Кира
– Привет, мам, пап…
Всегда уверенный, твердый голос Петра вдруг ломается и звучит растерянно. Мои нервы как натянутые струны – надрываются по одной.
Вспоминаю первое знакомство с родителями Макса… Меня до сих пор трясет от пережитого стресса, хотя прошло достаточно времени. Да мне эта встреча в кошмарах снилась, а кислое лицо свекрови преследовало по ночам! Не могу забыть, как Адовы надменно смотрели на меня, оценивали, как лошадь перед покупкой, тяжело вздыхали, не скрывая своего разочарования выбором сына. Это при том что я встречалась с ними на правах будущей невестки: на тот момент Макс знал о моей беременности и сам позвал меня замуж.
А сейчас… Кто я для Славина?
Правильно, никто! Чужая недоразведенная жена, да еще и с прицепом, как мне Макс написал в одном из сообщений.
Из недр души поднимается паника. Первобытный страх охватывает разум и сердце, овладевает моим телом. Руки не слушаются, дрожат, выпускают солонку на пол. Звон разбитого стекла оглушает, соль рассыпается по плитке. Не к добру.
– Ой, дедулечки, – всхлипываю обреченно, испугавшись очной ставки с Петиной семьей, и дико хочу оказаться в родном поселке. – Когда же это все закончится?
Закрываю лицо руками, дышу в ладони, как в бумажный пакет, который в самолетах выдают.
– Порезалась? Покажи, – долетает ко мне легкий, как ветерок, бархатный шепот.
На запястьях защелкиваются теплые оковы из мужских пальцев. Славин бережно отрывает мои руки от лица и рассматривает их. Хмуро косится на меня.
– Ревешь? – несмотря на грубоватое слово, звучит оно взволнованно и тепло.
– Не-а, – выдыхаю, с опаской выглядывая через его плечо в сторону двери. – Не успела, – тихонько признаюсь с неловкой улыбкой.
– Изведешь меня, Пампушка. Поседею с тобой на всю голову, – грозит шутливо и обхватывает меня за талию, чтобы увести подальше от осколков. Не рассчитав свои силы и мою податливость, резко вжимает в себя. – Как ты уже поняла, у нас возникли непредвиденные новые обстоятельства, – быстро и жарко нашептывает мне на ухо, а я невольно съеживаюсь. Мурашки по всему телу танцуют сальсу, будто у них чемпионат мира на моей коже. – Сейчас выкрутимся, не нервничай. Никто тебя здесь не обидит…
В такой позе нас и застают его родные – в объятиях друг друга. Поэтому первый их вопрос, призванный испытать нас на прочность, вполне закономерен:
– Петя, может, познакомишь нас со своей девушкой?
– Здравствуйте, – опережаю его, чтобы не показаться невежливой. – Меня зовут Кира, – рисую вымученную улыбку на губах.
Господи, как их много! Вслед за приятной брюнеткой, чем-то напоминающей Петю внешне, в кухню вплывает мужчина в очках, изучает меня с ног до головы, замечает, как я жмусь к Славину и как он успокаивающе поглаживает меня. Ухмыляется по-доброму. Позади идет невысокая женщина с ярко-огненными волосами, явно крашеными, а рядом – похожая на нее девушка, тоже миниатюрная и рыжая, только это ее натуральный цвет, как и веснушки на носу и щеках.
Нервно хихикнув, тяжело и шумно сглатываю.
Целая процессия! Силы неравные.
– Только вы ошиблись, я не…
– Моя девушка, все верно, – неожиданно заявляет Славин. Толкаю его в бок локтем, а он морщится, но не отпускает меня. Притягивает ближе, словно вошел в роль мужа и никак не может выйти из образа.
По его мнению, это называется «выкрутиться»? Да он закрутил нас еще сильнее – не распутать! Как объясняться потом, когда правда всплывет?
– Нет, я… – пытаюсь вставить слово, потому что ненавижу ложь и не приемлю ее ни в каком виде, но Петя нагло спускает ладонь по моей пояснице вниз, мимолетом ущипнув меня за бедро, так чтобы никто не заметил. От возмущения округляю глаза и умолкаю.
– Нам пришлось переехать в дом на время, пока-а… – делает паузу, на ходу сочиняя легенду, – пока у меня в квартире тараканов травят.
– Каких тараканов? – выгибает изящную бровь брюнетка. Кажется, это его мама.
– Мадагаскарских, – небрежно отмахивается. – Давайте не будем слишком глубоко лезть в мою личную жизнь. Вы же сами оставили ключи и попросили присмотреть за домом. Как видите, все здесь хорошо.
– Никогда не лезли, Петя, и мы оба знаем, к чему это привело, – многозначительно тянет.
– Очень приятно познакомиться, Кира, – вступает в беседу отец. – Меня зовут Николай Дмитриевич. Это Ярослава Станиславовна. Мы родители твоего оболтуса, Кира. Очень приятно познакомиться.
– Боже, как пахнет вкусно, – ведет вздернутым носом рыжая девчонка, а веснушки пляшут синхронно. – Я Саша, – представляется радостно. – Это моя мама Рая и тетя Пети. А папы у нас вот уже два года как нет, – уточняет с грустью. – Уверена, ты бы ему тоже понравилась. Хорошенькая. Петька, во! – заговорщически показывает брату большой палец, но я все вижу. Смущаюсь. – Если еще и готовишь нормально, то цены тебе нет, – подмигивает мне с намеком.
– Ой, конечно, вы же с дороги, – очнувшись, стараюсь проявить гостеприимство. – Все готово, садитесь за стол. Вы извините, что я тут у вас похозяйничала, а еще… немного имущество испортила, – виновато киваю на разбитую солонку.
– На счастье!
Отец семейства прыскает от смеха и устраивается во главе стола, мать прячет легкую улыбку, а Славин наконец-то выпускает меня из медвежьих лап, чтобы убрать стекла. Немного расслабившись, принимаюсь сервировать стол, а Ярослава Станиславовна вызывается мне помочь. Впрочем, она настоящая хозяйка на этой кухне и во всем доме. А я самозванка.
– Петька, а вы котенка завели? – вдруг спрашивает Саша. Кружит взглядом по кухне, наклоняет голову, прислушиваясь.
– Кого? С чего ты взяла? – Славин застывает с веником в руке. Я тоже не двигаюсь, сжав приборы.
– Мяукает кто-то, – пожимает плечами сестра и указывает пальцем в потолок. – Вот опять! Тш-ш, слушайте!
В воцарившейся тишине едва уловимо разливается тоненький детский плач.
– Лизонька проснулась! – вылетаю из кухни, оставляя близких Петра в полнейшем ступоре.
Молнией оказываюсь в комнате, склоняюсь над кроваткой – и беру расстроенную дочку на руки. Прячу ее в объятиях, повернувшись спиной к двери. Не могу побороть в себе сомнения и страх. Родители Пети пока не дали мне повода их бояться, но… все равно я им не доверяю. Адовы сделали мне болезненную прививку от наивности. Никому больше не верю!
– Чей это ребенок? – гремит мужской баритон, строгий и удивленный.
Сжимаюсь вся, как зашуганный зверек, и оглядываюсь, устремив прищуренный взгляд на отца Славина. Я сейчас и правда похожа на дикую кошку, защищающую своего котенка. Никто из родственников не решается ко мне подойти – так и толпятся на пороге.
Между ними протискивается Петя, широкими шагами пересекает комнату и становится так, чтобы максимально закрыть нас с Лизой мощным телом.
– Наш, – бросает грозно и четко.
Немая пауза. Несколько пар глаз буравят меня, будто лазеры, пронзают насквозь.
Тонкий крик Лизоньки разрывает всеобщее молчание.
Буркнув сдавленное «извините», я обхожу Петра, слегка зацепив его плечом, опускаю дочку на пеленальный столик. Наплевав на ошарашенных зрителей, невозмутимо меняю подгузник, на пару секунд оставляю малышку прямо так, без одежды. Принимаем воздушные ванны. Нежно поглаживаю по голому животику и бокам, чтобы Лиза сладко потянулась. Издаю тихий смешок, когда она откликается, забавно вытянув ручки и ножки.
– Радость моя.
Расцарапаю каждого, кто посмеет обидеть или отобрать!
– Действительно, Коля, какой глупый вопрос! – всплеснув руками, восклицает мама Петра. С трудом прячет шок под натянутой улыбкой. Зато Лизоньке, кажется, нравится ее голос. Как и она сама, вдруг склонившаяся над столиком. – Если девушка наша, то и малышка – тоже наша, – заканчивает трепетным шепотом, не сводя глаз с моей дочки.
– Девочка, да? – Саша становится на носочки и пытается рассмотреть Лизу из-за мужских спин. Нагло отталкивает Петю. – Какая крошечная, совсем пупсик, – воодушевленно лепечет, и я немного подтаиваю, однако на остальных членов семьи Славиных все равно поглядываю настороженно. Особенно на его отца. – Сколько же ей месяцев? Она будто только вчера родилась!
– Не вчера, а в новогоднюю ночь, – важно уточняет Петя, заставив своего папу побледнеть. – Сегодня выписались.
– Кхм-кхм, ты ни словом не обмолвился… – хрипит старший Славин. Достает платок из нагрудного кармана, смахивает испарину со лба, вытирает веки под очками.
– Повторяю, дочка наша! – едва не рычит мой муж-самозванец, словно лев, защищающий потомство. – Мы и рожали вместе.
– Ах, ничего себе, Петька, ты герой! – ахает Сашка, округляя и без того огромные, как у мультяшки, глаза. – Горжусь! Я серьезно. Я бы ни за что на свете на роды не пошла, даже на свои собственные, – мило хихикает.
– На своих особо не спрашивают и выбора не дают, – поддерживаю ее шутку. Переглянувшись, мы смеемся в унисон.
Постепенно успокаиваюсь, но Лизонька не дает мне расслабиться. Устав от посторонних людей, кривит личико, строит жалостливую гримасу и выдает очередную порцию отборного… крика. Моя лапочка совсем как сигнализация, возвещающая о том, что в дом проникли незнакомые люди.
– Так, не толпитесь тут и не шумите, – командует Ярослава Станиславовна, убирая черные волосы наверх, чтобы не мешали. Осматривается, находит розовый слип для малышки, подает мне. – Идите обедать, а я помогу Кирочке.
– Спасибо вам, – шепчу ошеломленно, когда она ласково проходится пальцами по животику крохи. Лиза прекращает плакать, разглядывает красивую тетю и прислушивается к ощущениям.
– Петя, тебе особое приглашение надо? – не оборачиваясь, произносит мать. – Выйди!
– Нет. Еще чего! – возмущенно спорит он. Выпроводив остальных, прикрывает дверь и возвращается. – Я рядом буду.
– Принеси Кире что-нибудь поесть. Ты же так и не села за стол? – уточняет с нотками заботы. Для меня это непривычно. От неловкости я закусываю щеку изнутри и слабо киваю. – Всю трапезу мы вам испортили своим визитом и наверняка график сбили. Если бы только знали… – укоризненно смотрит на сына.
– Что вы. Все в порядке, – горячо убеждаю ее. – Это же ваш дом.
– Теперь и ваш тоже, – убедительно заявляет, смотря прямо мне в глаза. Отворачивается, чтобы повторить: – Петя, решил голодом своих красавиц уморить? Поспеши!
– Хм, ладно, я быстро, – перехватив мой взгляд, он наконец-то сдается.
Остаемся с мамой Ярославой наедине. Она не задает коварных вопросов, позволяет мне самой во всем признаться и терпеливо ждет откровений. Занимается Лизонькой, даже берет ее на руки, покачивает. Подушечками пальцев невесомо, любовно проводит по лобику и щечкам. В этот момент мне становится не по себе.
Она ведь относится к малышке так, потому что считает ее родной внучкой? Поверила Петру?
Не могу обманывать таких хороших людей. Они ко мне с добром, а я… как свинья лицемерная!
Набираю полные легкие воздуха, пьянею от переизбытка кислорода – и будто на детекторе лжи выпаливаю все как на духу:
– Я не его девушка. И ребенок не его, – тяжело дышу, как если бы пробежала марафон. Правду говорить в стократ сложнее и морально, и физически. Все тело бьет мелкой дрожью. – Лизонька родилась от ужасного человека, с которым я хочу развестись, а Петр… просто мне помогает как юрист. Извините, пожалуйста. Давайте я возьму МОЮ дочку… Я не знаю, зачем он вас обманывает.
Руки так и зависают в воздухе, а ребенок остается в объятиях названой бабушки.
– Затем, что Петя, видимо, считает иначе, – лукаво ухмыляется Ярослава Станиславовна, не отпуская Лизоньку, а та пригрелась и больше не мяукает. – Заранее вас присвоил, и я его понимаю. Ты ведь любишь его? – обезоруживает меня прямым и хлестким, как выстрел в лоб, вопросом.
Опускаю голову, рассматривая свои сцепленные в замок кисти. Пальцы трясутся, нервы на пределе, сердце заходится.
– С четырнадцати лет, – честно выдаю. – Я на юридический поступила ради него и в город к нему приехала, а он… женился.
Шумно всхлипнув, задерживаю дыхание. Я истосковалась по маме, а с дедом не могла обсуждать дела сердечные. Долго держала все в себе. Вот меня и прорвало рядом с Ярославой Станиславовной. Словно на пару минуточек она заменила мне погибших родителей.
– Да уж, женился… Это была самая кошмарная ошибка, которую только может совершить мужчина, – приоткрывает завесу Петиного прошлого, а я жадно ловлю каждую деталь. Мне интересна его жизнь, пусть и без меня. – Мы с отцом до сих пор не понимаем, как его угораздило так встрять. Даша ни дня, ни минуты его не любила – это было видно всем, кроме Пети. Всю душу из него вытрясла, а заодно и деньги, бросив на грани банкротства. Мой сын – невероятный слепец.
– Я тоже была слепой, когда замуж выходила, – передергиваю плечами. – Наверное, мне было все равно, за кого. Я согласилась, лишь бы ребенок в полной семье рос, а получилось… Будет сиротой, как и я. У меня только дедуля.
– Надо нам тоже познакомиться с ним, – кивает самой себе, будто мысленно составляет план на будущее.
– З-зачем? – заикаюсь испуганно. Дедуля быстро тут всех построит, не разобравшись толком, кто меня обидел. Сначала всех накажет, а потом только спросит, что случилось. – Мы с Лизонькой уедем сразу после развода, вы не беспокойтесь.
– Кто же вас теперь отпустит…
Женские интонации смешиваются со знакомыми мужскими. Не могу разобрать, кто именно произнес эту фразу. Или одновременно?
Непонимающе моргаю, а мать кивает мне за спину.
Обернувшись, вижу в дверях Славина. Стоит, прислонившись к косяку, с подносом в руках. Сводит густые брови к переносице, изучает меня внимательно, задумчиво.
Ох, боженька! Как много он услышал?