Измена. Вторая семья мужа

Глава 90

Рома говорил очень долго, не отводил взгляд, смотрел мне в глаза, позволяя увидеть его демонов. Я отчетливо видела их всех, как они пожирали его годами, как сейчас пируют на празднике боли.

Я же превратилась в статую, кажется, даже кровь практически замедлила свой бег. Я не шевелилась, жуткое оцепенение сковало тело, а внутри с каждой новой порцией правды, я больше не ощущала ударов ножей, они не резали, мое сердце просто по частям умирало. Я чувствовала как все, что я любила и ценила, меняет свои очертания, показывая уродливые формы. Это убивает, выворачивает душу, точнее… что от нее осталось.

Я ни разу его не перебила. Ловила каждое слово. Впитывала в себя эту отраву. Я хотела знать все, и он говорил и говорил… за окном наступила ночь, а Рома ни на секунду не отведя взгляда, продолжал свою исповедь.

Его детство, которое не укладывалось в голове, моя мать, авария… Алена и ее боль, кто в этом виноват, безумная зацикленность сестры на мести. Вениамин… оказавшийся исчадием ада. И все вертится вокруг денег…

Кровавое наследство…

На удивление каши у меня в голове нет. Пазлы становятся на свои места, образуют уродливую картину реальности. Я вижу ее целиком, и с каждым новым открытием нечто во мне отмирает. Дико больно, но я хочу этой боли, она нужна мне. Хочу прозреть окончательно.

Судьба не дает нам испытаний, которые мы не можем выдержать, значит, я смогу принять эти удары. Все до одного.

Рома говорит о своих мыслях, переживаниях, чувствах ко мне. Я вижу перед собой другого человека… Настоящего Романа. Глаза больше не прячут страхи и боль, он открыт передо мной, он обнажил душу, и я, ступая по острым осколкам, иду по этому лабиринту, заглядываю в каждый угол. Теряю частицу себя, но продолжаю идти, мне жизненно необходимо дойти до конца.

— Теперь ты знаешь все, — с этими словами Рома склоняет голову, с губ срывается вздох облегчения, такой протяжный, что ощущаю его физически.

Я молчу. Долго. Позволяю правде осесть во мне. Впитываю боль и реальность, о которой понятия не имела. Ощущаю каждый натянутый нерв в теле. Продолжаю сидеть неподвижно.

Муж поднимает голову и смотрит на меня глазами, той самой побитой собаки из детства. Она в нем живет, и никуда не ушла. Но только в данный момент я это вижу.

— Почему я слышу это сейчас? — это первые слова, которые произношу с момента его исповеди. Они глухие, пропитаны отравой правды, очень горьки на вкус.

— Я так хотел оградить тебя от боли, от предательства. Лерочка, я так хотел, чтобы ты была счастлива, — протягивает ко мне дрожащую руку, но так и не решается прикоснуться.

— А имел ли ты право выбирать за меня? — все еще не могу пошевелиться. Правда опутала, но вот это состояние памятника, позволяет сохранять видимость спокойствия.

— Ты — мое сокровище, и я оберегал как мог, — он тоже измучен правдой. Он разрешает себе быть самим собой, уязвимым, ранимым, искалеченным.

Я читаю в его глаза, сколько для него значу… Только правда меняет и меня, бесповоротно, необратимо.

— Ром, — горло дерет. Очень сложно даются слова, — Ты знаешь обо мне все, вплоть до маленько шрама на правой стопе, при каких обстоятельствах я его получила. Я делилась и рассказывала абсолютно все, я была открытой книгой. Потому что раскрывая душу, люди становятся ближе. А получается, все эти годы ты был закрыт. Ты не счел нужным рассказать мне о своем детстве. Открыться. Довериться… ты жил наедине со своей болью, но не желал разделить ее со мной. А ведь это не просто слова: «и в горе и в радости»… Я понимаю, тебе было тяжело об этом говорить, вспоминать, возможно, стыдно. Но ведь родные люди для того и есть, чтобы преодолевать все вместе.

— Я был недостоин тебя… всегда… Но я не знал, как жить без тебя, свет мой, — его слова — это стон отчаяния.

— Откуда ты знаешь, достоин или нет? Я выбрала тебя, сказала: «Да», любила и главное — была открыта. Только взаимности не было, в ответ, ты надел маску и наглухо закрыл двери своей души. Ты решил, что я цветок в оранжерее, за которым надо ухаживать. Но дал ли ты мне выбор? Любовь — это откровенность, доверие. А за столько лет ты мне так и не доверился, Ром. Ты один сражался с врагами, со своими демонами, с проблемами, но ты никогда не задумывался, что мы могли стоять бок о бок как семья, вместе преодолевать невзгоды. Почему ты решил за меня, что я не выдержу правды? Что многолетнее вранье и недомолвки лучше? Что спать с моей сестрой правильнее? Или я в твоих глазах настолько жалкая и слабая? Почему ты все решал за меня? Потому что почувствовал себя мужчиной в нашей семье? Отлично… Но ты не позволил мне стать для тебя поддержкой. Ты самолично определил мою судьбу и участь. Так по-твоему выглядит любовь?

— Избавить любимую от страданий. Отгородить… Не окунать в грязь.

— Я в грязи, Ром. Боль и правда все равно пришли. Ты ведь понимал, к чему это приведет рано или поздно.

— Да… я знал, что недостоин тебя… Лелеял каждый миг нашего счастья.

— Ты сам так решил. Снова не спросив меня. Думаешь, меня страшат бандиты, которых наняла Алена? Меня страшит то, что ты предпочел прыгнуть к ней в постель, но не сказать мне правду. Ты смотрел, как Алена фальшиво мне улыбается и играет роль любящей сестры Ты снова молчал поддерживая эту иллюзии. Ты позволил любимой женщине жить во лжи. Допустил, чтобы Зоря покрывала эту грязь, лишь бы я не узнала. Заслуживала ли я этого? Хотела ли? Я не говорю, что узнай я правду, мы бы победили… но мы бы прошли через это вместе, как настоящая семья. Или ты был неуверен так во мне? Так не доверял? Тогда о какой семье речь? Семья не строиться на лжи…

— Я оберегал наше счастье. Я не хотел для тебя боли. И потом с каждым годом признаться было все сложнее… я так боялся тебя потерять…

— Ты придумал образ меня, ты с ним жил, Ром, увы, не со мной… Если бы видел меня настоящую, то знал бы, что я бы сама в кого хочешь зубами вцепилась за свою семью и за тебя тоже. Но ты все решил за нас… Я понимаю, через что ты прошел, чувствую твой ад, те поступки… я их ценю, благодарна… Но даже не измена, а молчание… этого я не смогу никогда принять. Не смогу переступить… Ты не знал как правильно, у тебя не было примера семьи, но если любишь, ты подсознательно доверяешь и раскрываешься, и люди идут навстречу друг другу, выстраивают отношения, говорят… Но ты был всегда один, ты так меня к себе и не подпустил, увы.