Тюрьма выглядела именно так, как я себе и представляла. Холодные каменные стены, сырость, что не давала вдохнуть полной грудью и громадные крысы, которые скреблись в углах. Я с ужасом ждала ночи, осознавая, что мне придется отбиваться от этих монстров в кромешной темноте. Удивительно, что я еще могла представлять худшие сценарии развития событий. Ведь, что могло быть хуже того положения, в котором я оказалась?
Мимо прошел охранник. Словно дразнясь, он потряс ключами перед моим носом и направился к следующим камерам.
Я отползла от железных перекладин решетки и уселась на небольшой валик соломы, что лежал на холодном полу. На мне было лишь шифоновое платье, которое я надела утром. Черный платок, которым я покрывала голову затерялся где-то по дороге в тюрьму, а, возможно, я обронила его еще у собора. Кто бы мог подумать, что этот день закончится так. Еще утром я была в великолепных покоях Императорского дворца, а ночь проводила на полу тюремной камеры.
Было холодно. Очень. Я поежилась. Обняв себя двумя руками, чтобы немного согреться, я с горечью отметила, что именно такой финал, я никак не могла предвидеть.
Что будет происходить дальше для меня было загадкой. У меня забрали сумочку, в которой не было ничего кроме маленького зеркальца, пудреницы и гребня для волос. С таким набором меня мало, что отличало от проститутки.
Меня сдадут в бордель? Выкинут на ближайшей дороге перед этим вдоволь поглумившись? Я никогда больше не увижу отца, Фаню? Никогда больше не поговорю с Александром?
Меня пробирала мелкая дрожь. Время тянулось медленно. То и дело скрипели решетки соседних камер, и я каждый раз вздрагивала, когда кто-то проходил мимо. Но каждый раз ничего не происходило, а охранник лишь глумливо подглядывал на меня, надеясь, что я начну с ним заигрывать, как полагает даме той профессии, к которой они меня отнесли.
Пугала не столько перспектива быть наказанной, сколько мучительное неведение. За последние несколько часов произошло столько событий, что сложно было вспомнить их хронологию, но при этом, все они до последнего ранили меня в самое сердце. Удивительно, что оно все еще сохраняло способность биться.
С приходом ночи, когда я уже утратила всякую надежду выйти из-под стражи, двери камеры с неприятным скрипом отворились, и в тусклом свете факелов я увидела мужскую фигуру.
– Выходи, – приказал голос сурово.
Я мгновенно вскочила из своего угла, хотя не представляла откуда у меня силы на такую активность.
– Куда вы поведете меня? – поинтересовалась я, направляясь к выходу. Признаюсь, я думала о чем угодно, но только не о том, что эта дверь приведет меня к свободе.
– Велено доставить вас во дворец, – оповестил меня страж на удивление спокойно.
Услышав слово «дворец», я на миг застопорилась. Не может быть все так просто?! Они уже видели меня с Георгием, они знают кто я. Чего теперь от меня ждут в доме Императора? Прилюдных извинений? Публичного наказания? Да и кто вообще принял решение, доставить меня, падшую предательницу, во дворец?
Едва я покинула свою клетку, мужчина схватил меня за запястья и, не позволяя вырваться, надел на них тяжелые железные кандалы.
– Вы хоть понимаете, насколько это нелепо? – спросила я саркастично, – я фрейлина, а не убийца.
– Это не мое решение, – холодно ответил страж, заперев за мной дверь камеры.
Затем он грубо пихнул меня в спину, чтобы я начала двигаться вдоль коридора, по бокам которого располагались другие камеры. Я понимала, что говорить с ним бесполезно. Скорее всего он ничего не знал, а даже если и знал, то не стал бы говорить со мной, ибо считал себя выше этого.
«Меня вновь везут во дворец, – подумала я с грустью, – однако на этот раз не по моей воле. И теперь я уж точно не предвкушаю ничего хорошего».
* * *
Пустая комната. Завтрак, обедня и ужин почти по расписанию. Охрана у дверей, будто я опасная преступница, способная на побег. Уже шестой день ко мне никто не заходил. Поручений от гофмейстрины или Марии Павловны я тоже не получала, а сад был доступен мне лишь через окно. Да и признаюсь, я не особо хотела смотреть на него. Лица придворных, что счастливые бегали по его аллеям, напоминали о том, чего у меня уже никогда не будет – спокойствия. Наивно было предполагать, что все закончится моим пожизненным заточением в комнате.
По стеклам стекали крупные дождевые капли, которые с глухим стуком приземлялись на плотные оконные рамы в такт моим слезам. Должно быть Жуковским было еще хуже. Вероятно, их тоже держали под арестом, и она еще даже не знали, что стало с их вторым сыном.
А мой отец? Что же будет с ним, когда он узнает по какой причине меня взяли под стражу? Нет, я ни на секунду, не жалела о, том, что заработала эти деньги для него, ведь они сохранили ему жизнь в тот момент, когда к нам заявились кредиторы. Однако я уже достаточно давно перестала грезить об идеальном мире, а потому надеяться на то, что до отца не дойдут позорные слухи о моем прошлом, было бессмысленно.
Но если с ошибками прошлого еще можно было смириться, то вот с исчезновением Александра, который в те минуты был мне жизненно необходим, никак. Моя надежда. Мой луч света в этом кромешном аду. Мой Александр, который всегда спасал меня. Александр, которому не нужны были доспехи, чтобы быть рыцарем. Мой герой и покровитель. Мой самый большой чудотворец и благодетель.
Он просто исчез. В ту минуту, когда так нужен был мне и Жуковским. Он был единственным, кто мог помочь! Но почему? Почему он не пришел, как делал это обычно, когда мне было плохо? Когда, казалось, будущего больше нет.
Александр не отвечал на мои письма с просьбами о помощи. Может ему и вовсе не передавали их, а может он просто не считал нужным помогать мне. При этом я чувствовала, что причина кроется вовсе не в его скорби по матушке или в его занятости. Здесь было нечто иное. И мысль о том, что я ничего о нем не знаю, тревожила меня не меньше собственной неопределенности.
Я была опустошена. И сидя в полном одиночестве, взаперти, как молодой волк в поисках стаи, но наткнувшийся на свирепых охотников, мне не оставалось ничего, кроме как рассматривать потолочные балки и ждать. Ждать, когда настанет час самого несправедливого суда.
Как бы я ни старалась заставить себя сдержать рыдания, слезы все равно градом лились на подоконник, заливая его не хуже июльского ливня.
Как на зло в этот момент в дверь комнаты постучали. Я немедля соскочила со своего теплого, но безумно тоскливого места и, прикрывая шелковым платком глаза, крикнула:
– Войдите.
Охрана с шумом распахнула дверь. Я ожидала увидеть кого угодно: мадам Анмут, Эдварда, кого-то из фрейлин, даже Александр был бы более ожидаемым гостем, чем тот, кого я увидела. Передо мной предстал Константин.
Внутри все сжалось от страха, предвещающего тяжелый и долгий разговор. Говорить с ним я и раньше не горела желанием. Привычное обаяние Константина сменилось на излишнюю и не свойственную ему серьезность. Высокий, темноволосый и очень задумчивый стоял передо мной мужчина.
Я поклонилась. Хотя уже все равно не видела в этом смысла. Он продолжал оценивающе смотреть на меня, будто решал у себя в голове мою судьбу, а затем все же соблаговолил поклониться.
– Ваше Высочество, очень неожиданно видеть вас здесь, – хмыкнула я саркастично, – какова же цель вашего визита?
К моему удивлению, мой, казалось бы, обычный вопрос вернул Константину его привычно настроение. Он вновь повеселел, хотя причин для этого я не наблюдала.
– Хочу поговорить о вашей судьбе, Анна Георгиевна, – очень внезапно и резко произнес он.
– Ваше Высочество, при всем уважении, мне кажется, с моей судьбой уже все решено, – ответила я с иронией.
– Только не тогда, когда вы говорите с сыном Императора. Я хочу, чтобы у такой прекрасной танцовщицы и не менее способной фрейлины был шанс на нормальную жизнь, – произнес он с присущей ему издевкой.
Было видно, что он изо всех сил старался контролировать свои лицевые мышцы, лишь бы не улыбнуться. Для него это была игра в доброго государя.
Когда до меня дошел смысл сказанного, меня передернуло, казалось, и лицо изменилось до неузнаваемости. «Не может быть, чтобы все было так просто. Указ о моей ссылке или приказ на арест уже наверняка лежит у него на столе!»
– Константин Николаевич, неужели вы правда способны помочь мне?!
– Анна, вы замечательная девушка, и я уверен, в большинстве случаев Вас порочно оклеветали. А все что произошло с вами в доме той женщины, лишь недоразумение.
Услышав, что речь идет о Фане, я не преминула возможностью, поинтересоваться и о ее судьбе.
– А что же будет с ее борделем? Да и с ней самой?! – спросила я, предусмотрительно не говоря, что, вероятно, Фаня уже очень давно покинула Империю.
Константин ничуть не изменился в лице, но все же ответил:
– Ей, к несчастью, удалось сбежать. Но если она вернется в П, женщину ждет справедливый суд. Она совершила ошибку, заставила вас работать в своем развратном заведении, подставив под удар вашу репутацию и так долго скрывая вас от меня. НавернякавВас шантажировали.
– Нет, – ехидно хмыкнула я, – никто меня шантажировал. – И здесь нет ее вины, я сама выбрала этот путь. Так что если будете судить ее, то и меня судите, или отправляйте в ссылку, как и собирались, – луч надежды снова погас.
– Я ожидал подобной реакции, – неожиданно сообщил мужчина, помедлив, он продолжил – поэтому у меня есть к вам предложение.
– Говорите, – со вздохом произнесла я, – но я не уверена, что смогу выполнить то, о чем вы попросите, как вы знаете, богатств у меня нет, да и лицо у меня сейчас не то, чтобы товарного вида, – съязвила я.
Константин помолчал, а затем неспешно начал повествование:
– Мы танцевали с вами на первом вашем балу. Тогда я не разглядел в Вас удивительной грации танцовщицу, но то, что вы делали на сцене перед толпой зрителей. Право, покорило меня. Я потратил уйму денег и сил, чтобы наконец найти вас. А потому, я считаю, что имею право на вас.
Меня передернуло. В каком смысле право на меня? Я не вещь с рынка, я прежде всего человек.
– Так в чем собственно предложение? Станцевать вам еще раз перед отъездом? – случайно вырвалось у меня.
Константин ухмыльнулся, точно также, как делал его брат, когда нарывался на мою колкость. Я снова увидела в нем Александра.
– Нет, мое предложение в другом, – вернул меня в реальность более басистый голос Константина, – Император не одобряет вашего присутствия во дворце, но я могу договориться с ним о чем угодно, если вы окажете мне услугу.
– Да какую же, черт возьми?! – не выдержала я.
– Отдайтесь мне, – сказал он равнодушно, и нахально облокотился о дверной косяк.
А похлопала глазами, глядя на него как на полоумного. Наверное, из-за того, что мне уже нечего было терять, я резко осмелела и, указав ему на дверь, с холодной интонацией Марии Павловны, произнесла:
– Вы должны покинуть эту комнату.
– Вы это серьезно? – прошептал он удивленно.
– Вполне, – ответила я грубо. – Вазговор закончен. Я буду ждать суда.
– Что ж, – Константин скрестил руки на груди, – тогда скоро вам придет еще и приглашение на казнь Жуковских.
– Что? – мое сердце замерло и оборвалось.
– Мятежников надо наказывать, Анна Георгиевна. Они замешаны в подрыве императорского кортежа в день похоронной процессии. К слову, они же покушались и на моего брата в феврале этого года.
– Это ложь, – прошипела я, – они замечательные люди.
– И замечательные преступники, – оборвал он меня ехидно.
Повисло гнетущее молчание. Смириться и отдаться ему, при этом получив свободу и спасая, как минимум две жизни? Или все же ценнее сохранить свою гордость?
– Если я соглашусь на это, вы пощадите Жуковских? – спросила я.
– Думаю, Император не станет возражать если я его попрошу, – улыбнулся Константин.
– Мне нужно время подумать, – ответила я.
Не думаю, что он воспринял мои слова всерьез, ведь в его мире совершенно все женщины не имели способности мыслить.
– Думайте, – он помедлил и продолжил: – Но не долго, потому что через две недели состоится первый бал после похорон ее Величества. Я намерен насладиться Вами после него.
К горлу подступил рвотный рефлекс. Какой он омерзительный.
– Я поняла вас, Константин Николаевич, но учтите, что я не давала вам даже предварительного согласия, потому прошу общаться со мной подобающим образом, – я изо всех сил старалась не ударить мужчину, но в голосе отчетливо слышалась ненависть.
– Подобающим бордельной проститутке образом? – ухмыльнулся он, а затем продолжил, – вы ведь согласитесь на это, потому что других вариантов у вас нет.
А затем он, намеренно забыв поклониться, развернулся и вышел за дверь.