех сил стараясь заставить сонный мозг выдать достойную идею. Но все, что приходило мне на ум, было лишь фантазиями, не имеющими ничего общего с реальностью. Но даже несмотря на это моя решимость никуда не делась. Я быстро соскочила с кровати, в полумраке комнаты стараясь нащупать на мягком стуле оставленное там вчерашнее платье. Быстро одевшись, я вдруг поняла, что спешить-то на самом деле было некуда и незачем. Наверняка герцогиня ещё сладко спала на своих пуховых перинах.
Однако я была так взволнована предстоящим днём, что мне хотелось встретить его во всеоружии. Сделав несколько кругов по комнате, я приняла решение прибрать вещи, которые вчера в панике раскидала по всей комнате.
Я быстро собрала книги, часть из которых нашли место на столе, другая же часть отправилась обратно в чемодан на неведомо долгий срок. Несколько юбок и платьев, как и полагалось, пристроились в шкафу, места в котором, вероятно, хватило бы целому полку солдат.
Когда я закончила с уборкой, однако время тянулось поразительно медленно. И час, чтобы идти к герцогине, до сих пор не настал. Я снова поморщилась от досадных воспоминаний о вчерашнем. Ждать ещё хоть минуту у меня не было сил, потому, я без лишних приглашений направилась к покоям герцогини. Конечно, врываться в двери я бы не стала, но я чувствовала, что должна быть рядом.
Едва я дошла до покоев Марии Павловны, как увидела выходящую из них Ольгу. Девушка помахала мне рукой, подзывая ближе. Издалека я плохо видела выражение ее лица, но мне показалось, что сегодня она была гораздо дружелюбнее.
– О, как ты вовремя, – с улыбкой произнесла она, – мне нужно отойти ненадолго, ты же сможешь подменить меня? – попросила девушка, глядя на меня с наигранной мольбой. То ли она была никудышной актрисой, то ли я за один день научилась так хорошо понимать намерения людей.
– Ольга, а разве тебе не положено нести сегодня дежурство вместе со мной? – спросила я, переходя на такую же неприятную ухмылку. Мой вопрос вызвал у девушки нездоровый смех.
– Благодарю, – бросила она, словно даже не услышав мой вопрос, и как ни в чем ни бывало поплыла по коридору в противоположную сторону.
Еще вчера утром я бы удивилась такому поведению, сейчас же я восприняла это с легкой неприязнью. К слову, исчезновение Ольги могло даже сыграть мне на руку и помочь засветиться перед герцогиней. Поэтому, собрав все силы в кулак и воззвав к высшим силам, я вошла в покои герцогини.
Мария неподвижно сидела на диване за небольшим столиком, предназначенным для утренних трапез и каждодневных встреч с гостями. Женщина была уже одета к завтраку. Волосы ее были заплетены в тугую косу, которая, как венок, обрамляла лицо, и только несколько маленьких прядей нежно выбивались из прически, добавляя образу загадочной романтичности. Платье на Марии Павловне было свободное, цвета молодой пшеницы, и, в отличие от тех нарядов, которые были на ней вчера, и в которых она выглядела, как властная воинствующая императрица, это платье придавало ей добродушной и миловидной простоты. От этого даже мне на душе стало легче.
Герцогиня сидела молча, увлеченно читая чье-то письмо. Мое появление, как и вчера, не произвело на нее никакого эффекта.
– Доброе утро, Ваша Светлость, – поздоровалась я бодро, хотя скрыть волнение перед ней все равно не удавалось, – я могу что-нибудь для Вас сделать? – я боялась, что и на этот раз ответа не последует, однако, развернувшись лицом ко мне и по привычке поправив тонкую полоску жемчуга на шее, она произнесла:
– Узнай, когда мне подадут завтрак, и ещё мне нужна Елена, она должна помочь мне разобраться с письмами.
Я послушно кивнула, отметив, что после бала герцогиня больше не обращается ко мне на «Вы», но, пропустив эту досадную деталь мимо ушей, добавила:
– Что-нибудь ещё, Ваша Светлость? – рядом с ней я чувствовала себя невероятно глупо, хотя явных причин для этого не было. Наверное, вчерашнее происшествие в этой комнате породило во мне такой нездоровый страх ошибки.
– Нет, больше ничего. Можешь идти, – Мария отвернулась и продолжила перекладывать пыльные бумажки из одной горы в другую.
Сходить на кухню и обратно не составило никакого труда, учитывая, что вчерашнее путешествие с Варварой по этому же маршруту было весьма успешным.
К моему большому счастью, Елену я повстречала на лестнице, ведущей на третий этаж к императорским спальням, поэтому мне не пришлось бегать меж фрейлинских комнат, стучась в каждую дверь и выспрашивая месторасположение спальни Елены. Впрочем, была огромная вероятность, что эту ночь девушка провела вовсе не в своей спальне.
Когда мы вернулись в покои Марии Павловны, она уже начала утреннюю трапезу. Наше появление, как я и предполагала, не тронуло ее, и она, сделав глоток из хрупкой фарфоровой чашки, собрав всю вежливость в кулак, предложила нам сесть.
Стол был накрыт как раз на трёх человек. По правилам, дежурным фрейлинам было положено завтракать со своими господами. По негласным же порядкам, к этому списку добавлялись ещё и обязанности штатного сплетника.
Я же могла рассказать Марии только одну сплетню. Историю о вчерашней встрече с Еленой и Александром в императорском коридоре. Но, разумеется, делать этого я не стала. Дворец и так создан для того, чтобы наживать себе врагов, и как глупо было бы начинать делать это, не успев завести союзников.
– Разве господин Журавлев не проиграл свое поместье на вчерашнем балу? – Мария деликатно отломила кусочек печенья, и, с интересом глядя на Елену, смахнула с него оставшиеся крошки.
– Если бы там было, что проигрывать. Он давно банкрот и живёт на деньги матери. Кто знает, может, он и ее имение проиграл.
– Он не женат?
– Он вдовец. Но не слишком-то горюет, – продолжала рассказ фрейлина. В отличие от герцогини она ничего не ела и даже к чаю не притронулась.
– А что с Новицкими, они будут на завтрашнем ужине?
– Я ещё не видела их ответа, ваша Светлость. Но полагаю, что они не пропустят такую возможность. У них три дочери, и ни одна не замужем. Для них любой выход – это событие, – ехидно бросила Елена.
Я чувствовала себя лишней среди сотни слухов, которыми они успевали жонглировать быстрее цирковых артистов, но расслабляться в этой компании было нельзя. Этому меня научил вчерашний день.
После завтрака Мария и Елена принялись разбирать почту. Меня к такой ответственности, разумеется, никто приобщать не собирался, и, отправив меня на расстояние достаточное, чтобы я не слышала главных секретов герцогини, приказали просматривать очередные списки гостей на предстоящие торжества.
Дело у них шло небыстро. Впрочем, своими успехами я тоже похвастаться не могла, поскольку за вчерашний вечер я мало кого успела запомнить, а список новых гостей состоял из совершенно незнакомых имён.
Периодически герцогиня с Еленой прерывались и тихонько шептались о чем-то, что, вероятно, касалось авторов писем. Иногда я отвлеклась на их тихий шепот и старалась понять, о чем они говорят. Но это было бесполезно. Тогда мои мысли вновь занимало дурацкое письмо, наверняка до сих пор лежащее на столе Константина. Но плана по его возвращению у меня так и не появилось.
Прошло ещё несколько часов, и я заметила, как и без того темное небо начинает тонуть в поглощающей его волне ночного мрака.
– Скоро приедет Софья, а мне нужно переодеться и причесаться, – объявила Мария. – И еще эти свертки, – она кивнула на четыре плотно скрученных листа бумаги у меня в руках, – надо, чтобы кто-то передал их Константину Николаевичу и Александру Николаевичу.
Я сомневалась, что она хочет, чтобы именно я была той, кто отнесет их, но блестящая идея, как падающая августовская звезда, уже успела промелькнуть у меня в мыслях, и я мгновенно ухватила ее за самый кончик.
– Я могу отнести письма, если Вам угодно, – произнесла я и тут же замолчала.
Я была уверена, что Мария откажет мне, но отступать было поздно. Мне надо было попасть в этот чертов кабинет и забрать письмо.
– К тому же, Елена наверняка лучше знает ваш гардероб, – добавила я смелее. Этот аргумент заставил Марию посмотреть на меня слегка иначе. Было видно, что она удивлена и даже немного насторожена такой инициативностью, но и не согласиться с моими словами она не могла.
Елена была задумчиво молчалива. Что таилось в ее голове, я не представляла.
– Хорошо, подойди ко мне, – велела мне Мария.
Я мгновенно соскользнула с дивана. Ноги после многих часов без движения казались мне двумя заиндевевшими палками, и я, еле переставляя их, подползла к герцогине, и, уставившись на нее взором, полным гипнотической заинтересованности, ожидала от нее указаний:
– Это списки с именами гостей на следующий бал. Они всегда утверждаются Его Величеством или, в его отсутствие, цесаревичем Константином Николаевичем, – она помедлила, достала из тумбочки еще один конверт и тоже протянула мне, – а вот это письмо передай его Высочеству Александру Николаевичу, – я панически посмотрела на письмо, опасаясь повторения вчерашней истории, но, к счастью, оно было подписано инициалами герцогини. Это немного успокоило.
– Позвольте, – я не спеша взяла письмо из ее рук, радостно осознавая, что мой внезапно родившийся план сработал. Бросив несколько неодобрительных взглядов мне в след, Мария напоследок добавила:
– Не задерживайся, мне нужно готовиться к вечеру, – она сказала это так, будто мое присутствие было ей жизненно необходимо.
Не скрывая своей радости от того, что я покидаю эти злосчастные стены, я направилась в короткое путешествие по кабинетам монарших сыновей.
Только когда я спустилась на второй этаж, и ноги мои коснулись скрипящего дубового паркета, я до конца осознала, к каким людям направляюсь. Император, цесаревич и Великий князь – вот кого больше всех почитали и боготворили в Институте. Самой большой мечтой каждой институтки было хоть раз увидеть Великого князя или его Императорское Величество. Немыслимой раньше казалась возможность так близко видеть кого-то из них, потому что всегда они были такими далёкими, недоступными и идеальными. Теперь же я увидела их вблизи. И от образа, заложенного в моем детском сознании, осталось лишь ностальгическое воспоминание.
В них не было ничего, кроме красоты и несметных богатств, которые достались им от прошлых поколений, и богатств тех людей, которые работали на их благо.
За этими мыслями я миновала большую часть коридора и, гордо пропорхнув мимо этажных гвардейцев, подошла к двери кабинета Александра. Недоверчиво я окинула взглядом его личную охрану.
– Я от Её Светлости Марии Павловны. Велено передать документы и личное письмо.
Один из охранников кивнул другому, и они расступились. Вдохнув побольше воздуха, словно боясь, что в его кабинете воздух окажется отравлен, я отворила дверь и вошла в кабинет.
Он был огромный, на мой взгляд, излишне вычурный. Неуместное для кабинета количество мрамора затмевало другие материалы, и я не могла понять, ни то это помещение было бальным залом, ни то спальней, ни то вообще зимним садом. Здесь же находился огромный стеллаж с книгами, которые, очевидно, никогда не снимались с полок, а выполняли исключительно функцию декора.
Александр сидел за столом и неспешно подписывал бумаги. В момент, когда я зашла, он резко оживился, быстро поднимая глаза и откидывая бумажку, которую только что держал в руках. Но увидев, что я не являлась представителем кого-то из его личной свиты фрейлин и явно не намеревалась составить ему компанию на вечер, Александр быстро потерял ко мне всякий интерес.
– Выше Высочество, – поклонившись, начала я, – у меня для Вас несколько бумаг от Её Светлости Марии Павловны: два списка гостей на предстоящий праздник, которые необходимо утвердить, и письмо.
– Благодарю. Если это все, вы можете идти, – обронил он, указывая на край стола, очевидно, рассчитывая, что я положу туда все, что принесла. Я безукоризненно выполнила то, что он просил.
Никаких томных взглядов, никаких намеков или непристойных предложений – такое общение с этим человеком меня более чем устраивало. Он не угнетал меня своим высокомерием и самовлюблённостью, а я его –своим равнодушием.
– Благодарю, Ваше Высочество, – Александр даже не поднял на меня взгляд, и я без раздумий вышла из кабинета.
Пожалуй, это был один из самых приятных моментов за последние сутки – осознание, что хоть для кого-то здесь я не раб, а просто пустое место.
* * *
С оставшимися двумя списками я прошла чуть дальше по коридору, пока не достигла уже печально мне известных широких дверей. Кабинет Константина, как и в прошлый раз, охраняли два здоровенных стража, я даже не была уверена, что они когда-то сменялись, потому что различий между охранниками я не видела.
Было немного волнительно, но вовсе не из-за встречи с будущим монархом, а, скорее, из-за того, что я понятия не имела, как забрать у него письмо.
Когда я оказалась в кабинете, то Константина заметила не сразу. А когда все же выцепила его глазами среди бесконечного количества стеллажей, то оказалось, что он был не один.
Двое мужчин расположились около внушительной коллекции сигар, внимательно изучая каждый экспонат. И если Константин был неотразим в своем роскошном камзоле, безупречно подчеркивающем его широкие плечи, то его собеседник красотой не отличался. Толстый коротышка с выпученными глазами и противным смехом, который я услышала ещё в коридоре.
– Добрый день, Ваше Высочество, – поклонилась я и сразу же принялась рассматривать стопки бумаг на его столе. Однако с такого расстояния письма там я не видела. Я хотела было предложить зайти попозже, но Константин вдруг нахально перебил меня:
– Я люблю, когда ко мне заходят барышни, – сказал он, едва заметно подмигнув своему другу-коротышке, что мне пришлось снисходительно пропустить. – Это, кстати, господин Альберт Герт, – цесаревич указал на мужчину, который также удостоился моего поклона и вежливой улыбки. – Мой друг как раз собирался уходить, – продолжил Константин.
Откровенно говоря, выглядело это так, словно цесаревич хотел поскорее выпроводить своего друга, чтобы остаться со мной наедине. Но по спокойной реакции и стопке бумаг, которую господин держал в руках, я поняла, что тот действительно собирался уходить.
– Присаживайтесь, Ваше Благородие, нам осталось буквально несколько минут, – Константин указал мне на широкое кресло как раз недалеко от письменного стола, а затем вновь переключился на своего собеседника.
Не теряя времени, я принялась рассматривать содержимое стола. Было ужасно неудобно. Кресло стояло сбоку, и я видела только маленькую часть стола, захламленную бумагами. Я очень хорошо помнила, куда дрожащими руками положила признание Варвары, но его уже не было на прежнем месте.
Я даже незаметно привстала с кресла, в надежде, что Константин просто отложил его в сторону, оставляя на потом, но конверта нигде не наблюдалось: ни в высоченных стопках писем, ни среди раскиданных бумаг, ни даже среди обрывков географических карт.
Тем временем Константин с господином Гертом остановились у двери, заканчивая разговор. Они были так увлечены финансовыми вопросами, что совершенно не обращали на меня внимания. Конечно, было бы замечательно, если бы они совсем ушли, но на такой поворот рассчитывать не приходилось.
Ещё раз окинув беглым взглядом стол, на этот раз скорее даже от скуки, поскольку письма на нём, очевидно, не было, я вдруг зацепилась за родную фамилию «Демидов». Я вернулась в начало строки, чтобы из интереса почитать о существовании человека с такой же фамилией, как и моя. «Демидов Георгий Петрович. Павловская губерния», – гласил документ. Я перечитала строчку ещё раз, прежде чем наконец осознала. Демидов Георгий Петрович – мой отец. Все совпадает: дата рождения, губерния, уезд. Но что это за документ?
На миг я выпала из реальности, не обращая внимания ни на Константина, ни на его собеседника. Стопка листов была довольно большой, но в начале каждой страницы была специальная разметка и название документа. «Документ о неосторожных банкротах», – было написано вверху листа.
Мне показалось, что-то сдавило мои лёгкие. Я перечитала название, в надежде, что мне померещилось, и текст был написан на другом листе.
Но нет. Дело было вовсе не в плохом зрении или освещении, это действительно был список дворян, разорившихся, как гласило содержимое в скобках после названия документа, из-за небрежности или халатности. Внизу была несколько граф, одна из которых значилась как «общий долг». Мне страшно было смотреть туда, но любопытство и страх заставили меня перевести взгляд на эту цифру: пятьдесят одна тысяча. И рядом короткая приписка: «Мера ответственности: взыскание долга или арест».
Я чувствовала, как к лицу приливает кровь, чувствовала, как она бьётся и пульсирует в висках, чувствовала, как меня начинает трясти. Как и когда он успел задолжать столько? Я бездумно смотрела на бумагу. Вернее сказать, у меня было столько мыслей, что я не успела ухватиться ни за одну из них, и из-за этого казалось, что в голове было пусто. Все вокруг сперва потемнело, а затем глаза застлала черная пелена – это была паника.
Что будет, если за ним придут кредиторы? Кому перейдет наше имение? Кому отдадут и без того несчастные души? Хоть я не видела отца столько лет, но новость о его долгах заставила меня вспомнить всё: все хорошие моменты в нашем небольшом поместье на пригорке. Далёкие летние дни, которые я проводила в тени многовекового дуба, а мать, сидя рядом, безуспешно пыталась научить меня считать. Долгие зимние вечера, когда отец рассказывал мне о великих князьях, ведьмах средневековья и древних сокровищах Востока. Неужели они заберут у нас дом? Я ведь даже не успела снова побывать там.
– Анастасия Георгиевна, рад снова вас видеть. Зачем вы пожаловали? – оказывается, Константин успел обойти стол и присесть.
– Я? Я пришла, чтобы передать вам… – я рассеяно покрутила головой, даже не заметив, что меня назвали чужим именем.
– Не то ли, что вы держите в руках? – усмехнувшись, спросил Константин.
– Ах, да. Прошу прощения, Ваше Высочество, я немного задумалась.
– Это нечасто случается с женщинами, – ответил он, протягивая руку, чтобы я положила туда списки гостей.
В ту секунду для меня не имело никакого значения, что происходит за пределами моего сознания, и голос Константина был не более чем просто шумом где-то очень и очень далеко. Потому и здесь умудрилась сглупить, в непонимании глядя на него. Лишь спустя некоторое время, когда мне уже недвусмысленно показывали взглядом, что я должна сделать, я додумалась и протянула бумаги Константину.
Пока он внимательно рассматривал бумажки, я не сводила глаз с другого листа. Нет, здесь не было никакой ошибки. Это был мой отец, это был мой дом и это был тот долг, который мне придется отдавать.
– Это все? – поинтересовался мужчина, быстро проглядев списки.
– Да, Ваше Высочество.
– Быть может, тогда Анастасия Георгиевна желает посмотреть мою библиотеку? – тут же бросил Константин, заинтересованно глядя на меня.
– Анастасия Георгиевна, быть может, и желает. А вот Анне Георгиевне пора идти. Хорошего вечера, Ваше Высочество, – демонстративно сделав акцент на своем имени, ответила я.
Должно быть мое замечание на время осадило пыл Константина, ибо он почти сразу отступил от намеченного плана и, виновато пожелав мне доброго вечера, позволил уйти.
Когда я выходила из кабинета, на душе было паршиво. Я всегда считала себя эгоисткой, но впервые в жизни поняла, что мне гораздо страшнее было потерять родной дом, чем потерять заслуженное место при дворе со всеми его выгодами. Но что же делать? Такие деньги я бы не заработала и за десять лет безупречной службы при дворе. Письмо Варвары больше не казалось мне проблемой. Перед глазами стояла заоблачная по моим меркам сумма. И что такого произошло за время моей учебы, что отец успел влезть в такие долги?
Я вернулась в покои герцогини, и остаток вечера прошел для меня как в тумане.
* * *
Вечер выдался крайне тоскливый. Я едва ли находила себе место. Раз пятнадцать пыталась начать писать отцу письмо, но каждый раз мне казалось, что оно выходит слишком сухим, грубым или нелепым. Только выпив чашку крепкого чая, я нашла в себе силы немного успокоиться.
Я знала совсем мало, а то, что знала, ещё требовало непосредственного подтверждения. Да и нельзя было исключать вероятность того, что у отца вполне могли быть такие деньги, и ему ничего не стоит заплатить указанную в документе сумму.
Я сделала большой круг по комнате и села на кровать. Свеча почти догорела, и когда комната погрузилась во мрак, в дверь постучали. Я не ждала гостей, потому неожиданный стук в дверь меня сильно напряг.
– Это Варвара, – услышала я из-за двери тихий голос.
– Входи, – я быстро прибрала со стола мятые листы и обернулась к девушке, входящей в комнату.
Вид у нее был такой, что я моментально поняла цель её визита: Константин узнал то, о чем девушка писала ему в письме.
Не говоря ни слова, я предложила девушке сесть. Но вместо этого она упала на мою кровать и молча зарыдала. Прошло несколько минут, и когда всхлипы Варвары стали тише, я все же решила уточнить:
– Он прочел, да?
– Да, – прошептала она жалобно.
Я подождала несколько минут, не напрягая ее своими расспросами. Да и что мне было ей говорить? Ругать за то, что она написала это никому не нужное письмо? Просить прощение за то, что из-за меня он прочел его? Молчать и позволить ей выговориться? Я так и поступила.
– Я писала то письмо, потому что… – голос девушки дрожал, – потому что думала, что он тоже чувствует ко мне что-то, но... – она замолчала, смахивая слезу. – Почему я вообще допустила мысль, что он может быть со мной? Мария права, мне не место рядом с таким как он. Но больно мне не от того, что он постыдно отверг меня. Больно от того, что я была настолько наивна, что уверовала в его ко мне чувства! – расписала Варвара драматично, а последняя фраза особенно болезненно отозвалась у меня в душе.
Мы были знакомы с Варварой всего день, и я понятия не имела, как реагировать на ее внезапные откровения, поэтому просто молчала. Я не знала, на что она рассчитывала, когда писала то письмо. И неважно, кто бы его передал, оно бы рано или поздно дошло до цесаревича. Очевидно, что люди вроде Александра и Константина не способны на глубокие чувства. У них слишком много женщин и соблазнов в жизни, чтобы растрачивать всю любовь на одну. И потом, человек, любящий только себя, не может вдруг разделить эту любовь с кем-то ещё. Чувствам Варвары суждено было умереть. Это понимала я, понимал Константин, Мария и даже сама Варвара наверняка тоже это понимала. Признаваться им в чувствах означало подписывать себе смертный приговор!
– Успокойся, этот человек совсем не достоин твоей любви, и уж точно того, чтобы тешить свое эго твоими признаниями – сказала я серьезно, приобнимая девушку за плечо, которое то и дело подрагивало от всхлипываний.
– Я знаю, но что поделать, я люблю его до беспамятства.
Не будь она сейчас в таком состоянии, я бы посмеялась над ней. Невозможно любить столь очевидного эгоиста, каким бы красивым и богатым он ни был. Можно любить фантазию о том, что когда-нибудь с ним будет хорошо.
– Все будет в порядке. Поверь, завтра ты его и не вспомнишь. А на следующем балу встретишь достойную замену.
Девушка с надеждой посмотрела мне в глаза:
– Слабо верится, что я смогу пережить такое.
Спустя час она окончательно успокоилась. Было уже за полночь, когда девушка все же решила вернуться к себе.
Когда я осталась одна, то, наконец, смогла забраться под теплое одеяло и с наслаждением расположиться на мягких подушках. Несмотря на безумное желание поскорее уснуть, я была слишком возбуждена после всего увиденного и услышанного за день, отчего сон никак не наступал. Сперва я думала об отце и все пыталась понять, как можно помочь человеку, задолжавшему такую сумму. Но дельных мыслей так и не появилась, потому я задумалась о ситуации с Варварой. Как бы я поступила на ее месте?
«Нет, я бы никогда не натворила таких глупостей, несмотря на всю свою наивность», – думала я сквозь волны сна, постепенно пробивающие брешь в моем сознании. И единственное, что я запомнила, перед тем как погрузиться в ночное забвение, это клятву, данную самой себе. Я поклялась никогда не открываться и не доверять людям, тем более таким безразличным и пустым, как Александр и Константин. Хотя даже сама мысль влюбиться в одного из них казалась мне абсурдной.