Измена. Вторая семья мужа

Глава 9

— Ты проходи, не стесняйся, — мужчина делает приглашающий жест. У него низкий, очень приятный голос. — Не хоромы, но чем богаты.

— Давайте помогу вам раздеться, — суетится Светлана. Берет у меня дочь, чтобы я могла снять куртку Вальки.

Мне отчего-то дико неловко и стыдно.

Старушка переводит взгляд на Аришку. Закрывает рот ладонью, глаза блестят. Она что плачет?

Я бы с радостью развернулась и побежала прочь. Атмосфера давит. Только некуда бежать.

Прохожу в комнату, мимо старушки, которая продолжает жадно разглядывать мою дочь. Ее впалые глаза оживают, молодеют, словно к ней возвращается жизнь.

Комнатушка крошечная. В правом углу двуспальный диван, весь в латках, видавший виды, скорее всего, намного старше меня. Чуть поодаль деревянная кровать. У другой стены стол, заставленный красками и лекарствами. У окна шкаф, который отгораживает маленькую площадь между окном и комнатой, образуя нечто вроде своеобразного укрытия. Что там за шкафом мне не видно. В углу около стола стоит огромная стопка картин. Сверху вижу полотно с изображением женщины, плавающей в кроваво-красном море, и над ней светит черное солнце. Картина угнетающая, жуткая, но не могу не отметить мастерство художника. Он слишком реалистично передал эмоции, мне даже кажется, что в ушах звучит отчаянный крик этой женщины.

— Это моя мама Зоя Ивановна, и брат мой Павел, — Светлана стоит рядом со мной. Заметно нервничает.

В воздухе пахнет красками, лекарствами и горем… Явственный запах, острый, невольно пропитываюсь этой атмосферой. Взгляд падает на прикроватную тумбочку около дивана, там, в красивой, резной рамочке черно-белая фотография, мужчина в строгом костюме обнимает женщину в свадебном простеньком платье. Фотография старая, пожелтевшая… не могу взгляд оторвать от снимка.

— Что папку не узнала? — подает голос старушка. — Он тут молодой совсем, двадцать годков стукнуло.

На негнущихся ногах подхожу к снимку. Беру его в руки и вглядываюсь. Мать уничтожила почти все фотографии отца. Но одну я нашла и спрятала. Он там на работе в медицинском университете стоит в окружении коллег. Когда была маленькой, подолгу ее разглядывала, запоминала черты папы. Мне его всегда не хватало. А мама безжалостно уничтожала все, что напоминало про отца. Запрещала даже упоминать его. Заставляла своего Мотю отцом называть.

Отец на снимке совсем еще молодой, но это определенно он. И не столько узнаю, сколько сердцем чувствую.

— Светка, ты чего стоишь как вкопанная! — не унимается старушка. — Дай полюбоваться на внучку Аркадия! Нос деда, уже вижу!

— Не таких родственников ожидала увидеть, да? — мужчина смотрит на меня с такой грустью, что мне завыть хочется.

— Мне говорили, что первая семья отца после развода в другую страну перебрались. Что его жена замуж второй раз вышла. И… — хотела повторить мамины слова:

«Живут они счастливо, горя не знают. Благодарить его вертихвостка меня должна, что дорогу ей к достатку открыла».

Только язык не поворачивается. Видя это «хорошо и счастливо», едва рассудок не теряю.

С детства ложь. Во всем.

— Замуж! — старушка возмущенно выкрикивает. — Я как увидела Аркадия, так всю жизнь ему верность хранила. Попутал его бес, когда седина на висках заблестела, но я простила. И сейчас знаю, ждет он меня там, на том свете, — всхлипывает и вытирает глаза темно-синим платочком. — Мы поженились, он окончил институт, врачом военным пошел работать. Ранение получил. Все вокруг твердили нежилец или овощем всю жизнь проваляется. А я сказала: будет ходить Аркадий! Денно и нощно над ним сидела, а на ноги поставила. Моя любовь его подняла, — она говорит с запалом, и все время глаз с Аришки не спускает.

— Отец, когда нас бросил, мама слегла от горя. Лежала и в одну точку смотрела. Врачи только руками разводили… — мужчина вздыхает, дергает себя за бороду. — К отцу она запретила обращаться. Не хотела, чтобы он из жалости вернулся.

— Пашка, чтобы денег заработать, мать вылечить, доказать отцу, что мы справимся, на стройку пошел работать. Отец пробовал наладить с нами общение, деньги приносил. А мы с Пашкой обозлились и его на порог не пускали, его подачки в лицо ему кидали. Больно было на маму смотреть, за что он так с ней? Мы-то ладно, а вот она, — Светлана смотрит на старушку с такой любовью, у меня душа наизнанку выворачивается. — А где он, где стройка? Молодой художник, он же ничего тяжелее кисти в руках не держал. Упал он с высоты… и травма позвоночника

Меня ноги не держат. Присаживаюсь на деревянную кровать. Дико. Жутко. Невозможно осознать.

— Тогда Аркадий одумался. К нам хотел вернуться. У сына в больнице время проводил, сам его лечением занялся. Маму сказал, вылечит любой ценой. И ведь стало получаться у него, Паша первые шаги начал делать… мама оживала постепенно, — Светлана всхлипывает. — Только отец метался, ты маленькая, он тебя очень любил, души не чаял.

— Он на коленях стоял, у меня прощения просил, раскаялся, — сухонькие руки старушки дрожат, — А на следующий день не стало моего Аркадия.

— Сердце папы остановилось, — всхлипываю.

— Остановили его сердце. Хахаль твоей матери его со свету сжил, — Зоя Ивановна закрывает лицо руками и начинает выть, душераздирающие звуки, тихие, жалобные, пропитанные жуткими страданиями. С годами ее боль не утихла, она с ней всю жизнь живет.

— Матвей… нет… мама с ним позже познакомилась, — мотаю головой. Не хочу верить.

— Он… он, — цедит со злостью Светлана. — Мама как узнала, у нее ноги отнялись. А Пашка, он едва ходить начал, а пошел к этому борову разбираться. Разобрался, — вздыхает, — Что с тех пор так на ноги и не встал.

— Да, что я, вот Светка, — мужчина подъезжает на инвалидной коляске к сестре, — Она наша кормилица, могла врачом стать. Недоучилась. Медсестрой пошла работать, всю жизнь с нами возится, горбатится, за любые подработки хватается, чтобы нам на лекарства заработать. На личной жизни крест поставила. А мы бесполезно висим на ее шее.

— Просите, — из горла вырывается надсадный хрип.

Груз вины моей матери давит, так, что задыхаюсь. Как она живет после этого? Как может улыбаться и наслаждаться жизнью? Она заставляла меня называть папой, того, кто лишил жизни моего отца! Я жила с этим существом под одной крышей столько лет!

— Не тебе расплачиваться за грехи твоей матери, — старушка смотрит на меня, склонив голову набок. В глазах мудрость. — К лучшему все, Валерия.

— Лучшему? — восклицаю удивленно.

— Ты жива, здорова, у тебя на руках маленькое чудо. Научись ценить, то, что есть, и получишь гораздо больше, — старушка пальцем указывает на мою дочь, Светлана осторожно кладет ей Аришку на руки. Лицо Зои Ивановны мгновенно преображается. Она бережно качает кроху и приговаривает, — Внучка моя, светлая девочка, не надо плакать твоей маме, счастье же рядом…