Как стать папой за пять минут

Глава 22. Рогоносец

Петр

«Пампушка, все будет хорошо. Доверься…»

Развалившись в водительском кресле, я набираю Кире сообщение, но прерываюсь на середине фразы. Бросаю взгляд в боковое зеркало, прищуриваюсь. Не успеваю дописать, заметив подъезжающий автомобиль.

– Трындец, и года не прошло, – ругаюсь себе под нос, пока он пристраивается ко мне сзади. Надеюсь, хоть парковаться гамадрил умеет? Или права тоже папа по блату получал?

Так и не закончив мысль, машинально нажимаю кнопку: «Отправить» – и прячу телефон в карман. Бью ладонью по бардачку, лихорадочно и грубо открывая его, достаю бумаги. Скрутив их, нервно сжимаю в руке.

Выдыхаю.

Покидаю теплый салон машины и выхожу на мороз. Ледяной, пронизывающий до костей зимний воздух бодрит. Ветер хлещет по лицу, впиваясь в кожу миллиардом иголок, снежинки липнут к волосам и куртке, забираются за шиворот. Холодно, мать вашу, как в рефрижераторе, врубленном на полную мощность. Но мне плевать на все, кроме корявой фигуры в темном пальто, которая вываливается из внедорожника.

Подняв воротник, шагаю к нему по снегу.

– Максим, есть разговор.

Без приветствия хватаю его за шкирку и жестко разворачиваю к себе лицом. От неожиданности он поскальзывается на участке льда, чуть не падает, но повисает в моей хватке, как обосравшийся котенок. Смотрит зашуганно.

– Мы знакомы? – с опаской уточняет, когда я отпускаю его и небрежно хлопаю по плечу. – Смутно помню вас, но не могу понять, где мы могли видеться, – хмурится, изучая меня с ног до головы. В глазах мелькает тень узнавания.

– Может, потому что твоя дочка похожа на меня, рогоносец? – иду ва-банк. Нападаю на соперника, чтобы сожрать его раньше, чем он опомниться успеет.

– Ч-что? – шлепает губами, как рыба, выбросившаяся из проруби на лед.

Значит, шоковая терапия сработала. Пока Адов пребывает в состоянии ступора, я продолжаю давить на него. Хочется размазать его по земле, счесать рожу об асфальт, но нельзя… Бить можно только словами.

– Тяжелый случай, – тяну с сарказмом, обходя его и задумчиво рассматривая. – Ты так и не догадался?

– О чем? – резко оглядывается, едва не сворачивая шею.

– Кира родила от меня, – выплевываю четко и ясно.

Бледнеет, сливаясь с белым покрывалом января.

Вот так, козлина прокурорская. Шах и мат.

– Быть не может…

– Еще как может, – выдаю как можно правдивее и убедительнее. – Стал бы я лгать и чужого ребенка на себя вешать?

– Хм, да-а, – мгновенно соглашается этот недоносок.

По себе судит, но немного еще сомневается. Вижу это по бегающим глазам, по тому, как он заламывает пальцы и переминается с ноги на ногу, поэтому добиваю.

– Я все эти дни был рядом с ними. Врачи роддома подтвердят, да и камеры наверняка меня не раз поймали. Я из палаты практически не выходил, после выписки Киру с дочкой забирал. Ну что, вспомнил меня? – надвигаюсь на него.

Странные дела: мы почти одинакового роста, но он скукожился так, что я ощущаю себя великаном рядом с ним.

– А-а, так это ты… – задирает голову, еще раз просканировав мое лицо. – Точно, мы же пересеклись на выписке! Почему ты не сказал тогда, что они у тебя? Я, как идиот, по роддому бегал и пытался у медперсонала хоть каких-то объяснений добиться. Главная отморозилась, сказала: «Ты кто такой? Не положено!», а потом вообще на операцию ушла. Медсестричка там одна симпатичная была… – мечтательно вздыхает. Вот же бабник! Возвращаю его в реальность предупреждающим покашливанием. – Так вот, она хотя бы сообщила потом, что Киру выписали. Я психанул и деду ее позвонил, но тот в деревне застрял. Пришлось мне домой ни с чем ехать. Ты почему тогда промолчал?

– Так откуда мне было знать, что ты ее ищешь? Кира позже о своем якобы муже рассказала. Иначе я бы прямо там тебя в сугробе похоронил.

– Э, за что? – пятится к машине.

– За все хорошее. Не хрен чужую бабу беременную в жены брать.

– Так я думал, она от меня…

– Совсем ничего тебя не смутило, нет? – ехидно подстегиваю, наблюдая за его реакцией. – Залет с первого раза, роды на тридцать пятой неделе…

– Кира пояснила, что ребенок недоношенный.

– А ты и повелся, – издевательски посмеиваюсь.

– Так вы до меня встречались?

– Да, – быстро отвечаю, причем даже не лгу. Мы действительно давно знаем друг друга. – Потом я вынужден был уехать, а она тебя, лоха, нашла.

– Уверен, что все именно так и было? – прищуривает поросячьи глаза.

– Я, в отличие от тебя, все перепроверил. Вот, полюбуйся.

Протягиваю ему бумаги, выдерживая прямой зрительный контакт. Если блефовать, так идти до конца. Главное, чтобы гамадрил поверил и принял поражение, а папку-прокурора он сам переубедит.

– Это еще что?

Макс листает мучительно медленно. Время тает, как снег на солнце. Кира наверняка извелась вся со старшим Адовым. Одна надежда на Костю, что он не даст ее в обиду, ведь поклялся беречь мою девочку. Правда, взамен я пообещал не совать нос в это дело, но ослушался.

– Генетическая экспертиза, – чеканю чуть ли не по слогам. – Мы с ребенком сдали тест ДНК, и сегодня я получил результат.

Застываю, считывая каждую эмоцию с придурковатой морды гамадрила. Фальсификацию он вряд ли заметит – тест был сделан в настоящей клинике. Просто есть нюансы… Лаборант – мой должник, я его семье однажды помог в сложном деле. Теперь пришло время вернуть должок.

– Вероятность отцовства 99,9 процентов… Вот ш-ш… – Адов собирается грубо выругаться в адрес моей Пампушки, но я инстинктивно хватаю его за грудки и встряхиваю, как мешок с картошкой.

– Не смей, – зло цежу сквозь зубы.

С трудом заставляю себя разжать кулаки и легко отталкиваю его от себя. От греха подальше, иначе Костя меня придушит за то, что помял прокурорское отродье.

То ли я не рассчитал силы, то ли Максим слабак, однако он внезапно теряет равновесие и впечатывается в собственную машину. Проехавшись лицом по краю капота, скатывается в снег, распластавшись всем телом. Нашел время снежного ангела делать!

– Серьезно ты настроен, – хрипит с земли, сплевывая снежинки. – Что делать-то теперь?

Тяжело поднимается, потирая покрасневшую скулу. Да черт! Какой же неудачник! Сам себя убьет, а мне отвечать потом…

– Все просто: ты подаешь иск об оспаривании отцовства, я восстанавливаю свои права. После этого мирно расходимся.

– Звучит круто, – неожиданно усмехается. Гаденько так, противно, как гиена. Опять кулаки чешутся, однако я сдерживаюсь, а он вдруг вздыхает. – Но отец меня убьет.

– Если чужого ребенка им подсунешь, будет еще хуже. Выбирай.

– Согласен. Только… – хватает меня за рукав, когда я разворачиваюсь, чтобы вернуться в машину, – идем со мной к юристу? Подтвердишь мои слова, если потребуется, да и… страшно мне как-то.

– Нет, дальше сам, – высвободившись, брезгливо оттряхиваю куртку. – Тест у тебя на руках. Имена там есть. Всех троих, в том числе и матери, – киваю на фиктивный документ, предвкушая наказание от Киры за весь этот финт с ДНК. Она девочка честная, в отличие от меня.

В любви все средства хороши. Ради Лизоньки она будет молчать, а Костя все схватит на лету и вырулит правильно. Это единственный шанс вырвать ребенка из клоаки Адовых.

Делаю шаг в сторону, чтобы освободить Максу путь, но он опять прилипает ко мне.

– Пожалуйста! – складывает ладони в умоляющем жесте. – Пойдем вместе!

Смотрит на меня большими глазами, как тот самый хитрый и трусливый котяра из «Шрека». Чую, что без меня он все перепутает, испугается и испортит мой план, который и так на ладан дышит.

– Тц, какой ты… – кривлюсь с отвращением. – Ладно, идем. Шевелись, – пихаю его в спину, а сам плетусь следом, будто чертов телохранитель.

Елки замерзшие, я точно не выживу сегодня! Мало того что Воскресенский будет в ярости, так еще и Кира обидится за то, что я ничего не сказал и выставил ее неверной женой. Хотя я не раз намекал ей, но… в итоге решил провернуть все тайно. Испугался, что моя честная девочка не одобрит ложь, даже во благо. Теперь ее чувства меня волнуют больше всего.

«Пампушка, поддержи меня. Все по плану», – на ходу вбиваю сообщение.

Шагаю по коридору, исподлобья поглядывая на мельтешащую впереди фигуру Адова. Закатываю глаза, когда он путает двери и сначала врывается не в тот кабинет. Извинившись, спешно ретируется и с надеждой поворачивается ко мне. Заблудился в трех соснах. Указываю на табличку с фамилией Воскресенского, хотя с большим удовольствием послал бы этого придурка в темное, глубокое место.

– Подожди, папа. Это не мой ребенок, – пафосно выкрикивает Макс, распахнув дверь. – Так что я могу оспорить отцовство, развестись и опять стать свободным.

Воодушевленный и смелый, он взмахивает рукой с бумагами и бодро жестикулирует, как Ленин на броневике, затеявший великую революцию. До вождя мирового пролетариата ему, конечно, как до Луны на карачках, но старается…

«Славин, ты труп!» – прилетает мне тем временем ответ с номера Киры.

Выгибаю бровь, еще раз вчитываясь в текст. Ни черта не понимаю! Не могла она так написать. Мы в принципе иначе общаемся…

Неужели так сильно обиделась?

Да что ж такое!

Грубо толкаю Макса, чтобы не загораживал проход, огибаю его, ударив плечом – и влетаю в кабинет. Наплевав на присутствующих, взглядом ищу Киру.

Она смотрит прямо на меня, растерянно и удивленно. Мнет пальцами листок бумаги. Едва заметно улыбаюсь ей, чтобы не переживала, и перевожу внимание на Костю. Сидит злой, как черт, крутит в руке телефон Пампушки. Видимо, конфисковал, чтобы на меня не отвлекалась.

Ясно, кто мне в эсэмэске нахамил. Все становится на свои места.

– Какого лешего здесь происходит? – шипит Воскресенский. Ноздри раздуваются, как у быка при виде красной тряпки, а из ушей того и гляди пар повалит.

Пока он закипает, я спокойно обхожу стол и сажусь справа от Киры, таким образом полностью отсекая ее от Адовых: ни с какой стороны к ней не подступиться. В обиду не дадим! Тем временем Максим чуть ли не вприпрыжку бежит к отцу показывать результаты теста ДНК. Костя мельком заглядывает в бумаги, замечает печать лаборатории и хмурится.

«Это и есть твой план Б?» – присылает он мне еще одного «электронного голубя», пользуясь моментом, пока старший Адов перешептывается с непутевым младшим.

«Он единственный», – честно отвечаю.

«Если всплывет, мы оба трупы», – и два смайла в конце с крестами вместо глаз.

Убираю телефон, а Костя возвращает его Пампушке. Она быстро пролистывает нашу переписку, шумно выдыхает и косится на меня. Схлестываемся взглядами буквально на доли секунды, и я не успеваю понять ее реакцию. Отвернувшись, Кира выпрямляет осанку, приподнимает подбородок и с вызовом смотрит на недомужиков, которые чуть не стали ее семьей. Кажется, она готова отражать оскорбления и стойко выдерживать любые удары, но я не позволю им растоптать ее.

– Что здесь делают посторонние? – возмущенно вопрошает прокурор, намекая на меня.

– Да не говорите, Игнат Валерьевич, полный бардак, – пристрелив меня взглядом, Костя хлопает ладонью по своей папке с материалами дела. Пампушка вздрагивает, я же никак не реагирую. Ухмыляюсь, потому что привык к его манере и знаю, чего ожидать. С места не срываюсь, а невозмутимо постукиваю указательным пальцем по столу.

– Так разберитесь, – настаивает Адов, как настоящий хозяин жизни.

– Я бы с удовольствием… Но тогда первым делом я должен выставить за дверь вас, Игнат Валерьевич, – немного сбив с него спесь, Воскресенский продолжает: – Но раз уж я закрыл глаза на ваше присутствие, то и представителя моей клиентки мы тоже выслушаем.

Только сейчас отмечаю, что в помещении есть еще один человек-невидимка. Он сидит чуть поодаль и не отсвечивает. Наверное, адвокат Максима. Мысленно вычеркиваю его из списка потенциальных угроз. Самого гамадрила я еще на улице списал и отправил в утиль. А вот с прокурором придется пободаться.

– Я настоящий отец ребенка, – заявляю, когда Костя дает мне слово. Кира икает, но благоразумно молчит. Моя умница. – И я намерен отстаивать свои права.

Минутная заминка, во время которой Адов расслабляет узел галстука, а мы втроем почти не дышим.

– Что скажешь? – гневно рычит на сына. – Ты уверял нас с матерью, что эта провинциалка от тебя понесла.

– Аккуратнее с выражениями, – предупреждает Костя, заметив, как меня раздражает его пренебрежительный тон. Сложно держать себя в руках, когда нападают на любимую, но так надо…

– Вот же… – Максим двигает бумаги из клиники ближе, а потом важно, убедительно добавляет: – Если бы от меня, то родить она должна была в феврале! Не раньше! Обманула меня! Зато теперь все круто, избавимся от них обеих…

– Тш-ш, – шикает на него Адов и, уронив голову, закрывает лицо руками. – В кого же ты такой идиот, – выдыхает в ладони. Нервно растирает щеки и хрипло произносит: – Надо подстраховаться, чтобы нигде это не вылезло…

– Потребуйте еще один тест ДНК, – безмятежно, с глубоким равнодушием бросает Костя. Он решил закопать нас обоих? Что творит!

Вопросительно поднимаю брови, а он продолжает таким же холодным тоном:

– Правда, придется делать это через суд и просить разрешения матери. Если она будет против, процесс затянется, информация просочится в массы, но это мелочи, – отмахивается непринужденно. Расслабленно откидывается на спинку стула, и я следую его примеру. Сжав пальцами переносицу, облегченно хмыкаю. Хитрый жук! На секунду даже я повелся!

Адов нахально прогоняет собственного адвоката из кабинета и плотно прикрывает за ним дверь.

– Константин Юрьевич, вам мало того видео, где мой сын без штанов скачет? – хрипит, вернувшись за стол. – Хотите уничтожить меня, рассказав всему миру о подкидыше, на которого мы едва не повелись?

– Не смейте так говорить о моей дочери! – вспыхивает Кира и подскакивает с места.

– Знай свое место, пигалица, – прыскает в нее ядом, и у меня срывает стоп-кран.

– Может, и мне покажете? – медленно встаю и упираюсь кулаками в стол. Слышу грохот, боковым зрением замечаю, как Максим едва не падает со стула. Зашуганный совсем стал, ему бы нервы подлечить.

– Так, хватит! – рявкает Воскресенский. – Развели балаган. Если мирно договориться не получается, значит, встречаемся в суде, – тоже поднимается и делает вид, что собирает вещи.

– Подождите, – Адов выставляет ладонь, останавливая его. – Черт, тихо и без скандала с вами не получится, – задумчиво бубнит, массируя виски. – Шумиха мне совершенно не нужна. У меня есть знакомые, которые разведут Максима и эту… – хочет выплюнуть очередное оскорбление, но, споткнувшись о мой яростный взгляд, проглатывает грубые слова. Вместо них выдавливает из себя: – Ки-иру… без лишней волокиты. Также по своим каналам я помогу быстрее оформить отмену отцовства и переписать ребенка на вас, – вскидывает голову.

– Я без вас справлюсь, не беспокойтесь, – надменно отвергаю его предложение.

Костя не вмешивается, а внимательно следит за нашей перепалкой. Кира ведет себя тихо, как затравленный мышонок, послушно отдает мне инициативу, зато в какую фурию она превращается, когда речь заходит о дочке! Не девушка, а пожар! Настоящая мать в оболочке нежной принцессы.

– Я должен быть уверен, что не будет никаких неожиданностей, – Игнат Валерьевич барабанит пальцами по подбородку. – Я согласен на любые условия, лишь бы мы замяли это дело.

Неожиданно протягивает мне руку. Теряюсь на секунду, но слышу многозначительное покашливание Кости – и пожимаю ладонь прокурору.

С подозрением изучаю его лицо, бордовое от духоты, нервов и повышенного давления. Не верится, что так легко все обошлось. До последнего жду подвох, но… его нет.

Мы все вместе выходим из офиса. Уже не как противники, а чуть ли не как добрые товарищи. Больше ничего не обсуждаем, потому что Адов опасается посторонних ушей. Прощаемся на крыльце и расходимся.

На заснеженных ступеньках хочу придержать Киру за локоть, чтобы не поскользнулась, но она не позволяет даже притронуться к себе. Спускается сама, замирает на площадке перед парковкой, изучает отдаляющихся от нас Адовых. Замечаю, как поднимаются и опускаются ее хрупкие плечи, будто она тяжело вздыхает. Приближаюсь со спины, чтобы обнять, но она резко оборачивается.

– Спасибо вам, Константин Юрьевич, – щебечет с улыбкой, вызывая укол ревности в моей груди, а потом вежливо, с прохладой обращается ко мне: – Петр, не мог бы ты открыть машину? Холодно, – зябко потирает плечи.

– Конечно, Кира, – хмуро дублирую ее тон.

Снимаю автомобиль с сигнализации, и она тут же прячется в салоне. Устраивается на переднем пассажирском кресле, устремив взгляд перед собой.

– Тебе хана, – ехидно жужжит над ухом Воскресенский, неторопливо застегивая черное пальто.

– А ты и рад, – мрачно бурчу.

– И не скрываю этого. Кто-то же должен тебе отомстить за мои седые волосы. Кстати, в этом месяце останешься без премии. Считай, штраф за самодеятельность. Хотя вышло забавно, – неприкрыто потешается.

– Ради бога! Я на адвокате больше сэкономил, – парирую с сарказмом.

– Ну, за это ты вообще теперь у меня в пожизненном рабстве, – смеется он, выдыхая клуб пара. Вижу, что ни капли не злится, но марку строгого руководителя держит. Поразмыслив, неожиданно серьезно добавляет: – А если девчонку эту потеряешь или обидишь, я тебя уволю на хрен.

Костя уходит, не прощаясь. Я же с тоской смотрю на машину, где ждет меня Кира, расстроенная и огорченная. Иду к ней, как на эшафот. Запускаю пятерню в волосы, судорожно взъерошив их, и занимаю водительское место. Завожу двигатель, а она провожает долгим взглядом автомобили Адовых. Не двигается и даже не дышит, пока они не скроются из вида.

– Кирочка, извини, я… – поворачиваюсь к ней, облокотившись о спинку кресла, но договорить не успеваю.

Рвано всхлипнув, Пампушка вдруг подается вплотную ко мне, крепко обвивает руками шею, словно придушить собралась, и прижимается к моим губам своими. Опешив, округляю глаза и, как парализованный, не могу даже нормально ответить на поцелуй. Это же он? Странно… За что?

– Ой, – краснеет Кира, не получив отклика, и отшатывается.

– Нет-нет, продолжай, – очнувшись, подцепляю пальцами ее подбородок.

Сам целую ее, нежно и невесомо. Но с каждой секундой завожусь все сильнее, терзаю теплые, пухлые губы, вторгаюсь языком в сладкий рот. Забываю, где мы и зачем, однако Кира приводит меня в чувство.

– Я так испугалась, Петь, – жалуется, уткнувшись лбом в мое плечо. Поглаживаю ее по голове, прислушиваюсь к шумному дыханию. – Когда Адов сказал, что все равно заберет Лизоньку, я думала, умру прямо там, в кабинете. Если бы не ты…

– Тише, все позади, – успокаиваю ее, как ребенка. – Теперь они уверены, что дочка моя. Все хорошо.

– Да, – отстраняется, заглядывая мне в глаза. – Только тебе придется ее на себя записать, – прищуривается виновато. – Временно…

– Навсегда, Пампушка, – ухмыляюсь, наконец-то осознав, что именно ее тревожит. Честная девочка, не хочет вешать на меня чужого ребенка. Только не учитывает, что Лизонька стала мне родной. – Выходи за меня, – повторяю предложение, которое уже делал ей при Иване Елисеевиче.

– Ты что опять? – смущенно выпрямляется, не глядя на меня, и пристегивается.

– Подумал, пока ты добрая, точно прокатит, – улыбаясь до ушей, трогаюсь с места. – Не прокатило?

– Спроси еще раз, когда разведусь, – игриво шепчет, принимает серьезный вид и сжимает губы, однако уголки все равно упрямо ползут вверх.

– Спрошу. Репетируй ответить мне «да».

Как говорится, бог любит троицу. Однако я подготовлюсь, чтобы наверняка. Дочка без пяти минут и пары бумажек уже моя, осталось мамочку заарканить. Где наша не пропадала!