Как стать папой за пять минут

Глава 18. Ночь откровений

Вечер того же дня

Кира

Тихо напеваю колыбельную, покачивая детскую кроватку с маятником. Всматриваюсь в кукольное, умиротворенное личико уснувшей дочери.

Сквозь монотонное звучание собственного голоса едва различаю скрип двери. Прислушавшись, смущенно умолкаю. Не оборачиваюсь, но чувствую на себе жгучий взгляд, который пробирает до костей.

– Ты очень красиво поешь, необычно, – доносится негромко и нежно, отзывается жаром в груди, рассыпается мурашками на коже.

Забираюсь с ногами на постель, притягиваю колени к груди и нехотя оглядываюсь на Славина. Мне неловко смотреть ему в глаза после сегодняшней беседы с его матерью. Он хоть и сделал вид, что ничего не слышал, но отношение ко мне заметно поменял. Стал более внимательным и чутким, ни на секунду не оставлял меня одну, а еще… подозрительно молчал. Однако его взгляд… вместо тысячи слов. Вот и сейчас прямо в душу проникает.

– Глупости, – вспыхиваю от комплимента, небрежно отмахиваюсь. – Вы так смеялись, пока я Лизоньку укладывала, что даже здесь было слышно. Я отвлекла ее, как сумела. Что-то веселое обсуждали?

Покосившись на Петю, выжидающе прикусываю губу. Вечером мы с малышкой закрылись в комнате, а он остался с родными на кухне. Мне дико интересно, о чем они там говорили больше часа, я сгораю от любопытства, но спросить прямо не решаюсь.

– Пф, мне вообще не до смеха, – шипит возмущенно, но сдавленно, чтобы ребенка не разбудить. Из-за этого его голос звучит забавно и заставляет меня улыбнуться. – Я им в общих чертах рассказал о том, что случилось в новогоднюю ночь. И немного про партнерские роды… Нашли, над чем потешаться. От отца я вообще такой реакции не ожидал, он всегда мне серьезным казался, – бурчит недовольно.

– Что он сказал по поводу Лизоньки? – испуганно уточняю. Старший Славин так и остался для меня загадкой. Сдержанный, молчаливый, мрачный, он за обедом ни слова не проронил. Лишь искоса наблюдал, как я пряталась за Петю, сжимая его руку под столом.

– Мать с ним сама наедине поговорит, все объяснит. Папа поймет и примет, не заморачивайся, – успокаивает меня, но получается плохо. – Для остальных она моя дочь, – неожиданно грозит пальцем. – Сашка вон даже сходство между нами нашла.

– Но это же не так…

– Значит, сделаем, чтобы стало так, – вводит меня в ступор непонятной фразой.

Подходит ближе, попадает под свет ночника, и я только сейчас замечаю подушку и плед у него подмышкой.

– Что это?

– Сегодня я ночую с вами. Все жилые комнаты заняты, а в западной части дома ремонт. Потерпишь меня немного? – игриво подмигивает, вгоняя меня в краску и легкий шок.

– Прямо в одной постели? – округляю глаза, когда он бросает белье на кровать.

– Здесь другого койко-места нет, – усмехается. Настроение у него приподнятое. В отличие от моего. Я растеряна и насторожена. – Согласен, так себе отель, на пять звезд не тянет. В свое оправдание могу сказать, что я не храплю. Вроде бы…

Дергает за край своей футболки – и одним движением снимает ее, оголяя каменный торс. На доли секунды задерживаюсь взглядом на рельефных мышцах, на впалом пупке, на дорожке темных волос, ведущей к пряжке ремня и скрывающейся под поясом брюк. Сглатываю и, затаив дыхание, стискиваю мгновенно пересохшие губы. То, о чем я наивно грезила в своих девичьих фантазиях, внезапно меня пугает.

– Петя, не надо, – приглушенно пищу, закрыв лицо руками.

– Пампушка, ты боишься меня? – садится рядом, проминая матрас, обхватывает мои запястья и убирает вниз, чтобы посмотреть мне в глаза. – Раньше я списывал твою реакцию на элементарное смущение, а сейчас вижу страх. Ты чего? Да не трону я тебя, – натянуто улыбается, но взгляд остается серьезным. – Как ты это себе представляешь? Даже если допустить, что я такой моральный урод, здесь полный дом родственников, а в придачу ребенок рядом в кроватке. О чем ты только думаешь, м? – щелкает по носу.

– Ни о чем, – импульсивно зажмуриваюсь. – Однако предупреждаю на будущее, что в случае чего тебе придется везти меня на скорой с кровотечением, – намеренно нагнетаю, а у самой внутри все трепещет. – Ланская запретила мне любые контакты как минимум на месяц.

– Кира? – после паузы строго зовет меня Славин. Подцепив пальцами подбородок, заставляет меня запрокинуть голову. Устанавливает зрительный контакт. Хмурится. – А как вообще Лизонька появилась? Это было против твоей воли?

На дне его зрачков поселяется такая беспросветная тьма, что мне становится не по себе. Вздрагиваю, чтобы сбросить с себя нарастающую негативную энергию.

– Мы встречались с Максом, я сама приняла приглашение к нему домой. Я взрослая девочка и вполне осознавала, к чему все это может привести, – произношу твердо. – Если ты намекаешь на принуждение, то как юрист должен понимать, что инкриминировать ему нечего.

– Но ты не горела желанием? – упорно пытает меня, как следователь на дознании.

– Скажем так… – подбираю слова, чтобы правильнее передать свои впечатления от той ночи. – Я представляла свой первый раз иначе.

«И не с Максом», – добавляю про себя, вовремя прикусив язык.

Адов не оставил ни одного приятного воспоминания. Мне даже зацепиться не за что. Было больно, некомфортно, резко. Пахло алкоголем и потом. Меня немного подташнивало. Я ощущала себя надувной куклой, а потом долго отмывалась под душем, будто меня изваляли в грязи.

Больше ни-че-го. Наверное, со мной что-то не так…

– Первый… – задумчиво повторяет Петр, будто с сожалением. – Сказала гамадрилу об этом?

– Он выпил немного, разогрелся – и не вникал в такие несущественные детали. Все как-то быстро случилось. Он и не понял, что у меня до него никого не было. Отключился почти сразу же, а утром я все убрала и на автобус сбежала, пока он спал.

Взмахнув ресницами, поднимаю взгляд на Славина. Неуместные мысли лезут в голову… Интересно, а с ним было бы иначе? Трепетнее, нежнее и… по любви.

Петр красивый, мужественный, сильный. А еще от него пахнет вкусно – хвойным гелем для душа, свежестью зимнего моря, мандаринами. И руки у него такие жилистые… Он бережно сжимает мои ладони, а от кистей к предплечьям разветвляются выпуклые вены, бугрятся под порослью волос. Очень брутально.

Хватит, Кира!

Встряхиваю головой, чтобы прогнать бурные фантазии. Ладошки потеют, и я, высвободив их, незаметно вытираю по очереди об простыню, сминаю пальцами холодную, гладкую ткань. Комкаю ее, как кошка лапкой.

Да что со мной! Никогда ничего подобного не чувствовала.

– Извинился потом? – вторгается в сознание хриплый баритон. Точно, у Пети еще и голос приятный – бархатный, обволакивающий… Приди в себя, Кира!

– Извинился? За что? – обреченно закатываю глаза. – Наоборот, предлагал повторить. А через месяц, когда я ему о беременности сказала, уточнил, от него ли я залетела.

– И тогда ты призналась, что была девственницей? – пытается предугадать ход нашего разговора Славин, но ошибается.

– Нет. Отвесила ему пощечину и послала к черту. Почти туда Макс и пошел – отправился к Адовым на семейный совет. Пропал на несколько недель, а потом вернулся…

– Предложил аборт?

– Заикнулся, но я отказалась. Убить ребенка – большой грех. Меня бы дедуля не простил, да и родители там наверху осудили бы, – машинально указываю пальцем в потолок. Опомнившись, прячу руки, сцепив их в замок на коленях.

– Верующая?

Славин изучает меня, как неведомую зверушку, занесенную в Красную книгу.

– Не знаю… – неопределенно веду плечом. – Дедуля всегда верил. Да и в нашем поселке так принято: воскресные службы, праздники… Ну, ты ведь и сам помнишь. А я… наверное, уже разуверилась.

Слеза предательски скатывается по щеке, но Петя смахивает ее костяшками пальцев. Подушечками невесомо проходится по скуле, касается виска, заправляет локон волос за ушко.

– Как же этот придурок предложение тебе сделал?

– Подарил кольцо, которое не подошло мне по размеру, и перед фактом поставил. Сказал, что ребенку требуется семья, а я… согласилась. Все-таки лучше быть замужем, чем потом опозориться на весь поселок. Хотелось верить, что Макс действительно одумался и мы ему нужны, – горько усмехаюсь, ощущая себя полной дурой. – Потом я поняла, что его просто родители вынудили. Для Адовых на первом месте имидж фамилии, а незаконнорожденный внук стал бы пятном на их безупречной репутации. Так что мне невероятно повезло, что они меня приняли. И я должна быть благодарна им до конца своих дней, – цитирую своих неудавшихся родственников.

– Чего-о? – скептически тянет Славин. – Ты что говоришь такое, Пампушка?

– Не я… Они постоянно это повторяли. Воспитывали меня, поучали, одергивали, если я говорила или делала что-то не так. Даже подумать страшно, как они отреагировали на мой побег со свадьбы.

Петр меняется в лице, будто усилием воли перещелкивает программу внутри себя. Становится добродушнее, мягче, теплее.

– Уверен, это было комично… – почесывает подбородок, хитро глядя на меня. – Ты только вообрази их перекошенные лошадиные морды, – кривляется, чтобы меня отвлечь и успокоить.

– А как они ругались, наверное, у-у-у… – поддерживаю его тон.

– Орали, как гиены после неудачной охоты. Добыча убежала, пришлось жрать друг друга, – нашептывает, приблизившись ко мне.

Прикрыв рот ладошкой, прыскаю в нее и хихикаю как можно тише, чтобы не потревожить Лизу. Из глаз брызгают слезы, но на этот раз вызваны они смехом.

– Это точно, – сипло произношу. – И очень смешно.

Переглянувшись, мы начинаем давиться безудержным хохотом вместе. Сложно сдерживаться, когда эмоции бьют ключом.

Малышка ворочается, мурлычет во сне – и мы оба осекаемся, как по команде. Прикладываю палец к губам. Затаившись, не свожу глаз с дочки. Убедившись, что она спит, подаюсь вплотную к Петру.

– Они же не заберут у меня Лизоньку? – хватаю его за руку, импульсивно царапаю запястье, впиваюсь ногтями там, где бьется пульс. – Пообещай мне, Славин!

– Да клянусь! – сурово сводит брови. – Не отдам ни тебя, ни ее. Поняла?

– Угу… – мычу, немного расслабляясь. Верю. – После моего финта с побегом они тест ДНК требуют. Если бы малышка не от Макса оказалась, они бы оставили нас в покое. Но анализ ведь родство покажет, как ни крути, – цокаю с огорчением.

Я жизни своей не представляю без Лизоньки. Вот бы она была не от Адова! Однако это невозможно.

– Вот как? Сомневаются, значит? – размышляет о чем-то, а потом вдруг выдает: – Будет им тест ДНК.

– В смысле? Петя! – перехожу сиплый хрип, чтобы не закричать от возмущения и паники. – Тогда Лизу мне точно не видать как своих ушей!

– Не накручивай себя, Пампушка. Доверься мне, – убедительно чеканит, гипнотизируя меня потемневшим взглядом. Продолжает гораздо мягче: – Можно тебя обнять?

Теряюсь на секунду. Мне не страшно, но… как-то неловко.

– А з-зачем?

– Просто так, – ухмыльнувшись, Славин падает спиной на постель и притягивает меня к себе. – Какая же ты еще маленькая, – зарывается пятерней в мои волосы на затылке, проводит по всей длине, распутывает пряди, перебирает их. – Все хорошо будет.

Некоторое время лежу неподвижно, распластавшись на его широкой, голой груди, покрытой жесткими волосками, и почти не дышу.

Непривычно.

Обниматься с мужчиной… просто так. Без продолжения.

В редкие моменты близости Макс брал свое и поворачивался на другой бок, а потом и вовсе спать со мной перестал, как только животик округлился. Оставил постель, потому что не было смысла находиться рядом. Правда, не скажу, что я сильно расстроилась. Мне не хватало нежности, но, если честно, я все равно не получала ее от Адова. Он не мог дать ничего, кроме быстрого секса, который мне так и не понравился. Слишком много шума вокруг непонятной возни в кровати. Я ожидала большего…

С Петей мне хорошо, как не было ни с кем и никогда. Тепло, умиротворенно. Хочется мурлыкать.

Уткнувшись носом во впадину между ребрами, слушаю стук сердца за мощной грудиной. Когда оно успокаивается, а мужское дыхание выравнивается, я осознаю, что Славин уснул, так и не выпустив меня из объятий.

Расправляю сжатую в кулак ладонь, опускаю на горячий пресс, веду вверх по торсу, упираюсь пальцами в ключицу… Замираю. Убедившись, что Петя крепко спит и не шевелится, свободно обнимаю его, прижавшись щекой к мерно вздымающейся груди. Осмелев, закидываю ногу ему на бедро.

Засыпаю, словно с огромным плюшевым мишкой. Как же мне не хватало в жизни вот такого обычного человеческого тепла.

***

Посреди ночи подрываюсь от внезапного детского плача, резко упираюсь локтем во что-то жаркое, твердое, случайно наваливаюсь всем телом – и слышу сдавленный хрип.

– Ох ты ж… кхм, – кашляет Петр, которому я сильно надавила в бок над пахом, корчится от неожиданной боли, но не ругается. – Ты меня жизненно важных органов лишишь, – еще и отшучивается, едва не сгибаясь пополам.

– Прости, – на автомате поглаживаю ушибленное место под прессом, подтягиваюсь и чмокаю пострадавшего мужчину в нос, как привыкла целовать Лизу.

Он часто моргает, смотрит на меня спросонья, недоуменно вздергивает брови.

– Что вообще происходит? – протирает глаза. Заразительно зевает, но очередной крик ребенка заставляет его захлопнуть рот.

– Лизонька сейчас весь дом поднимет, – испуганно озираюсь, будто с минуты на минуту к нам ворвется группа захвата в виде Славиных и выгонит в ночь на улицу за то, что мешаем им спать. Рывком подаюсь к кроватке. – Я… её… успокою. Тш-ш, – нервно покачиваю малышку, а она голосит еще громче.

– М, ну и правильно, – Петя неуклюже поворачивается, как большой медведь, вышедший из спячки, нехотя садится, откидываясь на спинку кровати. – Не фиг им отдыхать, если мы не спим, – почесывает затылок, приглаживает растрепанные волосы, опять зевает. – Как думаешь, чего лялька хочет?

Покосившись на него, изучаю усталое, помятое лицо, пытаюсь считать эмоции. Вроде бы он не злится. Даже не раздражен. Немного расфокусировано смотрит на вопящую в кроватке Лизу, легко улыбается.

– Не знаю. Кормление нескоро. Сейчас переодену и… – беру ее на руки, ощупывая полный подгузник.

Перекладываю крикливую и, судя по всему, брезгливую кроху на пеленальный столик. Благо, он стоит рядом. Шустро раздеваю ее, протираю ножки и влажную попку детскими салфетками. Тянусь к коробке за новым подгузником, но ловлю лишь воздух.

– Закончились, – удивленно выдыхаю. – Кажется, была еще одна упаковка в сумке, которую мы не успели разобрать. А сумка… – осматриваю комнату, однако ничего не нахожу в полумраке. – В шкафу, наверное. Ну-ка подержи ее минутку, – машинально вручаю Славину дочку, обернутую лишь в тонкую пеленку.

– Давай, – спокойно соглашается, бережно прижимая к себе крохотный по сравнению с ним комочек. Аккуратно откидывается на подушки.

На доли секунды замираю, любуясь непривычной картиной. Этому суровому мужчине так идет отцовство. Впрочем, Петру все к лицу. Я еще семь лет назад поняла, что он идеален. До сих пор не разочаровал. Наоборот…

Вздыхаю. Трогаю щеки ладонями, чувствуя, что покраснела. Пока Славин не заметил моей реакции, отхожу к шкафу и ныряю в большую сумку.

Боже, какой бардак! Надо будет навести здесь порядок и разложить вещи.

С трудом нахожу нужную упаковку, вскрываю ее.

Прислушиваюсь.

Что-то не так…

Мгновение спустя понимаю, что именно меня насторожило.

Полная ти-ши-на.

Поднимаюсь с корточек и прокручиваюсь на пятках, сжав подгузник в руке.

– Петя, а… – осекаюсь на половине фразы.

Сердце тает, а улыбка трогает губы.

Лиза устроилась на груди у временного папочки, подобрав ножки под себя и оттопырив голую попу кверху. Пеленка сбилась в сторону. На спинке лежит большая мужская ладонь, почти полностью накрыв ее, будто одеялом.

Славин дремлет. Малышка, судя по всему, тоже.

Совсем недавно я нежилась в его объятиях, а теперь дочка захватила территорию. Понимаю… С ним уютно.

– Согласна, что так спать очень удобно, но тебе пока небезопасно, – нежно нашептываю, бесшумно приближаясь к ним. Перекладываю ребенка Пете под бок. – Давай поворачивайся, во-от так. Где наши ножки? – приговариваю, натягивая подгузник. Лизонька причмокивает сквозь сон. – Прячем попку, ты же леди. Так, теперь иди ко мне…

Хочу взять ее на руки, но вновь раздается возмущенный крик, как сигнализация. Славин просыпается, распахивает глаза, ладонью ощупывает постель рядом, пока не находит младенца. Хмуро косится на меня.

– Пусть полежит с нами. Не хочет она в кроватку, – бурчит, поворачиваясь так, что Лизонька оказывается у его груди и мигом умолкает. Маленькая хитрая лисичка.

– Сговорились? – упираю руки в бока.

– Мать, ложись спать, – ехидно приказывает Петя, подложив одну руку под голову, а второй накрыв довольную дочку. – У нас кормление нескоро, – повторяет мои же слова.

– Ладно, – вздыхаю, опускаясь на край постели.

Мы лежим друг напротив друга. Лицом к лицу. Между нами – малышка, которая пригрелась и сладко сопит.

– Колыбельная будет? – шепчет Славин, поднимая руку и укладывая ладонь мне на талию. Будто обнимает сразу нас обеих.

– Тебе спеть, что ли? – поддеваю его. Улыбается, лаская меня взглядом.

– Я и так отрубаюсь, – усмехается и демонстративно закрывает глаза. – Лизе пой.

Растянув губы в улыбке, блаженно смыкаю веки и начинаю тихо напевать. Не замечаю, как сама засыпаю, убаюканная мужской нежностью и заботой. Нам с доченькой настолько спокойно и хорошо, что хочется, чтобы так было всегда.