— Алене звонила? — протягиваю растерянно.
Правильная дочь во мне паникует, хочет вскочить с постели и мчать на помощь матери. Но вместо этого я тяну время, задаю вопросы и успокаиваю разбушевавшиеся эмоции. Вспоминаю Светлану, Павла, Зою Ивановну… то, что и у меня не было отца именно по ее вине.
Сложный выбор. Мучительный.
— Еще нет. Лерочка, тебе звоню, любимке моей.
«Любимке» … слово больно режет. Это когда я таковой стала?
Лицемерие остужает мой пыл. Она снова использует. Не любит. Никогда не любила…
Во мне просыпается нечто новое, ядовитое.
— Алена же в больницу попала. Беременность тяжелая. Так что из нее сейчас помощница, сама понимаешь, — продолжает вздыхать.
— Я тоже в больнице. Едва жива осталась. И как ты помнишь, я без денег и жилья.
— А у тебя что стряслось? Чего в больницу загремела?
— Лариса Эдуардовна постаралась. Заманили в ловушку, вкололи опасный препарат, — обрисовываю картину в общих чертах.
— Ларка все не успокоится. Но ничего дочь. Мы ей покажем. Ничего не получит. Мама с тобой! Поверь, у тебя положение финансовое просто сказка. Ты у нас богатая наследница!
— Мам, что ты говоришь? — морщусь.
Может, действительно инсульт на ее мозговой активности отразился? Такой бред нести.
— Правду, Лер! Я такое знаю! Заживем и еще всем им покажем! — голос гораздо живее становится.
— Расскажи мне про брата, — пользуюсь случаем, чтобы выведать правду. Не дает мне покоя та история.
— Ой, не бери глупости в голову, — тут же замыкается.
— Если хочешь, чтобы я помогла, рассказывай все. Иначе я кладу трубку. И больше не подниму, — говорю жестко, отрезаю ей пути к отступлению.
Даже угрызений совести за шантаж не испытываю.
— Твой папка помер, а я беременная ходила, — вздыхает. — И зачем тебе это, — фыркает. — У тебя сестра родная есть. А то… — столько презрения в голосе.
— Если хочешь помощи, то я хочу откровенности, продолжай, — отвечаю грубо.
Чем дольше длится разговор, тем сильнее растет мое презрение к родной матери.
— Я осталась вдовой. Пузатая. Зачем мне тот ребенок? Что с ним делать? Твой отец не так много денег оставил, чтобы еще одного ребенка поднимать. Да и Мотенька не в восторге был, упрекал меня, что понесла от другого…
Ох, как мне много хочется высказать, про ее измены отцу, про убийство. Но молчу, нельзя спугнуть ее откровенность.
— А тут сама судьба мне идейку подкинула. На нашем этаже жила стареющая пара врачей, душные, тошнотворные люди. Они дружны были с твоим отцом, а меня от одного их вида тошнило. Помешаны они были на детях, всю жизнь лечились, мечтали своего ребенка иметь. А ничего у них не выходило. Вот я и предложила им мою не рожденную обузу забрать.
— Продать, — поправляю мать.
— Да, продать. Мне тебя надо было поднимать! Я о семье думала! Они все устроили, мне деньги заплатили, до конца беременности за моим здоровьем приглядывали. Она жирная была, там и не поймешь, беременна иль нет, потом она еще подкладывать тряпки под живот стала. В общем, обставила для соседей все. А я уже тогда покупателей на квартиру подыскивала. Пацана рожать в другой город меня повезли, мне выписали справку, что он мертвый. А соседи уже дальше оформили ребенка как своего. Обо всем договорились, я в нюансы не влезала. И все ж довольны, Лерочка. Они ребенка боготворили. А я получила деньги и смогла семью содержать.
Она ни капли не сожалеет. Нет в ней ничего человеческого… Она бы и меня продала, если бы выгодно было. Сейчас как никогда это понимаю.
Но все отходит на второй план. От одной догадки… Николай может быть моим братом…
Слишком истории схожи. Или я просто очень хочу в это верить? В любом случае надо с ним поделиться и проверить. А вдруг?
— Где они сейчас?
— Лер, так померли давно. А так я бы сейчас к ним наведалась, пусть бы помогли. Я все же их самую заветную мечту осуществила, считай их фея.
От омерзения едва телефон из рук не падает.
— Выздоравливай… — хочу поскорее закончить разговор.
— А помощь? Ты приедешь? Дашь денег?
— Я же сказала, что в больнице. Если нужно какое-то лекарство… поговорю с врачами. Куплю. Мам задумайся о своей жизни…
— Ты обещала! Ты не посмеешь меня кинуть! В тех деньгах и моя часть! Только попробуй, такое тебе устрою! — орет не своим голосом.
Кладу трубку, больше нет сил это слушать. Слишком гадко на душе. Не могу даже думать о помощи ей. Конечно, позже разузнаю, что и как, поговорю с врачом… но пока не могу спасать ту, которая загубила столько жизней…
Встаю с постели. Мне надо пройтись. Стены давят. Разговор с матерью поднимает в душе эмоциональную бурю.
Иду по коридору. Замечаю у окна Николая вместе с моим лечащим врачом.
Вот кто мне сейчас нужен!
Неужели мои догадки верны?!
Перед моим носом открывается дверь в одной из палат. Из нее выходит женщина с каштановыми волосами. Я с ней несколько раз сталкивалась в коридоре. Еще обратила внимание, что необычайно красивая женщина, а глаза мертвые. В них абсолютно нет жизни. Пугающее ощущение.
Она замечает Николая с доктором у окна. Смотрит на него. Мне отчетливо видно, как ее тело содрогается, словно в припадке, по нему проходят волны, так что даже я ощущаю. Она смотрит неотрывно. С каким-то непередаваемым отчаянием.
Николай оборачивается, тоже замирает…
Вместе с ними не двигаюсь и я. И Врач, до этого усиленно жестикулирующий и что-то говоривший, замирает.
Такое ощущение, что время остановилось. И никто не смеет нарушить это жуткое молчание, ощущая непонятную нам, но невероятно сильную энергию.
Николай… его тут больше нет, он словно проваливается в неизвестную плоскость вместе с ней…
Он протягивает руку, делает шаг:
— Манюня… — скорее читаю по губам Коли, чем слышу.
— Вы ошиблись, — резко отвечает женщина, и с силой захлопывает дверь палаты.
Хлопок и мы все вздрагиваем, оцепенение спадает.
Николай замечает меня, что-то спрашивает у врача, показывая головой в сторону той палаты. Получает ответ, плечи опускаются, прощается с врачом и подходит ко мне.
— Лерочка, привет, я к тебе собирался, — продолжает коситься на дверь.
— Твоя знакомая? — спрашиваю тихо.
— Нет… показалось… — мотает головой.
— Ты аж побледнел.
— Тени прошлого и разыгравшаяся фантазия, не бери в голову, — берет меня под руку. — Лучше расскажи, как ты?
Мы идем в палату, ощущаю его внутреннее напряжение, ледяные руки, и глаза… они все еще не тут.